Free Fucking Bandit Homie, Lover, Son

Кому может становиться важно то, на что прежде не было нужды обращать внимание, тем более пристальное, как случилось сейчас, с недавних пор. Подавляющему множеству на то, что стало максимально близко кому-то конкретному, и дальше будет плевать на нечто, что образами и атмосферой может давать надежду, а также сохранять рассудок с временами непроизвольной улыбкой на лице. Или скорее всё же, как бы ни было печально признать, помочь принять и приспособиться к тому, что оказалось неизбежно — и очень даже неплохо, что поводом для адаптации не стало безвольное рабство любого плана или неизлечимая болезнь, где и в современной медицине врачи бессильны даже с взиманием баснословных денег. Впрочем, частично нечто такое, повод принять и жить с этим, касался в том числе её частично, хоть и больше того, кто в итоге всё же попал под раздачу, на которую, по сути, давно напрашивался своим нравом и злоупотреблением свободой. Да, всё так, вот только теперь, спустя дни она окончательно перестала винить себя за непредусмотрительность в воспитании, что обычно допускают те матеря, для кого их дети не повод получить пособие и просадить его, а самые ценные близкие, какие только могут быть. Давно взрослым, он сам довел до того, что теперь его садят за решетку… соучастница ли она, как мать, потому что «недоглядела»? Не имела ни малейшего понятия прежде, и узнав… в итоге поняла, что бессильна менять его мировоззрение, раз понятие, что сила решает всё, оказалось принято им настолько буквально, и даже извращённо. Только с недавних пор сам факт, что она могла быть косвенно виновна в том, что её сын был не один год из последнего его десятилетия со самостоятельно сформировавшейся личностью через насилие над незнакомцами, она тоже смогла отпустить… Только сейчас, при более чем пятидесяти годах, леопардовая дама за последние почти два года допустила столько всего и смогла настолько перестроить свою психику, как у неё не получалось все прежние годы, стоило ей влюбиться по-взрослому и стать матерью тридцать лет назад — то, что у неё оказался межвидовый ребенок, вовсе неважно. Как ни прискорбно, как и то, что теперь он под арестом с угрозой пожизненного срока. Тем не менее, став сильнее и увереннее сейчас, ей не претило оглядываться на себя прежнюю, чтобы был пример, а не повод вновь жалеть себя и чувствовать вину, что сжирает целиком того, кто её испытывает и накручивает. Она достойно исполнила роль воспитателя, как мать своего сына… он сам выбрал путь убийцы, наркодилера, торговца глуповатыми самочками на ставки и просто гангстера, что любил мучить жертв анальным сексом. Да уж, насчёт последнего… с ней, с его мамой, по обоюдному согласию, и в анале он максимально нежен. Вина в том, что они, как мать с сыном, впервые потрахались вместе вдвоем, когда он был в восьмом классе? Такого не должно было произойти вообще никогда среди тех, кто дружит с адекватностью? А если они и сейчас, последние пару лет воссоединения хорошо понимали друг друга, не ругаясь и как-то возмущаясь. Ему плевать, что она думала о том, что её сынок пьет и курит, на вид, по черному, иногда вкалывая по вене, но всё ещё оставаясь не сошедшим с катушек зверьём… как, похоже, и она перестала искать повод для нотаций, что он рано умрет со всего этого, но будто убийства, что он творил, однажды не настигли его самого по воле кармы. Чёрт, раз сосет его член с проглотом и причмокиванием и даже чертовски обожает это, как и стекающую по её подбородку и на груди его сперму. Не потому, что он заставил, и интимная близость с мамой — его железное условие для продолжения тесного родственного контакта с ней, он по-прежнему не верил, что его мама однажды склонила его к «разврату», пусть и тогда, впервые, как и сейчас, он любил заботиться о ней в постели и без грубых шуток или садистских штук доказывал ей это. — Мам, я и раньше видел тебя примерно такой… ох блядь, даже не последнее время, а когда ты собиралась на свидания, помнишь ведь? Хочу сказать, что ты выглядишь горячо, понимаешь… как, уверен, ты стала думать обо мне также, стоило тебе увидеть меня вот такого… подкачавшегося и борзого. — О, сын, ты… тебя ведь не выпустили, на свидание… Нет, прости, я не ожидала… очень рада, что ты пришел. Снова заставил меня мучиться, но теперь я буду больше обращать внимание на твоё присутствие со мной. Сам родственный секс этих взрослых разнополых особей не был платой за то, что они чувствовали, будто навалилось между ними столько всего, чтобы добровольно окутать себя виной или возмущаться с обидой за себя. Если она сейчас испытывала необходимость представить или вспомнить, с чего бы могло начаться совсем всё, когда ребенок решил изменить вложенные в него воспитанием понятия? Например, с того, чтобы он помогал надевать на неё ночнушки или вообще маленьким купался с ней в ванной? Секс между родителем и ребенком — ну просто самое замечательное, что можно себе представить, в случае игнорирования однажды доказанных фактов о деспотичных мразотных отцах, что наваливаются обычно пьяные на своих по крови трепетных беззащитных дочерей-подростков. Как ей казалось, его арест на пожизненный срок состоялся, и она, как родитель, может видеть его только на свиданиях за стеклом. Вещь, что стала важной для неё, но типичная для других — закат, что может означать закат её терпения от охоты жить дальше до суицида от израсходованных нервов. Или скорее предвестник нового начала в её жизни… как той самой леопардовой леди в возрасте, что годы пока ещё не посмели утратить в ней всю её привлекательность, несмотря на морщины, складки и некоторую седину. Продолжала стоять здесь, даже когда он, подойдя и обняв, прижался к ней грудными мышцами и нераскрытым пахом, завел руку ей под груди и нежно схватил одну из них за декольте, поглаживая материнский сосок. — Так что вообще происходит, Мелон… тебе, что ли… Тебе разве удалось… у тебя разве столько денег, что ты… — Хе, идея откупиться, конечно, хорошая, но я перешёл дорогу политике. Я бы мог, но деньги хоть что-то местами ничего не решают. Мне дали один день отпуска с тобою, мама… так что давай разговаривать, или… Мало того, сейчас, во время этого заката, она не только признала перед самой собой, что будто всерьез смогла развить железный характер… но и делала то, на что бы не решилась из-за чистой правильности и кроткости. Курила, как и он, безумно любила свои новые комплекты нижнего белья, сексуального и красивого, что он подарил ей… наконец приняла решение носить юбки и платья чуточку выше колен, чтобы быть свободнее, а не скрывать себя от всех. Да ещё и, стоя на холме и смотря на закат, пятнистая полувековая леди встала в расслабленную позу с вытянутой ножкой в чулках с поясом, где лямки не видно за платьем с неплохим вырезом, и откидывала руку с сигаретой, стоило ей затянуться и выпустить дым… выглядела так, что продолжала бы считать себя сучкой лёгкого поведения, а не образцом кристально прозрачной честности без скрытых подвохов. — Предложу тебе, раз мы чего только не вытворяли с тобой на койке… то же самое на несколько часов, и на камеру. У меня даже есть объяснение, почему я предлагаю тебе трахнуться очередной раз со своим сынишкой, то есть мной, но на объектив. — Эх, я ведь когда-то сама, Мелошенька мой, тебя совратила… мне очень жаль, что ты стал таким. Но, чёрт, кем бы ты мог быть ещё, раз я, твоя родная мать, склонила тебя трахаться со мной?