«Излом времени» — хорошая идея, смазанная дурной реализацией

      «Излом времени» — подростковый фантастический роман, написанный Мадлен Л’Энгл, включающий в себя социальные и религиозные темы. Он повествует о том, как группа из троих детей (Мэг, Кельвин и Чарльз) и трёх космических ангелов пытаются освободить учёного (приходящегося родственником главным героям) с планеты Камазоц, захваченной демоном-телепатом. Интересным тут является то, как выглядит местная антиутопия. Она представляет собой в целом наш мир, только всех людей здесь (как минимум частично) постоянно контролирует сущность, которую тут называют ОНО (в русском переводе Елены В. Погосян — «Предмет», далее я буду цитировать роман в этом переводе), выглядит как огромный живой мозг, испускающий некий гипнотический ритм. Образ запоминающийся. Лучше я приведу цитату из романа, чтобы те, кто не читал, поняли, как это выглядит: Поселок у подножия разбит на аккуратные ровные квадраты. Все дома в точности похожи друг на друга: тесные серые коробки. Перед каждым из них — прямоугольная подстриженная лужайка с ровной, по ниточке, линией цветов вдоль дорожки, ведущей к дому. Мэг подумала, что если бы сосчитала число цветов на клумбах, то оказалось бы, что перед всеми домами их поровну. И перед всеми домами играли дети. Одни крутили веревочку, другие стучали по мячу. Мэг эти игры сразу же показались какими-то неправильными. Хотя эти дети внешне ничем не отличались от обычных земных детей, каких можно увидеть перед любым домом в их городке, все же что-то здесь было не так. Она покосилась на Кельвина и увидела, что он тоже ошарашен. — Смотрите! — вдруг воскликнул Чарльз Уоллес. — Они же крутят веревку и бьют по мячу в одном ритме! Все двигаются в унисон! И он не ошибся. В тот миг, когда веревка ударялась об асфальт, о него ударялся и мяч. А когда веревка пролетала над головой прыгающего ребенка, тот, что с мячом, его ловил. Веревки — вниз. И мячи — вниз. Вниз и вверх. Вниз. Вверх. Все в унисон. Все одинаково. Как их дома. Как дорожки и лужайки. Как ряды цветов. И тут двери во всех домах одновременно распахнулись, и из них показались женщины — все на одно лицо, как бумажные куклы. Это впечатление не могла развеять даже разница в узорах на их платьях. Все женщины задержались на крылечках своих домов. Каждая женщина хлопнула в ладоши. Каждый ребенок поймал мяч. Каждый ребенок с веревкой сложил ее. Каждый ребенок повернулся и вошел в дом. Двери закрылись, щелкнув задвижками. — Как им это удается? — поразилась Мэг. — У нас ни за что так бы не получилось, даже если бы захотели! Один из детей, одержимый ОНО, проповедует: — Мы на Камазоце всем всегда довольны, потому что все одинаковые. Проблемы рождаются из-за различий между людьми. Ведь ты и сама это знаешь, дражайшая сестрица? — Нет, — упрямо ответила Мэг. — Еще как знаешь. Дома у тебя была отличная возможность проверить это на собственном опыте. И ты знаешь, почему тебе было так плохо в школе. Из-за того, что ты отличалась от других. — Я отличаюсь от других, и я доволен! — вмешался Кельвин. — Но ты же сам рассказывал, как притворяешься, будто не отличаешься от них! — Но я отличаюсь, и мне нравится быть другим! — со странным упорством повторил Кельвин. — А я, даже если и не очень радовалась своим отличиям, — сказала Мэг, — вовсе не желала быть такой же, как все! Идея общества, где все думают одинаково, действуют одинаково, кажется интересной именно как фантастическая идея. И правда, что можно возразить против такого идеала? Увы, Мадлен Л’Энгл сразу портит свою идею тем, что делает ОНО сознательно злым существом. Чтобы мы сразу поняли, что ОНО — полное чудовище, нам во всей красе показывают его политику неограниченной насильственной оптимизации, как её назвал историк Александр Немировский: Таким образом, не «безумие / нецелесообразность» формируют интересующий нас специфический «вкус и цвет» [идеологии гитлеризма]. Его следует определять как принцип неограниченной (не ограниченной стандартной частной справедливостью) насильственной оптимизации, то есть как готовность применять любые (или грубо непропорциональные) средства для достижения некой цели, положительной самой по себе, — т.е. для некоторого улучшения. Например, всякий нормальный человек согласится с тем, что моноэтничное общество стабильнее, однороднее и гармоничнее полиэтничного, а чем меньше в нем людей с физическими дефектами, тем лучше. Однако, к примеру, брежневский Советский Союз ради первой цели поддерживал великодержавную российскую традицию, боролся с «местным национализмом» и настаивал на роли русского этноса как «старшего брата». Ради второй цели Советы укрепляли здравоохранение, пытались сделать массовым спорт и запрещали деторождение парам с тяжкими наследственными болезнями (вроде туберкулеза и наследственного безумия). Нацисты же первой цели достигали изничтожением, изгнанием или тяжелейшим поражением в правах этнических меньшинств, а второй — опять-таки, изничтожением ряда категорий тяжелобольных. Иными словами, у всех с детства имеются некие представления об элементарных принципах человеческого общежития (нет кары без вины, при возможности ослабевшему помоги и т.п.; все это укладывается в парадигму взаимопомощи и ненападения, которые, собственно говоря, общество и создают). Периодически для тех или иных частных улучшений этого самого общежития может быть полезно нарушить эти общие принципы (или это только так кажется). Логика нормального человека (пусть даже и бандита) такова: нарушай только в самом крайнем случае, памятуя, что ценность и польза самих указанных принципов для общества куда необходимее и выше ценности и пользы подавляющего большинства всех мыслимых улучшений, которые планируется достигать ценой их (принципов) подрыва. Во всех случаях старайся выкрутиться с минимальными нарушениями или без оных, хотя бы и ценой повышенных жертв в «материальном» исчислении (т.е. жертвуй количеством, чтобы не терять качества). Если же это невозможно, нарушай в строгой пропорции с достигаемым благом. Логика нацизма, или Неограниченной насильственной оптимизации (далее ННО): нарушай как хочешь и в любой мере, лишь бы улучшить побыстрее. Годится любая цена за любое улучшение. Лучше всего такая логика передана в известном анекдоте: «Берия говорит Сталину: — Слушай, Коба, тут дворник — точь-в-точь, как ты, с виду. И усы такие же. Нехорошо получается! — Сталин: — Расстрэлять! — Берия: — А может, побрить? — Сталин: — Можно и так». Подобное равнодушие к «цене вопроса» — это и есть ННО. Легко заметить, что именно в этой плоскости лежит все, что может быть в действительности причислено к преступлениям нацизма, большевизма и т.п. [1] ОНО использует ННО в максимальной гиперболизированной форме, чтобы даже маленький ребёнок понял, что ОНО — само Зло с большой буквы «З»: — У нас никому не позволено страдать. Добрее меры не придумаешь: просто исключить из общества всех больных! Никто не имеет никаких слабостей и таких отклонений, как сопливые носы. Вместо того, чтобы позволить им страдать от отклонений, их просто усыпляют. Более того, сам злодей прекрасно осознаёт свою злую сущность, и главной его мотивацией является зло ради самого зла: — Так что же это за Предмет? — спросила она. — Ну, тебе бы следовало называть Предмет Большим Боссом! — и тут Чарльз Уоллес хихикнул. Никогда в жизни Мэг не слышала такого зловещего хихиканья. — Иногда он сам называет себя Счастливым Мучителем. Как вы понимаете, здесь позиция главного антагониста безбожно превращается в соломенное чучело. Мне это очень не нравится. Вся полемика сразу уходит в никуда. Ведь логика истории ставит вопрос: может ли общество стать гармоничным, идеальным, прекрасным, желательным, если все в нём будут думать одинаково, всё делать одинаково, если каждый будет подобен другому как две капли воды? Если антисоциальные стремления людей будут подавлены всеобщей ментальной силой? Этот вопрос поднимает сам ОНО, однако, его уже выставили абсолютно злом, следовательно, любые аргументы тут не имеют смысла.       Кроме того, действия ОНО выглядят ужасно нелогичными в свете его осознанной злой натуры. Психократический строй ОНО, очевидно, выступает в качестве сатиры на режимы, которые прибегали к ННО, но эти режимы в конце концов стремились к, самим по себе, благим целям, в свою очередь благие цели с чего бы это будут интересны абсолютно злому существу? Скорее бы, обладай такой властью над умами, демон, вместо того, чтобы заставить всех исправно ходить строем, внушал бы своим жертвам желания пытать, истязать, поедать заживо и насиловать себя самих и всех вокруг во всех возможных сочетаниях. Короче, было бы что-то из фильмов «Сквозь горизонт» и «Восставший из ада». — Мэг! — непривычно монотонный голос Чарльза Уоллеса [одержимого ОНО] вдруг загремел прямо у нее в ушах. — Ты хоть когда-нибудь пытаешься думать? Как ты думаешь, почему у нас на Земле никогда не кончаются войны? Почему люди испуганы и недовольны? Все потому, что каждый живет своей, независимой отдельной жизнью! И я в самой простой и доступной для тебя форме пытаюсь объяснить, что было сделано с этими отдельными людьми на Камазоце! На Камазоце есть только ОДИН мозг. И этот мозг — Предмет! И благодаря этому все остальные могут жить спокойно и счастливо. А разные старые ведьмы вроде миссис Что-такое не хотят, чтобы мы тоже были счастливы на Земле [он имеет в виду трёх тех ангелов]. — Она не ведьма! — взорвалась Мэг. — Неужели? — Вот именно, — пришел на помощь Кельвин. — И ты сам знаешь, что врешь! Это просто часть их попытки шутить. Чтобы не совсем унывать, когда кругом тьма. — Точно. Когда кругом тьма! — подхватил Чарльз Уоллес. — Они стараются, чтобы мы по-прежнему страдали от неразберихи вместо того, чтобы подчиниться правильному порядку вещей! — Нет! — выкрикнула Мэг, отчаянно тряся головой. — Да, Чарльз, пусть наш мир далек от совершенства, но он лучше, чем этот! Это не может быть выходом! Просто не может! — Никто не страдает в этом мире, — монотонно бубнил Чарльз Уоллес. — Здесь все довольны жизнью. — Но и никто не знает счастья, — решительно возразила Мэг. — Может быть, именно для этого и нужно испытать несчастье, чтобы понять, что значит быть счастливым. Кельвин, я хочу вернуться на Землю! Как видно, героиня не читала статей Немировского и не может сказать, что ННО аморально — но читатель-то сразу схватывает это.       Здесь же мы переходим к иной проблеме. Все этические религии откровения (роман подан как, в данном случае, христианский) не способны доказать, что их пророки и ангелы — носители истинного добра (не говоря уже о том, что с большой буквы), на роль которого они претендуют. Гностики утверждали, что бог Ветхого Завета — это на самом деле дьявол; индуисты утверждают, что основатель буддизма — тёмная аватара одного из их индуистских богов, который искушает еретиков и потому специально внушает лживое учение; христианская церковь документально постановила считать, что пророк Мухаммед общался на самом деле с бесами, и что Аллах мусульман — это сам дьявол; буддисты утверждали, что бог-создатель из индуизма — на самом деле не бог-создатель, Вселенная вечна и принимать его за творца — заблуждение (по их версии Вселенная постоянно погибает и рождается снова, а тот, кого считают создателем э — просто рождается заново первее всех); иудеи и неоплатоник Цельс утверждали, что Иисус из Назарета — лжец и шарлатан, совершивший свои чудеса с помощью магии, противной истинному Богу; адепты зороастризма и ведизма верили в реальность одних и тех же высших сущностей — дэвов/дайвов и ахур/асур, просто у зороастрийцев ахуры — добро, а дайвы — зло, в ведизме — наоборот: дэвы за добро, а асуры за зло; в древнем зороастризме утверждалось, что иудейский бог Яхве это на самом деле злодейский дайв-дракон Адзи-Дахак. В индуистской «Махабхарате», например, якобы хорошие дэвы воюют с якобы плохими асурами и дэв Кришна доказывает свою правоту видениями, которые, однако, могли быть обманом, так как асуры могли бы наслать таковые с помощью иллюзии. Короче, какую религию не возьми — одна песня.       И здесь ОНО утверждает, что ангелы-соратники героев — на самом деле злые существа, мешающие строить земной рай. В самом романа одна из инопланетных союзниц этих ангелов к тому же демонстрирует просто мастерское умение уйти от вопроса: — Тетушка Зверь, а что вы знаете о миссис Что-такое? — с неожиданной вспышкой надежды спросила Мэг. — Миссис Что-такое? — тетушка Зверь была шокирована. — Ах, дитя, твой язык столь неуклюж и ограничен, что сам по себе становится затруднением! — все ее четыре руки заодно с оживившимися щупальцами выражали растерянность. — Ты не против, если я отведу тебя к папе и Кельвину? — Ох, конечно, скорее! Как видите, такая щепетильная проблема для всех религий откровения, как вопрос различения духов, здесь также всячески замазывается, и нам сразу дают маркер в виде ННО, чтобы мы понимали, кто тут злодей. Это касается не только религий откровения, но и любого фэнтези о противостоянии Добра и Зла с больших букв, где главные герои без вопросов готовы довериться какому-нибудь самоназванному эмиссару сил Света — как писал всё тот же Немировский: Эту проблему авторы фэнтэзи игнорируют вообще. К примеру, во «Властелине Колец» Фродо, получив инструктаж от Гэндальфа, тут же отправляется выполнять его партзадание, как если бы на Гэндальфе большими буквами, за хорошо известной ему подписью и печатью, стояло: «Мое воистину. Эру Илуватар». А ведь, согласно тому же «Властелину», даже старые заслуженные истари вполне могут передаться Врагу и работать вредителями, по-прежнему маскируясь под адептов Света. Что мир кишит такими двурушниками, совращенными Тьмой, у Толкиена не знает только ленивый. Между тем планы Гэндальфа касаются жизни и смерти Мидлэрта, а подкрепить доверие к этим планам ничем, кроме своего слова и мудрого вида, он не может. Спрашивается, почему всей честной компании, двинувшейся на Ородруин, даже мельком не пришло в голову, что их могут и надувать? Они что, близко знали Гэндальфа все последние пять тысяч лет как испытанного соратника по борьбе, заслуженного альт-кемпфера? Я отмечу, что троей фей-ангелов послали группу детей — детей, Карл! — на планету во власти гибрида Большого Брата и финального босса самого первого «Doom» — почему-то главный злодей не может использовать физическую силу. Сила любви не помогла бы против пары крепких гэбистов с методами абсолютного зла. Условность? Вероятно, но критический ум отказывает воспринимать как должное то, что детей — детей, а не отряд космического десанта — можно послать на планету под властью инфернального ужаса.       Религиозная тема здесь также подана очень странно. Если главные герои — верующие, то почему они не пытаются использовать прямые воззвания к своему божеству, чтобы, например, избавить от одержимости одного из них и преодолеть ментальное воздействие злого инопланетянина? Почему они пытаются вспоминать какие-то глупые поговорки и таблицу умножения и тому подобное, если они могут исполнить Иисусову молитву? Человек, исповедующий какую-либо религию, неважно какую, первым делом при встрече с потусторонним злом попробовал бы сделать именно так. Даже у Толкина, в мире которого нет официальной церкви, один из хоббитов озвучивает имя одной из Валар, чтобы отогнать умертвию. Здесь мне вспоминается даже трешовая «Звёздная месть» нациста Юрия Петухова, где православный арийский космодесантник Иван всякий раз исправно изгоняет крестом и молитвой бесов при их попытке изнасиловать ему мозг. Если же герои вместо того, чтобы призывать божество, пытаются использовать какую-то абстрактную силу любви, то всё это повествование подрывает основную религиозную идею романа. Религия — она всё-таки про поклонение конкретным высшим силам, а не про абстрактные «общечеловеческие ценности».       Сама сила любви тут выглядит типичным сюжетным ходом — Мэг изгоняет из своего брата дух Сатаны с помощью любви. Но что мне резко не понравилось, так это следующая идея: Последним, отчаянным рывком она высвободила свой разум и тело. Ненависть была явно не тем, чего не хватало Предмету. Напротив, он знал о ненависти все. … Она нашла! Любовь! … Если она обратит любовь на Предмет, он развалится и помрет. Мэг нисколько не сомневалась, что любовь убийственна для Предмета. Однако она из-за своей немудрости и немощности не сумеет полюбить Предмет. Это попросту слишком для нее. Вот и все. Зато она может любить Чарльза Уоллеса. Простите, с чего это хорошей идеей считается идея любить дьявола? Если дьявол — по определению — существо, у которого за душой нет ничего, кроме чистого зла, то любить такое существо равносильно любви ко злу как к таковому. Это откровенно деструктивная и нелепая идея. Я солидарен с зороастрийцем Константином Крыловым: Ненависть — это не чувство, а мотив действий. Можно не скрежетать зубами от ярости (это действительно ни к чему), но действовать так, чтобы уничтожить врага. Ненависть ко злу лежит в основе сознания. И, кстати, кто сказал, что нельзя ненавидеть Сатану?! [2] И для сравнения — в том же «1984» Оруэлла одно из злодеяний Парии заключалась в том, что она уничтожала всякие чувства, кроме любви к Большому Брату — именно программное внушение любви ко злу и делает гэбню такой наглядно порочной.       Далее, что нас интересует ещё. Это социальная тема романа — противопоставление тех, кто «такой, как все» и тех, кто «не такой, как все». Такая тема оказывается близка тем, кто отличается от некой усреднённой нормы. В любом социуме существует эта самая усреднённая норма — в зависимости от национального состава, местности и т.д. Мне эта тема близка, потому как в школьные годы я был исключительно замкнутым и необщительным, у меня есть несколько специфических привычек и я склонен предаваться умонастроениям, которые отличают меня от усреднённой нормы. Впрочем, признаться честно, сейчас, уже во взрослом состоянии, мне куда больше понравился этот аспект романа потому, что я гей.       Если мне что-то не нравится в каноне, конечно, следует руководствоваться принципом — напиши фанфик: я его написал, а вернее вставил в свой длинный фанфик-кроссовер эпизод, где герои посещают планету Камазоц. В отличие от канона я сделал ОНО искренним Счастливым Альтруистом (я также дал ему имя — Анн’вар [3]). В моей версии этот инопланетянин искренне хочет помочь людям — разумеется, он никого не убивает и не усыпляет, то есть не прибегает к ННО, в отличие от канонического романа. У него как минимум есть власть над материей (в романе он неоднократно показывает возможность силой мысли манипулировать молекулярной структурой), используя эту возможность, он может запросто всех исцелить и от рака, и от соплей. Этот Мозг действительно желал всем счастья и любви! Этот Мозг совершенно искренне любил всех людей! И он знал, что человеческая мораль плохо сочетается с тем представлением о благе, какое несут существа из космоса. Потому этот Великий Древний решил построить идеальное общество с точки зрения самих людей. Так, как люди сами видели идеал, так он сделал. Вот почему тут такие технологии, такие общественные отношения — этот Древний практически ничего лишнего не добавил в человеческое общество, кроме тотального упорядочивания всего, что и так было. Этот Анн’вар видел, что люди хотят подавлять некоторые свои желания и решил им в этом помочь. Он помог. Так что… Большой Босс не был злым — он был тем, кто совершенно точно именовал себя Счастливым Альтруистом. Он считает, что дети должны совершенно синхронно играть с верёвочкой и в мяч, потому что полагал, что сами люди к этому стремятся. Он считал, что бюрократия должна оставаться такой, какая она есть, чтобы у людей была работа. Он считал, что гомосексуализм — отклонение, потому что видел это в мыслях самих людей. Этот Древний пытался сделать людей счастливыми, исходя из точки зрения самих людей.