Тайна трёх

Было уже далеко за полночь, когда они вернулись в свою съемную квартиру после очередной студенческой вечеринки, которые Аддамс ненавидела всеми фибрами души, но посещала из-за Ксавье и Марины, сплотившихся в этом вопросе против нее. В голове у всей троицы стоял легкий дурман от небольшого количества выпитого алкоголя, но трезвость мысли они упорно сохраняли. Это было условием Уэнсдей — посещаем вечеринки, но не напиваемся в дрова. Схема была рабочая — позволяла и отдыхать, и приходить в адекватном состоянии на утренние пары. Но сегодня пятница, которая давно перетекла в ночь субботы. А значит утром на учебу не нужно. Соответственно — сна в планах на ближайшие часы точно не было. — Марина, у тебя остались сигареты с прошлой вечеринки? Курить охота, просто умираю. — Поинтересовался Ксавье у ведьмы, когда осознал, что все его заначки пусты. Курили они редко и скорее балуясь, чем всерьез. Но даже чопорной Уэнсдей, ворчливо называющей курение саморазрушением, нравилось затянуться порой разок-другой, позволяя мозгу расслабиться под воздействием никотина. — Да, должны быть в сумке. Ведьма потянулась к своей «косметичке» размера макси и по локоть нырнула в недра этой Нарнии. Пара минут пыхтения, возни и безрезультатных поисков не увенчались успехом. В конце концов, девушка психанула, молча вывернув все содержимое на журнальный столик. Ксавье присвистнул, когда все многочисленные богатства ведьмы рассыпались по поверхности. — Стесняюсь спросить: а зачем тебе запасные трусы? — посмеиваясь, Торп обхватил длинными пальцами кружевное изделие и подняв на уровень глаз, покрутил, внимательно разглядывая. — Стесняйся дальше. — Марина резко выхватила белье из его рук, возвращая яркий лоскуток ткани обратно в сумку под заинтересованным, смеющимся взглядом парня. Щеки ее покрылись легким румянцем стеснения. Не объяснять же другу, что она просто любит быть готова к любым ситуациям и незапланированным ночёвкам. Рядом с Ксавье бесшумной тенью возникает Уэнсдей, тепло улыбаясь уголками губ. — Марина еще со школы ходит с полным набором вещей, словно со дня на день уйдет в бега, — готка окидывает взглядом содержимое, а затем шокировано округляет глаза: — Лично меня больше интересует — зачем тебе это? Черный, слегка округленный ноготок указывает на дюжину шуршащих упаковок, от марки «Durex». — Котенок, — Марина снисходительно хмыкнула, — Любая уважающая себя девушка в 21 веке должна иметь в сумочке презервативы. — Так-то оно так — я полностью поддерживаю твое стремление к безопасности. Но зачем тебе столько? Невинная улыбка ведьмы едва ли сочетается с ее следующими словами: — Вдруг меня пригласят поучаствовать в оргии, а я не подготовилась? Аддамс закатывает глаза, под раскатистый смех Торпа. А через пару минут комнату оглушает победный крик — Марине наконец-то удалось найти пачку Мальборо. Внутри упаковки оказывается всего 4 сигареты, но им этого вполне достаточно на сейчас. Притащив с кухни чипсы и газировку компания изгоев располагается прямо на полу в гостиной, около журнального столика, где все еще остаются раскиданными вещи Марины — если бардак кого-то и смущает, то до утра это потерпит. Негромкая музыка, льющаяся из граммофона Уэнсдей, погружает комнату в более теплую и расслабленную атмосферу. Оживленный разговор и саркастические шутки только еще больше подпитывают веселье. И это чувствуется так хорошо — комфортно настолько, что невольно хочется остановить время — сделать этот момент частью вечности… Ксавье чиркает зажигалкой и эстетично затягивается под пристальными взглядами обоих девушек. Длинные пальцы художника, обхватывающие источник никотина — зрелище, которое всегда завораживает, как впервые. Недолго думая, Марина зажимает свою сигарету в губах и тянется к Торпу вплотную, специально игнорируя существование зажигалки. Художник, разгадывая ее намерения, мгновенно подается к ведьме и дотрагиваясь к ее щеке, мягко притягивает к себе — их лица разделяют всего десятки сантиметров. И пока кончики сигарет, соприкасаясь, выпускают ядовитый дым, их взгляды встречаются, заставляя время замереть. Пылающая между ними искра, как катализатор, удерживает сознание, стремительно наполняющееся дурманом. Уэнсдей жадно наблюдает за друзьями и её тело словно парализует от увиденного. Она откровенно залипает, бесстыдно пялясь и чувствует, как каждый нерв под кожей воспламеняется — оживает вместе с желанием касаться друг друга, дышать одним воздухом, двигаться в одинаковом ритме. Внезапная, оглушительная волна возбуждения накатывает, захватывая естество готки в свой плен. Но это уже давно не пугает — намерение идти на поводу у этих эмоций кажется самой привычной из всех возможных реакций… …Все началось на последнем курсе Невермора. Банально до невозможности — просто один обычный вечер и спонтанная игра в бутылочку, после приличной дозы алкоголя. Аддамс всегда считала эту игру бессмысленной подростковой забавой для тупых имбецилов, не способных себя контролировать. Ибо после той горечи, которая осталась от поцелуя с Тайлером — дева искренне не могла понять: как можно добровольно целовать всех подряд или обжиматься с кем-попало. Но времена меняются, а дорогие сердцу люди учат бороться с предрассудками. Именно Ксавье и Марина совместными усилиями помогли Аддамс в тот вечер расслабиться и просто получить удовольствие. И с тех пор — многое воспринималось иначе. Ксавье научил готку доверию, а Марина раскрепостила. Поцелуи, флирт и легкий петтинг стали для их троицы, как что-то само собой разумеющееся. Невинные подростковые шалости, неизменно оставляющие в воображении легкий шлейф из развратных и местами грязных фантазий. Заставляя мечтать о более решительных, откровенных действиях. А после того, как в вечер выпускного Уэнсдей пустилась во все тяжкие, в качестве эксперимента подарив мрачному художнику свой первый раз, стало еще сложнее совладать с собой… — Уэнс? — голос Ксавье резко вырывает писательницу из воспоминаний. Аддамс моргает, фокусируя взгляд на парне — он как раз протягивает ей сигарету с немым вопросом в глазах. В легком полумраке легко удается разглядеть пламенеющий кончик — уже зажженная. Подавляя раздирающее душу разочарование и даже некую обиду, дева тянется к предложенному источнику никотиновой зависимости. И неспешно затягивается, надеясь, что осадок неприятных эмоций рассосется под воздействием яда. В комнате слишком тихо — аудио-ряд пластинки закончился и теперь она просто тихо прокручивалась в граммофоне. Занавески слегка покачивались от веяния свежего ночного воздуха из открытого на проветривание окна. Мягкий свет одинокого ночника обволакивал пространство, даря ощущение уюта и некой интимности. Три фигуры с наслаждением выдыхали дым, погружая комнату в легкий дурман. Каждый думал о своем. — Ксав, включи музыку. — Первой к реальности возвращается Марина. Художник незамедлительно повинуется просьбе, доставая из кармана свой телефон. Пара ловких манипуляций и с динамика раздается приятная чувственная мелодия . Губы растягиваются в улыбке — она знает этот трек. Повинуясь спонтанному порыву, ведьма тушит сигарету и поднимается на ноги. Тело, ведомое ритмом музыки, всецело отдается импровизированному танцу. Марина словно растворяется в каждом плавном движении, кайфуя от самой себя. Ей легко, свободно и абсолютно хорошо… Взгляд Торпа следит за девушкой, словно хищник за жертвой. Она будто гипнотизирует его своими мягкими женственными округлостями. Завораживает движениями изящных рук, мягко ласкающих в танце собственное тело дразнящими прикосновениями к шее, груди, бедрам… Волосы колышутся волнами от каждого вращения головы, что только добавляет образу Марины какую-то легкость, даже воздушность… Упиваясь её кошачьей грацией, парень едва подавляет стон. Очередная затяжка, дурман в голове и полный крах адекватности. Губы юноши сами по себе растягиваются в улыбке, а скрыть бесстыдный голодный взгляд он даже не пытается. Что естественно не укрывается от внимания обсидиановых глаз. Ревность, жгучая и болезненная, загорается внутри, подпитываясь обидой и разочарованием. Только слепой бы не заметил — Ксавье и Марина сейчас словно живут в своем отдельном мирке, в котором ей нет места. Она лишняя. Ненужная. Нежеланная. — Котенок, — нежный голос ведьмы врывается в сознание, подавляя клубок хаотичных мыслей, отвлекая от неясно откуда взявшегося самобичевания. — Ты слишком напряжена. Аддамс дергается, делает лихорадочную затяжку, пытаясь выглядеть беспечно. Но рваный выдох и резкое движения кисти, буквально вбивающей сигарету в пепельницу, выдают ее с головой, подтверждая слова Марины. Мрачная дева нерешительно закусывает губу, когда ведьма призывно манит ее к себе. — Иди сюда, я помогу тебе расслабиться. Серый омут в ее глазах затягивал — хотелось поддаться искушению. Ощутить приятную мягкость ее кожи, вдохнуть запах, который ассоциировался только с Мариной. Мед и корица. Одна только мысль об этом бросает в дрожь. И Уэнсдей позорно сдается, поднимаясь с пола. Пытается скрыть свою нерешительность, вызывающе вздергивая подбородок. Но это лишь подстегивает ведьму, заставляя дерзко улыбаться в ответ. Марина решительно привлекает подругу к себе, сокращая расстояние между ними до минимума. Воздуха катастрофически мало, и он с каждой секундой все больше и больше электризуется. Плавно и мягко руки стискивают тазобедренные косточки Уэнсдей настойчиво вынуждая ту начать двигать бедрами в такт музыке. Кожа от прикосновений ведьмы горит огнем даже сквозь одежду. Неуемное желание прикоснуться в ответ срывает все внутренние запреты и вот пальцы уже исследуют участок обнаженной кожи под коротким ярко-алым топом. Громкий чувственный выдох Марины отдается Уэнс куда-то в низ живота, а приоткрытые губы манят к себе, как самый запретный и самый желанный плод. Поцелуй получается сразу глубоким и максимально сладким. Они жадно сминают губы друг друга, краем сознания замечая, как стремительно страсть и похоть вытесняют нежность… Плавные ритмы мелодии, поставленной на репит, словно въедались под кожу, текли по венам. Ксавье знал — теперь эта песня будет всегда воскрешать в его голове воспоминания действа, которое разворачивалось перед его глазами сейчас. Две самые желанные девушки, сплетенные в горячих объятиях, наслаждающиеся ласками друг друга — запредельно сексуальное зрелище. С трудом перебравшись на диван, дабы улучшить себе обзор, Торп чуть не роняет сигарету мимо пепельницы — пальцы дрожат, не слушаясь хозяина. Все тело наполнено истомой, и в то же время, напряжено до предела. Это объективно — самый волнительный и горячий момент в его жизни… Атмосфера в комнате постепенно наполнилась томлением. Сладостное предвкушение словно витало в воздухе, а запах никотина только добавлял остроты. Прикосновения становились более откровенными, ощущения — более интенсивными, а чувства брали верх над разумом. — Сними… — Марина с трудом отрывается от губ Уэнсдей, когда проворные пальчики готки, пытаются пробраться под топ — бессмысленный лоскуток одежды, который только мешает. — Сними это с меня. Голос ведьмы хриплый и низкий от возбуждения. Уэнсдей не сдерживает протяжный стон, заведенная до предела. Руки спешат исполнить пожелание ведьмы — постепенно раздевая податливое тело и лаская оголенные участки. Когда тяжелая грудь Марины с налившимися от возбуждения сосками, была избавлена от белья в комнате в унисон раздалось два стона — Ксавье и Уэнсдей. Пальчики готки плавно обхватили нежные полушария и мягко сжали. Марина запрокинула голову, сладко улыбаясь. Это поощрило Уэнсдей действовать дальше, и она ущипнула оба соска, слегка натягивая их до едва различимой сладкой боли. Теперь застонала уже Марина, ибо пытка которой подвергала её подруга была слишком хороша… Ведьма обхватила лицо Уэнс и притянула его к себе, целуя жестко и требовательно, пока готка сладостно истязала её грудь. В какой-то момент они оторвались друг от друга, в попытках отдышаться. И лишь тогда в хмельном от никотина и возбуждения мозгу всплыли мысли о Ксавье, который подозрительно притих. Почти одновременно они повернулись в его сторону и наткнулись на голодный взгляд зеленых глаз, который неотрывно следил за ними даже сквозь пелену русых прядей, спадавших ему на лицо и колыхающихся от его тяжелого дыхания. Торп развалился на диване, футболка его была задрана, а правая рука недвусмысленно сжимала выпирающую выпуклость на брюках. — Как думаешь, котенок, он справится с нами двумя? — с усмешкой на губах, промурлыкала Марина. Намеренно или нет, но это прозвучало достаточно громко, чтоб Ксавье услышал. Из его рта мгновенно вырвался полувсхлип — перспектива не только смотреть на живые воплощения искусства, но и прикасаться, владеть ими — пьянила художника запредельно. Предвкушение вскипятило кровь, а волнительная дрожь прошлась по телу, стоило Аддамс представить, что все ее откровенные фантазии могут воплотиться в жизнь прямо сейчас. — Я думаю, мы можем дать ему шанс. — Уверенно отчеканила Уэнсдей. Парень отчетливо видел хищный блеск в обсидиановых глазах, когда обе девушки плавно двинулись в его сторону.

***

И вот Ксавье в своей комнате, на своей кровати — лежит на спине, тщательно вылизывая мягкие и влажные от возбуждения складочки ведьмы, с энтузиазмом оседлавшей его лицо. Пока Уэнсдей слишком медленно, словно подвергая его и себя изысканной пытке, двигается вперед-назад на его члене. Громкие, чувственные стоны обоих девушек действуют на сознание Торпа упоительно. Парень никогда не мог представить, что самые смелые мечты окажутся реальностью. Марина плавно двигает бедрами, подстраиваясь под язык парня и словно копируя мягкие толчки двигающейся напротив нее Уэнсдей. Концентрированное удовольствие волнами прокатывается по телу, а глаза не могут оторваться от поразительно грациозного стана подруги. Аддамс выглядит порочно-греховно, её косички покачиваются в такт толчкам, раздразнивая и без того напряженные соски. Судя по тому, как она впивается ноготками в торс парня и тому, как закусывает свои чертовски манящие вишневые губы — ей все это безумно нравится. Когда взгляды девушек встречаются, напряжение сгущает воздух, отравляя кислород. Марина наклоняется вперед и Уэнсдей тянется к ней в ответ, утопая в глубоком поцелуе. Пальчики готки ныряют в пышные растрёпанные кудри и притягивают еще ближе, зубы мягко, но настойчиво покусывают нижнюю губу, заставляя ведьму буквально мурчать, задыхаясь от удовольствия. Пошлые звуки отбиваются от стен комнаты. В воздухе стоит дурман от концентрированного запаха секса. Сознание всей троицы постепенно уплывает, дрейфуя на едва различимой границе между реальностью и наслаждением. Первой срывается Марина, запрокидывая голову назад, прогибаясь в спине и еще больше врезаясь пышной грудью в ладони Аддамс, продлевая себе удовольствие. После крышесносного оргазма ведьма едва находит в себе силы слезть с лица юноши — ноги дрожат, а тело наливается приятной негой. С хмельной, полупьяной улыбкой Марина растягивается на кровати рядом с Торпом, из-под полуприкрытых ресниц наблюдая за друзьями, которые все еще оставались активными участниками действа. Ксавье резко сел, обхватив Уэнсдей за ягодицы и крепко сжал. На утро точно останутся синяки — все, как любит мрачная королева его кошмаров. Подтверждая его мысли Аддамс сладко, удовлетворенно стонет, зарываясь в его волосы и притягивая к себе. Когда он целует ее, Уэнсдей чувствует на своих губах вкус ведьмы. Это сводит с ума — необъяснимо, невероятно заводит. Дева исследует языком его рот, стараясь проникнуть еще глубже и распробовать больше. А Торп позволяет, словно сдаваясь ей во власть. — Ксавье… — хнычет она ему прямо в рот, едва не задыхаясь. — Еще… Быстрее… Сильнее… Парень мгновенно наращивает темп. Их бедра двигаются жестко и ритмично, создавая неистовое трение ее клитора об его лобок, воспламеняя жгучее удовольствие и разгоняя его по телу. Спина девы покрылась мурашками, а вдоль позвоночника холодком прошлась волна, словно от электрического разряда. Верный признак того, что она уже близко. Аддамс откидывается назад в сильных руках, открывая глазам художника великолепный вид на ключицы и вздымающуюся грудь. Стоны заполняют пространство комнаты, сливаясь с музыкальными аккордами на фоне. Марина так же упивается этим воистину великолепным зрелищем, безотрывно следя за всеми эмоциями Уэнсдей. Она жадно вбирает каждую мелочь, каждое движение, каждый жест. Аддамс выглядит как самый натуральный ангел похоти и тело ведьмы реагирует сладким тягучим комком желания внизу живота. Первый оргазм лишь поверхностно утолил жажду, а сплетенные в страстных объятиях обнаженные тела друзей, покрытые бисеринками пота, что сверкают в свете ночника — будоражили и раззадоривали ведьму с новой силой… И ее рука сама ныряет вниз, ведомая потребностью хоть немного утолить нарастающую пульсацию между ног… Пара жестких, яростных движений бедрами, горячий язык парня на чувствительном соске, хлесткий шлепок по ягодице — и Уэнсдей мгновенно сдается, позволяя оргазму затопить ее целиком… Тело писательницы бьёт лихорадочной дрожью — к счастью Ксавье крепко держит в своих объятиях, продлевая размашистыми движениями ее удовольствие. Она так восхитительно великолепна, что Торп едва не кончил сам, лишь титаническим усилием воли совладав с собой… Едва приходя в себя Уэнсдей отстраняется от парня, сползая вниз с явным, неприкрытым желанием довести его до финиша. Он дышит, как загнанная лошадь, а глаза чуть не выкатываются из орбит, когда художник осознает, что именно дева задумала. Уэнсдей быстро стягивает с него презерватив и брезгливо откидывает в сторону. Безопасный секс — это хорошо, но вкус латекса на губах явно не то, чего хотелось сейчас. Когда губы Аддамс обхватили член, и она сразу приступила к активным действиям, сопровождая их весьма пошлым причмокиванием, Ксавье почти уплыл. Поэтому не сразу почувствовал мягкие округлости ведьмы, обнявшей его со спины. Марина провела острыми ноготками по его плечам, опускаясь к груди и торсу — наслаждаясь его рельефами. Губы ведьмы смыкаются на его шее — целуют, покусывают и тут же словно извиняясь, зализывают места укуса. Ксавье громко стонет, уже не сдерживаясь. Тянет руку вниз и с наслаждением наматывает на кулак одну тугую косу, слегка натягивая. Лихорадочно толкается бедрами навстречу её губам, невольно помогая задать немного иной темп. — Жестче, Уэнс… — голос абсолютно севший, едва различимый. Просьба звучит, как мольба — он ощутимо на грани. Парень опускает мутный взгляд вниз и увиденное становится для него точкой невозврата. Уэнсдей Аддамс на коленях между его ног, увлеченно посасывающая член, как самый вкусный леденец на свете, а изящные руки Марины на его теле идеально дополняют эту картину. Вихрь интенсивного оргазма буквально сносит все существующие в голове мысли, а пульс отстукивает сумасшедший ритм в ушах. На какое-то время художник напрочь теряет связь с реальностью… — Не отключайся, Торп. Нам нужен еще минимум один раунд. — Игриво шепчет Марина на ушко, пока Уэнсдей ластится к нему всем телом, оставляя засосы на его ключицах.

***

Заведенное похотью тело девушки возвращается на прохладные простыни. В голове все плывёт и плавится, а жадное неистовое желание накатывает волнами. Это похоже на жажду, что поглощает, будоражит кровь. Пытаясь совладать с собой Марина совсем не замечает на себе взгляды друзей. Две пары глаз внимательно наблюдают, как от каждого тяжёлого вдоха, грудь ведьмы колышется и плывёт, а соски призывно каменеют. Девушка лениво моргает и только телом ощущает, как кровать проседает под тяжестью тел. Холодный воздух наполняет лёгкие, а глаза широко раскрываются в тот момент, когда горячие языки прикасаются к коже. Изгои припадают губами к обоим полушариям ведьмы, терзая и возбуждая, оставляя ожоги дыханием и прикосновениями. Ксавье ласков и мягок, губы его обхватывают ореолу и мягко касаются её языком, параллельно гуляя рукой по животу подруги, опускаясь к источнику наслаждения. В то время, как Уэнсдей уже не стеснялась терзать сладкими пытками грудь Марины — она прикусывала, создавала вакуум и сжимала в ладонях бюст, как тесто, доводя подругу до тягучих импульсов. Вздохи и стоны заполняли комнату. Не было и миллиметра кожи, что не покрылся мурашками. Ведьма инстинктивно сгибалась в спине, предоставляя возможность рукам друзей полностью обхватить её тело. Дрожащими пальцами Марина зарылась в волосы Ксавье, отстраняя его от груди и притянула к себе, впиваясь в губы художника. Его гортанный стон утонул в сладких терзающих укусах, а пальцы сами скользнули внутрь ее тела. Неистовый темп, заданный его уверенными движениями, заставлял тело ведьмы подрагивать — ей казалось, что она вот-вот рассыплется на атомы… Жестокие ласки готки стали вдруг физически необходимы. Подобно тому, как это делал ранее художник Марина намотала чёрную косу на кисть и прижала Аддамс к себе, всем естеством призывая продолжать её мучить. Тонкая грань между болью и наслаждением постепенно стиралась. И в тот миг, когда ведьма подобралась к точке невозврата совсем близко, Ксавье внезапно разорвал поцелуй. Марина едва не заскулила от отчаяния, но ее выдохи мгновенно утонули в вишневых губах Уэнсдей. Влажно, возбуждённо, страстно, изгои терзали губы друг друга, то поочерёдно меняясь, то все вместе. Они втроём, словно единый организм: дышали, кусали, облизывали и взаимно ласкали. Всё это продолжалось бесконечно долго, пока ведьму наконец не окутала волна удовольствия и она натянулась всем телом, как струна, дрожа и тяжело дыша в лица друзей…

***

Тело Уэнсдей покрывается мурашками каждый раз, когда Марина стонет ей в промежность, чередуя горячее дыхание с движениями своего игривого языка на клиторе. Ноги готки широко расставлены, она лежит на спине, комкая в кулачках простынь и наслаждается ласками ведьмы, которую прямо сейчас неистово трахает Ксавье. Когда голова Аддамс слегка приподнимается, взор скользит по изгибам спины Марины, склонившейся над ней, стоя на коленях, а мягкие, округлые ягодицы подмахивают резким движениям художника, заставляя ведьму выгибаться еще больше и стонать еще слаще. Обсидиановый взгляд поднимается выше, скользит по рельефам мужского тела, сильным рукам, с явно выраженными венами, по напряжённой шее… Когда их глаза встречаются — Аддамс едва сдерживает стон. В его глазах плещется дикий огонь вожделения, а губы растягиваются в обворожительной самодовольной усмешке. Ксавье хорош и знает об этом. Визуальный контакт прерывается, стоит Марине плавно ввести в Уэнсдей один палец. Готка прикрывает глаза, откидываясь на подушки и едва заметно шипит, когда заостренный ноготок ведьмы упирается в мягкую стеночку влагалища. — Прости, котенок, я постараюсь не царапать тебя… — сладко шепчет Марина, осторожно добавляя второй пальчик и начиная аккуратные ритмичные движения в такт своему языку… Шипение мгновенно сменяется на сладкое хныканье и уже через пару минут Аддамс сама насаживается на пальцы, задавая свой собственный сумасшедший ритм. Три тела двигаются в унисон. Хлюпающие, влажные звуки, сопровождаемые стонами и томным дыханием, заполнили все пространство комнаты, сузили весь существующий мир до одного этого момента… Тело Уэнсдей бесконтрольно извивается на кровати, а пальцы теребят собственные соски. Громкие стоны внезапно переходят в ультразвуковые хрипы, от которых дрожат стекла в квартире. Готку буквально подкидывает над кроватью, выгибая дугой от интенсивного, крышесносного оргазма… Все это выглядит настолько восхитительно, настолько греховно-прекрасно, что Торп снова едва не срывается вслед за Аддамс — слишком быстро и позорно. Ему приходится прикрыть глаза и закинув голову назад, немного замедлиться, чтоб хоть как-то совладать с собой. Но образ двух горячих женских тел никуда не исчезает — яркими картинками мелькает под прикрытыми веками, рискуя свести с ума. И Ксавье вовсе не против подобного безумия, обещающего ему сладкий рай… Правдиво говорят: если хочешь совладать с надвигающимся безобразием — возглавь его. Недолго думая, Торп сжимает челюсти практически до хруста и возвращает взгляд вниз. Едва контролируя себя от желания, слегка подрагивающими пальцами тянется к мягким кудряшкам ведьмы. Наматывает пряди на кулак и тянет на себя, вынуждая подняться. Сильные мужские руки подхватывают под ребра, прижимая податливое тело ближе к себе. Марина громко стонет, когда угол проникновения меняется, а первобытная страсть искрит в воздухе. — Тебе ведь тоже нравится пожёстче, да? — голос Торпа, словно раскат грома врывался в хмельное сознание ведьмы. Она лишь позорно скулит в ответ, что-то среднее между утвердительным «да» и требовательным «еще». Марине нужно больше, глубже, слаще… Так, чтоб чертовски хорошо и за гранью возможного… Уэнсдей тяжело дышит, пока её конечности все еще подрагивают от оседающей волны удовольствия. Из-под приоткрытых век, она ленивым взглядом наблюдает за друзьями. Одна рука Ксавье лежит на рёбрах ведьмы, ладонью сжимая налитую грудь, то и дело зажимая между указательным и средним пальцами покрасневший сосок, другая — удерживает бедро, регулируя жесткие толчки. Аддамс с пьяным удовольствием рассматривала мелкие кудри, прилипшие к плечам Ксавье, как его голодные губы оставляли после себя багровые пятна на коже подруги, и как от каждого жестокого толчка, грудь Марины подпрыгивала и колыхалась. Всё это порочное безумие сопровождалось хриплым голосом парня, что нашёптывал в шею девушки пошлые выражения. Происходящее отпечатывалось в сознании Уэнсдей, намертво въедаясь куда-то под кожу. Беспорядочными стонами ведьмы, в которых больше воздуха, чем смысла. Скрипом кровати. Влажными звуками, от которых жар начинал течь по бедрам на многострадальные простыни… Когда отошедшая от оргазма Аддамс снова оказывается рядом, ведьма уже едва различает пределы реальности. Чувствуя спиной рельефы тела Ксавье, жестко трахавшего её сзади, Марина задыхается стонами прямо в губы яростно целующей её Уэнсдей… Она уже не различает, кому принадлежат руки поглаживающие груди, талию, низ живота. Не знает, чьи пальцы ныряют к клитору, ритмично вторя лихорадочным движениям члена внутри — даруя восхитительную истому и ускоряя приближение желанной разрядки… Прикосновения обнажённых тел друг к другу, контраст холодной кожи Уэнсдей, что неистово терлась об грудь Марины и горячего торса Ксавье, прижимавшегося к позвоночнику, доводил до исступления… Пара особенно сильных толчков и фейерверк внутри ведьмы взрывается. Под веками пляшут яркие огоньки, а душа так и норовит покинуть тело, от чего девушка не сразу осознает, что подхваченный её оргазмом Ксавье следует за ней в эту глубокую пучину удовольствия… Сладкими, требовательными поцелуями Уэнсдей поочередно награждала то Марину, то Ксавье — возвращая на землю, приземляя. Они словно хотели стать одним целым, терзая легкими укусами губы друг друга, соприкасаясь языками, утопая в страстной истоме…

***

До рассвета оставались всего считанные часы. Ночь вот-вот должна была отступить, возвращая права новому дню. Нежась в объятиях друг друга на кровати, разморенные от оргазмов изгои со счастливыми сытыми улыбками раскуривали последнюю сигарету на троих. Атмосфера комнаты пропиталась успокоением, легкостью и невиданным прежде чувством покоя. Стояла звенящая, уютная тишина, нарушать которую никто не решался. Уже гораздо позже, проспавшись, они подумают о случившемся. Слегка неловко обсудят и придут к единогласному решению — оставить действо этой ночи их собственной тайной, навсегда скрытой от чужих умов. Тайной, окутанной немым обещанием однажды повторить все это прекрасное безумие снова… И скорее всего, далеко не один раз.