Воля Силы

Медблок – купольный ли, корабельный, тюремный, повстанческий или федеративный – всегда пах одинаково. Именно этот ни с чем не сравнимый и ни за что не забываемый кисловато-лекарственный запах стал первым, что Эйвон смог осознать, вынырнув из черноты забытья. Второй пришла боль. Но не острая и нестерпимая, а ноющая и приглушённая, по всему телу. Он был жив, несмотря на мизерные шансы уцелеть в аварийной посадке, она же едва контролируемое падение на Гауда Прайм. Мысли роились короткие, хаотичные, но чёткие. Небольшое усилие и их получилось взять под контроль. Правда, они так и норовили снова разбежаться, но голова работала. И память не подводила, помогая вытянуть из своих глубин случившееся. …Таррант, глупый мальчишка, снова препирался, бездарно растрачивая драгоценное время. «Скорпион» немилосердно трясло. Очередной выстрел вынес пилота из кресла и отправил в полёт через оба ряда консолей, а самого Эйвона – швырнул на передний, вышибая воздух из груди. Дышать стало тяжелее, подниматься пришлось, цепляясь за искрящий пульт. Ни один из них не успел ни сделать ни шага, ни сказать ни слова, когда рухнул кусок потолочной обшивки с обрывками проводов под напряжением. Не обойти, не перепрыгнуть. Разве что что-то перекинуть… Эйвон метнулся к Ораку, отстёгивая удерживающие суперкомпьютер страховочные ремни. ‒ Подключись к телепорту и быстро вниз! – скомандовал он самому странному и незаменимому члену экипажа. А затем швырнул его пилоту. От подобного настолько опешили оба, что разнообразия ради даже не спорили. Орак, наверняка, ещё и обиделся на столь бесцеремонное обращение. Переживёт. Не до того сейчас. ‒ А ты? – надоедливый мальчишка всё продолжал стоять столбом. ‒ Не твоё дело! Уберёшься ты уже отсюда или нет?! Подействовало. Выметнулся в телепорт как миленький, только перенос напоследок блеснул. Сказать легче, чем сделать. «Скорпион» швыряло из стороны в сторону, кресла давно сорвало, кроме одного, да и то шаталось. Потом корабль заскользил по верхушкам деревьев, с одной стороны смягчившим удар, а с другой – наподдавшим под днище. Мониторы брызнули осколками и раскалёнными обломками. Левый глаз начало заливать кровью. Резкий рывок вниз – и в кресле удержаться не вышло. А сверху уже падала балка. Успел лишь голову прикрыть, приняв её на руку, что тут же повисла плетью. Всё горело и дымило, царапая лёгкие удушливой гарью. Столкновение с землей вышло жёстким, отбросив в Раба. Тело прошило электрическим зарядом, сознание взорвалось от боли, наступила темнота. А теперь он в медблоке. Значит, кто-то его спас. Вариантов не так-то уж и много: Федерация или охотники. С первой вполне станется подлатать неуловимого главного преступника номер два для показательного суда (вот только койка под ним мягковата для тюремной). А у вторых откуда бы нужные возможности? Оставалась ещё одна, правда, очень крошечная вероятность: на ГП уцелел кто-то из поселенцев. В любом случае стоит разобраться в происходящем. Эйвон прислушался, не торопясь показывать, что пришёл в себя. Тихо, рядом никто не дышит, не шуршит, не двигается. Местные приборы гудели еле уловимо на грани слышимости. То ли такие бесшумные, то ли отключены большей частью за ненадобностью. Он сосредоточился на ощущениях. Темно, свет под веки не пробивается. К лицу что-то прилегает, закрывая нос, часть щёк, подбородок и рот. В сгибе локтя левой руки пульсирует и покалывает холодом. А вот на запястьях – ничего. Одеяло лёгкое, под ним не жарко, но и прохлады не чувствуется. Кожу ни чем не царапает и не стягивает. Левая бровь только чешется, да грудь чем-то перемотана. А что изменится, если чуть-чуть приоткрыть глаза и осмотреться сквозь ресницы? Всё та же темнота и тишина, чуть расцвеченные огоньками от приборов: белыми, синими, жёлтыми. Скруглённый прямоугольник двери напротив. Помещение, судя по всему, небольшое. Тюремное или корабельное. Но на «Лондоне» так комфортно и уединённо не было. И рядом действительно никого. Эйвон, уже не таясь, огляделся вокруг. Однозначно, медблок. Вот и капельница, и баллон со шлангом, идущим к маске на лице (лекарство? кислород?), и монитор с отображением сердечного ритма и прочих показателей. Только всё какое-то странное и незнакомое, непохожее на типовой дизайн Федерации. Простынь под ладонью была гладкой, а вот попытка ощупать себя – опрометчивой. Правую руку тут же пронзило болью от кончиков пальцев до плеча. Встреча с балкой не прошла для неё даром. Трещина, а то и перелом. Эйвон выругался и затих, пытаясь отдышаться. Даже такое простое движение принесло слабость и головокружение, бросило в пот. Он беспомощен как младенец и зависит от непонятно чьей милости. А остальные за это время, наверняка, нашли себе проблем, которые обязательно станут его, если кто-то, особенно Вила, попадёт в плен. Глупо надеяться, что присутствие Орака удержит их от неприятностей. Дверь внезапно отъехала в сторону, но свет из коридора, тёплый и мягкий, не ударил по глазам. Силуэт на пороге принадлежал мужчине или очень рослой женщине (Эйвон пока склонялся к первому варианту). Вошедший дотронулся до выключателя на стене и в блоке стало чуть светлее (и нарастала мощность постепенно), позволяя разглядеть и незнакомца, и обстановку. Мужчина, довольно высокий (ему пришлось даже чуть пригнуться, входя в комнату), не измождённый и не гора мышц, лицо – гладко выбритое и чистое, без шрамов, татуировок или ритуальной росписи. Светлые волосы, похоже, длинные и аккуратно собранные. Одежда ладная, удобная, практичная: сапоги, штаны, нижняя рубашка с длинными рукавами, туника поверх. Всё в сине-зелёных оттенках, только сапоги – тёмно-серые. Эйвон нахмурился. Ему казалось, что между приступами беспамятства он кого-то видел: обеспокоенное лицо, заботливый взгляд зелёных глаз. Но придя в себя, счёл это видением, дурной обманкой измученного разума. Неужели, не видение? Разве что тут есть кто-то ещё. Незнакомец что-то сказал, губы шевельнулись, но понять не удалось ни слова. Это что, последствия травмы? Внутри ледяной волной едва не плеснуло паникой, но неожиданный спаситель повторил свой вопрос (по крайней мере, по интонации похоже было именно на это) медленнее и чётче, и стало понятно, что дело не в аварийной посадке и ударе по голове: слова звучали абсолютно непривычно и странно. Мужчина, кажется, тоже сообразил, что его не понимают, сделал шаг навстречу, держа руки чуть приподнятыми на уровне талии и открытыми ладонями к Эйвону. Универсальный и понятный жест: «я безоружен». А ещё из такого положения не атакуешь и не ударишь. И на поясе у него ничего, даже кобуры. Разве что нож в рукаве, но хотел бы убить, мог бы просто не лечить. И зачем ему убеждать пациента (или пленника) в собственной безобидности? Он тут и так полновластный хозяин положения. Эйвон здраво оценивал свои силы. Сейчас он мог лишь следить, как его врач (или тюремщик) осторожно подошёл, по-прежнему не опуская рук. Как, ни сделав ни одного резкого движения, изучил показания на мониторе чуть сбоку в изголовье. Как пощёлкал кнопками на приборах и медленно снял с него маску; кажется, в ней всё же было лекарство, сам медблок внезапно почти ничем не пах. Как приподнял спинку кровати, позволяя принять полулежащее положение и говорить почти лицом к лицу. Как опустился на стул рядом с койкой и неуверенно (смущённо? растерянно? виновато?) улыбнулся (и кого-то этим неуловимо напомнил). Потом положил ладонь себе на грудь и произнёс: ‒ Лэй, ‒ взгляд у него оказался пытливый и внимательный, смотрел он прямо в глаза, и сказал ещё раз, ‒ Лэй, ‒ а затем, вопросительно подняв брови, протянул руку в сторону Эйвона. Что ж, видимо, Лэй – это имя, фамилия или прозвище. И ждал он того же в ответ. Эйвон назвал себя, и спаситель повторил за ним, разделяя слово на слоги и чуть протягивая гласные. Ну представились, а дальше-то что, можно подумать, это сильно поможет. Ладно, всё равно деваться в ближайшее время некуда, придётся приспосабливаться и разбираться в ситуации. Даже если для этого необходимо общаться жестами (хоть они совпадают, уже хорошо; что пришлось бы делать, если бы и этот способ не работал?). Лэй, похоже, считал также. Он снова коснулся ладонью своей груди и снова протянул её в сторону Эйвона, потом постучал себя двумя пальцами по уху и кивнул. «Я тебя слышу». Кивок в ответ. ‒ Понял, ‒ возможно, если подкрепить жесты словами, общение получится наладить быстрее. Ладонь к груди – ладонь навстречу – вращение кистью с двумя отставленными пальцами у виска – покачивание головой из стороны в сторону. «Но я тебя не понимаю». Снова кивок. ‒ Ясно. Ладонь к груди – на горло – навстречу – на губы – и снова мотание головой. «И не могу говорить на твоём языке». Ну хоть не требует обратного и то ладно. Вот только вопросов это не снимало, ни одного: ни зачем спас, ни кто он, ни что делать. Кажется, Лэй его раздражение почувствовал. Или просто был догадливым. Он постучал себя двумя пальцами по середине лба, медленно, словно рисуя невидимую линию, провел ими до лба Эйвона, склонил голову к плечу, вопросительно поднял брови и, чтобы, видимо, уж точно не осталось сомнений, нарисовал в воздухе знак вопроса. Что?! Он что, серьёзно?! Мысленная связь?! От удивления Эйвон слегка приподнялся на койке и подался вперёд, впиваясь взглядом в сидящего напротив мужчину. Но только в одном случае он может быть настолько деликатным, предусмотрительным и владеющим навыками мысленной связи. Если это ауронец. И сразу же вспыхнуло осознание, кого же ему напомнил Лэй. Калли. Нет, это не повод полностью расслабляться и безоговорочно незнакомцу верить. Но ауронец заслуживал доверия больше, чем кто-либо другой в подобной ситуации. Помнится, Калли могла воспринимать от не-сородичей эмоции и мысленные образы. Посмотрим, умеет ли это Лэй. ‒ Кто ты? ‒ Эйвон постарался сосредоточиться, удерживая в голове лицо собеседника и картинку со знаком вопроса рядом с ним. Вроде он достаточно догадливый, чтобы понять. Или нет, мелькнула первая мысль, когда перед внутренним взором стали появляться сменяющие друг друга видения. «Скорпион» с дымным шлейфом, падающий в лес. Колючие разлапистые деревья, поваленные и изломанные, окружившие его лучше охранного периметра. Остывающие обломки, искорёженные, раскуроченные, с рваными и заострёнными краями, искрящими пучками оборванных проводов. Горы металлолома и ни на что больше непригодного мусора, бывшие когда-то кораблём. Лежащее навзничь тело (так странно было смотреть на себя со стороны), присыпанное листвой, ветками и кусками обшивки. Сильные руки с узкими ладонями и длинными пальцами вытаскивающие его из-под завала. Коробочка из серебристого металла, оказавшаяся аптечкой (трудно не узнать бинты и ампулы с лекарством). Нож со странным вибрирующим лезвием, срезающий одежду. Ловкие и умелые, лишённые суеты, действия Лэя по обработке его ран. Тёмно-синий плащ, тёплый и мягкий, окутавший тело. Как закончив, Лэй без особых усилий поднимает Эйвона на руки и несёт к транспорту, похожему на те, на каких ездили Космические Крысы. Только уже, длиннее, без колёс и висящий в воздухе, как флайер. Как укладывает на него, пристёгивает ремнями, запускает двигатель и неспешно уводит с поляны, взявшись за передние рычаги. Небольшой вытянутый кораблик, чью белоснежную обшивку уродовали чёрные пятна подпалин на боках. Но выглядел он целым, значит, повезло больше чем «Скорпиону». Светло-бежевый медблок. И снова – уверенные руки, занятые его ранами. И не только ими. Осторожно и бережно отмыть пациента от гари и крови Лэй тоже смог. Вот теперь всё стало понятно, дела оказались красноречивее слов. ‒ Ты ‒ врач, ‒ даже не спрашивая, а утверждая, сказал Эйвон. Нет, не зря ему Калли вспомнилась. Даже ощущение от Лэя было похожее: доброжелательное спокойствие, мягкая уверенность, надёжность. Подсмотренным у спасителя жестом он протянул в его сторону ладонь, повторив сказанное и одновременно представив одетую в белое фигуру, занятую различными медицинскими процедурами. Лэй застыл, расфокусированным взглядом уставившись куда-то вдаль, потом встрепенулся и медленно кивнул: ‒ Йаас-ноо, ‒ осторожно, словно пробуя слово на звучание, проговорил он. Надо же, едва услышал, а уже пробует подражать! Сообразительный, однако, хоть и допустил сейчас ошибку. Ладно, поможем освоиться. Эйвон несколько раз кивнул, потом помотал головой из стороны в сторону. Оба действия сопровождались соответствующими словами «да» и «нет». Не то, чтобы раньше ему никого не приходилось ничему учить, но уж точно не языку и у него никогда не было такого смышленого ученика. Лэй схватывал на лету, старательно повторяя, иногда чуть хмурясь или прикусывая губу от усердия. Ощущалось это как-то неуместно-забавно. Надо искать команду, Блейка, новый корабль, пути отхода с Гауда Прайм, а он тут лежит и лингвистикой развлекается. А с другой стороны – что ещё сделаешь в таком состоянии? Эйвон ненавидел ждать, зависеть от кого-то и быть беспомощным, но понимал, что сейчас у него нет выбора. Он даже встать не сможет, он даже и выжить-то был не должен, если верны собственные воспоминания и показанное Лэем. Но выжил и даже не получил необратимых травм, и имеет все шансы на поправку. Вот только как бы ускорить процесс и как бы понять, что с остальными? Без посторонней помощи не обойтись, а значит, нужно наладить хоть какое-то понимание. С согласием, отрицанием, незнанием разобрались быстро, хотя Эйвон и пожалел о попытке двинуть плечом. Цифры тоже не составили труда. С образами было сложнее, а предметы вокруг, по мнению техника, не входили в число вещей, чьи названия стоит прояснять в первую очередь. Он задумался, что ещё бы такого показать, когда лицо собеседника внезапно озарилось осознанием, а пальцы сложились в жесте «Идея!»: указательный смотрит вверх, остальные поджаты. Эйвон кивнул, левой рукой дотронулся до груди, постучал себя по уху, указал на Лэя и произнёс: ‒ Я слушаю тебя. Ответ состоял из речи и знаков, где-то дополняющих слова, где-то заменяющих их. ‒ Ты, ‒ ладонь в его сторону, потом на горло и на губы, постукивание пальцами по виску. ‒ Йа слу-ша-ю, ‒ ладонь себе на грудь, прикосновение к уху и снова незримая нить ото лба ко лбу. С одной стороны пускать кого-то в свой разум не хотелось. С другой – предложенный способ – Эйвон проговаривает слово и представляет стоящий за ним образ, Лэй слушает и воспринимает через мысленную связь – изрядно приближал возможность нормального диалога. Да, не самый быстрый и утомительный, но лучше прочих альтернатив, особенно когда время так дорого. Это действительно оказалось утомительно, правда, не настолько, как раз за разом убеждать Блейка не влезать опрометчиво в очередную сомнительную, альтруистичную до глупости, авантюру. Лэй, по крайней мере, был сообразительнее. Они несколько раз прерывались, когда у обоих пересыхало во рту, и никогда ещё самая обычная, чуть сладковатая и с лёгкой кислинкой, вода не казалась Эйвону настолько вкусной. Усталости он не чувствовал, слабость после ранения перекрывали разгоревшийся в душе азарт и жажда деятельности, интерес и жгучее любопытство: не беспомощен, хоть что-то да может, не придётся покорно лежать и ждать в полном неведении! Сколько времени на это ушло, понять не получалось. Хронометр в медблоке если и был, то опознать его не вышло. Никаких знакомых силуэтов или цифр. Могло пройти как полдня, так и всего пара часов. Эйвон не собирался останавливаться, пока способен говорить и думать. И когда Лэй выставил вперёд ладонь и покачал головой, призывая прерваться, рассердился на него. ‒ Моя команда. Беда. Федерация. Плен. Пытки. Смерть, ‒ за каждым словом шёл яркий образ: лица Вилы, Тарранта, обеих девушек, ощущение угрозы, ненавистный символ, солдаты в чёрной форме и с оружием, скованные запястья, избиение безоружных и несопротивляющихся, изломанные и окровавленные тела. И врач вздрогнул, меняясь в лице. Он явно понимал и не понаслышке знал, о чём идёт речь. Невозможно было не заметить, находясь так близко, как широко распахнулись его глаза, как сжались в тонкую линию губы, как пальцы скомкали подол туники, насколько глубже и размереннее он задышал, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Однако взял их под контроль мужчина довольно скоро. В последний раз вздохнув полной грудью и выдохнув через рот, Лэй посмотрел на Эйвона. ‒ Най-ти по-мо-гу. Поз-же, ‒ сильная и тёплая ладонь легла ему на грудь, слегка надавив, а спинка койки вернулась в прежнее положение. ‒ Сей-час ле-чить. С медиком не поспоришь, особенно когда он без особых усилий может уложить пациента на обе лопатки. Особенно, когда пациент и так уже на них лежит. Эйвон состроил недовольную гримасу, раздосадованный задержкой и предстоящим вынужденным бездельем. С одной стороны, логика подсказывала, что Лэй прав. С другой – из чувства какого-то нерационального противоречия признавать это не хотелось. На спасителя и союзника сердитый взгляд не произвёл ни малейшего впечатления. Он бережно приподнял правую руку Эйвона, устроил её поперёк его груди, согнув в локте, и ощупал от стыка с шеей до кончиков пальцев. Прикосновения были лёгкими и аккуратными, но пару раз всё равно вызвали боль, заставив втянуть воздух сквозь зубы. Похоже, всё-таки перелом, и хорошо, если один. Лэй положил ладонь ему на плечо чуть выше локтя и прикрыл глаза. Когда из-под неё волнами разошлось тепло и нежное голубое сияние, разум даже не сразу воспринял увиденное, не то что смог поверить. Что это и как кто-то способен на такое?! Калли никогда не упоминала, что её сородичи владеют подобными способностями. Или они были уникальными даже среди ауронцев, и ей и в голову не пришло, что когда-нибудь им встретится изгнанник с этим даром. Вполне логично, слишком уж мал шанс, что пересекутся две редкости, но Эйвону он выпал. За раздумьями не заметилось, как необычный врач переместил ладонь ему на запястье и всё повторилось. И боль ушла слабым отголоском куда-то совсем на задний план. Техник пошевелил пальцами, сжал их в кулак, повращал кистью, согнул и разогнул руку в локте, двинул плечом. Ранам ещё явно предстоит заживать, но действовать уже можно, чуть дискомфортно, но терпимо. Необратимо повредить руки или глаза, равно как потерять способность ясно мыслить Эйвон всегда боялся сильнее всего. Лэй тем временем чуть откинул одеяло, намереваясь, судя по всему, заняться рёбрами. Им, кажется, досталось меньше – трещина или ушиб. Впрочем, уже не было полной уверенности, а всеми ли воспоминаниями поделился нежданный спаситель. Мог ведь подлечить ещё на обломках «Скорпиона» и скрыть поначалу информацию о своём умении, и не то чтобы Эйвон такого решения не понимал. Он бы сам на его месте и после себя не выдал. Справедливости ради, он бы и спасать незнамо кого не полез. Грудь Лэй накрыл обеими ладонями, и шло лечение дольше, и сияние было ярче, с мириадами белых искр. Неужели досталось не только рёбрам? Когда речь шла о машинах, по малейшим признакам получалось понять или предположить, где именно неполадка и в чём. Человеческое тело, даже своё собственное, не вышло узнать настолько же хорошо. Дышать стало легче, хотя эта травма и раньше не сильно беспокоила Эйвона. Но чувствовать себя более здоровым было определённо приятнее. Чего не скажешь о Лэе. Врач откинулся на спинку стула, потёр переносицу. Выглядел он усталым, использование драгоценного дара не прошло для него бесследно. Но, кажется, беречь себя и этот новый знакомый не умел. Посидев немного, Лэй встряхнул головой и вернулся к делу. Одеяло на этот раз он отогнул до колен. Ногам досталось меньше всего, россыпь синяков, пара кровоподтёков да большой кусок пластыря на левом бедре. Им-то врач и занялся, совсем недолго, значит, ничего критичного. А вот на самого Лэя смотреть потом было несколько совестно. Он враз как-то сгорбился и сонно заморгал. ‒ Нам от-ды-хать. Есть. По-том ис-кать тво-их дру-зей. От потрясения, слабости и внезапно накатившего чувства голода не осталось ни сил, ни желания его поправлять. Хочет считать команду друзьями, пожалуйста. Для кого-то, да хоть для того же Блейка, помнится, эти два непересекающихся понятия всегда были равнозначны. И Лэй такой же, видимо, непуганый идеалист. Вот бы кто прекрасно нашёл общий язык с их уже два года как неуловимым лидером. Вставая, врач чуть пошатнулся и опёрся о стенку. Чуть подождал, пока, видимо, перестанет кружиться голова и медленно вышел. Вернулся он довольно быстро и положил на стул перед койкой стопку одежды. Из знакомого в ней были только сапоги, свёрток с инструментами да кобура с бластером. Надо же, и ведь не боится давать оружие едва знакомому человеку. Впрочем, Эйвон и не совершил бы такой беспросветной глупости как нападение на противника, чьи возможности до конца неизвестны. Даже если бы был полностью здоров. К тому же в сложившейся ситуации союзник весьма кстати. У двоих больше шансов отбиться от охотников, наводнивших Гауда Прайм. От размышлений его отвлёк Лэй, дотронувшийся до левой руки с капельницей в ней. ‒ У-бе-ру. Боль-но нем-но-го, ‒ предупредил он. И зачем? Разве ж это боль? Так мелочь, не заметнее лёгкого укола. В адрес кого-то другого Эйвон уже давно съязвил бы вслух, что не надо с ним нежничать, а тут не видел смысла. Зачем зря расходовать слова и силы, если тебя всё равно не поймут? А для поднятия собственного настроения колкие реплики достаточно произносить мысленно. То ли с момента аварии прошёл уже не один день, то ли лечение было таким чудодейственным и интенсивным, но одеться он смог сам. Неспешно и чуть путаясь в рукавах и штанинах одолженного комбинезона, но сам. Помощи Эйвон сейчас и не принял бы. Хозяин корабля явно поделился собственным гардеробом, позаботившись обо всём вплоть до белья и носков. Первое впечатление не обмануло: Лэй действительно оказался выше и шире в плечах. Его одежда была Эйвону ощутимо великовата, штанины ещё как-то вышло аккуратно заправить в сапоги, рукава же пришлось закатывать, и даже ремень не спасал положения. Впрочем, о внешнем виде в данный момент думалось в последнюю очередь. Вещи чистые, удобные, движений не стесняют, ткань кожу не раздражает и не царапает, ‒ сойдёт. Напоследок Эйвон попытался пригладить волосы и, проведя ладонью ото лба к затылку, задел тонкую полоску пластыря над левой бровью. Мелкие порезы заживают быстрее крупных ран. Либо зацепило глубже, чем показалось, либо времени прошло не так уж и много. Ничего, чуть потерпеть, добраться до рубки и прояснится, если не всё, то многое. Связь она и есть связь, раз похожа медтехника, то и остальная не должна слишком сильно отличаться. Лэй терпеливо ждал около двери. Заметив, что пациент закончил, он поманил его за собой.