***
Здесь были все, все наши. И даже Кукушкина. И даже Чижиков. Сергей был в центре и лихо улыбался. Судя по пакетам, праздник жизни должен был продолжаться, как минимум, всю ночь. У меня с собой тоже был плед. И книга — я учился читать на человеческой скорости, хотя пока что получалось не совсем идеально. Сергей сразу же заметил меня и подошёл. — А ну-ка Э-э-э-эл, — он приставил палец к моей щеке, — раз, два, три, скажи: я обещаю не мешать ребятам распивать алкоголь и веселиться прочими способами, в том числе, крайне неприличными, — он игриво улыбнулся, но я понимал, что иначе меня могут и прогнать. И я повторил: — Я обещаю не мешать ребятам распивать алкоголь и веселиться прочими способами, в том числе, крайне неприличными. В том числе, посредством лекций и посредством передачи информации взрослым. — Умница! — во вторую щеку он меня поцеловал. Я промолчал и отвёл взгляд. И почему-то увидел недовольное выражение на лице Гусева. — Кстати, будь поосторожнее, Эл, мы будем у реки. — Хорошо, я тебя понял.***
Я вовсе не ожидал, что веселье так быстро развернётся. Мы разложили пледы и приготовили все для костра, но ничего толком пожарить не успели. Или не захотели. К одиннадцати все были уже пьяны. К двенадцати трудно было уследить, кто на кого смотрит, но, кажется, все эти взгляды говорили об одном. Майя, шатаясь, подошла ко мне и села, обнимая за плечи. Я не ожидал и повернулся к ней в недоумении. А она пьяно рассмеялась и спросила: — Эл, а чего твоя сестричка не пришла с тобой? Эля существовала недавно, но Майя не упускала случая с ней увидеться с тех самых пор. — Её же нет в городе, Май, — напомнил я. Она разочарованно вздохнула и поднялась. Только для того, чтобы упасть на колени смущённому до предела Королькову, а с них соскользнуть прямо на траву. Сергей тут же поспешил помочь ей, чтобы обхватить за талию, с совершенно пошлым выражением лица… Но Майя выскользнула и побежала к реке.***
Время близилось к часу ночи, а я заметил, что потерял Макара из виду. Он то весело пел, то пытался что-то пошутить, что работало, потому что все были пьяны, то сидел очень мрачный и смотрел на воду. А вот теперь его не было. Я спешно встал с места и вдруг подумал, что для того меня и позвали. Чтобы ни с кем ничего не случилось. Но переживать об этом времени не было. Я поспешил к реке, почему-то почти со страхом. Но сбылся совсем не тот, который я зачем-то предполагал. Вжав Сергея в ствол дерева, Макар изо всех сил пытался добиться поцелуя. Он был так близко, а Сергей был так пьян… Мне следовало уйти. Или остановить, раз уж я оставался. Но я ничего не делал, лишь смотрел. Может быть, чтобы понять все так остро, как только возможно. Чтобы знать, что все так, и иначе уже не будет. Но Макару не удалось. Он склонился, а Сергей отпихнул его и скрылся в каких-то кустах. Макар не погнался за ним. Он ударился лбом о дерево и так и остался. Минута. Вторая. Мне показалось, что я слышал всхлип. Впрочем, пьяные часто плачут. Медленно, я подошёл к нему. — Вернёмся к костру, тут холодно, — предложил я, положив ладонь ему на плечо. Он отмахнулся. — Пойдём, — но я не отступал. — Да ну… — Идём, — ещё твёрже сказал я и потянул его, обняв за пояс. Этот путь, хотя и короткий, казался мне бесконечным. Макар пытался что-то сказать, потом вдруг захохотал прямо в небо, потом… Мне пришлось отпустить его в другие кусты. Не очень я понимаю, для чего люди пьют. У костра никого не оказалось, так что, чудо, что он не перекинулся куда-нибудь на траву и наши пледы, или не потух. Зато я смог уложить Макара. Вид у него был несчастный-несчастный. Ну что ж, ведь Солнце отказалось светить для него. Я сел рядом и хотел сказать что-нибудь сочувственное, хотя и сам не мог отделаться от горечи. И пока я думал, склонившись над ним, он вдруг протянул руку и провел по моей руке от плеча и до ладони. Глупая улыбка растянула его губы. Я ничего не сделал. Тогда он потянулся вверх. Я зажмурился. Соприкосновение случилось. Тёплое. Липкое. Дорогое. Но неправильное. Макар упал обратно. У него слишком грустные глаза, чтобы даже ему сказать. И я просто лёг на него, придавил головой грудь. Чтобы он не мог ничего сделать, а уснул.***
Утро наступило давным-давно. Некоторые из ребят уже встали. Они ушли на речку, купаться, чтобы прийти в себя. А я занялся наведением порядка. Наверное, я был не таким уж тихим, но Макар спал. Спал до тех самых пор, пока я снова не сел рядом с ним. Видимо, почувствовав взгляд, Макар рывком поднялся. Осмотрелся так, будто не знал, где находится. Затем уставился на меня осоловелыми глазами. — Сыроега?! — Нет, — тихо отозвался я и вяло улыбнулся. — Эл?.. Я кивнул. — Мы что… Того? — мне было почти приятно от того, как густо он покраснел. Но я могу говорить только правду. — Нет. Нет, конечно. Ты был пьян. И ты искал Сергея. Не меняй Солнце на Луну. Макар тяжело вздохнул и криво улыбнулся. — Ну да. Луна для поэтов, а Солнце — для болванов. Я — болван. Я не смог сдержать мягкой улыбки. Почему-то, хоть я не мог бы объяснить почему, мне нравилось даже и это. — Ты очень хороший болван, Макар, — проговорил я. Но он мрачно фыркнул. — А Луна мне все равно недоступна… Я помедлил, опустив взгляд на мокрую траву. И осторожно, медленно спросил: — А ты… Хотел бы? Хотел бы? Не потому, что Солнце смотрит в другую сторону? — разве может, разве может так быть? Ведь вчера я точно видел… — Да… Да пошли бы эти метафоры, Эл! — возмутился он и вдруг подскочил, поднялся во весь рост и схватил меня за плечи. — Чего все усложнять?! Я себе об это Солнце все руки сжёг, потому что болван полный, думал, лучше!.. А ты, значит!.. — Я ничего не понимаю… — весело и безнадёжно качая головой, признался я. — А я… Книжку эту, твою, прочитал. По правде-то этот, который, вовсе и не бросал, а в корыстных целях!.. Вот и… Потому что Сыроежкин, может, и пошлёт, но на всю жизнь не оскорбится. Я опустил взгляд, но придвинулся и опустил голову ему на грудь. — И я не оскорблюсь, Макар. Правда. Он теперь обнял меня. И выдохнул: — Люблю я тебя. Хотя ты и чурбан. Я тихо рассмеялся, обхватил его пояс руками и прошептал, наконец, счастливо: — Взаимно. Совершенно взаимно.