*
Себастьян захлёбывается собственным рваным вдохом, едва успевает зажать рот ладонью, чтобы не закричать на всю спальню в общежитии Слизерина. По телу пробегает крупная дрожь. Он жмурится, потом распахивает глаза и чувствует, что они слезятся. Он старается глубоко дышать, медленно и как можно тише. Скоро рассвет. Утро больше не кажется началом дня, словно всё время продолжается один и тот же, не способный смениться новым. Каждый подъём — мысли о том, что он нужен Анне. Не сейчас, когда-нибудь потом. У него нет выбора, кроме как жить дальше и смотреть только вперёд, а жить дальше не получается, искупить вину не получается. Ничего не получается, когда ты банально не знаешь, что делать. Он бы многое отдал, чтобы сейчас увидеть сестру, обнять её. И главное, чтобы она его простила. Чувство вины давит беспощадно, заставляет достичь зыбкого дна, от которого невозможно оттолкнуться ногами. Это наказание за отказ смириться с неизбежным, именно о смирении всегда говорил Соломон. Прошло не так много времени, а разрушительных мыслей, от которых хочется скулить и биться в истерике, утекло столько, что хватит на целую жизнь. «Чем я это всё заслужил?» — главный вопрос, крепко поселившийся в голове. После одного произнесённого заклинания, которое до сих пор звучит в ушах страшным «Авада Кедавра», его душа словно раскололась. Ведь что может расколоть душу, если не убийство? И казалось, что кусок его души остался там, в тени подземелья, в каком-нибудь проклятом старинном предмете. Он читал о чем-то подобном в свитках и фолиантах по темной магии из запретной секции библиотеки. Наступили последние дни в Хогвартсе перед каникулами. Многие студенты уже упаковали вещи, так что комната превратилась в склад собранных чемоданов, сумок и клеток с совами. В гостиной то и дело раздавался громкий голос Имельды Рейес, которая тщательно заворачивала свою метлу, успевая попутно давать кому-то наставления. Новообретённый друг — «Герой Хогвартса» — сидит на своей кровати с понурым лицом. На него бумажным языком фыркает кричалка перед тем, как разорваться и упасть под ноги мелкими клочками. Себастьян будет скучать по нему — особенно по его шуткам, бесконечному смеху и пустой болтовне. Этот чувак вечно устраивал хаос и не всегда безобидные розыгрыши. Не без его помощи взорвалась добрая дюжина экспериментальных зелий Гаррета Уизли. В Высокогорном районе слизеринца прозвали «Убийцей троллей» и, судя по всему, он очень гордился своим наречением, хотя наверняка, чуть не повторил судьбу Варнавы Вздрюченного, пытаясь усмирить громилу. Это он на уроке Прорицания предсказал Себастьяну «страдания, которые принесут счастье». Вот же идиот. Летние каникулы не кажутся ни радостью, ни предвкушением беззаботных дней. Таких дней у Себастьяна точно не будет. Он подсознательно знал, кто способен вывести его из пучины вины. Мысли об Оминисе сделались для него спасательным кругом в море своих, разрушительных. Он стал появляться рядом во снах, именно его «Инсендио» сжигало Инферналов дотла. Себастьян с первого курса быстро находил общий язык с людьми. Оминис был единственный, с кем он вплоть до четвёртого курса боялся (стеснялся) заговорить о чём-то, помимо уроков. Поиск лекарства для Анны стал предлогом сблизиться. А излишне подозрительный Мракс, который никого не подпускал близко к себе, как-то быстро открылся и пошёл на контакт. Даже улыбаться стал чаще — Себастьян не мог этого не заметить. Он помнит, как в прошлом году на нудной лекции по Истории магии невольно засмотрелся на его умиротворённое засыпающее лицо. Оминис улыбался, сражённый монотонной речью профессора Бинса про очередное восстание гоблинов. Его рука лежала совсем рядом с рукой Себастьяна, и тот боролся с искушением дотронуться до его бледных длинных пальцев. Как бы Оминис не ненавидел тёмные искусства, на всём пути Себастьяна он не отступил. Тогда казалось, что он только мешает, отговаривает, будто вовсе не хочет спасения Анны. И всё же он заговорил на ненавистном Парселтанге, чтобы открыть дверь в скриптории. При нём Себастьян применил заклятие Круциатус на их общего друга. Вопреки всему, как бы он не был против, как бы не пытался отговорить, уберечь от ошибок; Оминис не отвернулся и был рядом до конца. Они так и не поговорили о главном, да и вообще почти не общались с того рокового дня. Но Оминис, словно невзначай, постоянно оказывался неподалеку, делая вид, что ему просто по пути. И так получалось, что они приходили в одно и тоже место в башне Защиты от Тёмных искусств. Себастьян старался вести себя непринужденно, разговаривал с однокурсниками, иногда даже переигрывал с напускным весельем. Просто хотелось показать, что с ним всё в порядке. Он обычно сидел на лавочке у стены, отрешённо жевал яблоко или мармеладных червячков, которые, как и вся еда, казались безвкусными. Мракс сидел на полу у окна, опустив голову, неизменно держал в руках волшебную палочку. Хорошо, что он не видит взгляд, которым на него смотрит Себастьян, а то ужаснулся бы от того, насколько он печален. Оба не могли решиться поговорить. Не о случившемся. А просто — поговорить. Себастьян боялся увидеть разочарованные глаза друга. А ведь до начала учебного года Сэллоу даже думал рискнуть признаться ему в чувствах. Не судьба.*
Хогсмид — вечно живой городок, на который не посягнуло время; в который ведут все дороги. Он всегда ассоциировался с запахом карамели из «Сладкого королевства»; смехом, фейерверками и конфетти возле лавки «Зонко». Здесь играет уличная музыка и отовсюду льются непрекращающиеся разговоры. Сейчас он не кажется уютным со своими острыми фронтонами и черепичными крышами, врезающимися в ночное небо. Хорошо, что добродушный старик Олливандер в своей лавке не знает, что из палочки, которой он предрекал великие дела, вылетело непростительное заклинание, убившее не негодяя, а родного человека её хозяина. Теперь Хогсмид будет ассоциироваться с желанием утопить себя в алкоголе. Освещённая огарками свечей и пропахшая козами «Кабанья голова» наполнена приглушёнными речами и тихим звоном посуды. На стене со своего портрета неустанно возмущается и зажимает нос от вони Фердинанд Октавиус Пратт. «Это возмутительно!» — фальцетом голосит он, упоминая про блох, которые, весьма заслуженно, могут у него завестись. Здесь бармену плевать на возраст. Наливают всем. Себастьян сидел спиной к выходу и смотрел на мутный стакан с огненным виски. Судя по тому, сколько на стекле сальных отпечатков пальцев, нужно было приходить со своим стаканом. Он не сделал ни одного глотка, пялился на отражение тусклого огонька свечи в стекле и невольно вслушивался в разговор, доносившийся из дальнего угла таверны. Два человека подозрительной наружности, которые явно замыслили недоброе, перешёптывались, бросая взгляды на других посетителей и явно боясь быть услышанными. Себастьян предпочёл думать, что они всего лишь контрабандисты, даже когда услышал из их уст тихое: «завалим к чертям…», «сделка накрылась…», «покончим с остальными, как и…». Он дёрнул головой, вытряхивая из ушей слова и не желая строить предположения об их смысле. Дверь со скрипом отворилась, впуская ветер, который пронёс по грязному полу земляную пыль и опилки. Уличная музыка на секунду ворвалась в тихое помещение, Пратт сразу заверещал о сквозняке, а у него, между прочим, тонкие панталоны! Аккуратные шаги, под которыми хрустели комья засохшей грязи, чисто интуитивно показались знакомыми. Не успел Себастьян обернуться, как рядом уже стоял Оминис. Он проверил рукой, не липкий ли стул перед тем, как сесть на него. Себастьян не мог поверить своим глазам, уставился на друга осоловевшим взглядом, будто уже успел глотнуть огненное пойло. Мракс откинулся на спинку, сложил руки на груди. Сэллоу тяжело сглотнул подступивший к горлу ком, чувствуя себя так, словно снова успел провиниться. — Себастьян… — тон был холодный, он явно хотел добавить «какого чёрта», но осёкся. Сэллоу вздрогнул, закрыл глаза и медленно выдохнул, борясь с ускоренным сердцебиением, которое побудило то, как и каким голосом было произнесено его имя. — Ты. Вне Хогвартса. После отбоя. Легендарный день! — наигранно весёлым тоном отчеканил он. Поддразнивание получилось со слишком большой каплей грусти в голосе. — Давай вернёмся в школу, — Оминис поднял голову, расправил плечи, стараясь быть увереннее и твёрже. Себастьян отвёл взгляд. Оба понимали, что он никуда сейчас не пойдёт. Он молчит, в этом молчании боль, крик о помощи, которую он боится попросить, чтобы не показаться слабым. Он привык быть сильным. Не ради себя, ради Анны — как обычно. Но её сейчас рядом нет. И будет ли когда-то вообще? Сейчас здесь только Оминис. — Спасибо, — не шевелясь, одними губами произносит Себастьян. Он давно хотел сказать ему это. Спасибо, что был рядом. Спасибо, что не сдал Мракоборцам. Спасибо, что пришёл сейчас. Оминис понимал. Он видел его каждую эмоцию. Казалось, что взамен зрению ему досталась способность читать Себастьяна Сэллоу. — Завтра уезжаешь из школы? — как можно непринужденнее спросил тот. — Да. То есть… — Оминис вздохнул, опустил глаза, не желая, чтобы Себастьян их увидел. — Что? — тот непонимающе сдвинул брови, пытаясь что-то разглядеть в напряженном лице друга. — Я не оставлю тебя… одного, — голос дрогнул. Себастьян тонет в своих мыслях и сразу возвращается в реальность, когда чувствует прикосновение к своей руке. Хотелось думать, что это крохотное касание не просто знак поддержки, а начало чего-то большего. Он смотрит на бледную руку друга, на выступающие венки на тыльной стороне ладони и не может отвести взгляд. Он нежно проводит большим пальцем по его запястью и медленно выдыхает. Оминис сильнее сжал свою волшебную палочку и напрягся, но отнюдь не от действия друга, а от того, о чем говорили два человека за столиком в дальнем углу. Договорив, они прошли к выходу из таверны, напоследок оглянулись удостовериться, что за ними не следит пара лишних глаз. — Все, блядь, пойдём уже покончим с этим, — грубо сказал один из мужчин, натягивая капюшон ниже на глаза. — Согласен. Заебала эта ебатория. Пойдём, — второй подтолкнул товарища локтем в бок, и оба вышли на улицу. Не сговариваясь, Оминис и Себастьян встали со своих мест и двинулись следом. Двое мужчин прошли по мосту, обогнули «Волшебную брюкву» и стали спускаться вниз, в сторону Запретного леса, не подозревая, что за ними следуют два слизеринца. За опушкой каменистая тропа терялась среди оголенных корней исполинских елей. Оминис и Себастьян ускорили шаг, чтобы не потерять бандитов из виду. Ушей достиг грубый далёкий голос: «Стой. Что это?» Всякие шаги замерли. Школьники забежали за кусок разрушенной каменной стены и наложили на себя Дезиллюминационное заклинание. Наступила глухая тишина, даже появилось опасение, что враги услышат шелест их мантий, едва колышущихся от лёгкого ветра. Но через секунду лес снова наполнился привычными звуками. Послышался далёкий крик сыча, шорох травы под мохнатыми лапами Акромантулов и звук разрезающей воздух паутины Шипастого плевуна. Шаги приближались. Сэллоу и Мракс обогнули стену, едва успели юркнуть в густую траву за деревом у дороги и спрятаться под толстым корнем. Ноги бандитов поравнялись с их ненадежным укрытием, Себастьян видел подошву сапог почти у самых глаз. Враги были недвижимы, прислушивались. Сэллоу прижал к груди руку с палочкой, держа её наготове. Он, как и Оминис, едва дышал и сохранял спокойствие, когда за шиворот стали заползать жирные жуки, а на плечи свалились земляные черви и мокрицы. Бандиты развернулись и стали отдаляться, их речь смешивалась с ветром и скрипом деревьев, а потом и вовсе затерялась в плотной завесе тумана. Парни вскочили на ноги, старательно избавляясь от назойливых насекомых. — Фу, блядь, — в сердцах выругался Себастьян и взглянул на Оминиса. — Так, всё. Возвращаемся, — требовательным шёпотом сказал тот. — Проследим, куда они пошли. И вернёмся. Никаких глупостей, обещаю, — с мольбой в голосе быстро проговорил он. Оминис едва ли поверил, но всё равно кивнул в знак согласия. Вдалеке мрак развеялся светом костра. Вокруг жертвенными огнями горели факелы; танцевали тени, предвещая отвратительную перспективу скорого убийства. Рядом сушились звериные шкуры, некоторые были совсем свежими. Чуть в стороне на колья неаккуратно насажены головы уже не опознаваемых животных и птиц, в глаз одной был криво воткнут здоровенный гвоздь. Один браконьер деловито скрестил руки на груди и встал у грубого деревянного стола, на который были навалены миски с сомнительным содержимым. В них что-то красноватое и явно мокрое поблескивало на свету. А под столом с ужасом можно заметить вырванные с мясом перья и груду мелких костей. Там же валялась и небольшая разделанная тушка, набитая чем-то инородным. Второй браконьер вальяжно расхаживал вдоль клеток с животными. — С кого начнём? С «куриц»? — он резко пнул клетку с птицами, от чего они забились в своём заточении, раз за разом ударяясь о прутья. — Или с мохнатого мяча! Сгодится на роль бладжера, давай посмотрим, как далеко улетит, если ебануть битой, — отозвался другой, со смехом наблюдая за действиями подельника. — У-у-у, — издевательски протянул тот, — чувствуешь запах смерти? — и он стал тыкать в клетку с Пушишкой длинной палкой, заставляя её жалобно попискивать. После этого захотелось взять злосчастную палку и затолкать ублюдку в глотку так глубоко, чтобы её конец показался из задницы. С противоположной стороны в лагере появились ещё два браконьера: высокий грузный мужчина и женщина с капюшоном на голове. Они подозвали к себе двух остальных и тихо заговорили, после чего все стали подозрительно озираться по сторонам. — Валим отсюда, — тихо сказал Оминис. С тяжёлым сердцем Себастьян готов был согласиться, видя численное преимущество врага. Пополнить ряды отрубленных голов на кольях совсем не хотелось. — Сходим за помощью и вернёмся, — решительно ответил он. Только они собирались развернуться, как услышали треск веток за спиной. — Так-так-так, — нараспев прозвучал насмешливый голос, — что делают дети так далеко от школы в столь поздний час? Парни вздрогнули, чары невидимости в момент спали. Два слизеринца стояли, прижавшись плечами друг к другу. Палочка в руке Себастьяна дрожала не от страха, а от сожаления, что он подверг опасности друга. — Заблудились? — подал голос ещё один, вставая в боевую стойку. — Отойди с дороги, я приветствую наших гостей, — из тени вышел высокий широкоплечий палач с платком на нижней половине лица. Даже не видя его рта, можно было почувствовать, как он исказился в зверином оскале, — жаль, что за ваше убийство не назначена награда! Хотя смерть друзей мелкого скользкого засранца тоже доставит нам удовольствие. Правда, друзья? — и он окинул взглядом всех членов банды, которые со смехом одобрительно закивали. Громила не спешил, размашистым движением замахнулся палочкой: — Редукто! Вспышка отскочила от вовремя поставленного щита и врезалась в дряхлый пень, оставив опалённый след в коре. — Везение. Не более того, — ухмыльнулся палач. Бандиты окружили плотным кольцом. Все четверо в унисон стали атаковать, не давая шанс для контрнаступления. Заклинания, одно за другим, ударялись о щиты и летели в разные стороны. Остолбеней! — ушло вверх и озарило небо. Конфринго! — ударилось в землю, расплавляя песок. Диффиндо! — отскочило к дереву и задело ветку, которая с треском обломилась и полетела вниз. Оминис и Себастьян защищались, не стояли на месте, пытались выгадать момент для ответного удара. — Что ты вертишься как веретенница! — злобно крикнул один из браконьеров, теряя терпение. Себастьян, как мог, пытался заслонить собой Оминиса. Но тот, почувствовав короткое замешательство врага, резко шагнул вперёд: — Петрификус Тоталус! — скованный парализующими чарами маг плашмя упал на спину. Это дало маленькую передышку, чтобы следом оглушить ещё одного чересчур самоуверенного колдуна, который, судя по всему, расслабился и потерял бдительность: — Арресто Моментум! — Себастьян осмелел, стал чувствовать себя увереннее и даже ухмыльнулся нелепой позе, в которой завис над землёй человек. — Какие жалкие фокусы, — с презрением прорычала ведьма. Заклинания сыпались одно за другим быстрее, чем срывались с уст. Адреналин распространялся по сосудам, бил в голову, шумел в ушах. Себастьяну это нравилось, он перестал бояться и чувствовал себя, как никогда, живым и в некоторой степени свободным. Оминис был рядом, прикрывал спину — лучшее, о чем можно мечтать. — Как вам понравятся молнии?! — разъярённый палач отбежал подальше, тяжело и сконцентрировано взмахнул палочкой над головой, помогая себе колдовать свободной рукой. Под ногами задрожала земля, заискрился воздух, в плотном вихре зарождалась гроза. — Экспеллиармус! — чётко произнёс Себастьян вместе с хлёстким движением запястья. Получилось в пафосном развороте через себя, как при показательной дуэли в «Скрещенных палочках». Вовремя не выставленный браконьером щит стал ценой отлетевшей палочки. — Ох, кажется, ты что-то потерял, — с ухмылкой проговорил Себастьян, его глаза горели азартом, он сделал шаг вперёд, — Левиосо! Боишься высоты? — враг поднимается над землёй, — Флиппендо! — переворачивается в воздухе, — Депульсо! А вот и волшебный пендель! Бандит через костёр летит в дерево, сметая на своем пути ящики и бочки. В небо взмыли искры от разлетевшихся во все стороны углей. Сэллоу вошёл в раж, бил и бил следующего врага, не давая ему даже поднять палочку. — Левиосо! — Оминис поднял в воздух. — Десцендо! — Себастьян бьет об землю. — Какие надоедливые дети, — сквозь зубы ядовито процедила волшебница. Браконьеры явно перестали «играться» со школьниками и стали нападать яростнее. Остолбеней, Диффиндо, Инсендио, Экспеллиармус, Конфринго, Круцио! — в слизеринцев летело всё. Поляна содрогалась, во все стороны разлетались не только разноцветные вспышки, но и ящики, поленья, стулья. Не понятно, кто из браконьеров ещё в строю, а кто нет. Себастьян уворачивался, ставил защитные чары, не разбирал, что попадало в него, а что — в Оминиса. Его сковало, оглушило, ослепило, отбросило в сторону. Сэллоу поднял веки и осознал, что лежит на земле. В голове звенело так, что глаза лезли из орбит. Он не мог понять, что происходит с Оминисом, только видел, как над ним парят камни, брёвна — да всё, что можно метнуть и пробить щит наверняка. Всё происходит мгновенно. Сэллоу встает, еле держит палочку, подбегает ближе и успевает обернуть один летящий снаряд в рябую курицу — Трансформация оказалась весьма полезна против пикирующего камня. — Акцио!— уже горящая красная бочка с горючей смесью, грозящая сдетонировать в любую секунду, притягивается с другого конца поляны, — Депульсо! — отправляется в браконьера и взрывается оглушительным хлопком. Волной Себастьяна и Оминиса тоже опрокинуло на землю. Ведьма пытается подняться на ноги. Пламя пробегает по её телу, заставляя вскрикнуть и снова упасть на колени. Себастьян встаёт и тяжело дышит после своего безумного манёвра: — И при этом я не выпил ни капли виски! — Я ебал, Себ. — Не выражайся. — О, да ты ходячая мораль. Они хотели уже бежать прочь, как их настигает череда заклинаний. — Пора пустить в ход зубы, — надменным голосом произнесла женщина, ее капюшон, как и вся одежда, был обуглен, обожжённое лицо исказила маска леденящей злобы. В прыжке она покрывается чёрной шерстью, лицо превращается в звериную морду. На разъяренного волка плохо действовали заклинания. После Депульсо он быстро вставал и снова нападал, мгновенно разбивал лёд Глациуса. Зверь прогибается, готовясь к прыжку. Сил почти не осталось, Себастьян стал отступать, пятился назад, пока не споткнулся. Он смог бы удержать равновесие и не упасть, но его валят наземь тяжёлые лапы зверя, давят всем весом на грудь. Сердце замирает, он инстинктивно выставляет руки перед собой и, словно в замедленном действии, видит, как острые зубы приближаются к его шее. Еще есть шанс быстро взмахнуть палочкой. Мысль о том, чтобы использовать непростительное заклинание снова, конечно, возникла в голове. Но даже на пороге возможной смерти он думал о своем обещании. Ведь он поклялся никогда не использовать запрещённую магию. Тем более, в заклинании главное намерение, а его нет. Он колебался. Руки трясутся, из последних сил удерживая волка на месте. Анимаг клацает зубами перед лицом, обдает кожу зловонным дыханием и каплями слюны, вот-вот вопьётся в глотку. Себастьян боковым зрением видит Оминиса. Тот поджёг и отправил какого-то браконьера в дальний полёт. Теперь у него есть шанс убежать. Сэллоу едва услышал одно тихое слово, произнесенное Мраксом. Глаза волка становятся стеклянными, зловеще-пустыми. Сначала он не двигается, только ослабляет давление и затем медленно делает шаг назад. Себастьян вскакивает на ноги мгновенно. Последний враг, еще способный стоять на ногах, замахивается, на конце его палочки зарождается свет. — Ученик, который пользуется тёмной магией… — начал было он. Депульсо Оминиса с одновременной Бомбардой Себастьяна запускает кричащего врага далеко за пределы лагеря. Бочки, ящики, столы разбиваются на груду мелких щепок, во все стороны летят камни. Клетки с пойманными животными переворачиваются и с треском ломаются. В небо взметнулись Фвуперы и Болтрушайки. Два Дирикола, едва успевшие выскочить из-под завала, исчезли, оставив после себя невесомое облако из пушинок. Лунтелёнок пересёк поляну и, виляя между деревьями, скрылся из виду. Одна только напуганная Пушишка забилась в угол своей расколотой клетки, которую придавило упавшей доской. Себастьян не думает, просто подбегает к ней, резким движением достает из заточения и прижимает к себе. Маленькая спасенная жизнь, как маленький шаг к искуплению. Тем временем, Анимаг уже приняла свою человеческую форму, мгновение она озиралась по сторонам, осознавая произошедшее. Увидев Себастьяна, резко подняла палочку и зашлась в злобном атакующем вопле… Из-за гула в голове парень не сразу распознал в окружающем шуме топот копыт. Со свистом у уха пролетела стрела. Она прошла аккурат через рот ведьмы, обнажая кровавое остриё на затылке. — С вас живьём надо шкуры содрать! — Кентавры праведным вихрем промчались по лагерю, сметая всё, что чудом оказалось не разрушенным. Браконьеры, которые пытались подняться на ноги, падали один за другим, пронзённые насквозь. В лежащих тоже летели стрелы, бандиты предсмертно вскрикивали перед тем, как оказаться пригвождёнными к земле. Оминис хватает Себастьяна за рукав и тянет прочь. Они просто бегут в темноте, не разбирая дороги, спотыкаясь о камни и здоровые корни. В какой-то момент земля уходит из-под ног. — Твою ж мааать! — только и успел прокричать Себастьян, летя куда-то вниз. Приземление приходится на задницу, потом оба десятки раз переворачиваются с бока на бок и продолжают скатываться под гору. Себастьян интуитивно мёртвой хваткой прижал Оминиса к себе, чувствуя, как его руки крепко обхватили в ответ. В лицо попадали пыль и листья, спина и бока ударялись о камни и коряги. Затормозить не было не единой возможности, хоть Себастьян и пытался упереться пятками в покатую поверхность. Наконец, пропахав землю всем, чем только можно, они остановились у узорчатой каменной лунки, в которую кто-то поместил такой же узорчатый большой шар, оплетённый лианами. Оба лежали, приводя дыхание в порядок. — О, Великий Мерлин… — Оминис приподнялся, стал ворчать и возмущаться, пытаясь стряхнуть грязь с мантии. Его брови нахмурены, некогда аккуратно причёсанные волосы растрёпаны, на макушке торчит сухой лист. Он выглядел крайне недовольным и очаровательным одновременно. — Мы живы. Мы, блядь, живы, — медленно проговорил Себастьян, переворачиваясь на спину и откидывая голову. — Ты в порядке? — спрашивает Оминис и улыбается, когда слышит возню и урчание Пушишки, которая высунула нос из капюшона Себастьяна. — Я тоже в порядке, — ухмыльнулся друг, — спасибо, что спросил. Он садится и чувствует, как под ним что-то тихо хрустнуло. — Бляяя, — протянул Себастьян и поморщился от ощущения, что в поясницу что-то неприятно упирается острым концом, — кажется… палочка сломалась. — Скажи спасибо, что не шея, — недовольство в голосе было наиграно и казалось комичным. Повисла пауза. Секунду смех сдерживать удавалось, но потом он бесконтрольно сам вырвался наружу. Оба смеялись как в последний раз, до слез; так сильно, что начала болеть челюсть, свело скулы и закололо в животе. Несколько минут они не могли вымолвить ни слова, стараясь нормально дышать. — Вышло без глупостей, да, Себастьян? — дразнит Оминис. — Всё было под контролем, — парирует тот. — Как обычно, — с едким сарказмом, но не без улыбки говорит Мракс. — Ладно, пошли отсюда, — Сэллоу встал, протянул руку другу, чтобы помочь подняться на ноги. По извилистой тропе, которая круто шла вверх, они взобрались на вершину холма. Здесь ветер дул сильнее, но Себастьяну было тепло просто от того, что Оминис всё ещё держал его руку. Внизу, где тяжело билась о камни река, извивались и корчились ивы на ветру. А над величественным Хогвартсом виднелась цепочка исстари известных звезд. Себастьян узнал Феникса — первое увиденное созвездие на первом уроке Астрономии. Он сам себя сейчас ощущал своего рода фениксом. Впервые за долгое время свободно дышал полной грудью. Жаль, Оминис не видит эту красоту, хотя определенно чувствует, и, возможно, в его сознании рисуется более прекрасная картина, чем она есть наяву. — Я слышу, как ты думаешь. Наверное, Себастьян слишком взволнованно дышал. — Спасибо, что спас меня. Тебе пришлось… — он тяжело сглотнул. — Я испугался. Ты представить не можешь, насколько сильно! — он начал говорить жёстко, сурово, с претензией, но после тяжёлого вздоха голос его дрогнул и смягчился: — я понял твой поступок, когда ты применил Империо, чтобы спасти Анну. Какая бы тёмная магия не была, сделаешь что угодно, чтобы спасти того, кого… Короче, я не мог позволить тебе умереть. То Гоблины, то Инферналы; сегодня — браконьеры и Анимаги. Я так устал за тебя бояться! Ты колебался, и я знаю почему — в следующий раз не сдавайся и постарайся выжить любой ценой. Никакие принципы... Бля, нет ничего ценнее твоей жизни… — «для меня» осталось не озвученным. — Недавно были ещё пауки, — игриво добавил Себастьян и продолжил уже более серьёзно: — знаешь, в нашей жизни всегда будут Тролли, Инферналы и другая нечисть. Вся округа кишит тварями. Давай, просто будем бояться друг за друга вместе, — последнюю фразу он сказал таким смущённым тоном, что Оминис не мог не улыбнуться. — Но напомню — никаких больше скрипториев, изучения Тёмной магии. Ты и так достаточно натворил. — Добро! Я уже обещал, — Себастьян счастливо улыбнулся. Ему понадобилось время, чтобы успокоиться и скрыть волнение. Глаза Оминиса устремлены на него, в свете луны они сами кажутся маленькими лунами, только намного ярче и красивее. Первый раз Себастьян думает перед тем, как что-то сделать, а не наоборот. Рука медленно поднимается и касается лица Оминиса, чтобы смахнуть пыль с его щеки. Опять рядом с ним ему нужна причина, чтобы сделать то, что хочется. Тёмные искусства — причина сблизиться. Помочь встать с земли — причина взять за руку. Теперь дотронуться до его лица… Он очерчивает пальцем дугу на плавной скуле и не в силах убрать руку, смотрит на его бледное лицо, в глаза. Сейчас они дрожат, заставляя колебаться в них отблески лунного и звёздного света. Чтобы сделать следующий шаг, причины не нашлось. Этот шаг делает Оминис. Он становится настолько близко, что немыслимо ускоряется сердцебиение. Себастьяну не впервой делать глупости, но на эту глупость понадобилось настоящее мужество. Он напрягается всем телом, испуганно выдыхает и задерживает дыхание, теряясь в одолевающей панике. Его губы неуверенно соприкасаются с холодными от ветра губами Оминиса. Это касание было нежным, неуверенным. Оминис поворачивает голову немного вбок и приоткрывает дрожащие губы. Поцелуй получился робким, неловким, излишне слюнявым, но наполненный чувствами и трепетом. Он кружит голову, словно алкоголь или адреналин. В нём радость, смешанная со страхом быть отвергнутым, но тот быстро развеивается с каждым ответным жарким движением губ. Себастьян, не открывая глаз, чуть отстраняется, чтобы вдохнуть больше воздуха, а затем чувствует, как Оминис снова накрывает его губы своими. Он кладёт ладони на его шею, притягивает ближе, целует глубже и настойчивее. Они цепляются друг за друга, чтобы не упасть из-за дрожи и слабости в ногах. Себастьян вспомнить не мог, когда в последний раз настолько был счастлив. Оба были безумно, абсолютно, бесповоротно влюблены. Оминис не отпускает. Он держит в крепких объятиях, проводит носом по щеке, кладёт голову на плечо и произносит: — Я хотел сказать, что не поеду домой. — Эм… — Как я понимаю, ты не собираешься возвращаться в Фелдкрофт. Где проведём каникулы? Себастьян глупо, с прищуром глаз, улыбается; не верит своим ушам, молчит, пребывая в каком-то благоговейном ступоре. Он до сих пор не знает, что будет делать дальше и как справится с чувством вины, зато знает с кем. И сколько бы гниющих Инферналов не приснилось в дальнейшим, он не будет один среди них. — Эй, — дразня, окликает Оминис, — походу, я нашёл способ тебя заткнуть, — посмеивается, а Себастьян только крепче прижимает его к себе. Они не придумали ничего лучше, чем просто сесть на траву и продолжить обниматься и целоваться. Со стороны противоположной горной гряды раздался протяжный вой Тёмной дворняги, а, может, самого Грима или Белого волка. На зов вышла из-за облака луна, снова озаряя долину и делая её поистине волшебной. Пушишка, сидевшая на плече, принялась ловить длинным язычком круживших вокруг белокрылых мотыльков. — Теперь есть, кому съедать твои козявки, пока ты спишь. — Заткнись. Они просидели так, пока луну окончательно не заволокло облаками. Потом стали медленно спускаться с холма и идти в сторону Хогвартса. А ещё… проходя мимо Хогсмида, они могут снова ненадолго заглянуть в «Кабанью голову». Там бармену плевать на возраст.