Imagine you’re Siri Keeton

Исаак Шпиндель (царствие ему небесное), сознание которого не дробили на четыре части, не переформировывали в китайскую комнату, принеся в жертву эмоции, сочувствовал Юкке Сарасти. Даже не так: он жалел его. Аманда Бейтс мечтала о мятеже. Она была бы не прочь упереть дуло пушки в область между зловещими красными глазами лидера. Выращенная Роршахом пятая личность Сьюзен и Саша ее поддерживали. Мишель было по факту все равно, ее практически не допускали к управлению после смерти Шпинделя: толку от нее было мало. Головолом был согласен на все, чего не касается безопасность Сьюзен Джеймс целиком, по умолчанию, потому к обществу не выходил и все время варился в черепной коробке, где-то между неокортексом и вселенной. Проще говоря, Головолом вытеснялся в пережеванное психоаналитиками еще в начале двадцать первого бессознательное и молчаливо наблюдал оттуда. Роберт Каннингем преклонялся перед сверхъестественной логикой и презирал ее одновременно. Все-таки несправедливо, что нежить, даже превосходящая интеллект и принимающая здравые относительно того, что творилось вокруг, решения, правит на «Тезее» всеми, через Капитана и Сири следит за каждым шагом, подслушивает, контролирует, изучает их так же подло, как мальчишка, подглядывающий через замочную скважину. Сири считал, что синтету не положено иметь собственного мнения. Собственное «я» пришлось оставить за дверью китайской комнаты. Ему приходилось безропотно принимать то, что Сарасти — существо, на него по биологическим данным не похожее, но это главенствующая сущность. Китон признавал его омнисавантизм, его вездесущность, отсутствие жалости к команде, которую он посылал в объятия шипов «Роршаха», где ее охватывала ложная слепота, навязчивые мысли, галлюцинации. И все же, к Юкке Сарасти Сири был ближе всех. Команда недолюбливала обоих: вампира по определению, Сири в качестве засланного этим вампиром казачка. Роберта Каннингема бесила его наигранная сентиментальность стенографиста в отношении заметок для Земли. Весь экипаж считал, что Китон лишен эмоций, а для вампира они лишь рудименты. Сири мог бы назвать Юкку Сарасти своим соулмейтом, вернее, мейтом того, что осталось от его души, обрывка абстракции, отвязанного от нервной системы. Поэтому Китон больше всего привязался к нему, хотя вампир и не пытался накачать его синтезированным вазопрессином, в отличие от Хелен когда-то. Капитан признавал только Сарасти. Юкка отвечал взаимностью. «Тезей» плыл по орбите над «Роршахом», как хищная птица, готовая вот-вот спикировать на добычу. Только добыча — ядовитая змея со смертоносными клыками и радиационной инфекцией, а еще невообразимым количеством шифровиков. Растрепа и Колобок на короткий миг получили свободу, так и не успев добраться до синтезированных «Роршахом» собратьев. И случилось то, что случилось. По вине этого Сарасти и Сири теснились в одной капсуле, отправлявшейся обратно на Землю. Отец и вся космическая станция наверняка уже знают о происшедшем. — Что планируешь делать дальше, Сири? — поинтересовался Сарасти, намекая на падение китайской комнаты, в которой он пребывал годами. Сири обжился там, с трудом научился принимать решения, завел словари и карты памяти, отладил перцепцию, направленную только на грани. Это была его работа, его безопасное убежище. Сири иногда казалось, что он понимает Хелен — ее душа, отцепленная от тела, парила в механическом раю, в то время как составляющие личности синтета были отрезаны, и осталось только тело, управляемое синтетическим полушарием: пустой сосуд для информации, выдающий неосмысленные заключения. — Не знаю, — блекло ответил Сири. Когда Большой Бен открыл обзор, последние радиоактивные взрывы догорали на том, во что превратились волей столкновения сросшиеся воедино «Роршах» и «Тезей». «Тезей» успел стать ему если не домом, то удобной и привычной ячейкой для размещения китайской комнаты в многоквартирном доме для расщепленных личностей и напичканных трубочками и детекторами разумов. А команда… Сири не убивался по Шпинделю, потому что прятался от всего за стенами. Сири не беспокоила неприязнь Каннингема. И Аманда и Сьюзен, хранившая в себе четыре личности… Сири их больше никогда не увидит. И он не будет гадать, все ли с ними хорошо, удачно ли сложились их судьбы после космического путешествия к комете Бернса-Колфилда и «Роршаху». Сири знает и так — все закончилось довольно плохо. Сири не помнит, когда так тосковал в последний раз, и даже не сразу понял, почему вода скатывается с его щек — гравитация была включена, Китон чувствовал свой вес и свои слезы. И это было отвратительно. Он мельком взглянул на Юкку Сарасти, желая прочесть его реакции. Вампир не отвел глаз, обращенных к нему с некой растерянностью. И чем-то похожим на то, что творилось с Сири. Китон понял: Юкка был не способен заплакать, это его организмом не предусмотрено. — Ты тоже скорбишь по ним, — Сири не знал, спрашивает или ставит перед фактом. — Они недолюбливали нас, — не желал соглашаться Сарасти. — И все же, мы были одной командой, — настаивал Сири, и Юкка сдался. Конечно, членам экипажа «Тезея» больше не на кого было положиться, кроме как друг на друга. Приходилось доверять, притираться, проявлять терпение. — Юкка, насчет твоего нападения на меня… это был приказ Капитана, который мог подозревать, что я опасен для операции, или твоя воля? — Моя воля, направленная Капитаном и теми, кто за ним стоит. — Сарасти невесело улыбнулся. — Он на время перестал контролировать мое тело и навязывать мысли, оставляя только голод. Пожалуй, если бы я не оказался заключенным в собственном теле, то не допустил бы подобного. Но тогда я даже не связал голод с минутной свободой, потому что с течением времени научился исполнять навязанные приказы сразу, не сопротивляясь и не размышляя. Я думаю, ты знаешь, почему Капитан поступил подобным образом. Синтеты могут найти подход к каждому. «Я мог поддержать Каннингема и убедить команду, что нам пора драпать» — догадался Сири. Военный протокол об исполненной операции важнее, чем экипаж. Даже если только Бейтс могла мириться с участью солдата. — Но ты не выпьешь меня сейчас, на пути к Земле? — Из соображений безопасности уточнил Сири. Юкка пожал плечами. Китон возмутился. — Я не хочу причинять вреда, — просто ответил Сарасти. Время покажет, на самом деле. Гроба-капсулы Сири хватит надолго, чтобы обдумать, стоит ли вновь воспроизвести китайскую комнату и запереть за пределами свою личность, или нет, и как быть с Сарасти, к которому привязался больше, чем к Челси. Во всяком случае, он не позволит сделать из вампира безвольную куклу вновь. И не даст больше болезням или времени отбирать у него то, что для него ценно. А пока можно оставить капсулу беззаботно нестись в безвоздушном пространстве к Земле.