Бархатный мешочек

Черепу восемь, когда в жарко натопленном Могильнике он знакомится с болезненно худым мальчиком. Тот белый с головы до пят и прячет под длинными космами красные глаза. Черепу десять, когда уже ставшим другом Седой мечется по кровати, хрипло постанывая во сне. Ему снова снятся кошмары, которые как-то связаны с Местом, куда он иногда попадает по ночам. Там бесконечно длинная разбитая дорога с заправкой возле самого горизонта, угрюмые незнакомые лица и почти всегда орава сумасшедших. Вот и сейчас Седого, наверное, преследуют, а тот никак не может убежать от своих мучителей. Череп подскакивает с постели, быстро моргая. Он слышит, как друг копошится под тяжёлым ватным одеялом и загнанно дышит. Череп старается быстро сообразить, что ему делать. Звать посреди ночи Пауков или Сестёр опасно для жизни, а не делать ничего вовсе — для Седого. Мальчик спрыгивает с кровати, босыми ногами шлёпая в сторону коридора. Он вспоминает книжку про первую медицинскую помощь, где рассказывалось, что человеку почти всегда необходимо класть холодный компресс на больное место. — Кошмары в голове… Значит, мочить надо голову, — волнительно бормочет Череп, оглядываясь. Он опрометью бежит к душевым комнатам, тихонько отворяя скрипучую дверь. — Чем мочить-то? Ровные ряды кабинок вычурно блестят кафельными боками. Здесь нет ничего, кроме мыла и запаха хлорки. Череп почти решается снять трусы, лишь бы соорудить какой-никакой компресс, как вдруг поднимает взгляд. Над раковиной висит зеркало, а в зеркале самое яркое пятно — цветастая бандана, которую подарил отец несколько месяцев назад. Череп радостно подпрыгивает, сдирая её с головы, и мочит ткань ледяной водой. Когда он возвращается в палату, Седой не спит. Сидит, сложившись пополам, и содрогается в бесшумных слезах. — Ты чего? — шепчет Череп, подходя к чужой койке. Седой с перепугу давится соплями. — Где ты был? — его голос надломлено сипит. — Тебе бегал за этим, — Череп протягивает мокрый платок. Пол неприятно жжёт ему ноги. Оказывается в Доме просто до ужаса холодно по ночам. — Спасибо, — Седой вытирает себе лицо и, подняв волосы, взмокшую шею. Он немного успокаивается, протягивая уже горячую ткань обратно другу. — Не стой на полу, простынешь. И быстро отворачивается, забираясь под одеяло. Всхлипывает ещё несколько раз, пока Череп топчется возле его кровати. — Полежать с тобой? — неуверенно тянет он. — Нет, спи, — Седой словно рассержен чем-то, он вжимает голову в плечи, старается сделать вид что засыпает. — Опять то Место снилось? — Череп присаживается на край кровати. Он треплет друга по плечу, привлекая внимание. Ему тревожно, хочется разобраться во всем, узнать о Месте больше. Тех крупиц, какими поделился однажды Седой, отчаянно недостаточно. — Расскажи мне, я помогу. — Не поможешь, — тихо бурчит Седой. Он каждый раз избегает этой темы, сразу закрывая все переживания внутри. А Череп до утра сидит рядом, вслушиваясь в его дыхание. Наутро им уже по четырнадцать. Могильник радостно запихивают поглубже в память, стараясь не упоминать в разговорах. Впереди целая жизнь, переполненная новыми людьми и приключениями. И болью. Они не знали, что Дом всех новичков встречает острым краем. Стая не принимает ни Черепа, ни Седого. Ребята издеваются над ними, постоянно втягивая в драки или подкладывая острые кнопки и гвозди в постели. — Заживет, всё заживёт, — шепчет Седой, трясущимися руками обрабатывая раны на лице Черепа. Сегодня чуть не случилась резня, и у того все тело и щёки в длинных полосах. — А до свадьбы успеет? — Череп зажмуривается, шипит от боли. — Даже раньше, — Седой на грани срыва, на грани слезливого звонка родителям. Ему хочется спрятаться, хочется кричать. — Мы кусливые собаки, покажем им всем, — упрямо выпаливает Череп. Он пытается сжать кулак, но отдергивает руку. На разбитых костяшках красным блестит заново лопнувшая кожа. — Как ты сказал? — Седой вздрагивает. — Кусливые собаки? — Да, — Череп утирает нос, грозно смотрит из-под бровей. Глазки-пуговки блестят, но он старается не хныкать. — Это точно… Собаки, — Седой проглатывает истерику. Он начинает прерывисто дышать и сверлить взглядом мокрую тряпку. С неё падают капли крови вперемешку с перекисью. Желудок сводит от внезапно нахлынувшего ужаса. — Эй, — Череп обеспокоенно толкает его в плечо. — Эй, на меня смотри! — он хватает Седого за щёки. А тот не отвечает. Трясётся, крепко зажмурившись. Череп резко обнимает его, заставляет спрятать побледневшее лицо в своей шее. — Плачь давай, — беззлобно шипит он. Сам напуганный до чёртиков, сжимает чужую голову, старается гладить по волосам. Седой зажимает рот ладонью, и Череп чувствует, как его футболка намокает. Он неразборчиво шепчет что-то успокаивающее, просит нареветься всласть. А когда слышит сдавленный крик Седого, понимает, что сам плачет. — Я защищу, не бойся. Пожалуйста, не бойся. Я буду рядом, — бормочет он, крепко стискивая чужую истерику. — Наше время ещё придёт. Они за все поплатятся. И время приходит. Со скрипом, но приходит. Череп кулаками выбивает из состайников злость и затаённую обиду. Выпинывает из них презрение, вколачивая к себе уважение изо дня в день. Пока Седой отмалчивается и пытается взять врагов дружелюбными улыбками, Череп плюется ядом и выкраивает себе место в Доме. Когда случается шестнадцатилетие, в стае Черепа едва ли можно найти человека, который сомневается в его авторитете. Он становится вожаком, и, пока одни его уважают из страха, сохраняя память о прошлом, вторые едва ли не боготворят. Седого уважают не меньше — ему удаётся очаровать стаю своей открытостью и добротой — так что на один из дней рождения ему даже дарят огромный аквариум с рыбами, на который копили всей стаей несколько месяцев. — Чего делаешь? — Череп возникает за чужой спиной, наблюдая за Седым. Тот ковыряется возле двери в десятую комнату, что-то мыча. — Пишу угрозы, — Седой пожимает плечами. — «Будь осторожен. Я есмь Кусливая Собака», — читает Череп и ухмыляется. — Я ведь тогда это выдумал. — А меня эта детская выдумка в тот вечер спасла, — Седой разворачивается, протягивает банку краски с кистью. — Ты таким уверенным был, я даже поверил. Хотя по-честному, нас бы и без этого приняли. — Не заводи старых разговоров, — Череп отводит взгляд и мягко отмахивается. — У меня своё мнение, у тебя своё. — Я понимаю, это в порядке вещей, — и Седой улыбается, хлопает друга по плечу. — Помоги отнести всё это внутрь, пожалуйста. У меня рук не хватает. В комнате плавает густой воздух, напитанный благовониями и магией. На пол огромной грудой свалены пледы и подушки, повсюду разбросаны бутылки и пакеты. Только кровать Черепа белеет среди устроенной вакханалии опрятным островком. — У меня к тебе просьба, — Череп прячет краску в шкаф. — Я очень внимательно слушаю, — Седой подъезжает к своему матрасу и пытается перебраться на него. Получается неловко, и Череп помогает ему, поддерживая под коленки. Аккуратно опускает вниз и накрывает ноги одним из пледов, получая в ответ благодарную улыбку. — Сделаешь для меня амулет? — он отчего-то выглядит смущенным. Седой даже оборачивается назад, чтобы убедиться, что такого расчувствовавшегося в полумраке вожака никто не увидит. — Ты же не веришь во всё это, — Седой чертит в воздухе спираль. — Как ты выразился в тот раз? — Колдовская чепуха, — Череп смущённо чешет затылок. Седой смеётся и закуривает. — Я сделаю всё, что ты попросишь, — он хлопает ладонью возле себя, приглашая прилечь рядом. — Можешь поспать сегодня у меня, чтобы амулет наполнился твоей энергетикой. — Только без рук, — Череп хмыкает, ложась на продавленный матрас. — И ты так каждого заказчика сюда затаскиваешь? — Друг мой! — Седой наигранно обижается. — Это сродни плевку в мою душу! На этом матрасе лежали лучшие из лучших, немногие из немногих! — Что за дрянь тут у тебя? — Череп достаёт из-под спины что-то твёрдое и чёрное. — Это не клещ и даже не клоп, если ты намекаешь на нечистоплотность моих гостей, — Седой разглядывает находку, а после быстро сует её в рот. — Тьфу ты, правда, как собака, — Череп сначала хмурится, а потом несдержанно прыскает от смеха. — Веточка гвозди́ки, если интересно, — Седой кладёт перед собой железную шкатулку, наполненную позвякивающими вещицами, и выразительно жуёт кусочек приправы. — Это та коробка, которую ты ещё в детстве себе соорудил? — Череп приподнимается, с интересом разглядывая. — Она самая. Тут много разных полезностей. Но запасы порядком поскуднели… — Конечно, к тебе весь Дом за оберегами ходит. — За амулетами, не путай названия. Седой влюблённо перебирает свою сокровищницу. Изредка он показывает что-то Черепу, в остальное время только молча поглаживает таинственные камушки, стёклышки и корешки. — Но учти, — он оборачивается, серьёзно глядя на друга. — Амулет может не только помочь, но и навредить. — А что нужно, чтобы избежать столь пренеприятного исхода? — Череп устало закрывает глаза и закладывает руки за голову. — Нужно быть сильным духом и телом, — Седой улыбается. — С духом у тебя проблем нет, а вот тело… — Нормальное у меня тело, — бурчит Череп, проваливаясь в сон. — Я составлю тебе список заданий, для укрепления, — Седой набрасывает на него одеяло. — Будешь нарабатывать карму. Поначалу тренировки кажутся изнурительными. Череп даже отнекивается изо всех сил от нескольких упражнений. А потом втягивается, всё чаще заменяя тусовки с друзьями на вечер подтягиваний или приседаний. — Седой, да не получается у меня, — он сидит рядом, растягивая ноги. Тщетно пытается дотянуться пальцами до щиколоток. Почти упирается лбом в колени, но всё равно не достаёт. Называет себя деревянной пародией Рокки Бальбоа. — Ага, а я Микки Голдмил, — подмигивает Седой. Он сидит рядом в окружении коробочек и бумажных кульков, в которых таинственно блестят сушеные жуки, бусины и каменные фигурки. — То какие-то мантры нашептывать перед сном, то в позе йога часами сидеть, — Череп ворчит, упрямо продолжая сгибаться. — Ты из меня монаха пытаешься сляпать? Так мы даже не на Тибете. — Я смотрю, тебе понравились фильмы с моих дисков, — Седой посмеивается. — Это мы ещё до медитаций не дошли. — И не дойдём! — Череп резко распрямляется. — Ты говорил только про тело! Почему тут ещё и дух затесался? — Нельзя делать упор на что-то одно, — терпеливо объясняет Седой. За несколько лет близкой дружбы он привык к вспышкам злости, поэтому даже не поворачивается, когда Череп возмущенно кряхтит позади. — Тело и дух должны составлять единое целое. Иначе толку от этого всего не будет никакого. Понимаешь меня? — Понимаю, — Череп обиженно хмурится и встаёт. — Пойду побегаю. Тебе найти штуки для амулетов? — Не нужно, спасибо, — Седой в темноте шарится по сокровищнице. — Оденься теплее, на улице холодно. Руки сами собой тянутся к красным шерстяным нитям, лежащим на самом дне коробки. К тем, которыми маврийцы обвязывают себе запястья, защищаясь от зависти и сглаза. Деревянные бусины сами собой вплетаются в будущий браслет, сразу же утягивая за собой и крошечную фигурку черепахи. Седой аккуратно складывает узелки. Он одним разом выдыхает все лишние мысли и думает сейчас только о Черепе. О том, каким он будет в будущем, какую силу сейчас приобретает. — Я защищаю тебя, моя душа всегда рядом, — пальцы пробегаются по плетению, а глаза плотно закрыты. — Сила и удача сопутствуют тебе… Седой вдруг порастает мхом. Вокруг тихо проступает Лес. Он погружает ноги во влажную землю, вплетается дикими травами в волосы. Лес чутко охраняет мысли, плеском ручья помогая сосредоточиться на главном. Шёпот Седого становится похожим на ласковый тёплый ветер. Его пальцы — длинные мягкие веточки — старательно вьют браслет, оставляя влажные отпечатки от росы. — Удача оберегает тебя, сила защищает, — голос перемешивается с пением иволги. — Ты крепнешь, везде чувствуешь только твёрдую почву под ногами… Когда Череп возвращается, вместо Седого перед ним сидит по меньшей мере лесной дух. Ещё и светится каким-то призрачным светом. Он держит в ладонях небольшой бархатный мешочек и нечто напоминающее фенечку, неразличимо нашептывает что-то, то и дело касаясь предметов губами. Черепа окутывает незнакомое чувство, и он тихо садится напротив, завороженно наблюдая. Он не видит Леса, но чувствует терпкий запах прелой листвы, слышит далёкий шум деревьев. Дух перед ним словно выточен из камня, только губы и пальцы находятся в движении. Наваждение заканчивается по щелчку входной двери. Седой со скрипом разгибается и хлопает глазами. — У тебя зрачки позеленели, — испуганно шепчет Череп, когда несколько состайников проходят мимо. — Много ты увидел? — вкрадчиво улыбается Седой, пряча амулет в складках пледа. — Я вообще ничего не видел, только чувствовал. Ты как леший тут сидел, и от тебя пахло ёлками. — Протяни руку ладонью вверх, — просят сквозь смех. — Твой амулет готов. Череп никогда не снимал подаренного браслета. В тяжёлые минуты, когда Седого не оказывалось рядом, он чувствовал, как запястье нагревается и тепло расходится по всем мышцам, наполняя их бушующей силой. А мешочек с амулетом всегда носил в кармане любимых штанов. Даже пуговицу специальную нашил, чтобы не потерять его случайно. — А если вдруг мы перестанем общаться? — Череп лежит на тёплой августовской траве, рассматривая молочные облака. Вокруг тихо и трещит последняя в году жара. — Думаешь, твоя сила заключена в нашей дружбе? — Седой вплетает в волосы цветные бусины, хихикает. — Чёрт его знает, где она, — Череп закуривает, сразу делится сигаретой. — Но без тебя ведь эта схема может не работать. Ты же мне силу подарил. — Я всегда буду рядом, — сквозь смех отвечает Седой, волосы радостно звенят вслед за ним колокольчиками. Череп смотрит на него, жмурясь от солнца и радости. Протяни руку и светящегося друга можно будет погладить. Он даже чувствует, как что-то дрожит внутри, когда тот смеётся. Семнадцатилетие Череп встречает один. Седой пропадает в один момент, не оставляя за собой даже горошинок перца. Череп мрачной глыбой стоит напротив места, где ещё остался тёмный след от его матраса. Здесь краска не успела выцвести от солнца, даже виден кусочек уцелевшего лака на паркете. Но вся комната вдруг теряет краски, становится серо-коричневой. Он вдыхает новый запах и морщится, вместо пряной магии чувствуя кислый мужской пот. — Может выпьем? — возле уха возникает Кабан и протягивает доверху наполненный стакан. — Ты ему уже поминки устроил? — злобно шипит Череп. Кабан ни в чем не виноват, но он так удачно подвернулся под руку, что предложенный стакан сам собой разбивается об пол, расплываясь лужицей водки с осколками. На улице холодно, но знобит не из-за пасмурной осенней погоды. Жухлые листья вяло тащатся по земле, с хрустом ломаясь под быстрыми шагами. Череп обходит двор по периметру несколько раз, молнией залетает на крышу. Он стоит возле самого края, добивая пачку сигарет. Под ногами дымится внушительная кучка окурков. — Ты обещал, — сквозь зубы льётся обида. Рука непроизвольно сжимает карман с амулетом. — Сука, ты обещал! Крик растворяется в сером небе. Сил выбросить волшебный подарок Череп в себе не находит. Он стоит и глупо пялится на мешочек, пока ткань медленно темнеет от маленьких мокрых пятен. Потом по крыше начинает постукивать мелкий дождик, и Череп не замечает, как собственные слёзы смешиваются с дождём. — Ну обещал же, — шепчет он, поднимая голову. В груди истлевает что-то до боли важное, пока над ним плачет вдруг провисшее пустое небо.