Пустой конверт

Хидан поклонялся своему Богу и проливал для него литры крови. Своей в том числе. За это его Бог даровал своему адепту бессмертие. Хидан редко задумывался о чём-то философском или возвышенном, как смысл бытия, но если таковое случалось – Хидан лез глубоко в дебри внутренних монологов и примерял роль Фемиды в своём прошлом. На весах были кровь и слезы. Бессмертие и подношение Джашину. Молитвы и письма. Это не то, что противоположно друг другу, но от того занимательнее для Хидана. Он любил яркие цвета, но ещё больше – их оттенки. Именно оттенки привносили суждениям смысл и это многого стоило. Для чего люди создали себе Бога? Для чего решили остаться жить? Наверное, просто не знали как себя понять. Хидан понимал себя, но не всегда. Пепелище от бывшей деревни было совсем рядом, кровь текла рекой и впитывалась в податливую землю. В воздухе пахло дымом, потом и грязью. Жужжали комары и стрекотали цикады. Хидан сидел на бездыханном теле возле костра, вглядываясь в то, как чарующе языки пламени танцевали над алыми углями и задумчиво вертел в руке конверт, затягиваясь сигаретой. Его затяжки всегда долгие, выдох немного свистящий, а дым заполняет собой и лёгкие и обзор перед малиновым взглядом. Так жизнь и утекает – медленно и туманно. Курение убивает. Но адептам Джашина всё можно, Бог от всего защитит и всё поймёт. На этих мыслях Хидан застревал во времени, не замечая, как расступался дым. Тонкая сизая струйка вытягивалась вверх и чуднó изгибалась от колыхания ветра. Листва зашелестела громче, когда сумрак выхватил мужскую фигуру напарника. Какузу сел напротив. Хидан же продолжал думать и вспоминать то, что ещё не стерлось из памяти. Сигарета меж мозолистых, узловатых и грубых пальцев медленно тлела и забивалась едким дымом в нос. Сколь много жизни в этом дыме, сколько эта горечь погубила людей? И как давно Хидан и стал сам ждать этого? Бесполезно, но всё же. Конверт белый, малость измятый и чуть грязный. Нукенин не решается заглянуть внутрь уже не один десяток минут. Не хотел снова сожалеть о том, чего уже не будет. Он сам так решил. Сам решил ежедневно молиться своему нерукотворному Богу, вместо стареющих писем. Сам не захотел надеяться, на фальшивое чудо. Молитва всегда весомее писем. Горячая кровь всегда весомее солёных слез. А подношение Джашину... Иногда Хидан вспоминает её. Первое подношение. Маленькая немая девчонка, которая писала те самые письма. Под веками в такие моменты вспыхивают фейерверками её дрогнувшая улыбка с бурой кровью на губах и зажатой меж ними бледно-желтой сигарете. Остывающая клеверно-белая кожа. Стеклянный взгляд. Мёртвая птичка не смогла оценить подаренную ей участь и грезила о глупой свободе. Первое подношение в мыслях. На деле – первая любовь, первая во всём. Первая и последняя, о ком Хидан иногда скорбит. Там ещё длинный список, но Хидан слишком устал. Сизый дым вальсирует перед глазами, когда сигарета истлевает почти полностью. Конверт в руке пустой. Был пустым изначально. Хидан знает, но всё ещё не может подавить наивное желание найти там ее письмо. А потом он сжимает челюсти и отбрасывает все сантименты ещё на пару лет, потому что всё это он оставил за искалеченной спиной по своему желанию. Он сам так решил. Всё для Джашина. Какузу равнодушно спрашивает: — От кого это? Хидан равнодушно отвечает: — Из прошлого. Да, бессмертие всегда весомее подношения. Но иногда он жалеет.