***
Что ж. Исходя из набора своих чудесных умений, а именно – быть красавицей, умницей и секси-бомбой, Мона полноправно может вручить себе титул самой лучшей жены на планете. Ну а теперь, для железобетонного подтверждения данного титула остаётся только одно... Научиться варить борщ. Уже битый час девушка, обёрнутая цветастым передником, стоит перед сковородкой с тушёными овощами и куриным бульоном. Она напряжённо смотрит на продукты, продукты не менее напряжённо смотрят на неё. Масло всё ещё потрескивает от высокой температуры, на поверхности бульона плавают жирные капельки. Психанув и произнеся матное слово, Мона оборачивается к столу и тянется за мобильником. — Ало... Фишль?! – отчаянно зовёт она подругу, чей звонкий голос раздаётся на другом конце трубки. — Ага. Чего тебе? — Ты... – Мона немного замялась. – Не знаешь, как надо варить борщ? — Эм, нет, – задумчиво растягивает Фишль, запуская мозговой штурм. – Точно нет. Клянусь тебе Нирванной ночи, что последний раз ела супы лет так в шесть. — Бля-я-я. – почти стонет Мона, бегая глазами по кухне. — А чего случилось-то? — Я просто... – "...нихрена не смыслю в готовке, но боюсь в этом кому-либо признаться". – Да так, давно ничего не варила, вот память и подводит, ха-ха. — Смею предположить, что все ингредиенты нужно закидать в кастрюлю и поставить на средний огонь минут так на 25. — А как всё это красным-то становится? — .... Не знаю. Что ж. Похоже, с этой бедой Моне придётся справляться в кромешном одиночестве. Она взяла поварёшку, помешала ею бульон с непонятной даже для себя конечной целью. Приподняла сковородку с овощами, рассмотрела ещё детальнее, чем до этого. Может быть, помидоры должны выделить туда какую-то особенную розово-бордовую краску? Или за это отвечает красный лук? Ну ёб твою мать. Что называется "встретила мужа с работы". А вот, кстати, и он. Мона чуть не пороняла всё на пол, когда услышала в коридоре дверной хлопок, возню, а после и Скарамуччу со словами "я дома!". Что ж, ладно. Если уж решила позориться, то позорься до конца. — Приветики, Скара, – припрятав половник за спиной, Мона наклонилась к возлюбленному и чмокнула его в правую щёку. — Привет, солнышко, – он крепко обнял жену, прижав её чистую одежду к своей уличной. Конечно, Скарамучча сразу заметил предмет, который она попыталась скрыть. – Готовишь что-то? На данный момент Мона выглядела именно так, как полагалось выглядеть домохозяйке со стажем лет пять-десять. Выделялись из образа только её покрасневшие щёки и стыдливо опущенные в пол глаза. — Ну, я... — Что? – Скарамучча начал прокручивать в голове самые разные варианты, для чего Мона могла так вырядиться, если не для готовки. – Ты решила устроить ролевые игры?... — Что?! – она тут же вскинула голову, угрожающе вытянув из-за спины поварёшку. – Вот придурок блин! — А что? – парень и сам рассмеялся со своей версии, в глубине сознания подметив, что такие обновления в постели ему были бы более чем по душе. — В общем... Пойдём. Скара сбросил куртку на полку и по-быстрому скинул рабочие ботинки, после чего поспешил за Моной на кухню. Войдя, он не обнаружил абсолютно ничего необычного, только кастрюлю с куриным бульоном и сковородку с продуктами. — Так. Ты хотела сварить суп? — Ну, вообще я пыталась сварганить борщ, – сказала Мона, переминаясь с ноги на ногу. – Но у меня немного... Не вышло. — Ты по рецепту готовила? — По памяти, меня бабка как-то учила, – ну как можно такое элементарное блюдо готовить по инструкции? Гордость не позволила девушке воспользоваться даже интернетом. — Так, ну и что именно у тебя не вышло? – судя по предварительной оценки Скарамуччи, Мона ничего не сожгла и не испортила. — Я просто... Не знаю, как сделать его красным. Парень на секунду впал в ступор, после чего взглянул на Мону так, будто она Чикатило общественным благодетелем нарекла. — Я правда уже всё перепробовала! – воскликнула она, защищая своё достоинство. – Я просто не понимаю, что для этого туда надо запихнуть?? Прошла ещё секунда, Скара моргнул будто в замедленной съёмке, после чего... Разразился приступом дикого непрекращающегося смеха. — Т-ты... Ты серьёзно... Ах-ха-ха-ха! – он хлопнул себя по коленке, согнувшись в очередном приступе хохота. – Ты правда не шутишь?? Ха-ха-ха! — Да блин, иди ты нафиг!! – Мона от всей души замахнулась поварёшкой по воздуху, но парень вовремя сумел увернуться. – Иди сюда, я до тебя сейчас доберусь! Пара начала наматывать круги вокруг стола. Всё ещё ржущий Скарамучча пытался защитить свою голову от хлёстких ударов разъярённой жены, а Мона придерживала слетающий передник одной рукой, пока вторая пыталась пометить одному гаду границы дозволенного. Наконец, когда Скара допустил небольшую оплошность, чуть не влетев бедром в угол стола, девушка ловко воспользовалась моментом и прижала его к стене, с силой вонзив половник в её поверхность, будто в её руке была остро наточенная самурайская катана. — А теперь... Ты, – пытаясь отдышаться, она угрожающе ткнула Скарамучче пальцем в грудь. – Поможешь мне сделать этот чёртов борщ красным. Иначе я покрашу его твоей кровью. Ясно? Восстановив ритм дыхания, Скарамучча поднял глаза на жену, немного приулыбнувшись уголком рта. Та упрямо хмурилась, изо всех сил пытаясь не разрывать зрительный контакт. Но он прекрасно знал каждую её слабость, в том числе слабость к смазливым мальчикам, которые слишком долго на неё смотрят. — Тц, ладно. Помоги мне пожалуйста, – смущённо пробормотала она, наконец отвернувшись в сторону. — Так уж и быть, помогу, – Скарамучча нежно огладил её плечо и подтянул ближе, позволив ей с головой нырнуть в свои объятия. И всё же он любит свою звёздочку больше всех на свете. Даже если она не знает, как сделать борщ красным. Хах... Нет, ну умора просто. Правда, за свой короткий смешок Скарамучча получил кулаком по печёнке. *** — Ну что, давай травиться? За десять минут Скарамучча успел добежать до магазина за углом и схватить оттуда свежую свёклу. Когда Мона увидела это, её челюсть отстегнулась от черепа, и она сама чуть не задохнулась от смеха и стыда. Мда, стоило догадаться... Через некоторое время кастрюля наваристого супа уже наполнила кухню дымом, источающим самый приятный аромат, который Мона только чувствовала в своей жизни. — Не недооценивай себя, – похлопал её по руке Скара. – Уверен, что у тебя всё получилось просто замечательно. Вот что-что, а комплименты этот подхалим делать умеет. Скромно улыбнувшись, Мона от души зачерпнула ложку своего тёмно-бордового варева и отправила её прямиком в рот. — М-м, фкуфно!! – прокомментировала она с набитым ртом. – Я ожидала, что упаду замертво после первого глотка. — Само собой вкусно, – согласился Скарамучча, смакуя остатки бульона.– Будешь теперь хозяюшкой? — Конечно! – улыбается девушка. – А ты теперь будешь оплачивать все мои громадные расходы? — Я не против. — Скар. Обеспечивать свою семью – не равно уграбливать своё здоровье на 15-часовой смене. — Дичь какая-то. — Я сейчас запущу в тебя борщом. — Эй, на мне вообще-то футболка чистая! Сама потом отстирывать будешь, хозяюшка. Только Мона успела усмехнуться с их короткой перепалки, как вдруг организм выкинул небольшой сюрприз, от которого ей стало чуть менее смешно. После того, как последняя прожёваная картошинка была проглочена, девушка почувствовала в животе неприятное ощущение, сигнализирующее о том, что больше ей ни в коем случае ничего нельзя в себя принимать. — Скара?... – её голос стал тревожным, что не осталось незамеченным другой стороной. — Чего? — Тебе не показалось, что... Ну... Какие-то продукты в супе несвежие? — Щас, – парень зачерпнул и съел ещё ложку, тщательно её распробовав. – Да не, вообще нет. А что, тебе что-то не понравилось? — Да нет, мне почудилось, наверное, – махнула рукой Мона, чувствуя, как тошнота поглощает весь её организм. – Но аппетит теперь пропал. Есть пока больше не буду. Скара лишь озадаченно пожал плечами, решив не мучать жену дотошными расспросами. Хотя по её виду и было заметно, что что-то не так. — Пойдём тогда в спальню? — Я лучше одна в большой комнате посижу. А ты иди отдыхай. Не дожидаясь ответа, Мона направилась в гостиную. Скорым шагом дойдя до входа, она небрежными хлопком закрыла дверь и тут же плюхнулась на диван, поджав колени к себе. В детстве она часто... Что там часто, практически всегда недоедала. Поэтому голодная тошнота, чувство распадающегося на молекулы желудка, невыносимые спазмы в кишечнике и тем более пищевое отравление некачественной едой не являлось для неё чем-то новым. А вот чего ей совсем не хотелось – так это нагружать мужа своим непригодным к нормальной жизни состоянием. Конечно, он любит её больше всего на свете, и готов бросить все свои сорок смен, чтобы только сидеть с ней рядом, гладить по голове, ухаживать, отпаивать солёной водой и оказывать моральную поддержку. Этот трудоголический придурок совсем себя не жалеет. Что ни выходные и не время, проведённое совместно с женой, то какие-нибудь новые замудрённые обязанности. Как будто он ни дня без работы прожить не способен. Ладно. Похоже, ближайшие несколько заказов ей придётся отменить. А ближайшую ночь провести в обнимку с унитазом. *** Мда, лихая выдалась неделька. За это время Мону колбасило и туда и сюда, она уже даже не знала, какими лекарствами ей закидываться – от тошноты, от изжоги, от бессоницы, от утомляемости, от геморроя, от гангрены, от гепатита или от вырастания третьей ноги... Хорошо ещё, что Скарамучча рано вставал на работу, и не успевал заметить бледно-жёлто-зелёно-красные оттенки на лице своей полуживой супруги. На самом деле, при таком раскладе обстоятельств хорошо бы пойти на незамедлительный обшмон к врачам, потому что следующие симптомы могли указывать на какую-то серьёзную болезнь, на гастрит, который сулил ей уже давно, или может быть даже на рак желудка... Но у неё были несколько другие предположения. Несколько недель назад у них со Скарамуччей была так называемая "неделя отрыва". Вечеринки, еда, алкоголь, клубы, рестораны, бары, танцы... Тьфу, одним словом, какое-то возвращение в старшую школу. И Мона совсем не ручалась за то, чем, где и в каких обстоятельствах они там занимались. Конечно, вроде как они всегда старались предохраняться, потому что вопрос с потомством обсудить пока ещё не успели. Но точно ли в те разы они об этом не забыли? Сейчас в девичьих руках находится мокрая бумажная палочка, которая даст ответ на этот вопрос и решит всю её дальнейшую судьбу. Она внимательно пилит взглядом её поверхность, ощущая, как колени начинают дрожать. Первая полоска уже проявилась. А после неё и вторая. Мона приоткрыла рот, когда её запястье задрожало ещё сильнее. Она переводила взгляд то на две красные линии, то на свой живот, то на своё шокированное лицо, отражённое в зеркале. Сознание отошло куда-то на второй план, а она сама не могла поверить, что это всё сейчас происходит именно с ней. "Я беременна?!" – она прикрыла рот трясущейся рукой. С лестницы зазвучал шум чьих-то резвых шагов. Мона дёрнулась, быстро юркнула к замку и повернула его влево, желая сохранить частичку личного пространства для того, чтобы переварить увиденное. Её глаза начали слезиться, и она даже не поняла, от горя это было, или от счастья. Она... Станет мамой? Ей придётся страдать следующие восемь с половиной месяцев и бороться с желанием лезть на стены и материть всё что движется? У неё больше не будет месячных и овуляции? У неё выпадут волосы и зубы? Она переживёт тяжёлую операцию во время родов? Скарамучча не будет платить алименты, когда они разведутся через 3 года из-за упавшей на них нагрузки? Её будущие сын или дочь будут вечность проклинать её за потерю отца и нормального детства? Так, стоп... Мона взмахнула головой, волшебным образом снова очутившись в тесном кафельном пространстве с положительным тестом на беременность в руках. Никто не разводился. Чего-то её понесло немного не в том направлении... Ладно, она действительно беременна. Похоже, на третьей или четвертой неделе. Не сильно большой срок, и период токсикоза в самом расцвете. Пришло время задать себе контрольные вопросы. "Я хочу этого?" – поразмышляв всего секунд пять, мозг Моны сам ответил на этот вопрос – да, определённо да. Быть счастливой мамой, видеть на своих руках человечка, так похожего на тебя саму, и наблюдать то, как он становится взрослее с каждым днём – это будоражит каждую клеточку её ослабевшего тела. Рациональная часть со своей необходимой душнотой подключилась чуть позже. Сейчас Мона находится в достойном, крепком и здоровом браке, она вместе с её мужем зарабатывают в целом достаточно, чтобы содержать на свой доход ещё одного маленького человека. Несказанно обрадовавшись этим домыслам, Мона солнечно улыбнулась и погладила свой живот, уже предвкушая следующие года своей новой жизни. Остался один вопрос – а хочет ли этого Скарамучча? И тут все мечтания о светлом будущем рассыпались практически у Моны на глазах. С одной стороны – Скара очень даже любит детей, умеет находить к ним подход, с удовольствием с ними играет и питает к ним вполне тёплые чувства, даже если сам этого почти не признаёт. С другой же – он довольно грубый и депрессивный парень, которому нет ещё даже тридцати. Вдруг он ещё не нагулялся, или в целом его не прельщают прелестные прелести семейной жизни? Да и в последнее время он так много задерживается на работе... У Моны и мысли не возникало про измену лишь потому, что после каждой смены мешки под глазами её мужа вызывали такое едкое сочувствие... Посторонняя женщина такой железной усталости точно бы не вывезла. А что остаётся Моне? Только поддерживать его, гладить по голове, говорить что всё будет хорошо... А потом беременеть от него в не самый подходящий на то момент. Хотя, блин, как будто она одна в этом виновата... Так, ладно. Главное сейчас – не падать духом и с хорошим настроением передать эту новость Скарамучче, когда он вернётся. "В конце концов, женщина, у тебя скоро будет чёртов ребёнок!" – снова бросив взгляд на руку, которая по прежнему покоилась на животе, Мона вернулась к былому настрою, и улыбка осветила её некогда поникшее лицо. — Всё будет хорошо, – сказала она то ли своему трёхнедельному эмбриону, то ли самой себе. Когда девушка отворила замок и нажала на золотистую ручку, ровно в это же момент открылась входная дверь. За долю секунды поняв, что она ещё не готова к разговору, Мона юркнула назад и открыла воду, пытаясь максимально беспалевно сделать вид, что она принимает душ. — Ну что, сегодня у нас неделя без туалетной бумаги, – Скарамучча зашёл в дом с пухлой пачкой почтовых бумажек в руке, разулся и направился в гостиную. Мона вжалась спиной в дверь, продолжая рассматривать тест в своей руке, будто стоит ей отвести взгляд, и две полоски тут же исчезнут вместе с ещё несформировавшимся ребёнком. Девушка украдкой взглянула на свой живот и прикоснулась к нему рукой, будто не делала этого десять раз за последнюю минуту. Это действительно реальность?... Она действительно беременна и у них со Скарамуччей действительно скоро будет общий ребёнок? Это не пранк и не чья-то злая шутка? Она не поверит, что это реальность, пока Скарамучча её не ущипнёт. (Желательно, не за задницу, но это по возможности). *** — Скара!! – она с громким криком вбежала в гостиную, размахивая положительным тестом в правой руке. – Скара, ты... Мона замерла посреди комнаты, уставившись в центр дивана. Скарамучча серьёзно... Просто заснул на горе подушек?! Ещё и посреди грязных почтовых бумажек, разлетевшихся вокруг него каким-то сектантским кругом. — Скара, блин! – она принялась изо всех сил тормошить дремлющее тело, пока оно, наконец, не начало подавать признаки жизни. — А... А?! Чего такое? – он начал отмахиваться от бешенной жены, пока она наконец не заметила, что он пробудился. — Ты какого хера спишь?? Только пришёл же, – обеспокоенно заметила Мона. – Напугал меня, придурок. — А, это... – он протёр полузакрытые глаза, попутно зевнув, будто его резко выдернули с ночной смены. – Прости, просто на работе какой-то капец. Перерывов почти не было, куча бумажек, ещё и перерабатывать приходится, чтобы всё в срок успеть. Эти буковки уже перед глазами рябят... Мона сочувственно посмотрела на полуубитого Скарамуччу, под ресницами которого красовались фиолетовые синячки. Он, сонно моргая, продолжал терроризировать её своими суженными зрачками. В его глазах всё ещё была сохранена та теплота, с которой он всегда смотрел на свою любимую, самую прекрасную в мире Мону. Но тяжёлая усталость сжирала это проявление хрупкой доброты процентов на девяносто... — Скар... – обеспокоенно начала она. — Что? – он понимал, на что Мона зла. Понимал и то, что он заслужил нагоняй, который сейчас от неё получит. — Ты когда-нибудь перестанешь перерабатывать? — Когда-нибудь да... Наверное. Если того требовали обязанности, а уж тем более, если на полученные деньги удастся урвать жене пару золотых колец, Скарамучча посвятит делу всего себя. А потом придёт отсыпаться домой вот в таком вот состоянии. А всё, что оставалось его сожительнице – смаргивать обиду из своих ртутно-серебряных, чудесных глаз, и думать, что на это вообще можно ответить. — У меня... – она пыталась придумать, как начать. – Я... Скарамучча выжидающе смотрел. Он пытался выглядеть серьёзно и сконцентрированно, но организм сам продолжал клонить затылок обратно к подушке. — У меня есть, о чём с тобой поговорить, – наконец, сформулировала Мона. Она развернулась, посмотрела на свою руку, сжимающую главную тему предстояшей беседы. Глубоко выдохнув и проигнорировав новый прилив тошноты, девушка двинулась прочь из комнаты, по пути не забыв выключить за собой свет. — Но это будет не сегодня. Ложись спать. Она прекрасно знала, что Скарамучча всё равно не стал бы переодеваться и тащить задницу до своей комнаты. Как и позавчера. У этого придурка тупо не осталось сил на столь масштабные действия. А помочь в этом Мона ему не могла – уж простите, таскать тело под восемьдесят кило лишние два метра в таком положении будет проблематично. А ещё она в обиде. Нахмурив треугольные брови, Мона высокомерно хмыкнула и открыла дверь в их общую спальню. Тошнота немного спала, состояние утихомирилось, а разум более-менее вернулся в реальность. На дальней полке шкафа покоилась пошитая кружевами ночная рубашка, её любимая. Может быть, этот вечер она хотела провести совсем по-другому. Глянуть вместе со Скарамуччей фильм, поболтать с ним о сплетнях, набранных на тридцати двух в неделю часах собственной работы... Для которой, кстати, надо будет срочно брать отпуск. Или, в конце концов, о том, стоит ли им в ближайшее время заводить детей! Если нет, придётся идти на прерывание. От этой мысли организм содрогнулся, а рука сама по себе встала возле живота в оборонительную позу. К лицу Моны подступил жар и холодный пот, появилось ощущение опасности, будто из-за любого угла могла возникнуть тёмная фигура, норовящая навредить ей или ребёнку. Вдох, выдох, и ей удалось успокоиться. Для аборта, скорее всего, срок уже слишком поздний. Да и насильно её туда никто не потащит... Так ведь? Конечно так. Она сама разберётся, что делать со своим телом, а чего не делать. Если понадобится, будет вгрызаться зубами в бетонные стены и вырубать сковородой целые толпы врачей. А потом уйдёт жить вместе с ребёнком в съемную однушку. Так, опять?! Да что ж сегодня с ней такое... Моне пришлось болезненно выдернуть волосок на руке, чтобы мысли перестали заносить уязвимую голову в негативную сторону. Перед глазами возникла её собственная фигура ростом метр шестьдесят, по которой струилась любимая вещица. Мона повернулась боком, немного перетянула ткань в районе таза, выставила ногу вперёд и начала себя разглядывать, поглаживая выделенную область рукой. Конечно, на таком сроке ни о каком выделяющемся животе не могло идти и речи, даже под шёлком. Но голова уже успела нарисовать в воображении образ глубоко беременной себя, и добавить плюс двацать килограмм целлюлита на бёдрах и боках. Бр-р. Ладно, для своего будущего ребёнка Мона готова пойти на такие жертвы. Потом придётся потратить некоторое время на спортивный зал и питание салатами, как в детстве, а не сетами любимых роллов, как она привыкла за жизнь со Скарамуччей. Ах да. Наипервейшая её цель – не дать будущим сыну или дочери испытать на себе все прелести бедной жизни. Пусть у него или у неё будут дорогие игрушки, качественная еда, хорошая квартира и внимания с любовью хотя бы одного из родителей. А лучше сразу двух. И Мона понимает, что это не просто желания, это – обязательства. И она пойдёт на всё, чтобы выполнить каждое из них. Ну а сейчас хорошо бы пойти спать. Дать немного отдыха своим беспокойным мыслям, а заодно выветрить горькую обиду на бесконечно работящего мужа. Поэтому Мона, открыв микропроветривание, забирается на кровать и укрывает уже подмёрзшие ноги одеялом. Опять ей придётся засыпать одной, без родного тепла под боком. Ну ничего, скоро её второе родное тепло под другой стороной бока вырастет настолько, что будет трудно не то, что спать, а даже элементарно найти лежачую позу. Так, ладно, переключаемся на позитив. Ля-ля-ля, солнышко, цветочки, лепесточки, хуёчки. Никого и ничего мы не видим, всё у нас хорошо. Может быть, и вправду стоит подождать? И тогда всё действительно наладится. Тогда Мона сможет стать счастливой женой и матерью, сможет вновь наслаждаться каждым днём своей пока не до конца прожитой жизни, снова будет творить, любить, работать... Тяжёлые веки постепенно начали смыкаться, напряжённые руки отпустили ткань пододеяльника. Умиротворённое сопение раздалось по всей комнате, растворясь в её тёмных уголках. Лишь в середине ночи, когда разум на пару секунд застрял между сном и реальностью, краем сознания полуспящая девушка уловила, как рядом с ней под чьей-то тяжестью прогнулся матрас, как одеяло с ювелирной аккуратностью дёрнулось в бок. К её руке с заботой прикоснулись чьи-то нежные пальцы, а возле уха послышалось постороннее дыхание, к которому она давным-давно привыкла. Кажется, теперь темнота в её сновидениях стала на толику светлее. *** "Ладно, я поговорю с ним о ребёнке завтра" – именно эта фраза стала девизом Моны за последние несколько недель. Ведь каждый раз, когда она входила в гостиную с намерением прервать отдых Скарамуччи и ошарашить его условным ведром холодной воды по голове, подходящий момент ускальзывал из рук, как кусок сливочного масла. То вид у её мужа был слишком уставшим, то он вообще уже спал, то "у него слишком хорошее настроение, не стоит портить это прямо сейчас". Иногда Скарамучча и сам к ней подходил. Правда, вовсе не для разговорчиков. Когда лёгкие объятия переходили в дрязнящие и вязкие поцелуи, идущие по направлению вниз, Мона прекрасно знала, что должно было произойти дальше. Однако же, кончалась неначатая прелюдия лёгким отпихиванием левой рукой и женским отказом на вечернюю интимную близость под любым предлогом. Поначалу Скара всего лишь шуточно надувался и шёл по своим делам, то сидеть в компе или телефоне, то просто тупить в стену. Но последние пару раз его реакция была чуть иная. Он отодвигался от Моны, и внимательно, с долей то ли досады, то ли горести всматривался ей в лицо. Этот сквозной, пугающий до мурашек взгляд до самой души будто кричал: "я знаю, что ты скрываешь от меня". А потом он снова уходил. Молча. И даже заговорить с ней не пытался. Мона понимала, что причина вовсе не в объективизации её тела Скарамуччей. Просто скорее всего, её лицо в момент отказа либо имело слишком напряжённое и усталое выражение, либо из-за актуальных проблем было каким-то отталкивающим. Она осознала это чуть позже, когда стала замечать, что обида в глазах её мужа вовсе не была шуточной. А ведь злилась она даже не на него. Точнее, он определённо заслуживает хорошего леща за то, что не уделяет своей жене должного внимания. Но сама Мона считала виновницей во многом себя. Может, отчасти из-за того, что не могла дать мужу должной разрядки, в которой он так нуждался... Он ведь даже не понимает, чем заслужил череду её резких и категоричных отказов! А всё потому, что она просто трусиха, которая из-за накрученных мыслей не может расскзаать ему о том, о чём обязана была рассказать ещё полмесяца назад. — Не сейчас, ладно? – в очередной раз она продлевает дистанцию между собой и сине-фиотеловыми щенячьими глазками. – Давай просто посидим. С искренним непониманием он вновь заглянул прямо ей в глаза, в этот раз даже на подольше, чем обычно, но девушка железно держалась на своём. Как бы ни хотелось погладить его по волосам, затем впечататься в его торс и разрыдаться, она стояла, как скала, и терпела это молчаливое унижение. — Мона, что-то случилось? – он обеспокоенно поднёс к ней свою руку, но тут же одёрнул, не решаясь прикоснуться. — В каком смысле? – операция "косим под дурочку" начата успешно. — Ну... Ты отказываешься спать со мной уже примерно месяц. Я не собираюсь предъявлять тебе за это, или тем более к чему-то принуждать. Просто... – его рот скосился, он начал постепенно отодвигаться от Моны на диван. – Это ведь не похоже на тебя. Обычно Мона всегда была открыта к любым ласкам в любое время. Даже умотанная после работы она была рада насладиться интимной близостью с любимым человеком, о чём неоднократно заявляла Скарамучче. Но когда тебя тошнит всё утро, клонит в сон весь день и катает на эмоциональных качелях весь вечер, мысли о сексе как-то сами собой отходят на второй план. — Ну... Вообще да, – кивнула она, решительно сжав кулаки. – Что-то случилось. — ...у тебя кто-то появился? – казалось, Скарамучче было физически больно выдавливать из себя эту фразу, из-за чего он прямо сейчас отдалился от Моны, боясь услышать ответ на свой вопрос. Сама она вздохнула, отчасти от облегчения, ведь ей не пришлось первой затрагивать эту тему. Под тяжёлым взглядом Скарамуччи она подошла к своей тумбочке, открыла самый нижний ящик и достала оттуда положительный тест, который всё это время хранила для особого случая. Больше ждать нельзя. Это – самый, что ни на есть, подходящий момент. — Если можно так сказать – да, у меня кто-то появился. – она протянула бумажную полоску ему, отведя взгляд в сторону. Скарамучча в последнее время очень сильно уставал и плохо высыпался. Чёрт знает, как он может отреагировать на пополнение в их маленькой семье. Может быть, он расстроится? Разозлится? Обрадуется? Или это убьёт его морально? "Как бы он не отреагировал – напоминала себе Мона – Держим голову прямо". Светло-сиреневые потускневшие глаза внезапно оживились и расширились. Он выхватил тест из женских рук, рассматривал его около десяти секунд, после чего заметался взглядом то по лицу Моны, то по её животу. — Ты... – проговорил он, метаясь взглядом от её серьёзного лица до ещё незаметного живота. — Да, – твёрдо наичнает она. – И если ты... Не успев договорить предложение даже до середины, Мона взвизгнула, когда её вдруг подхватили на руки и раскружили по всей комнате. Крепко поддерживая её за бёдра, Скарамучча сел обратно на диван и посадил Мону к себе на колени, стиснув её в самые крепкие и радостные объятия в её жизни. Сама она вцепилась в его шею, будучи всё ещё в шоке от такой бурной реакции. — Боже, ты правда не шутишь?! – кажется, в этом вопросе Скара проявил больше эмоции радости, чем он проявлял её за свою жизнь в целом. – Мона, счастье ж ты моё, это же просто замечательно! Он несколько раз поцеловал её в губы, после чего прижался своей щекой к её. На его губах была широкая, тёплая и невероятно заразительная улыбка. Мона сама начала от такого лыбиться, поцеловала своего дурного ненаглядного в щёку. — Не-а, не шучу, – в приподнятом настроении заявила она, чуть отдвигаясь и занимая рядом с ним место на диване. — Господи, хах... – он немного истерически смеётся, перегружаясь из-за резкой смены эмоций. Он был готов к тому, что его брак распадётся на два куска, но то, что произошло на самом деле... – Чёрт! Я думал, ты просто меня разлюбила и не хочешь разговаривать. — Ага, щас, – усмехнулась Мона, прожестикулировав кулачком. – Тебе со мной ещё до-о-олго мучаться. — И на каком ты уже месяце? – он блеснул глазами, готовясь завалить её тучей вопросов по этому поводу. — М-м, недавно первый кончился... — А почему ты мне раньше-то не сказала? – с удивлением и долей обиды спросил её Скарамучча. — Да я сама не так давно узнала! – возразила она. – А ещё ты на своей работе пропадал. — Прости! – моментом ответил мужчина, сложив перед собой руки, будто в молитве. – Прости пожалуйста, такого больше не повторится. Обещаю. Твёрдое обещание – то, чего Скарамучча никогда ей до этого не давал. И одновременно то, что он всегда сдерживал, при любых обстоятельствах. И теперь из-за целых двух факторов Мона могла быть уверенна в том, что в ближайшее время она больше не будет обделена вниманием. — Так что... – она аккуратно пихает мужа локтем, осторожно задавая вопрос. –Посидишь со мной? — Конечно. Мона ахает, когда Скарамучча подхватывает её сзади, вновь сажает к себе на колени и обвивает обоими руками. Его губы осыпают лёгкими поцелуями девичью шею, пока сама девушка ласково смеётся, наслаждаясь самым приятным за последние месяцы моментом. Моментом, проведённым совместно с ним. В его руках, с его интересом и заботой. Скара укладывает подбородок ей на плечо. Тем временем, Мону одолевают вязкая грусть и обида, которые разом развеивают всё наслаждение. "Вот скажи, Скар, неужели было так сложно обнять меня в любой момент до этого?". Она уже хотела скрестить руки на груди и надуться, как она любила поступать при любой конфликтной ситуации, но разумная часть мозга вовремя подключила к делу язык. — Неужели, я заслуживаю твоего внимания только в положении? – проговаривает Мона достаточно громко, чтобы её муж смог всё расслышать и уловить частички досады, пронизывающие её голос. — В каком смысле? – два сиреневых глаза лупили на уже по привычке надувшиеся щёки Моны, которые было видно даже сзади, в полном непонимании. — Ты буквально забил на меня последние несколько месяцев, – она развернулась к Скарамучче лицом, её чудесные серо-зелёные глаза поблёскивали из-за подступающих слёз. – Ты просто... Уходил на работу потом приходил домой, потом снова уходил домой, и так по кругу. А я? Мы с тобой даже не общались. Ты даже не спрашивал как у меня... дела. Она всхлипнула, губы подрагивали. Из правого глаза выкатилась солёная капелька, стремительно побежав вниз по её пухлой щёчке. Хотя изначально Мона планировала сдержать эмоции при себе, а не нагружать ими и без того уставшего и шокированного Скарамуччу. Подняв щенячьи глаза на Мону, он стёр её слезу указательным пальцем, чуть наклонил к себе и поцеловал в щёку с таким теплом, на которое только был способен. — Ну ты чего? – он крепче прижал к себе девушку и начал полосовать её спину растопыренный ладонью. – Мона, я не забыл про тебя. Просто заработался... Прости, правда. Девушка вжалась в его тело, словно маленький комочек грусти. Гормоны взяли верх над её настроением, но одновременно утешения Скарамуччи были для неё жизненно необходимы и приятны до кончиков ушей. — Я и сам мечтал провести с тобой хотя бы пару часов! Поговорить о чем-нибудь... – заверял он, распутывая небольшой колтун на её шелковистых волосах. Вторая его рука крепко сжимала её ладонь, снова поглаживая тыльную сторону большим пальцем. – Меня самого уже чутка подзаебала эта работа. Но зато... Мне наконец-то дают повышение! — Правда? Это же чудесно! – всё ещё заплаканная Мона похлопала в ладоши, после чего поцеловала своего любимого в макушку. – Ты хоть расскажи, что там у тебя вообще происходит? А то мы сто лет уже нормально не общались. Живём как... Соседи. Как бы неиронично это ни прозвучало, их жизни действительно проходили отстранённо друг от друга последние пару месяцев. И если сейчас они наконец смогут нормально побеседовать, то о физической близости можно забыть ещё на долгое время. Мона просто надеется, что Скарамучча сможет смириться с этим и не будет держать на неё зла. (Правда, она ещё не знает, что на 6-ом месяце он будет почти закрываться в кладовке от терроризирования своей жены с её непрекращающимся либидо). Скарамучча складывает руки в замок, устраивая их на её животе с особой осторожностью. Его дела подождут, сейчас у них есть гораздо более важная и интересная тема для разговора. — А у нас мальчик будет или девочка? – спросил он, обрисовав кругом своего растущего в чужом организме эмбриона. — Дурак что ли? Ему всего семь недель, откуда я могу знать? – улыбнулась Мона, откидываясь спиной плотнее на Скарамуччу. Ему в лицо лезли её волосы, но как же в тот момент ему было плевать на подобные мелочи. – А что, тебе это так важно? — Конечно нет! Я буду любить его или её в абсолютно любом случае, – его голос был пропитан теплотой и искренностью, что заставляло тут же поверить в вышесказанное заявление. – И его маму, конечно же, тоже. Ничуть не меньше. Получив размашистый поцелуй в шейный позвонок, затем выше и ниже, и так по всей спине, Мона засмеялась. Скара не прекращал целовать её во все доступные места, сполна компенсируя то время, что они провели порознь друг от друга. Как же здорово было снова почувствовать себя любимой и нужной своему мужчине. И не менее приятно было знать, что он готов обеспечить тебе и вашему малышу достойное будущее. "И как я, блин, только могла в тебе сомневаться?!" – задавалась она данным вопросом раз за разом, когда видела эту улыбчивую, искренне радостную за их совместное счастье морду. Она просто надеялась, что их мальчик или девочка будет улыбаться точно так же, как их отец. Ну а сейчас паре остаётся лишь одно: болтать друг с другом до темноты обо всяких мелочах, обсуждать трудности, которые ожидают их на тернистом пути становления родителями, обниматься, оставлять на коже жгучие поцелуи и просто наслаждаться столь желанной и родной компанией друг друга. *** Теперь её утро начиналось совсем по-другому. Вместо одинокого тихого подъёма ближе к полудню, она просыпалась примерно в одно время со Скарамуччей. От него она получала тёплые обнимашки со словами "доброе утро, солнышко". Далее заплетание лёгкой двухвостой причёски его умелыми руками, новые прикосновения к животу, вопрос о состоянии малыша и Моны, ответ на который изо дня в день колебался от "всё нормально" до "да блин, ты ж уже спрашивал!". Следующие семь месяцев девушке строго-настрого запрещалось поднимать что-либо тяжелее чашки чая, так что любой груз вместо неё с энтузиазмом таскал Скарамучча. Её слова о том, что она всего лишь беременная, а не смертельно раненная, были успешно проигнорированы. Что ж, теперь приходилось терпеть вокруг себя безвозмездную опеку своего мужа. Всем бы такие проблемы. А, ну и не обошлось, конечно же, без сладких и незабываемых походов в местную поликлинику, в которую Мона встала на учёт на следующий же день после того, как увидела на тесте две полоски. Само собой, там её ждало немало крайне приятных сюрпризов, от слов маммолога "ваш ребёнок имеет 99% риск родиться умственно-отсталым" с источником "определила на глаз, когда вы в кабинет вошли", до заявления одной некомпентной врачихи о том, что 16-летки нынче плодятся как кролики, и что Моне хорошо бы заняться саморазвитием, а не раздвигать ноги перед всякой гопотой. Что ж, Скарамучча заткнул её довольно быстро и беспардонно. Но чтобы Мона не сильно унывала по дороге домой, он советовал ей воспринимать это как комплимент о том, что она по-прежнему выглядит совсем молодой. Но даже с такими казусами было множество действительно хороших моментов. Наблюдать за тем, как растёт твой живот, сидеть на форумах для будущих или нынешних молодых мамочек, которые рассказывали о своих маленьких счастьях и о том, сколько позитива от них они испытывают. А ещё листать в интернет-магазинах вкладки с десткой одеждой и представлять, как потом будешь одевать в неё ребёнка и фоткать со всех сторон. Скарамучча тоже не отставал. "Давай, когда он вырастет, отдадим его на футбол, чтобы он прославился и зарабатывал нам много денег?", "Скара, блин, он ещё даже не родился!", "Ну и что? Этот факт разве как-то мешает уже поддерживать его в будущих начинаниях?". По крайней мере, Мона могда не сомневаться в том, что без помощи в декрете она не останется. Скарамучча сам клялся, что купит себе огромные солнечные очки, футболку с надписью из страз "рич мамми", и пойдёт вместе с коляской наматывать круги по дворам, пока Мона будет релаксировать в горячей ванне с пузырьками. Само собой, подругам она также сообщила о своём надвигающемся счастье материнства. Большинство, конечно же, со всей искренностью порадовалось за Мону, но встречались и несколько иные реакции... — Короче... – сердце Моны ёкало каждый раз, когда она произносила эту фразу. – Я беременна. Иногда она сама не могла в это поверить. Факт того, что ты можешь произвести на этот свет новую жизнь, одновременно согревал сердечко и шокировал до глубины души. — Что?!? – пронзительный голос Фишль дрогнул в удивлении, затем последовала секундная пауза. – Боже, подруга, сочувствую тебе от всей души!! — Эм, что ты име... – сконфуженно ответила Мона, но её перебили. — Ты только не волнуйся! Всё обязательно будет хорошо. Если срок маленький, можно будет обойтись одними таблетками. – на этом моменте глаза Моны чуть не вылезли из орбит. – Ладно, ты хотя бы знаешь от кого? — От своего мужа, полагаю... И Фиш, вообще-то, ребёнок желанный. — В смысле... — В прямом. — Ты собираешь рожать так рано? — В 26 уже не совсем рано. — В 26?... — Да, Фиш. Мне 26 и я хочу детей. И тебе тоже 26. В трубке послышалось молчание, насквозь пропитанное экзистенциальным кризисом. Кажется, можно было услышать, как Фишль беспорядочно моргает, меланхолично глядя в окно. На самом деле, Мона и сама иногда не может в это поверить. Вроде совсем недавно она училась в старшей школе, ежедневно ссорилась со своей бабушкой и мечтала о том, чтобы свалить подальше из квартиры. Ещё более недавно она шёпотом проклинала преподавателей на облысение вечный понос, потому что те никак не хотели ставить ей зачёт из вредности. И буквально вчера она первый раз переспала со своим соседом... То есть уже давно любимым человеком. О господи. Да, время летит неумолимо. А теперь она жената на этом язвительном комке раздражения со стрижкой под горшок, и они ещё и ждут ребёнка... Стоп. Она ничего не забыла? — Фишль?! – все эти три минуты раздумий из телефона не было слышно ни звука. — мне... Нужно время, чтобы всё переосмыслить. Пока. Подруга небрежно швырнула телефон на стол, и прежде, чем сбросить звонок, Мона услышала произнёсенное ею приглушённое, но отчаянное: "в каком смысле двадцать шесть?!?". Над этим ей оставалось лишь по-доброму посмеяться.***
— Ну и как вы в итоге сошлись? – со скучающим видом интересуется Скарамучча, пытаясь не смотреть на "очень мило" обнимающуюся парочку, состоящую из рыжего засранца и блондинистого надирателя задниц в облике молодой девушки. – Полная история будет? — Заебал он ныть, вот я и решила его пожалеть, – скзала Люмин, взъерошив своему парню волосы. — Видишь, я смог покорить её сердце своим мужеством и она в меня влюбилась! – гордо заявил Чайлд, пока блондинка заливалась смехом с его склонностей к средневековой романтике. — Считай как хочешь, – махнула она рукой, затем обратилась к Скарамучче. – Мы это, поздравляем вас с пополнением! Мона была уже на достаточном сроке, чтобы сквозь одежду был виден её небольшой живот. Жаль конечно, что теперь носить откровенные топы или другие любимые наряды будет проблематично, ибо окружающим будет виден её статус будушей матери, и каждая проходящая мимо бабка посчитает своим долгом назвать её залетевшей куртизанкой, плохой матерью или как-нибудь ещё. К слову, это не просто её фантазии. Буквально на прошлой неделе, когда они со Скарой ехали в метро на очередное обследование, миледи преклонного возраста прокомментировала яркую помаду Моны и выразила глубочайшие соболезнования её будущему малышу. Что ж. Скарамуччу в тот момент пришлось держать очень крепко. И он даже почти вырвался. — Спасибочки, – Мона приулыбнулась, на её щеках появились чудесные ямочки. – Кстати, я отойду на секунду. Таинственно улыбнувшись, девушка встала с дивана и, пока гости с её супругом были заняты важной беседой, под шумок улизнула в коридор. — Блин, чел, это конечно мощно! – кивает Тарталья. – Мне бы свою хоть на свадьбу уломать... — Я тебе щас ебло уломаю! – Люмин от души отвешивает ему затрещину. – Придурок ты рыжий. — Видишь, Скар? Ау... – парень потирает затылок, шипя от боли. – У тебя девчонка добрая. Не то, что у меня... — Сам знал, на что идёшь, – заявила Люмин, растрепав ему рыжые лохмы. – Ну и что, Скара, как ощущения? — Ощущения прекрасно, – он показывает большой палец вверх. – А ты про ощущения, когда в тебя кидают сумкой за неправильную температуру заваренного чая, или когда тебя используют в качестве подушки на протяжении 11 часов без перерыва в твой единственный выходной? — Думаю, она про ощущения будущего родительства, – рыжик откинулся на подушку, и какая-то его часть даже радовалась тому, что они с Люмин ещё не думали обзаводиться детьми. – Сложнее, чем сидеть с младшими братьями и сёстрами? — Вот тут не знаю. Последний раз, когда я в детстве сидел со своей сестрой, она попыталась засунуть мне в глотку сосновую палку, – Скарамучча погрузился в приятные и ностальгические воспоминания своего детства. – Не думаю, что с детьми возникают такие же проблемы. На самом деле, он абсолютно не знал, чего ожидать. Конечно, они с Моной плюс-минус в курсе о том, какие проблемы могут возникать с грудничками, как они развиваются, как начинают активно показывать характер на третьем году жизни. Но ведь невозможно подготовиться ко всему в этой жизни? Скарамучча например, абсолютно не был готов ко всему, что сейчас происходит. А именно – к тому, что в самый тяжёлый период жизни за последние несколько лет, его жена просто подойдёт к нему и обрадует его с порога такой чудесной новостью. Признаться честно, Скарамучча чуть ли не всегда мечтал о своей собственной семье, но откладывал эти мысли в долгий ящик до тех пор, пока не встретит подходящую девушку. И именно в тот момент, когда его симпатичная соседка, с которой они трахались по случаю около двух недель, призналась ему в любви, он понял, что с этого момента он будет готов абсолютно ко всему. Уже на следующее утро после этого, когда он сжимал её правую грудь, пока она рассказывала что-то о подругах и грозилась оторвать ему руки и засунуть ему в одно место, первые мысли стали посещать его голову. "Интересно, если бы у нас были дети, они были бы такие же вредные, как ты?". Само собой, вслух он этого спрашивать не стал. А потом всё как-то само закрутилось. Отношения, свадьба, переквалификация, новая работа, повышение... Там уже не то, что не до изменений в личной жизни, даже вздохнуть было некогда.. И это полностью его вина. Он должен был выкроить своей девушке и жене то количество времени, которое она заслуживала. Должен был подойти к ней и спросить, "тебя всё устраивает в нашем времяпрепровождении?", или "что ты думаешь о детях?". И Скарамучча не перестанет корить себя за это даже через пятьдесят лет. Как, чёрт возьми, он мог не заметить её беременность?! Тот факт, что она выглядела неважно, постоянно молчала, не шла на контакт, хотя раньше виляла хвостами как собачка, когда он возвращался домой! Ему даже представить страшно, как боязно и одиноко Мона чувствовала себя в тот момент. Кстати, о ней... — А где Мона? – задал Чайлд вполне логичный вопрос, заставив Скарамуччу повертеть головой по комнате. — Кстати да, её нет уже минут пятнадцать, – обеспокоенно согласилась Люмин. – Скар? Может, сходишь проверить? — Ща. Мгновение, и Скарамучча исчезает в дверном проёме вслед за женой. Тарталья и Люмин в ожидании пялятся на дверь, будто наблюдают за фокусом с исчезновением, как в том бродячем цирке Фонтейна. Проходит около двух минут, когда женатая парочка возвращается. Первой входит Мона, высоко задрав голову и демонстративно надув губы. Дальше входит её супруг с надменным выражением лица. — Вы чего? – интересуется блондинка. — Передайте ему, что я с ним не разговариваю, – высокомерно заявляет Мона, складывая на груди одну руку (потому что второй придерживает живот) и занимает место рядом с Люмин. — Я запретил ей есть штукатурку из мешка в кладовке, – шёпотом сообщает Скарамучча, присев на диван. — Господи, ужас! – вскидывает руки Чайлд, пока Люмин откидывает голову назад от смеха. – Дорогая, тебе не нужны такие отношения. — Полностью согласна, – кивает Мона, набивая свои по прежнему обидчивые щёки пирожным с кремом. На её носу остаётся белая точка. *** Как бы то ни было, какие бы гормонально-эмоциональные качели не изводили бедную девушку на поздних сроках, Скарамучча всё ещё любит её сильнее всего на свете. Он стал уделять своей Моне гораздо больше времени. Стал спрашивать её о чём-то, интересоваться делами и состоянием, рассказывать о своих мыслях, спрашивать о том, какие планы у неё есть на их будущую жизнь. И было так приятно слушать её развёрнутые ответы, видеть, как насупливается её носик, когда она рассказывает о чём-то плохом, или как на её пухлых щеках выступают ямочки, когда она улыбается. "Скара, блин, хватит на меня пялится..." – бормотала она, и её милое лицо приобретало розоватый оттенок. А Скарамучча начинал смеяться ещё сильнее. Подходил к ней, крепко обнимал, она хваталась руками за его шею в ответ. Он подкидывал её на руки и легко, словно она была пушинкой, переносил в их спальню. Там они продолжали вести беседы обо всём и ни о чём, наслаждаясь тиканьем часов и приглушённым светом ночника. Скарамучча заплетал в слабо натянутые косички её шелковистые волосы, приобрётшие в последние месяцы какой-то особенный блеск, целовал её в шею, в ответ на что получал поток сбивчивых слов и просьбы не "перебивать" её подобного рода ласками. А потом он со всей нежностью гладил её изрядно подросший живот, одновременно предполагая, на кого больше будет похож их будущий малыш. Скарамучча всегда говорил, что его гены обязательно победят, когда на самом деле мечтал, чтобы их ребёнок сохранил в себе всю прелесть внешности и характера Моны. Ну а если в общем, то они были просто друг с другом счастливы. Будто такая жизнь была предопределена им с самой первой встречи.