Тьма

Бывает у вас такое ощущение, будто вы во сне? Словно всë, что происходит и вертится вокруг вас ненастоящее? Кастиэль ненавидит это чувство. Но ещё больше он ненавидит мысль о том, что может проснуться. . Охотники всегда кончают одинаково. С этим ничего не поделаешь. Можно бросить охоту, но она тебя – ни за что. Дин это понял ещё в детстве, но сейчас это ощущается куда острее. Пистолет с серебряными пулями всегда с ним, обереги и защитные знаки украшают его «дом» и кабинет на работе, оружие до сих пор лежит в багажнике Детки. Может Дин просто боится, что если он всë это уберёт, то прошлое схватит его в самый неожиданный и беззащитный момент, а может просто не хочет осознавать, что теперь он один. Ни Сэмми, ни отца. Пистолет жжёт тело, но если не думать о том, что произошло, то Дин сумеет представить отца, который стоит рядом и отчитывает его, а если ещё и не обращать внимания на письма в в бардачке, то с Джоном окажется раздражённый Сэм, который закатывает глаза на очередную выходку брата. Но вот Дин открывает глаза и всë, что он видит это кирпичную стену перед собой. Он вздыхает, рассматривая упавшую сигарету, раздавливает еë и идёт к Детке, вспоминая, что теперь он Роберт. Отец смотрит на него с осуждением. Сэм с яростью. Город, в котором он живёт маленький, но не настолько, чтобы каждый знал друг друга, поэтому у Дина есть некоторое личное пространство. Местечко мирное и тихое, за всю длинную историю ни одного убийства или самоубийства. Ничего сверхъестественного. Ничего из прошлого. В десяти минутах езды от места, где обосновался Дин, стоит школа. Четырёхэтажное здание жёлтого цвета с ровным рядом окон и деревьев. От него пахнет грустью и детством, как всегда пахли волосы Сэма. Дин работает в этой школе учителем начальных классов. На самом деле изначально он хотел устроиться механиком. Чинить машины он умел лучше всего после охоты, но вид работающих рук и горы сломанных автомобилей напомнили ему о свалке Бобби. Он не хотел возвращаться туда. Не сейчас. Не тогда, когда всë в его доме ощущается утратой. Иногда Бобби звонит ему, и изредка Дин отвечает. Да, он знает, что Сингер волнуется, переживает, что нельзя заставлять его ждать, но по-другому Дин не может. Отчего-то мысль о том, что он снова услышит вопрос о самочувствии пробуждает в его голове глупую и детскую мысль спрятаться в шкафу. Сэм тоже звонит, но в отличие от Бобби он не уважает границы, и если Дин не перезвонит ему в течение трёх часов, то он непременно приедет к брату. Дин не хочет видеть взгляд полный жалости. Он не жалок. Ему просто нужно время. Последнее, что написал Сэм было: « На охоте за вервольфом. Не буду на связи неделю. » И наверное это было хуже всего остального. В школе Дин не пользуется особой популярностью. Он просто очередной учитель, который хорошо ладит с детьми. И всë. Повышенный интерес и абсолютное игнорирование личного пространства к нему проявляет лишь Мэг, девушка, работающая учителем физкультуры. Старшеклассники дрочат на еë острые бёдра в туалете во время уроков. Как бы плохо не было Дину, но он всë ещё отличает интерес сексуальной активности от животного интереса сожрать тебя. Мэг отчего неистово жаждет вскрыть Дина, все его секреты, грязь и вонь, которые он хранит в себе. Это нервирует. Единственные из всего персонала, с кем Дин не против поговорить это Хантер и Эллен. Хантер – учитель физики и химии, а Эллен директриса школы. Есть ещё Джо, она работает в баре недалеко от сюда, куда Дин обычно приходит выпить по пятницам. Они хорошо ладят, что наверное связано с тем, что Харвел не пытается залезть в его душу, как некоторые до неë. Дин заходит в здание школы и, не спеша, идёт к своему классу. Сейчас там никого нет. Он приходит за час до занятий, потому что так чувствует себя комфортнее. Охранник странно на него смотрит, но ничего не говорит. Около дверей в класс его ждёт Мэг, которая по своему обыкновению одета в широкую толстовку, под которую уходит серебрянная цепь и спортивные шорты, открывающие вид на красные колени. Дин не уверен, что хочет знать, откуда эти следы. Раньше он бы пошутил, даже может быть предложил выпить, но сейчас он лишь хочет сбежать. Мэг складывает руки на груди, хищно сверкая глазами: – Ну, что сладенький, как ночка? Поразвлекался? – Отвянь, Мэг, – это всë, на что хватает Дина. Жалок. Но Мэг не ведётся. Ей нравится его бесить и выводить из себя. Возможно, она ждёт, что он снова, как в первые свои рабочие дни назовёт еë шлюхой, но Дин раскаивается за свои слова. Самую малость. Она отказала всем школьникам и учителям, которые пытались заняться с ней сексом, иногда она даже рвала их письма и открытки. Мэг любила секс, но никто не мог предложить ей такой, какой действительно она хотела. Она скалится, наклоняясь в сторону: – А может дело в том, что ты не совсем из моей лиги? По мальчикам? По ма... – Заткнись! – рявкает он, когда гнев заполняет его, борясь с тем, чтобы поднять руку. Он не его отец. Нет. Отвращение скапливается в низу живота, посылая Дину противоречивые сигналы. Он не хочет думать об этом. Не сейчас. На мгновение воцаряется молчание. Дин отводит взгляд, чувствуя себя ещё хуже, чем утром. Его ногти впиваются в бёдра, но он этого даже не чувствует. Мэг смеётся, глядя на него, но как таковой насмешки в еë больших глазах нет. Там нет ни жалости, ни отвращения, ни всего остального, что так ненавидит Дин. И это причина, по которой находиться с Мэг не так ужасно, как хочется думать. Это тот факт, что у неë на всех один взгляд. – Ха, Роберт, неужели ты настолько не удовлетворён, что кидаешься на людей? Ужас. Как нам, учителям работать с тобой? – Уйди, Мэг, – чеканит он, на что Мэг разражается громким смехом. – Ну, хорошо, но если всë таки... – Уйди! – Хаха, пошёл ты, Роберт! Еë голос ударяется об стены и потолок, пока она сама бежит в свой личный кабинет, чтобы в очередной раз создать мираж работы над бумагами. Тот факт, что Мэг ещё не уволили поистине удивителен. Дин мечтает исчезнуть. К девяти в класс заглядывает красная макушка. Анна одна из тех девушек, с которыми Дин был бы не против замутить, но это было раньше, когда флиртовать с представительницами прекрасного пола казалось обыденным. Сейчас он просто испытывает странную тоску глядя на то, как Анна ласково обращается со своим племянником Джеком. До того, как он переехал в этот город, он встречался с Лизой. Короткий ужин, ночёвка и ничего более. Дин просто не мог заставить себя положить конец счастливой жизни девушки, которая так хорошо с ним обращалась, у которой был ребёнок. Дина душила горечь, когда он смотрел на Бена, ребёнка шести лет или около того, в чьих глазах он видел восхищение. Дин испортил жизнь Сэму. Разве мог он повторить это с Беном? Поэтому он ушёл, пообещав Лизе, что вернётся. Он не вернулся, даже когда на его телефон пришло сообщение с просьбой вместе провести время. Ему не нравилось думать, что это просто жалость, но так оно и было. Других причин у Лизы писать ему не было. Дин редко говорит с Анной, но знает, что она живёт с братом, который из-за большой нагрузки на работе не может водить и забирать Джека из школы. Сам же мальчишка страдает топографическим кретинизмом, поэтому один он тоже не может выходить на улицу, но Анна умело объяснила Дину, что это не является проблемой. Ещё Винчестер знает, что мать Джека умерла при родах, из-за чего ребёнок остался один с отцом. Это не так уж много, но Дин счастлив знать хотя бы это. Помогать и учить детей ему не привыкать. Он уже знает, как это. Он понимает, что проще не будет. В старших классах есть девушка по имени Чарли. Дин не знает еë достаточно хорошо, но это не мешает иногда провожать еë домой. Еë мать умерла на больничной кушетке, а отец принялся пьянствовать. Возможно, Дин изредка и экономит на себе, чтобы сводить девчушку в кафе, но это стоит того. Стоит еë яркой улыбки. Есть Кэвин, который со своими знаниями не должен учиться в таком тихом и забытом городке. Он не признаёт этого, не хочет расстраивать мать, но всë равно тянется прочь. Его крылья почти расправились. Осталось решиться. Иногда Дин даёт ему диски с фильмами или показывает редкие фото, которые присылал ему Сэм, когда учился в Стенфорде. Дети есть дети. Они хотят знать больше, чем могут себе позволить. Взрослые люди не запрещают им мечтать. Или они лишь создают ощущение этого разрешения. На третьем уроке они рисуют своё идеальное домашнее животное. Это забавно на самом деле: смотреть, как дети изображают на листах бумаги драконов и единорогов, кто-то динозавров, а совсем умелые осьминогов. Дину нравится за этим наблюдать и помогать. Он ищет блёстки и клей и через некоторое время руки малышни покрыты всем, чем можно и нельзя. Пока те умываются, он клеит рисунки на доску, чтобы все смогли повнимательнее рассмотреть чужие работы. Это не тесты и не оценки, поэтому Дин не видит в этом ничего плохого. Софья неожиданно дёргает его за рукав футболки и спрашивает: – Мистер Сингер, а можно нам пойти домой? Дин не сразу понимает о чем речь. У них ещё одно занятие и отпускать их с уроков ему не разрешено, да и не кажется это безопасным. Но потом он смотрит на детей и понимает, что у одного из них День рождения. Он поздравил Микки ещё утром, но успел совсем забыть об этом. Дети молча смотрят на него, словно действительно ждут разрешения. Будто, если он скажет им « нет » , то они спокойно останутся на месте. У Дина не болит сердце. Нет. – Да, я провожу вас, – только и говорит он. На выходе детей ждут родители. Высокие, красивые, молодые. Новое поколение. То, которое может быть лучше тех некоторых, которых знал Дин, а он знал достаточно. Пьяниц, наркоманов, отсутствующих и тех, кто был рядом, но никогда к сердцу. Эти молодые действительно могут быть лучше, могут и хуже, но Дин смотрит на них и не видит горя. Они сияют. Он стоит ещё некоторое время, пока не замечает, что Анна не приходила, хмурится и разворачивается к школе. Он идёт обратно в класс и смотрит на одинокого Джека, который что-то чирикает в дневнике. Дин не уверен, но раньше у мальчика его не было. – Джек, а за тобой тётя не придёт? – спрашивает он, а когда голубенькие глаза мальчишки устремляются на него, садится на пол рядом с его партой. В таком положении они на одном уровне. – Нет, я не иду на вечеринку к Микки, – просто говорит Джек, захлопывая дневник и как-то слишком быстро прячет его в сумку, словно боится, что его отберут. Это кажется Дину странным, но он сам в детстве страдал невесть чем, так что не спрашивает. Они сидят несколько минут в тишине. Дин не совсем уверен, что Клайн хочет заводить разговор – у него фамилия матери, по какой-то причине отец отказался давать свою – но тот неожиданно оживает и поворачивается к Винчестеру всем корпусом, блестя зубами. – Мистер Сингер, а вы знаете, что пчёлы очень трудолюбивые? И так начинается их диалог. Первый настоящий диалог, без вопросов о домашнем задании или уроках, без родителей или других детей. Это обычный разговор о пчёлах, бабочках и акулах. Дин впервые за последнюю неделю действительно смеётся. Тихо и пряча улыбку в кулак, но это действительно смех. Настоящий и приятный. Джек улыбается ему ярче солнца, а глаза у него такие необъятные, что Дин боится представить, какие у его отца. – Мне нельзя говорить об этом, но я... – Джек запинается, становясь хмурым. – папа снова начал плакать. Видя непонимание на лице Дина, он продолжает: – Он три месяца не плакал, но вчера ночью снова начал. Я не знаю, почему. Мне не нравится, когда папа плачет. Я знаю, что он скрывает это от меня, но... Он резко замолкает и смотрит в дверной проём. Дин тоже оборачивается и видит Анну, еë внимательный взгляд и явное понимание того, что она слышала каждое слово племянника. Джек хватает сумку и неловко, опустив голову, плетётся к тёте. Он не оборачивается к Дину, но Анна останавливает его у двери и требовательно спрашивает: – Что говорят, когда уходят? И Джек, помедлив, отвечает, глядя в динову душу: – До свидания, мистер Сингер, – на его губах расцветает маленькая улыбка, а взгляд Анны смягчается. Словно всë, что ей важно – это улыбка племянника, будто рассказывать о семейных проблемах не тем людям – пустяк. Она берёт его за руку, и они уходят, оставляя Дина одного. Если в его душе разливается спокойствие от осознания того, что Джек находится в руках прекрасной женщины, то знать об этом Анне не нужно. Он вздыхает, оглядывает класс и решает, что устроит тут уборку ночью. Берёт из своей сумки обед, сделанный на кухне в школе, и идёт к заднему двору здания. Старые конверсы зелёного цвета встречают его молчанием, а сигарета в тонких пальцах глядит укоризненно. Чарли даже не поворачивается в его сторону. Дин замечает, что на еë толстовке – которую она скорее всего стащила у какого-нибудь старшеклассника, пока те занимались на улице – появился новый значок. Обычная крышка от бутылки газировки, но теперь голубого цвета. У неë есть красного, в полоску и желтого. Дин садится на траву рядом с ней, передавая обед. – Спасибо, – тихо говорит она, разглядывая макароны. Чарли устала отмахиваться от его помощи или просто очень хочет есть. Дин не спрашивает. Они познакомились в пятницу в баре. Джо всегда пристально следит за заведением, чтобы никаких драк или косяков за столами. Бар у неё приличный. В тот раз Дин не хотел пить. Точнее наоборот, он слишком хотел и знал, что если начнёт, то вряд-ли сможет остановиться. Голова была забита мыслями о Сэме. О том, что тот охотился где-то в Юте. Он перестал называть конкретные места и города, обычно ограничиваясь Штатами. Это бесило. Пугало. Отчего-то Дину стало не по себе. Какое-то движение справа. Он повернулся и наткнулся взглядом на рыжую, огненную копну коротких волос. Взрослый, потный и в стельку пьяный мужчина положил ладонь на светлую и тонкую руку девушки. Нет. Ребёнка. Лет шестнадцати, а то и меньше. С круглым, нелепо измазанном в косметике лицом, в больших мужских вещах, с накрашенными чёрными ногтями. И яркими волосами. Дин не знал еë, видел впервые, но что-то в еë лице заставило его встать, подойти и захотеть ударить мужчину по лицу. Единственное, что его остановило – это взгляд девочки. Она смотрела прямо на него, испуганно, с облегчением и каким-то странным восхищением. – Извините мистер, мой папа пришёл, – сказала она, резко хватая свободной рукой Дина за локоть и доверчиво прижимаясь к нему. Он же осторожно касается еë волос пальцами, как-бы лаская их. Он видит, как она напрягается и поэтому замедляет движения, почти прекращая. Волосы у неë мягкие. Мужчина пьяно ухмыльнулся, но не успел сказать, что хотел. Дин прервал его: – Нам пора. Дома тебя ждёт наказание, – твёрдо сказал он, поднимая девочку и шагая к выходу. Она не сопротивлялась, а он старался не слушать слова мужика, который что-то кричал им вслед. На улице было холодно. Тёмные улицы и пустота дорог успокаивала, а свет от фонарей и вывески позволил наконец разглядеть то, на что до этого Дин не обратил внимания. Синяк под левым глазом у девочки. Она усердно пыталась его скрыть под макияжем, но получилось не очень. Откровенно говоря ужасно. Дин достал сигарету, намереваясь закурить, но девчушка странно посмотрела на него, сжимая руки в кулаки. Она не уходила, продолжая стоять у бара рядом с Дином, наблюдая за дымом, поднимающимся в ночное, звёздное небо, за тем, как листья с шумом разлетаются по земле, за кошкой на мусорном баке, облизывающей лапу, за людьми, дарящими пьяные поцелуи, за луной и миром. – Спасибо, – сказала она. – Откуда синяк? – спросил Дин. И может быть, совсем чуть-чуть, но в этот момент Дин почувствовал странное и иррациональное желание согреть девчушку и купить ей какао. А может быть просто показать фильм « Звёздные войны » . Ему захотелось позаботиться о ней, как о ребёнке. Она отвернулась. – Нарвалась на драку. – А если честно? – Нарвалась на драку из-за того, что сказала однокласснице, что еë парень мудак. И Дин усмехается: – Ты хоть ударила в ответ? Она поворачивается к нему всем телом, широко улыбаясь: – А то! Вы бы видели! Он узнаёт еë имя через несколько дней в школе, когда видит на втором этаже знакомые волосы. Чарли Бредбери. Ему несколько раз показывают еë старые фотографии, гда она ходит с длинными волосами и яркими галстуками. Отчего-то Дин покупает такой один зелёный в синюю полоску, решая подарить ей на Новый год. А потом они начинают встречаться на улице за школой несколько раз в неделю. Чарли оказывается классным собеседником. Она кажется Дину крутой, а ей Дин кажется идиотом. Небо над ними серое, погода за что-то разгневалась на них, обычных людей. Обещают дождь. Чарли смотрит себе под ноги, странно молчаливая сегодня, но Дин не спешит затевать разговор. Если Бредбери нужно время – он ей даст его. Спустя час они расходятся, разумно умалчивая о том, что Чарли снова прогуляла физкультуру. Дин ей не отец, чтобы отчитывать еë. Спустя ещё четыре часа в школе остаются только несколько учителей и другой рабочий персонал, поэтому Дин идёт к мужской раздевалке. Тревога не покидала его с самого утра, но как только горячие капли касаются его грубой кожи всë напряжение постепенно стекает вниз с грязью. Это глупо и по-детски, но Дин осторожно садится на пол душевой кабинки, обнимая себя за плечи и, с силой зажмурившись, представляет себе, что его сейчас обнимает кто-нибудь другой, кто-нибудь тёплый и хороший, кто-то надёжный и сильный. Ногти царапают плечи, но Дин вовремя убирает руки прочь от тела,с ужасом глядя на них. Он не боится. Нет. Горечь расползается по телу отвратительной кляксой, на языке застревают ругательства. Это не боль, это осознание, что никогда не будет как раньше, сколько бы Дин не пытался представить свою семью рядом. Этого никогда не будет. Сидя в своём классе и поедая очередную тарелку макарон, сделанных на скорую руку, Дин раскрашивает крышки от бутылок акриловой краской. Чарли понравится, а детишки из его класса с удовольствием поиграют в игру на подобие шахматов, только в разы легче. Синий. Розовый. Красный. Дин сбивается со счета, когда часы показывают почти двенадцать. Весь персонал, кроме охранника давно ушёл, и лишь незаметная фигура в виде Дина остаётся в пустом здании. Сейчас он соберёт свои немногочисленные вещи, выйдет из здания и всë повторится. Утро, сигарета, школа, обед, Чарли, душ и ночь. Раз за разом. День за днём. Но Дина всë устраивает. Он убеждает себя в этом всë лучше и лучше. Рука тянется взять ключи со стола, когда Дин слышит грохот в коридоре. Не такой, когда падает мебель, а отчётливый звук драки. Всë нутро Дина напрягается, охотничье чутье просыпается, а ладонь неизбежно сжимает в пальцах холодный пистолет. Он осторожно выходит из кабинета, оставив сумку внутри, идёт в темноте, ориентируясь только на звук. Кажется, будто его шаги звенят в тишине коридоров. Быстрее. Громче. Ближе. В какой-то момент Дину мерещится, что его ноги плавно скользят по зеркалу и прямо сейчас он провалится в него. Проснётся на своей кровати, обливаясь потом. Он каждую ночь видит сны, которые заставляют его дрожать от ужаса и беззвучно рыдать. Такое случалось и раньше, давным-давно, в те времена, когда Сэмми только-только исполнилось семь месяцев. Дин не хочет это вспоминать. Ему приходится. Когда он в очередной раз сворачивает, то слышит грохот справа от себя примерно в десяти шагах. За углом он видит охранника, который набрасывается на... Анну? Шок поражает Дина, но его рефлексы сами по себе ставят его в нужную позу, чтобы попасть мужчине в колено, когда он видит кровь. Огромную алую лужу под головой Анны, которую он сначала принял за еë волосы. Кровь окрашивает плитку, скользит по шее девушки, катится к ногам мужчины. Глаз Анны не видно за яркими прядями волос, еë губы разбиты, а нос по субъективному мнению Дина сломан. И будь он сильнее, храбрее обязательно бы выстрелил в мужчину, но всë на что способен сейчас Дин – выронить пистолет с громким звуком и осесть на пол, в безумии глядя вперёд. Не на Анну, не на охранника, а на кровь, чувствуя, как его же застывает в жилах, а страх парализует его. Руки беспомощно дрожат. Он закрывает глаза, но картинка не меняется. Ему мерещится алый даже там, где его нет. Его ладони в крови, ноги в крови. Хочется кричать. Это всë напоминает о той ночи, это всë неимоверно пугает, вынуждая некогда сильного охотника трястись от страха. Дин не может это вынести, не может принять. Он хочет плакать. Хочет исчезнуть. Умереть. В какой-то момент он понимает, что судорожно сжимает чью-то кофту. Он цепляется сильнее, пока резко не отталкивается, не зная, кто перед ним, но его с ужасающей силой прижимают обратно, кладя тёплые и липкие ладони на голову, вжимая в чью-то грудь. Женскую. Голос Анны тихо умоляет его: – Не открывай глаза, пожалуйста, – он понимает почему, когда чувствует запах крови. Отчего-то его щеки мокрые, а мысли путанные. Руки у Анны мягкие, с мозолями и какие-то шершавые, будто с шрамами. Прикосновения нежные и ласковые, отчего Дину мерещится, что сейчас он утыкается в грудь не незнакомой ему девушки, а матери. Это вызывает новый поток слез. Но мужчины не плачут. Но того, кто так говорил больше нет. – Он мёртв, – неожиданно говорит Анна, не прекращая выводить узоры на его голове. – тот человек, что набросился на меня. Он успел только поцарапать меня. Не волнуйся. Может виноват страх, может усталость, но Дин верит, прекрасно понимая, что если человека и убили, то точно из его пистолета. Анна медленно и аккуратно поднимает его, не прекращая прижимать к себе. Они идут совсем немного, а когда к его лицу прикасается мокрая тряпка, то страх медленно сменяется тревогой. А что дальше? Ему придётся уехать? Он убил человека? Человека. Это ударяет больнее, чем немногое остальное, пока Дин не понимает, что мужчина чуть не убил Анну. Вина притупляется об мысли о силе девушки. О том, что побудило еë стать такой. О еë мозолях и шрамах. Он хочет открыть глаза, но на них ложатся тёплые и чистые руки, останавливая его. Анна вновь ведёт его куда-то. На лестнице перед школой холодно. Ветер пробирается под свитер Дина, прогоняя по спине стадо мурашек. Ладони Анны теперь обнимают его лицо, а сам он прижат к еë животу. Еë бессвязный шёпот успокаивает его, словно он снова маленький мальчик. – Я думала, что ты.... правда, я хотела не этого. Я просто не ожидала... Что... Я ведь помню... а теперь... что теперь... все было слишком хорошо, настолько хорошо, что я почти забыла о том, что... – она замолкает на секунду. – Мне теперь некуда идти. Он, не задумываясь, говорит: – Мне тоже. Он слышит еë горький смех: – Я знаю, прости. В салоне Детки тепло. Он разглядывает свои колени, силясь осознать, что произошло, но голос Анны никак не хочет выходить из головы: « Не беспокойся об этом, хорошо? Я приберусь здесь, а ты отдохни. Я знаю, как всë это делается. Тот... человек заслуживал этого. И да. Забудь обо мне. » Она знает, как всë это делается. Она маньяк. Или Охотник?... Только сейчас Дин резко осознаёт, что не помнит, куда делся его пистолет, но с огромным облегчением находит его на заднем сиденье Детки. С этим же облегчением приходит и тревога с воспоминанием о том, что у мужчины были когти и клыки. Мысль о том, что серебряные пули единственное, что спасло Анну не дают ему покоя до самого утра. • Нет ничего более постоянного, чем взгляды, полные похоти и желания в твою сторону. Мэг это нравится. Нравится чувствовать, что она грязна и запятнана. Это вызывает странный восторг и гордость от мысли о том, что она что-то нарушает. Чей-то глупый приказ и чью-то нелепую мысль. Еë прельщает идея быть настолько свободной, чтобы иметь право собрать на своём теле всю коллекцию отпечатков чужих рук. Прислонившись к холодной стене коридора она наблюдает за детьми и своими коллегами, когда мимо проходит Хантер. Школьники быстро оживляются: –Он такой классный. – Да-да! Согласен! – Какого чёрта он преподаёт не у нас? Они вздыхают. Хантер нравится всем. Все тянутся к нему и его доброте. Кроме Мэг. Нет в Хантере, того, что Мастерс видит в остальных людях. Прошлого. Он просто появился в городе и всë. Будто до определённого дня он не существовал. Мэг кладёт твёрдые руки на головы учеников: – Не думаю, что вы имеете право распускать слюни прямо посреди коридора, но если вам так хочется, то я могу вам пообещать, что директриса будет рада узнать о том, кто продаёт сигареты в школе, – она гадко ухмыляется, когда школьники со злостью смотрят на неë, а потом убегают. Отряхивая руки от детских немытых волос, Мэг плавной походкой заходит в кабинет Хантера, хлопая длинными ресницами. Сегодня он кажется более уставшим, чем вчера. Все знают о том, что через полмесяца день рождения его матери. Также все помнят о скандале, который она учинила в прошлом году. В каком-то смысле Мэг понимает его. Есть что-то запредельно отвратительное в том, чтобы одновременно любить и ненавидеть, особенно родителей. Это не просто чувство. Это нечто большее, что-то, являющееся истиной нашего существа. Мэг не совсем понимает концепцию семьи на практике. Она и не хочет. Ей не позволено. – Хей, голубчик, не знаешь, что с Робертом? – спрашивает она, усаживаясь на одну из парт. Хантер мило улыбается ей, плотнее прячась в свой свитер. Все давно знают, что даже если Мэг раздвинет перед ним колени, он не обратит на это внимание. От этого желание Мастерс вывести его из себя растёт. – Нет, Мэг, прости. Я уже спрашивал его, но думаю нам всем сейчас непросто. Пропажа Алекса такая трагедия, – Алекс это их охранник, который прошлой ночью неожиданно пропал. Мэг плевать, а Роберту тем более. Он, если не игнорировал персонал, то сводил общение к минимуму. Но Мастерс знает, что люди не пропадают просто так. Что всë с чего-то начинается. – Да-да, точно, Алекс, но ты серьёзно думаешь, что дело только в этом? Хантер наклоняет голову немного вбок, отчего его чёлка слегка покачивается. Ужасно привлекательно на самом деле. Мэг это бесит. Есть в его глазах какая-то глубокая нотка, оставляющая ощущение падения под лёд. – Ты волнуешься? – прямо спрашивает он. Громкий смех Мэг режет пространство ножом. – Серьёзно? Нет, конечно, просто знаешь, если он убил кого-то и сейчас мучается совестью, то я бы хотела знать об этом. Еë волнует другое. – Он на такое не способен, – противится Хантер. Мэг не верит. –Ещё как способен, голубчик! Поверь, что если бы ему угрожала опасность, то он бы с лёгкостью убил. И с этой точки Мэг заходит на опасную территорию. Разговаривать с Хантером об убийствах и преступлениях это минное поле. Никто не знает, отчего он так яростно вспыхивает, но злость в его взгляде отметает все сомнения, что из-за интереса. Это личное. Семейное. – Это была бы самооборона, – разговор принял тёмные краски, разливаясь по помещению чёрным цветом. Тяжесть виднелась и во взгляде Хантера. Мэг взмахивает ладонью. – Но разве это отменяет тот факт, что он убил?... Стук по дереву отвлекает их. Рыжая макушка Чарли маячит у двери. В руке она держит белую футболку, а в другой краски. – Мистер Адамс, можно вас на минуту? – неловко спрашивает она, а еë волосы закрывают глаза и синяк под ними. Мэг кривится. – Конечно, – отвечает Хантер и выходит из кабинета, когда осунувшаяся фигура Роберта проплывает мимо. Что-то не так. И отсутствие Джека говорит об этом громче всего. • Джека не было всю неделю. На следующий день после происшествия Дин находит на столе письмо, в котором говорилось о том, что Клайн заболел. Дин не глупый, он понимает, что причина отсутствия Джека кроется в том, что совершила его тётя. Возможно это последний раз, когда он видит еë. Письмо принесли ещё ночью, может даже тогда, когда Винчестер только-только отъехал от школы. Дин задумывается о том, что если не тётя, то кто тогда будет проводить Джека в школу? Дин понимает, что никогда не видел отца своего ученика. Неделя пролетает незаметно и ужасающе медленно. Не сразу, но достаточно быстро Дин решает, что городу опасность не угрожает, что вервольф просто искал уединения от собратьев. Винчестер даже испытывает неожиданный порыв позвонить брату, но решает, что тому нечего искать там, где уже всë хорошо. У него есть более важные дела. Да и он больше не охотник. Спустя ровно семь дней, когда он приходит на работу за час до начала занятий, Дин видит Джека. Уставшего, с покрасневшими глазами, но всë ещё яркого и светлого, который сжимает в своих руках тот самый дневник, который он держал в их последнюю встречу. Клайн не смотрит на него, но здоровается. – Тебя тётя привела? – спрашивает Дин. – Папа, – быстро отвечает Джек и улыбается Дину, поворачиваясь к нему. И это заставляет его расслабиться. В этот же день Джек немного рассказывает о том, как хорошо провёл выходные с отцом и Анной, явно умалчивая о некоторых деталях, но в его истории проскальзывает одна маленькая деталь, за которую Дин неожиданно даже для себя цепляется: – ... папа снова плакал. В этот раз почему-то из-за тёти Анны... Дин не спрашивает, что сказала Анна. Он и так знает. Но к концу дня понимает, что совершенно не знает ни Анну, ни Джека, ни его отца, что всë, о чëм он думал – неправда. Это случается во время обеда. Кто-то из класса зовёт Джека посмотреть на новенькое платьице девочки из другого класса, и тот оставляет дневник на столе открытым. Дин просто хотел забрать некоторые учебники из шкафа в задней части класса, он не собирался смотреть в дневник, да и в принципе читать его, его взгляд абсолютно случайно зацепился за заголовок одной из страниц. Вервольфы. Это звучит как чертово оправдание, но в этот момент Дин просто не смог остановить себя. Он начал бездумно листать дневник, практически не вчитываясь, присматривая страницу за страницей и ужасаясь всë больше и больше. Не могло. Просто не могло всë так сложиться. Он искал самый тихий и неприметный город, в котором из историй преступлений только мелкая кража, в котором никогда и никого не убивали, где не было массовых конфликтов, но даже так прошлое не хотело отпускать его. Оно всë цеплялось за него, как за утопающего, не желая отдавать в руки нормальности. Будто Дин не имел права начать сначала. Что он сделал не так? Что? Вернув дневник в прежнее положение, Дин отходит и садится в своë кресло, сгибаясь пополам, с трудом сдерживая приступ паники, которая могла перерасти в злость. Он не хотел этого. Не здесь. Не сейчас. Пот катится по его лбу, пока ладони впиваются в волосы. Зубы стучат. Огорчение захлестывает его, напоминая о том, насколько он слаб. Даже Сэм, тот маленький и обиженный Сэм был сильнее. Он смог найти силы вернуться туда, откуда сбежал. Так почему Дин не может? Может Дину просто стоит взять отцовский пистолет и... – Мистер Сингер! Джек смотрел на него с волнением, присущим только детям, когда кажется, что малыш одновременно и заинтересован, и напуган. – Да? – хрипло спрашивает Дин, убирая руки за спину. – Можно вам кое-что показать? И Дин может сказать нет, потому что этот ребёнок теперь связывает его с прошлым, с страхом, с горечью. У него есть право уйти. Но Джек не тот, кто держал в руках пистолет. Он не охотник. – Конечно, – и он идёт за Джеком к одному из безлюдных коридоров. В нём иногда можно встретить курящую Элли, которая славится своими скандальными сочинениям и сценками в школьном театре. Яркий свет оставляет полосу в коридоре. Плитка покрыта грязью, а подоконники скрыты под слоем пыли. На одном из них сидит птица: небольшая, серая с синими крыльями. Чёрные глазки по-умному глядят на Дина сверху-вниз. Отчего-то он чувствует себя намного глупее этой птицы. – Это голубая сойка, – говорит Джек, подходя к ней ближе. Его глаза с уважением глядят на птицу, а сам он еле сдерживает себя, чтобы не запрыгать от счастья. – отряд воробьинообразные, семейство врановые. – Ты много знаешь, – отвечает Дин, любуясь тем, как свет играет с птичьими перьями, как крутит своей головкой сойка, как Джек по-детски держится за кофту. – Мы с папой до утра смотрели передачу про птиц. – Разве тебе не нужно было спать? – при упоминании отца Джека Дин чуть-ли не вздрагивает. Он вновь возвращается к мысли, что тот охотник. – Папа сказал, что один день можно. Мне было хорошо, и папа не плакал, – Джек поворачивается к нему и улыбка ослепляет. – он сказал, что моей маме нравились вороны и цапли. Дин не знал Кэлли, – так звали мать Джека – но еë знала Джо, Мэг и Эллен. Их истории о ней разные, но в каждой из них Кэлли одна и та-же. Сильная, верная себе, любящая. Одинокая. Как судьба свела Мэг и Кэлли, Дин не понимает. – Он ещё сказал, что хотел бы иметь крылья, – неожиданно говорит Джек, глядя на то, как птица взмахивает крыльями и улетает в небо. – Для чего? – Чтобы улететь, – какое-то странное чувство проскальзывает в груди Дина. Оно кажется до боли незнакомым. Это пугает. – но я бы хотел быть динозавром! Большим и сильным! Дин издаёт смешок, слушая о динозаврах и их особенностях. – А вы? Кем бы были, мистер Сингер? – Дин задумывается. – Наверное я бы тоже хотел иметь крылья... – Тогда вам необязательно! Мой папа сможет вас подвести, – восклицает Джек, но Дин замирает. Кажется Винчестер знает, как называется это чувство, когда кажется, что кто-то сможет пойти с вами по одной дороге, заранее зная, на какую сторону свернуть. Понимание. Но действительно ли отец Джека мог понять Дина? А мог ли Он сам? – .. Думаю, он не захочет лететь с таким, как я... – наконец тяжело выговаривает Дин, засовывая руки в карманы джинс. Они с Джеком молчат, как вдруг он выдаёт: – Вам нравятся мальчики? Это искренне поражает Дина: – С чего ты взял? Испуг, который отражается на лице Джека, подталкивает Винчестера осторожно присесть на корточки перед ребёнком и положить ладонь ему на плечо. – Простите, просто... – Дин прерывает его: – Ничего страшного. Пойдём на урок. И они идут, больше не поднимая это тему. После занятий Джека никто не забирает. Вновь. Дин сидит у своего стола на полу, вытянув ноги, а Клайн за партой, листая дневник отца. Хотя может тёти? Дин не совсем уверен. Он не знает, по какой причине отец Джека находится тут. Охота? Тогда почему так долго? Просто живёт? Опасно, если он продолжает охотиться. Бросил? И глядя на Джека, Дин понимает эту причину. Но он всë ещё не уверен. Ещё через полчаса Дин спрашивает: – Хочешь сходить к Чарли? Он не знает, когда придут за Клайном, но учитывая, что его отец работает до ночи, то не скоро. Джек смотрит странно. Неуверенно. – Можем не ходить, – предлагает Дин, когда Джек начинает что-то говорить: – А может ещё немного подождём... папу? – спрашивает он, с просьбой глядя на Винчестера. И Дин позволяет. Спустя ещё час Дин успевает поесть, проверить несколько тетрадей и подготовить план работы на завтра, а за Джеком так и не приходят. От этого в помещении воцаряется странная атмосфера ожидания. Липкого и хрупкого одновременно. Джек выглядит потерянным. Будто боится, что за ним не придут. – Знаешь, у меня есть брат – Сэм. Очень умный малый! – с гордостью говорит Дин, прослеживая за окном постепенный уход солнца. В классе темнеет. Клайн оживляется. – А кем он работает? – спрашивает Джек, выглядя заинтересованным. – Юристом, – не задумываясь отвечает Дин, прикрывая глаза и печально вздыхая. – Вау! У моего папы тоже есть братья. – Братья? Сколько их? – Тётя сказала, что четыре, – говорит Джек, сияя от гордости либо за свою память, либо за количество родственников, которых он имеет. – Ничего себе. Наверное у него в детстве не было ни минуты покоя, – хохочет Дин. – ну знаешь, я постоянно следил, чтобы Сэмми не провалился в какую-нибудь яму, а у твоего отца аж четыре таких чертёнка! – Тётя сказала, что папа младший в семье, – замечает Джек. Младший? размышляет Дин, но тогда получается, что он сбежал... Прям как Сэм... Тяжести оседает в его груди, а глаза начинают побаливать от недостатка сна. В голову прокрадывается рациональная мысль сходить в школьный душ, но еë смывает более иррациональное желание не оставлять Джека одного. Тут Дин замечает нервозность мальчика. Тот теребит шнурки на штанах и болтает ногами, раскачиваясь на стуле. Взгляд у него опущен. – Что-то случилось, Джек? Он молчит. И Дин не надеется на ответ. Но получает его: – Вы тоже считаете мою семью странной? – серьёзно спрашивает Джек, и вся его детская невинность и непосредственность пропадают, оставляя на нём усталость и печаль. Впервые Дин замечает, как Джек на самом деле устал для своих лет. И впервые ясно осознаёт, почему проявляет такую заботу по отношению к нему. – Нет. Не считаю, – с той же серьёзностью отвечает Дин, а на лице Клайна отражается непонимание. – Но почему? Даже тётя Мэг иногда говорит, что не понимает нас и считает странными. Тётя Мэг? Дин знал о том, что та была подругой Келли, но чтобы та принимала участие в жизни Джека слышит впервые. – Потому что мы похожи, – всë, что говорит Винчестер. Он не собирается рассказывать этому ребёнку о себе, не хочет открываться. Никому не достать из него чувства. Даже Сэму. Но Джек кажется понимает Дина и поэтому встаёт и кидается к нему в объятия, прижимаясь крепко-крепко. Он плачет в футболку Дина, умалчивая о половине того, что думают об их семье. Отец одиночка. Проблемный ребёнок. Отсутствие нормальной работы. Отсутствие образования. И множество других ярлыков, о которых Дин не желает думать. Время течёт незаметно, пока стрелка на часах не приближается к семи вечера. Не так поздно для Дина, но очень для Джека. Они много разговаривают. О погоде, еде, игрушках и динозаврах. Джек оказывается очень начитанным и сообразительным для своего возраста. На удивление самого Винчестера, Клайну постоянно необходимо чем то занимать руки. Он то пытается крутить карандаш, то стучит по столу, то дёргает себя за волосы или вычерчивает круги на штанах. На логичный вопрос он пожимает плечами, отвечая: – Ногти грызу. Потом Дин рассказывает о том, как научился завязывать галстук в баре. – А папа не умеет завязывать галстук, – говорит Джек. И Дин тихо смеётся. Время близится к восьми, когда прибегает отец Джека. Сначала Дин слышит только топот, который принимает за очередную игру Мэг, но как только шаги становятся громче, он поворачивается в сторону двери и встречается с синим небом. С глазами цвета синего неба, льда и воды в ручьях. С глубиной самого мира. С новой вселенной. Тот, кого он видит выглядит ужасно уставшим: волосы растрепаны и торчат в разные стороны, под глазами чёрные тени, губы синие, а рубашка помята и в некоторых местах в пятнах. И без галстука. – Неужели вы действительно не умеете завязывать галстук? – непроизвольно вырывается из Дина. Человек перед ним хмурится и по-глупому хлопает глазами. – Пап! – кричит Джек и бросается в объятия к мужчине, который в мгновение подхватывает его и прижимает к себе, зарываясь лицом в светлые волосы малыша. Так словно, боится, что тот растворится. Клайн обнимает отца за шею, счастливо улыбаясь и на его щеках расцветает живой румянец. Последний час он был неестественно бледен. Проходит время, пока мужчина не поворачивается в сторону Дина и не начинает осматривать его, наклоняя голову немного вбок. Оценивая. Винчестер побирается всем нутром, резко вспоминая, кем является отец Джека и что он может сделать. Теперь Дин замечает то, что не смог разглядеть за занавесом этих прекрасных и ярких глаз. Россыпь родинок на ладонях, шрам под глазом, на указательном пальце и через всю правую ладонь, неровный рост бровей, будто обожонных когда-то. Всë это выдаёт в нём охотника, может бывшего, но охотника. Боевая стойка, неестественно прямая спина, сильные руки, способные долго держать ребёнка, тяжёлый взгляд. Нелепый плащ портит картину. Дин напрягается, непроизвольно касаясь пальцами металла пистолета за спиной, но вовремя убирает руку. Его глаза, почти не моргая, смотрят на мужчину, стараясь оценить, насколько тот опасен. Что тот из себя представляет. И нужно ли бежать. – Извините, можно узнать ваше имя? – решает нарушить продолжительную тишину Дин, поднимаясь со своего места и подходя к мужчине. Тот смотрит с опаской, но заметно расслабляется, когда Винчестер пробует улыбнуться несмотря на стиснутые зубы. Видимо, получается. – просто Анну я как-то забыл спросить. При упоминании сестры взгляд у мужчины тускнеет. – Кастиэль, – голос у него хриплый и тихий, убаюкивающий. Дин старается не думать о том, как этот голос оповещал семьи о навсегда ушедших родственниках. Его руки дрожат. Даже в худшие времена не дрожали. Но сейчас почему-то дрожат. Поэтому он со страхом протягивает свою, встречаю чужую, более большую, крепкую, которая без заминки жмёт его. – Дин, – неожиданно говорит Дин. Но быстро понимает свою оплошность, глядя в удивлённые глаза мальчишки и спокойные Кастиэля. – Приятно познакомиться, Дин, – говорит Кастиэль так, словно пробует слова на вкус. И Дин не решается исправлять себя. Он пытается найти в чужих глазах злость, гнев, тяжесть и грубость, что так присуща охотникам, но не может. Он хочет найти то, чего бояться. И не видит. Эти синие глаза очаровывают его до безобразия, превращают в хлипкую стенку, в грязь под чужими ногами. Мужчина видимо не замечает его метаний, поэтому собравшись, Дин осторожно спрашивает: – Вы всегда будете так поздно приходить? Просто вдруг у вас есть знакомые, которые смогут забирать Джека пораньше. Я не удивлён, что вы провели его так рано, но забирать бы стоило не так поздно. Неожиданно на лице Кастиэля отражается непонимание. – Привёл? Но его привела Анна, а не я, – говорит он и смотрит на Джека, который с потерянным видом прячет лицо в мужскую грудь. Соврал. Но зачем? – Простите, но я не уверен, что смогу забирать Джека раньше этого времени... – в его голосе сожаление. – Ничего страшного, думаю можно сделать из этого дополнительные занятия. У Джека как раз проблемы с математикой. Нужно его подтянуть. Вы ведь согласны? Взгляд Кастиэля фокусируется на Дине. Он так и не прекратил его оценивать, что напрягает Винчестера. – Нет. Я согласен, – он замолкает. – сколько с меня? – Что? Нет, никаких... Звук удара сзади обрывает его. Дин моментально пытается развернуться, руки тянутся к оружию, но видимо он растерял свою хватку, потому что его молниеносно разворачивают обратно чьи-то сильные конечности, а правая ладонь касается левого плеча, обжигая его. Голубые глаза, которые в темноте Дин ошибочно принял за синие прямо перед ним смотрят куда-то ему за спину. – Не смей оборачиваться, – приказывает Кастиэль. Дин машинально принимает в руки Джека, глядя на его отца, который, целуя сына, бежит на выход. Так они и остаются вдвоём: бывший охотник и сын охотника. Всë существо Дина молит о том, чтобы обернуться, воспротивиться приказу, который отдал Кастиэль, но он понимает, что вещи просто так не падают и единственная причина, по которой ему нельзя оборачиваться... Он понял. Но как? Где он прокололся? Он знал отца? Друг? Соперник? Враг? А может... И тут Дин вспоминает, что Анна всë поняла быстрее него, еë тёплые руки и тихий голос. Огненные пряди и то, что она убила вервольфа. Она охотник, осознаёт Дин в полной мере. И она тоже бежала. Анна бы обязательно рассказала брату, особенно охотнику о том, что какой-то гражданский боится крови. Не охотник. Больше никогда. Он не имеет права злиться. Она просто заботилась о его безопасности. Но почему тогда Дину хочется кричать? Дин сжимает челюсти до скрежета зубов, краем глаза замечая, что Джек уснул. Он остаётся на месте, наплевав на желание врезать Кастиэлю. Мимо проскальзывают люди, которые спешат на улицу. Некоторые забегают в класс Дина, чтобы посмотреть оттуда. Никто не смотрит на него и Джека. Кто-то шёпотом говорит: – Боже мой... – Как это произошло?.. – А кто это? И Дин, не желая дальше слушать, уходит к лестнице, ведущей на второй этаж. Когда через несколько минут к нему подходит Мэг и садится рядом с ним, он не обращает на это внимание. – Привет, Джек! – громко говорит она, отчего Джек просыпается. Он неловко трëт глазки, но счастливо улыбается при виде Мэг. Дина от этого передёргивает. Та, кажется, отлично замечает это, поэтому гадко ухмыляется и забирает ребёнка к себе на колени. – Ну что, Роберт, как тебе Кларенс? – весело спрашивает она, внимательно изучая его лицо. Дин в этот момент может думать лишь о том, что Джек выдаст его настоящее имя, но тот просто смотрит и молчит, предпочитая теребить пряди Мэг. Винчестера это удивляет. Она никому не позволяет прикасаться к своим волосам. – Кто такой Кларенс? – спрашивает Дин. – Он тебе не сказал? – Мэг большим пальцем оттягивает нижнюю губу. – Стив, если по-простому ты не понимаешь, Роберт. Дин понимает, что раз Кастиэль охотник, то явно живёт здесь не под своим настоящим именем, скрываясь либо от родственников, либо от мести. Стив значит. – Ангел? – интересуется Дин. Похоже, думает он. – Да. Похож, согласись? – Не хочется это признавать, но да, я с тобой согласен. Мэг поворачивается к Джеку: – Ну что, чудо? Как тётка? А папка? – странно слышать такую ласковую и игривую речь от Мэг. Для Дина сейчас всë происходящее вокруг похоже на сюрреализм. Неудачную шутку. Джек, ссутулившись, сжимает ладони в замок, начиная большим пальцем выводить круги. – Тётя уехала в гости к подруге, а папа... Нормально. Он обещал сегодня приготовить спагетти! – Да? А ведь Анна обещала мне поход на озеро. Сразу видно, что в твоей семье ни одного пунктуального человека, – эти слова не задевают Джека. Он радостно хлопает Мэг по руке. Она резко встаёт на ноги, поднимая Джека вверх, и он начинает громко смеяться. Этот смех похож на солнце, может поэтому Дину становится тепло. Мэг теребит волосы малыша. – Мэг, а что произошло на улице? – спрашивает Дин. Мэг смотрит на него, на Джека и наклоняется к уху Дина, шепча: – Человек сбросился. И это всë объясняло. Грохот, приказ Кастиэля, людей, которые шепчутся у окна. Конечно, всë так просто. Даже, если в голове Дина мутнеет и закрадываются сомнения это не значит, что чуйка всë ещё работает. Он просто учитель. Гражданский. Не охотник. Не Винчестер. Просто Дин. Маниакальная улыбка на накрашенных губах Мэг раздражает Дина. Он и сам не понимает почему. Что-то из прошлого. Ему было не понять еë веселье от известия о смерти человека. Джек хихикает на коленях Мэг, пока та играется с ним. Обыденность данной сцены странно влияет на Дина. Он не хочет об этом думать. Не сейчас. Потом возвращается Кастиэль. Джек при виде отца радостно подпрыгивает, а улыбка Мэг становится менее жуткой. Они встают и подходят к нему. Кастиэль поочерёдно обнимает их, беря Джека на руки. Тот хватается за плащ отца, крепко сжимая в ладошках. Выражение лица Кастиэля не нравится Дину, потому что напоминает о тех моментах, когда Дин не успевал. И неважно что, просто не успевал. Пустые и стеклянные глаза пугают, как и отсутствие блеска в них. Ботинки мокрые, будто перед тем, как подойти он помыл их. – Хей, Кларенс, смотри мне в глаза... – следующие слова Мэг Дин пропускает, замечая взгляд охотника на себе. Он не такой, как раньше. Не оценивающий, не пугающий , а просто взволнованный. Кастиэля сглатывает, смотрит на Мэг и прочистив горло, спрашивает: – Мэг, прости, но как его зовут? Он не успел представиться. Но я сказал же, думает Дин, когда понимает, что сейчас происходит. – Роберт, – просто отвечает Мэг, обиженно складывая руки на груди. – Мистер Сингер, – также говорит Джек, сонно моргая. И никто не заикнулся о Дине или Винчестере. – Прошу прощения, мистер Сингер, но мне сейчас нужно сходить за вещами Джека обратно в кабинет, а потом мы обсудим дополнительные занятия? – уточняет Кастиэль. – Конечно, – соглашается Дин, хмурясь. Они не обсудили дополнительные занятия. Кастиэль и Джек скрылись после того, как попрощались с Мэг и Дином. Подробности того, что произошло за окном Дин узнаёт от Эллен, которая нервно переставляет стаканы из-под виски в своём кабинете. Зачем они ей, Дин не понимает, ведь каждый в школе знает, что директриса не пьёт спиртное уже несколько лет. Личность неизвестного, упавшего с крыши установить не удаётся, а пуля, которую находят в его сердце оставляет ещё больше вопросов. Туманные и отрывочные образы в голове Дин предпочитает игнорировать. Это не важно. Он тут не нужен.

Did you get enough love, my little dove? Why do you cry?

Он решает уйти домой пораньше, не желая смотреть на не до конца оттертое от крови стекло. На лестнице его встречается рыжая макушка Чарли. Волосы грязнее обычного, губы сжаты в тонкую линию, глаза красные, а в руках она держит рюкзак с кучей значков. На еë ногах только носки. Дин подходит к ней сзади, накинув на плечи свою кожанку и садясь на ступени рядом, закуривая. – Можно пожить у тебя? – тихо спрашивает Чарли, пряча лицо в сумке. Дин медлит. Потом смотрит на Бредбери, еë ногти, которые она грызёт, на грязные колени и на зло проколотые уши. – Ладно. Он не спрашивает, что случилось, потому что Чарли бы ему не ответила. Он делал так же в далёком детстве. Молчал, скрывая синяки под длинными рубашками и высокими воротниками. Они молча идут к его машине, пока неожиданно Чарли не достаёт из кармана смятую купюру. – Я знаю, что этого мало, но это плата за моë проживание, – глаза устремлены в землю, а ладони сжаты в кулаки. – Не нужно, – говорит Дин. Сегодня он дошёл до школы пешком, оставив Детку там, где она обычно бывает. Они с Чарли идут час по достаточно оживлённым улицам города в это время. Проходят дом Хантера, бар Джо, квартиру Мэг – в этом Дин не уверен – и местный кинотеатр. Иногда в их тихом разговоре всплывает имя Сэма и очень часто – Элли. Она со своей командой готовит спектакль в честь Хэллоуина и судя по занимательному рассказу Чарли постановка обещает быть либо вновь спорной, либо достаточно откровенной. Дин вряд-ли придёт, но Бредбери говорит, что он обязан пойти. – Некоторые даже поговаривают, что сам Бальтазар будет участвовать в сцене, – хихикает Чарли. – Не верю, – тихо усмехается Дин. Когда они доходят до конца улицы, где находится заброшенный завод, то Чарли удивлено поднимает брови. В еë глазах на секунду мелькает испуг. – Ты же не собираешься меня убить? – осторожно пятясь назад, спрашивает она. – Нет, – с горечь отвечает Дин, плотнее кутаясь в свитер. Ещё в начале пути он отдал Чарли свои ботинки. Сам он босиком ступает по холодной земле, ощущая каждый неровный выступ, сучок или острый камень. Он оборачивается назад, видя, что Чарли всë ещё следует за ним, воровато оглядываясь назад. Видимо произошло что-то действительно ужасное, раз переспектива умереть от рук учителя ей кажется более заманчивой, чем мысль о возвращении домой. У Дина хотя бы был Сэм. У Чарли никого. Они идут до импалы некотрое время, а когда Дин замечает свою красавицу, то бросается к ней, залезая на переднее сиденье искать тёплые носки. Когда всë необходимое лежит перед ним, он начинает протирать мокрой тряпкой – смочил виски – а после клеить пластыри на кровоточащие раны. Мысли о том, что он может подцепить заражение улетают на задний план, когда он думает о том, что мог понести Чарли на плечах. Коря себя за глупость, он пропускает момент, когда Бредбери садится на заднее сиденье. – Выглядит странно, – комментирует Чарли. На задних сидениях в проходе были подушки, а сверху два пледа в имитации матраса. По бокам подушки, а на стёклах занавески. Дин их ненавидел, но каждый раз менять спальное место ему было тяжело. Ещё имелось одеяло, шерстяной плед и сломанный обогреватель. В перчатках и носках с обувью Дин сразу начинает чувствовать себя лучше. Чарли задумчиво рассматривает машину, несколько раз выходя на улицу и столько же раз спрашивая о точно ли Дин не убьёт еë. Каждый раз ответ одинаковый. – А ты где спать будешь? – спрашивает Чарли. – На переднем сиденье, может один плед у тебя стащу, – пожимает плечами Дин. В глазах Чарли отражается что-то странное. Новое. – Спокойной ночи, – шепчет она, прячась под одеялом, не раздеваясь и всë ещё в кожанке Дина. Дин молча разглядывает спину девчушки, подмечая сжатые плечи и подтянутые к груди колени. Закрывая глаза он думает о маме. Может и она о нём думает. • – И всë таки, зачем ты сбежал? – спрашивает Мэг, нежась в ванной, пока Кастиэль напротив неë пытается намылить себе голову. – Я не сбежал, – оправдывается он, неловко морщась, когда шампунь стекает ему на глаза. – Дай сюда! – Мэг прикасается руками к волосам Каса, начиная равномерно растирать мыло, проходясь на затылке и за ушами. – и ты сбежал. Взял и сбежал от Роберта. Он тебе угрожал? Видя скептизм на лице мужчины, Мэг говорит: – Ты ему? – Нет, просто... – Хей! Не наклоняй голову! – Я просто испугался. Мэг недоверчиво смотрит на него. – Ты? Испугался? Хей, Кларенс, если так продолжится, то я снова поселюсь у тебя дома. – Боже, упаси меня от этого. Вода тёплая и очень приятная, отчего Мэг развозит. Боль на шее и кровоподтёки на ногах кажутся ей красивыми. Она прислоняется спиной к бортику, разглядывая потолок, пока Кастиэль смывается с себя пену и чистит зубы, сидя прямо в ванной. Под его глазами залегли тени, а губы в фарш, но Мэг кажется, что сейчас он как никогда домашний. Она отворачивается, прикладываясь затылком о кафель и глухо стоная. Кас поворачивается к ней с немым вопросом, но получает лишь слабый тычок ногой в ребро. Вода вытекает за борт. На полу образуются лужи. – И всë таки, – начинает Мэг, сжимая ладонью руку Кастиэля. Он вздыхает. – Я просто... Посмотрел ему в глаза и почувствовал себя голым, – взволнованно говорит Кастиэль. На губах у Мэг непроизвольно растягивается улыбка. – И ты ещё ботинки помыл перед тем, как войти. Побоялся появиться перед ним в кровавых одеяниях? – хихикает Мэг, поправляя прядь. – Возможно, – уклончиво отвечает Кас, прикрывая глаза. Они соприкасаются коленями, бёдрами, руками, смотрят друг другу в глаза, подмечая малейшие изменения и штрихи, родинки, шрамы и пятна. В холодильнике оказалось грустно по мнению Мэг. – Серьёзно? Торт, нагетсы и две бутылки молока? Ты чем Джека кормишь? Кастиэль выглядит пристыженным: – Он сегодня у Хантера, поэтому я решил не покупать еды. – Ну конечно. Ты так говоришь, будто у Хантера есть. – А у него нет? – хмурится Кастиэль, развешивая бельё на сушилке. Мэг отрывисто смеётся, хрюкая. – Я же шучу, ангел! Кастиэль хмурится ещё сильнее, но когда видит улыбающуюся Мастерс его морщины разглаживаются, а лицо расслабляется. – Прости, я снова не понял. – Я так и поняла! Воцаряется молчание. – Почему Анна уехала? – спрашивает Мэг, глядя в сторону Кастиэля. – Мама заболела, – врёт Кастиэль. Мэг это знает, понимает по его мимике, но не уточняет. Джек тоже ей соврал. В эту игре она всегда победитель. – Пусть она поправляется, – говорит Мэг, кладя руку на ключицы. Сжимая ладонь в кулак, она сдерживает стон разочарования. Вместе они приготавливают ужин и на завтра еду для Джека. Мэг берёт у Каса большой и тёплый свитер, так как на улице стало холоднее. Они прощаются и на прощание Мастерс целует мужчину в висок. Они не комментируют это. Когда она идёт через весь город, наблюдая за пархающими облаками, то думает о том, что же всë таки дальше. Ответом ей служит тишина и пустота улиц. Дом, к которому она подходит имеет на себя табличку: гадание! Но это бредятина для дураков. В этом здании не гадают, никогда не гадали. Перед дверью ковёр, а под ним ловушка для демона. На окнах защитные символы, как и на кристаллах, висящих на карнизе. Войдя, Мэг снимает всю одежду, оставаясь в одном свитере и ступая голыми ногами по бисчисленным коврам, несёт в руках вещи. Еë окликают около лестницы на второй этаж. – Ты уже вернулась, дорогая, – напевает женщина перед ней. Рыжие вьющиеся локоны, дорогое ночное платье, красная помада и надменный взгляд. Ровена держит в руках миску для приготовления заклинаний, но Мэг сейчас не до этого. – Что думаешь насчёт сегодняшнего инцидента? – спрашивает она, прислонясь к украшенным рунами перилам. Еë взгляд блуждает по полу. – Что ты явно шустрая, – отвечает Ровена, гордо улыбаясь. – а ещё отчего-то оставляющая следы. Ты обычно убираешь всë до блеска. Ровена кивает на еë голые ключицы. – Ха, никто даже не подумает, что горячая штучка смогла выстрелить. Они скорее подумают, на Хантера, чем на меня, – усмехается Мэг, но невольно сжимает губы. – Ох, деточка, не расстраивайся! – С чего ты решила, что я растроена? Ровена загадочно наклоняет голову и подмигивает. – Вижу по глазам, дитя. Ты хочешь крови, разве нет? – Ты тоже еë хочешь, – кривится Мэг. – Не так, как ты, – отвечает Ровена, подходя к круглому столу и ставя на него миску. – в твоей комнате подарок. И да, если из-за тебя в город нагрянут настоящие охотники – не жди, что я помогу. И отворачивается, показывая, что диалог окончен. Мэг спокойно поднимается к себе, закрывая дверь на замок. Что-то в углу пищит. Там Мастерс видит клетку с птицей. Серая, с голубыми крыльями. Мэг кажется, что Кастиэль рассказывал о ней. Она скидывает свитер, проходя мимо стены, обклееной вырезками из газет, фотографиями, картами, заклинаниями и страницами из Библии. На окне чёрные, не пропускающие свет занавески. Кровать в самом дальнем углу, а рядом на длинной тумбе коллекция ножей разных размеров и предназначений. Мэг осторожно достаёт птицу, ласково воркуя над ней и неся еë к столу, на котором стоит чаша. Глаза птицы выражают страх, когда Мэг стискивает пальцы, ломая животному кости, а после берёт нож и вскрывает еë, вываливая всë содержимое в сосуд. Перья опадают на пол. Кровь стекает по рукам Мастерс, пачкая пальцы. Миска наполняется медленно. В конце-концов Мэг отбрасывает мёртвую птицу подальше, берёт чашу и садится на пол, опуская указательный палец в кровь, мешая еë. Выводя круги она невольно засматривается. Закрыв глаза, она произносит: – Rispondiamo, Signore. Кровь в чаше начинает кипеть, после чего раздаётся голос. – Здравствуй, Мэг, – сколько в нём превосходства, надменности, чувства собственной значимости. Тишина между ними почти благоговейная, но Мастерс не обманывает себя. Тишина режет по ней. Она колючая и острая, с неровными углами. – Приветсвую, Люцифер, – шепчет Мэг. Молчание длится недолго. Потом Мэг хохочет. Язвительно, с пренебрежением. – Знал бы ты... – Люцифер что-то отвечает. – ох, значит не хочешь слышать? А как же твои рассказы о том, как ты трахаешь Руби? Что-б ты знал, это не ты с ней, а она с тобой трахается. Хм? Интересует Анна? Ушла, – Мэг глядит на большую карту расположенную на столе и маятник, качающийся над ней. – еë машину я нашла в лесу, сейчас она бежит в Детройт. Джек? Нормально. Оборотни вновь попытались напасть, но я убила одного из них, – взгляд падает на письмо, лежащее под кроватью. – всë чисто. Я всë убрала, и да, я знаю, что это значит. Отключаюсь. И комната погружается в молчание, знаменующее начало нового дня. Мастерс чувствует приближение нечто, чего никто не сможет избежать. Оно кусает еë, скребет и не отпускает. Ожидание. Она ненавидит его. Взгляд Мэг находит опавшие перья и поднимает их, разглядывая в свете луны. – Наверное у Кастиэля были бы такие крылья, будь он ангелом... – вслух рассуждает Мэг, падая на пол. Она не говорит об этом, но знает, что допустила ошибку сегодня на крыше. Чувство злости медленно прорастает в ней, пуская корни в самую душу. Пока Ровена внизу берёт телефон, отвечая на звонок: – Как поживаешь, Амара? • Кровь пятнает руки Дина. Она кажется ему бесконечной. Запах смерти западает в разум, вызывая рвотные позывы. Он бы ужасно хотел иметь возможность не смотреть на то, что перед ним. В глазах плывёт, а с губ срываются лишь хриплые: – Прости... Его будит настойчивый удар в плечо. За окном Детки всë ещё темно и ужасно холодно. Ноги пробрала дрожь, а руки цепляются за что-то мягкое. Дин с удивлением рассматривает на себе одеяло и плед, которым его укрыли и подушку под головой. Когда он засыпал этого не было. Чарли всë ещё сидит на заднем сиденье, но уже с открытым окном, куря. Судя по пачке рядом с ней сигареты Дина. Она накинула на плечи ещё один плед, а волосы убрала заколками. Теперь Дин отчётливо видит, что еë синяк прошёл. Мысль о том, что она не сбежала согревает его. – Сколько сейчас? – спрашивает он. Бредбери поворачивается к нему, выглядя смущённой. – Четыре утра, – говорит она. – прости, что разбудила. Тебе кажется снился кошмар. Теперь Дин замечает, что его глаза мокрые и красные, а пальцы судорожно дрожат. Он бездумно кивает, вставая. Чарли внимательно следит за его движениями. В бардачке Дин находит свои сбережения, пересчитывает их, не обращая внимания на дрожь, а потом прячет обратно. – Сегодня мы заселимся в мотель, – отвечает он на немой вопрос Чарли, выраженный в еë комичном выражении лица. – холодает. Та энергично кивает. На еë губах проскальзывает едва заметная улыбка. Дин тоже улыбается. Холод, пронизывающий его тело он игнорирует, а боль в голове и подавно. Утренние мигрени стали чем то обыденным. Он смотрит на улицу, где дорогу украшает ковёр из опавших листьев: от ярко-красных до золотых. Смотрит на Чарли, всю сияющую и излучающую позитив. Странно для девочки недавно потерявшей мать. Глядит на себя в зеркало. На свои глаза, уставшие и погасшие, на дрожащие руки, на страх во взгляде. И решает, что может не всë ещё потеряно. Что, возможно, он может начать сначала. – Как тебе идея вернуть мою Детку в прежний вид? Чарли энергично кивает и выныривает из машины на свежий воздух, дыша полной грудью. Дин с удивлением смотрит на неë. Как она крутится, подпрыгивает сначала на одной ноге, потом на другой, а затем выполняет двадцать отжиманий. Еë волосы забавно вертятся. На губах цветёт улыбка. Вдруг Чарли поворачивается к Дину всем корпусом. – Научи меня стрелять! – просит она. Еë кулаки с детским восторгом застыли в пространстве. – Я не умею, – отвечает Дин, хотя врёт. Он смотрит в сторону бардачка, резко понимая, что пистолет там, а не в его штанах. – Пожалуйста, научи! – умоляет Чарли. – Нет. – Мне нужно. – Категорически нет. – А если на меня нападут? – серьёзно спрашивает она. Пар из еë рта взлетает высоко в небо. Еë руки дрожат. В еë взгляде есть что-то, что беспокоит Дина. Мысль о том, что она уверена в том, что ей сделают больно. – Я подумаю, – наконец выносит вердикт он, размышляя, когда Чарли набрасывается на него с крепкими объятиями. – Спасибо! – хохочет она. Начинает светать. Они убирают подушки, одеяла, а Дин сдирает занавески, топча их на земле. Он действительно ненавидит их. Потом Чарли помогает ему мыть Детку. Они смеются, брызгая в друг друга водой. Время близится к восьми, когда они заканчивают. Импала блестит. Дин смотрит и просто не верит. Неужели он действительно так запустил эту машину, что сейчас еë не узнать? Она стала ярче, грациозней. Такой, какой Дин еë помнит из детства. Чарли тоже разделяет его чувства. Улыбка на еë губах и румянец говорят о том, что ей нравится. Они дают друг другу пять, перед тем, как сесть в машину. – Ну, Детка, давай, – ухмыляется Дин, заводя мотор. Рык импалы будто возвращает его в то время, когда отец был рядом. Он старается не думать об этом, а сосредоточиться на своём восхищение и гордости, которая переполняет его. – Вперёд! – кричит Чарли, выставляя кулак вперёд. Дин ухмыляется шире, выезжая с двора и постепенно наращивает скорость. Скоро они несутся по шоссе. Холодный ветер обдувает их через окно, пока они вместе напевают Метталику, оря во всë горло. Листья разлетаются под колёсами Детки. Пустые поля вокруг создают ощущение уединения. Они мчатся без оглядки, Бредбери бьёт его кулаком по плечу, громко хохоча. Никто из них не думает о завтрашнем дне и незачем. В этот момент они забывают о том, кто такие. Поэтому им не хочется, чтобы он кончался. Когда они лежат на траве одного из полей, телефон Дина начинает вибрировать. Чарли отворачивается, а Винчестер принимает вызов, не глядя. – Да? – равнодушно спрашивает он. – Какого чёрта, Дин? – сердито говорит на другом конце Сэм. Дин непроизвольно представляет его нахмуренные брови, сжатые в тонкую полоску губы и печальные глаза. Дин проводит рукой по подбородку, вздыхая. Глядя в сторону Чарли, которая надела наушники, он думает о том, что Сэм выглядел в свои пятнадцать точно также. – Уточни, Сэмми, – просит Дин. – Я просил не называть меня так, – стонет Сэм. Недолго молчит, выдерживая театральную паузу. – Почему в городе, где ты сейчас находишься за неделю было обнаружено два трупа? Дин нервно смеётся. – Всë в порядке, Сэмми. – Не ври мне. – С чего ты взял, что я вру? – обиженно говорит Дин. – С того, что ты больше не охотник! Воцаряется молчание. Дин не силится произнести хоть слово, руками он сжимает свою куртку до неприятного скрежета. На губах расцветает маленькая капля крови, которую он не замечает, прокусив нижнюю губу. Он так хорошо убеждал себя в том, что больше не является охотником, так почему теперь это так больно слышать? Он встаёт, со злостью ударяя землю под ногами. Его челюсть напрягается, а ладонью он проводит по лицу, горько усмехаясь. – Нет, ты прав. Да! Конечно. Извиняй, Сэмми, – говорит Дин, качая головой. Желчь скапливается на кончике языка, но он не решается еë озвучить. Он успевает высказаться до извинений брата. – а знаешь что?! Ты тут не нужен! – Дин! – Дай мне договорить! – рявкает Дин. – ты тут не нужен! Раз я там не нужен, то и ты тут тоже! У меня есть знакомый здесь, он справится! Согласен? Ты не лезешь ко мне, а я к тебе! – отдышавшись, он спохватывается, что сказал лишнего. В панике он шепчет, садясь на холодную землю. – черт... – Что за знакомый? – вместо извинений спрашивает Сэм, но звук его голоса теряется в рое мыслей Дина. Он смотрит на свою кофту, на темно-красное пятно, совсем маленькое, но достаточное, чтобы он ощутил дрожь в пальцах. Губы дрожат на морозном воздухе, а стук сердца кажется непозволительно громким. Дин не слышит. Не видит. Не чувствует. Всë в этот момент сужается до одной маленькой капли на кофте. Голос Сэма отходит на задний план. Мир вокруг расплывается. Дин слышит своë дыхание, затруднённое и отчаянное. Видит руки, которые цепляются за плечи. Чувствует жгучую боль в голове, медленно разрушающую его. Ему мерещится мужской силуэт. Ему кажется, будто тот говорит с ним. Обвиняет. Нет. Не сейчас... Он не может... Не хочет... ПОЧЕМУ ИМЕННО ОН?! Детский взволнованный лепет он начинает слышать лишь когда на его глаза ложится приятная тень. Шапка на его голове греет, но вскоре становится слишком жарко. Тело преет. Мысли о пятне крови затмевает желание снять неудобный аксессуар. Он сквозь страх тянется руками к голове, когда по ладоням ударяет чья-то более маленькая. – Чарли, – говорит Дин, вздыхая с сожалением. Он не видит выражение еë лица, но отчего-то чувствует, что девочка напугана. – Ты.. в норме? – неуверенно спрашивает она. Дин поворачивается в сторону, откуда слышит еë голос. – Я в.. Не знаю, – честно отвечает он. Тень перед глазами успокаивает. Дрожь в пальцах постепенно спадает. Накатывает тоска. Он не сразу вспоминает о телефоне, но когда берёт его, то понимает, что Сэм уже отключился. Сдирая шапку, Дин с горечью сплёвывает на землю, хватаясь за волосы. Выдыхая пар, он встаёт. Чарли вместе с ним, выглядя взволнованно. На его кофте стикер. – Поговорим потом? – устало предлагает он. Она кивает, садясь в машину. Дин поднимает телефон, не зная, что теперь сделает Сэм. В машине они тактично молчат, бездумно разглядывая серые пейзажи за окном. К школе идут молча и расходятся, не произнося и слова. Дин решает, что так действительно лучше. В классе он находит одинокого Джека, рассматривающего пейзаж за окном. Стекло полностью отмыли. Возможно Клайн что-то замечает во взгляде Дина, потому что до начала занятий он так же не произносит ни слова. Уроки тянутся странной пеленой, словно кадры выцветшей плёнки. Туман обволакивает Дина со всех сторон, он просто не может перестать думать о том, насколько разговор с братом выбил его из колеи. Лица размываются, а совсем недавние действия и диалоги забываются. Всë делается на автомате. К концу занятий Дин решает, что ему стоит передохнуть и на перемене поднимается на крышу. Не то, чтобы он хотел оставлять детей одних, но ему было необходимо подышать свежим воздухом. Вид, который открывался с крыши успокоил Дина. Он присел около края, рядом с ограждением, заворожено наблюдая за огненными макушками деревьев. Думать о Сэме не хотелось, но для себя Дин решил, что при встрече, если она когда-нибудь будет, он скажет ему всë, что считает нужным. Конечно, Дин не был уверен, что действительно это сделает. Тут его внимание привлекает блеск сбоку. Он с интересом тянется рукой, нащупывая что-то металлическое на краю крыши. Когда он берёт это, то понимает, что держит в ладонях кулон. Красивый, в форме круга и с странным узором в нём. Дин впервые видит такой. Он не знает, кто мог его потерять, но спускаясь обратно в свой класс, оставляет кулон в своём кармане. Украшение сияет серебром в джинсах Дина, излучая магический свет. • Кастиэль боится. Он не боялся уже долгие годы, проживая, возможно, впервые настолько хорошую и здоровую жизнь. Мэг охраняла его покой уже восемь лет, а появление Анны только-только внесло что-то хорошее, помимо Джека и Мастерс в его жизнь. И вот он вновь чувствует липкий страх, парализующий его тело. Конечности кажутся игрушечными, а голова неестественно тяжёлой. Кастиэль не боится за себя. Он давно перестал верить, что смерти стоит бояться. Она конец. Она истинный итог. Нет смысла бояться того, что неизбежно. Но Кастиэль боится за Джека. Он его сын, пусть и не биологический, но сын. Кас растил его восемь лет. Он любил его. Любит. Анна ушла и всë, что мог Кастиэль – плакать в своей спальне. Причина слез даже была не в самом уходе сестры, а в том, что та собиралась идти на верную смерть. Красные локоны стали неотъемлемой частью дома, но теперь они лишь мерещились Кастиэлю краем глаза. Это ударяло по нему. И они никогда больше не встретятся. Анна не создана для рая. Когда Анна говорила, что Кастиэль не может забирать Джека из школы из-за загруженного графика, она говорила часть правды. Основная проблема заключалась в том, что Кастиэль болен. Серьёзно болен. И сейчас, когда Анна ушла эта болезнь может серьёзно навредить Джеку. И этого Кастиэль боится больше всего на свете. Даже сегодня утром... Кас мотает головой, облокачиваясь об стол, не желая это вспоминать. Рассматривая дерево под локтями, он резко впадает в странное состояние. Он выпрямляется. По какой-то причине ему начинает казаться, что всë вокруг ненастоящее. Жалкий сон. Предметы и мебель лишь декорации, которые расставили для большей реалистичности. Всë это сон. Мэг сон. Анна. Джек. Кастиэль с ужасом закрывает глаза, открывает, но ничего не меняется. Он всë там же, он всë ещё во сне. Он не хочет думать, что если проснётся, то вновь окажется шестнадцатилетним подростком, что все его последние восемь лет жизни – иллюзия, навеянная чьим-то воображением. Сон, от которого не хочется просыпаться. Может кома. Кастиэль не хочет просыпаться. Не хочет терять Джека, как потерял Кэлли. Стук капель на улице похож на пародию. Лай собаки недостойной текстурой. Облака фильтром. Кас не желает этого. Мэг показала ему, что значит быть живым, и он будет. Кастиэль хватает со стола нож, проводя им по ладони, обжигая еë болью. Он стонет, смахивая непрошенные слезы. Кровь хлещет на пол. Кастиэль вновь смотрит на свою руку, но в этот момент он чувствует себя живым. Настоящим. Вымыв пол и обработав порез, он начинает собираться за Джеком. Сегодня он отпросился с работы, решив, что нельзя откладывать разговор с Мэг надолго. Ему неловко просить еë о помощи после всего того, что она уже сделала для него, но больше некого. У Кастиэля сейчас рядом только сын и близкая подруга. Больше никого. Была Анна, но теперь и еë нет. Вспоминая о сестре, Кас также вспоминает о том, что она рассказала. Дин Винчестер. Сын Джона Винчестера – знаменитого охотника на нечисть. Охотник. Вот только бывший, как и сам Кастиэль. Кастиэль Ширли. Сын великого охотника на нечисть и потомок самого первого. Кастиэль не хотел, чтобы в этот город попали охотники. Он знал, что те не смогут забрать его обратно домой или вернуть в охоту, но рассказать о его местоположении семье Ширли вполне. Кас не желал впутывать в это Джека. Дин же не представлял опасности, но всë ещё был охотником. Для Кастиэля это не самый удачный вариант событий, но он собирается поверить Анне, в еë слова о том, что Винчестера не стоит опасаться, что тот обязательно поймёт Каса. Просто доверься, сказала Анна. Просто дай ему в руки пистолет, перефразировал Кастиэль. Но Джек в последнее время много говорил о Дине. Много хорошего. Иногда за столом, изредка перед сном. Кастиэль не ревнует, просто он хочет понять, что его ребёнок нашёл в этом болезненном человеке с добрыми глазами. Разглядывая себя в зеркале и удивляясь ужасному виду лица, Кастиэль вздыхает. Мэг говорила, что школьники смеются над ним, но ему плевать. Джек же не смеётся. И Мэг тоже. Сейчас, с недельной щетиной, шрамами и уставшим взглядом Кастиэль как никогда похож на отца. Ему это не нравится. Он любил отца. Но любил ли тот Кастиэля? Выходя из дома, Кас решает, что Чак не знает, что такое любовь. • Когда Дин и Джек остаются одни, то Клайн начинает вести себя более открыто. Вертеться, крутиться, дрыгать ногой или щёлкать пальцами. Он внимательно читает энциклопедию про птиц перед собой, хотя Дин замечает, что некоторые абзацы он перечитывает по несколько раз. Мальчик не заводит разговор с Дином первым, а сам Винчестер не решается нарушать ту приятную и уютную тишину, которая образовалась между ними. В конце-концов Джек откладывает книгу, спрашивая: – Мистер Сингер, вы разве не должны сейчас проводить для меня дополнительные занятия по математике? – Клайн не смотрит на него, предпочитая вместо этого смотреть в стену. – Не думаю, что ты хочешь этим заниматься, – отвечает Дин. – Но вы же учитель. – Ага, а ты восьмилетний ребёнок, которому математика не интереснее политики. Джек не возражает, теперь разглядывая свои кроссовки. Дневника отца – или сестры – с ним нет. Дин пишет документацию, когда Джек вновь спрашивает: – Скажите, а какой ваш брат? – Дин поворачивается в сторону Джека, чтобы увидеть, как тот раскачивается из стороны в сторону, жуя крекеры. Дин никогда не видел, чтобы в школе Джек ел что-нибудь другое. – Лосяра, зануда, а ещё принцесса, – смеётся Винчестер. Ему стало неожиданно легче, чем было час назад. Может присутствие одного лишь Джека так влияет на него, а может что-то ещё. – Почему принцесса? – у Джека глаза горящие. – Потому-что такой-же брезгливый, – корчит рожицу Дин. – Но не все принцессы же брезгливые. – Я же пошутил, – Джек смущается, вновь отводя взгляд. – Я не понимаю шуток, – говорит он. Дин пожимает плечами, ласково улыбаясь. – Хорошо, герой, я запомню это. Он не ожидает, что Кастиэль придёт раньше, даже слишком. Видя в проходе спокойного отца Джека, он немного удивляется. Клайн с радостной улыбкой на лице бежит к отцу, обнимая того. Дин же встаёт и подходит, чтобы поздороваться и сказать: – Вы сегодня почти вовремя. Кастиэль отчего-то смущённо опускает голову. – Простите, что вчера я сбежал, так и не обсудив дополнительные занятия, – говорит он, а потом поднимает взгляд на Дина. – можно на ты? – Конечно, Кас... – крем глаза он замечает Хантера, проходящего мимо. – Стив. Конечно. – Спасибо, а то как-то неловко, когда люди старше меня обращаются ко мне на вы, – слегка улыбается Кастиэль. Дин видит, что тот нервничает. – Откуда вы... ты знаешь, что я старше? Кастиэль слегка наклоняет голову в бок, морща нос. Джек, обнимающий его ногу, не вмешивается в диалог. Он с увлечением рассматривает последних птиц за окном. – Я спросил Мэг. Она сказала, что тебе двадцать шесть. Мне двадцать четыре. – Ох, хорошо, – и в этот момент Дин понимает, что когда Джек родился, Кастиэлю было только шестнадцать. Он с шоком на лице смотрит на ребёнка, когда мужчина недовольно произносит: – Конечно, тебя это тоже удивляет. – Нет, я не в плохом смысле, – резко выпрямляется Дин, вспомнив о том, что человек перед ним охотник. Он отходит на несколько шагов назад, прикрывая свой страх потребностью вытереть доску. – просто.. я воспитывал брата с четырёх считай, поэтому я понимаю, что ты чувствуешь. Я не ожидал, что Кэлли.. – Что? – не понимает Кастиэль. Он шутит? негодует Дин, а потом понимает, что нет. – Я не думал, что Кэлли может заинтересоваться шестнадцатилетним... Кастиэль сначала хмурится, сжимая губы, а потом резко расслабляется, выдыхая. Его кулаки сжаты в карманах того нелепого плаща. Как же оно раздражает Дина. – Мы... можем встретиться в более неформальной обстановке? – спрашивает Кастиэль, выравниваясь и принимая серьёзное выражение лица, и пусть Дин выше – он заметил это ещё в прошлую встречу – но именно сейчас Кастиэль кажется ему больше. Дин сглатывает. Ему не страшно. Он же... Точно. Сэм был прав. Но он не боится Кастиэля. Он боится того, что тот вернёт его к прежней жизни. – Конечно, – соглашается Дин, фальшиво улыбаясь. – когда тебе удобно? Звучит так будто он зовёт его на свидание. Дин внутренне кривится, хотя должен признать, что Кастиэль привлекателен. – Как насчёт завтра после занятий? – Я свободен, – даёт своë согласие Дин. Кастиэль говорит ему адрес, номер телефона, а перед тем, как уйти он пожимает Винчестеру руку. Ладонь Дина горит до конца дня, но он никому, даже себе не признается, почему. В этот раз он не остаётся в школе до двенадцати. Чарли приходит к трём, шмыгая носом и пряча глаза под чёлкой. Дин решает спросить позже. Идя по улице к мотелю, расположенному около центра города рядом с баром, который в отличие от заведения Джо ужасен, они не чувствуют той неловкости, которую стоит испытывать рядом с человеком, с которым разница в возрасте одиннадцать лет. Но с Чарли такого не ощущается. Она просто идёт рядом, обманчиво весело улыбаясь. Словно сестра, которую я никогда не хотел, думает Дин. В мотеле, на стойке регистрации девушка на ресепшене странно оглядывается на Дина и Чарли, но Бредбери уверено выдаёт: – Мой брат очень ранимый. Ваш суровый взгляд может задеть его чувства, – и честно, Дину становится с этого смешно, особенно когда Чарли наступает ему на ногу, отчего он морщится. А девушка на ресепшене с волнением отворачивается к терминалу, больше не произнося ни слова. Атмосфера в мотеле возвращает Дина к тем временам, когда он ещё мог охотиться. Те дряхлые кровати, грязные обои и пол, плесень в душе, и Винчестер не хочет, чтобы ещё одна часть его прошлой, забытой жизни вновь вернулась к нему, но оставить Чарли без жилья он не может. Он так и не спросил еë, почему она обратилась за помощью именно к нему и любой нормальный взрослый уже спохватился бы, но Дин не нормальный. Да и он понимает, почему. Идя к своему номеру, он старается не обращать внимание на то, как влияет на него мотель. Ему становится душно. Чарли истощает позитив. Для Дина подобное количество радости, которое исходит от неë, кажется чудом. Но тут из одного номера выбегает девушка и несётся прямо на них. В еë глазах сияет паника. Настоящий страх. Она падает в объятия Дина, с невероятной силой цепляясь за его одежду. Чарли рядом охает. – Эм, мисс, с вами всë в порядке? – спрашивает Дин, прочищая горло. Девушка отрицательно мотает головой. На ней длинная чёрная юбка, клетчатая фиолетовая рубашка, босые ноги, холодные руки и длинные чёрные волосы. Дин с особым усилием отцепляет еë от себя, с облегчением не обнаруживая на ней крови, отводит к скамейке неподалёку – это мотель по типу таких, где все номера на улице. Джон говорил, что из такого легче убежать – и осторожно помогает сесть. Она ставит ноги на скамейку, поджимая пальцы. Дин переглядывается с Чарли, которая ласково гладит девушку по спине. Красный бант, висящий на еë руке подобно браслету, Дин замечает не сразу. – Может вам вызвать скорую? – осторожно спрашивает Дин, но девушка вновь яростно качает головой. Он вздыхает. Морозный воздух пробирается под его кожанку, оставляя холод. – Вы оставайтесь тут, а я схожу за помощью, хорошо? – Дин собирается уйти, когда девушка с силой хватает его за ладонь, сжимая до боли. Останутся синяки. Дин с удивлением смотрит в ясные, но напуганные глаза напротив. Ярко-ярко зелёные, похожие на изумруд. Девушка почти не моргает, оценивает Дина, а после говорит: – Не надо отдавать меня в больницу, – молит. – я не сумасшедшая. Честно! У меня действительно в доме, а теперь и в чертовом номере призрак! Я не вру... правда.. К концу еë голос срывается на всхлипы, перерастающие в безумное рыдание. Проходящие мимо люди оглядываются на них, поэтому Дин без труда поднимает еë, удивляясь тому, насколько девушка лёгкая, и несёт в свой номер. Там он садит еë на кровать. Девушка цепляется за его одежду, вытирая слезы и сопли об свитер. Неподалёку Чарли заваривает чай. Рыдания становятся ещё громче и безнадёжней, звуки сливаются в одну какофонию, напоминающую бесконечную петлю. Мир вокруг сужается до одной точки – рыдающего лица. Плач течёт сквозь Дина. Он сквозит и напоминает о том, как сам Дин плачет по ночам. Он ненавидит думать об этом, ошибочно считая слабостью, поэтому не выдерживает: – Я верю вам! Я охотник на сверхъестественное! И только спустя секунду понимает, что ляпнул. Но девушка видно не замечает его метаний, потому что прекращает мучительно плакать и смотрит на него с... Восторгом? – Правда? – робко спрашивает она, вытирая кулаком оставшиеся розовые дорожки от слез. – Правда?! – в унисон с ней спрашивает Чарли. – Да, – говорит Дин, решая, что позже решить проблему с Бредбери. Он сидится рядом с незнакомкой на неудобную и скрипучую кровать. Чарли смотрит с изумлением, а незнакомка – радостью. – Боже! Вы можете помочь мне? – громко спрашивает она, широко улыбаясь. Она начинается раскачиваться на кровати, весело хохоча, но резко останавливается, становясь мрачнее тучи. Еë лицо принимает равнодушное выражение. – Меня зовут Клара, – говорит она, протягивая ладонь Дину. – Роберт, – он жмёт маленькую по сравнению с ним руку. Холодную. – Чарли, – вклинивается Бредбери. Выражение на лице у неë мечется к удивлённому от напуганного. Дин смотрит на Клару, подмечая бледную россыпь веснушек на лице, руках и ногах, грязные ногти и скованность в движениях. Она дрожит и отскакивает от диновых рук, когда он пытается дотянуться до неë. – О каком привидении ты говорила? – спрашивает он. – О моём отце! Он преследует меня и пытается забрать к себе! – с ужасом громко говорит Клара. Она встаёт и подходит к двери, но внезапно останавливается. – пойдёмте со мной? Неловкость и страх на еë лице поднимают Дина с кровати, и он идёт на выход, но под удивлённый возглас Клара направляется к Детке. Чарли за его спиной хватает его за локоть, не прекращая лепетать: – Охотник на сверхъестественное? Правда?! Честно-честно? Боже! Я.. Я так взволнована! Это невероятно! Я знала, что мы не одни в мире! И хотя наверное мне не стоит знать о том, кто ты, но как же это круто! Ха-ха! Я знаю, кем стану! Охотницей! Дин резко разворачивается к ней: – Нет, не станешь, потому что всë это ложь! – он берёт еë за плечи, глядя в округлившиеся глаза. – это погубит тебя! Я соврал Кларе, ясно? Так что никаких охотников, охотниц и сверхъестественного! И Дин не знал, кого убеждал в этом больше: себя или Чарли. Она отшатнулась от него с сжатыми губами. Чёлка закрыла половину еë лица. Показав ему средний палец, Бредбери кинулась бежать обратно в номер, а когда хлопнула дверь, Дин вздохнул. От разочарования. Оружие до сих пор лежало в багажнике, поэтому взяв пистолет с солью, старый серебряный нож и спрятав их под свитер, Дин подошёл к Кларе. Та стояла такая же босая и нервная, как пару минут назад. Под еë глазами залегли огромные тени. Еë комната находилась под номером 90. –Я несколько раз просила другой, но мне отказали, – кратко пояснила Клара, с опаской приоткрывая дверь. Дин осторожно заглядывает внутри. Что-ж, он не видит ничего сверхъестественного. Обычный номер. Может более грязный, чем следовало. Старые обои, не заправленная кровать. Плюшевые игрушки вокруг постели. Тут Клара хватает его за руку и тянет в уборную. Закрывшись на замок, она запрыгивает в ванну так, что еë ноги свисают с края, обнажая фиолетовые колени. Пахнет номер клеем, тухлятиной, сигаретами и смертью. Откуда-то веет приторным запахом клубники. Стены в ванной серые и запачканные, плитка кое-где раскололась. На зеркале алой помадой нарисовано радостное лицо. Дин не спешит выглянуть из ванной, чтобы получше разглядеть другую комнату. Вместо этого он серьёзно спрашивает: – Что произошло? – и садится на пол рядом с ванной. Клара смотрит в потолок, теперь непроизвольно водя пальцем по венам. – Когда вы узнали, что можете умереть в любой момент? – В четыре, – без раздумий отвечает Дин. Клара смеётся. – Странно, я тоже, – на взгляд Дина, Клара отвечает маниакальной улыбкой. Она рассказывает о том, как впервые увидела труп. – Птица во дворе нашего дома, – говорит она, устремляя пустой взгляд в потолок. – это было зимой. Везде лежал снег. Радость для ребёнка, неправда ли? Но на снеге кровь выделялась ярче, чем на обычной траве Я не думала о том, что делаю, просто подошла, взяла еë в руки и отнесла домой. Мама кричала на меня. А папа... Клара поворачивается к Дину. – Тебя когда-нибудь били за то, что ты слишком любопытен? – Да, – шепчет Дин, но девушка отлично слышит его. Она наклоняет голову так, что волосы полностью закрывают еë лицо. – Он страдал шизофренией. Она начала обостряться ближе к моему десятилетию. На мой день рождения он убил мать. Я помню еë русые, короткие волосы... Дин почему-то слушает всë это. Не просит конкретики, точности и отсутствие подробностей. Сидит на холодом и грязном полу, сжимая кулаки на коленях. Слушает громкий, но монотонный голос Клары, постоянно срывающийся на хрипы. Она помнит голубое мамино платье, большой белый торт, улыбку отца, и как тот берёт нож, а после убивает им мать. Как не прекращает наносить удары. Один за другим. Клара говорит, что кричала ему прекратить, но он не слушал. – Он сказал, что мать была монстром, – Клара хохочет, прикладывая руку к лицу. – померещилось!.. – Сочувствую, – говорит Дин. Он не знает, но есть что-то в Кларе знакомое ему. – Конечно, все так говорят. Он потом объяснил, что пытался защитить меня. От чего, думает Дин. От матери? Счастья? Клара трëт глаза кулаками, шепча несвязный бред. – Мы потом жили, как хорошая семья четырнадцать лет, а потом... Он напал на меня, а я, обороняясь, убила его.. Я случайно! Честно! – Клара кричит, тянется руками к Дину, но резко убирает ладони за спину. В еë взгляде читается страх. Вздыхая, Дин встаёт и под протестующие возгласы идёт в основную комнату. Там он внимательно осматривает помещение: игрушки, которые он заметил ранее, перешиты по несколько раз, на полу видны царапины, а на стенах странные пятна. Дин решает, что это остатки рвоты. Занавески на окнах выцвели. Клара подходит неожиданно, обнимая его за локоть. Дин лишь усилием воли заставляет себя остаться на месте. – У твоего отца были какие-нибудь важные вещи? Или может остались какие-то... Останки? – спрашивает он. Клара мотает головой. – Его кремировали, – говорит она. – а все наши вещи я сожгла с прошлым домом. – А это? – Дин кивает в сторону игрушек. – Их я купила уже здесь, – с тоской отвечает Клара. – Может тогда... – Точно! – резко перебивает его Клара. Она энергично начинает ощупывать руку, а потом с ужасом смотрит на неë. – мне папа подарил браслет... Он говорил, что это как бы часть него.. Но я его потеряла! – Где? – с усталостью спрашивает Дин. – Я не знаю... Скорее всего в каком-нибудь из соседних номеров. Я часто хожу к соседям поесть. Дин на секунду задумывается. Господи, что он делает. Он гражданский. Не охотник. Ему тут не место. Стоит пойти успокоить Чарли и извиниться. Но говорит он только: – Кому-нибудь успел навредить твой отец? – чувствуя себя клоуном. И это неправильно, ведь охотник одна из самых благородных профессий. – Нет, только мне, – поднимая рубашку и обнажая грудь, Клара показывает огромные шрамы и синяки. Сквозь правую грудь идёт длинный шрам с рубцами, заканчивающийся около шеи. На животе большое количество гематом, налитых кровью. Через левый бок тянется отрывочная линия порезов. Дину впервые становится тошно от лицезрения женской груди. Но Кларе плевать на его взгляд, полный одновременно ужаса и отвращения, она спокойно опускает рубашку и тянется поднять юбку, но рука Дина останавливает еë. – Не стоит, я понял. Клара кивает. Сквозь занавески проходит свет, попадая на голые ступни девушки. Дин отводит взгляд. Он подает на таблетки, стоящие на прикроватной тумбочке. Маленькая мысль зарождается в голове Винчестера. Дин же вздыхает. Они выходят на улицу, вдыхая свежий морозный воздух. – Так, мы представимся, нет, я представлюсь уборщиком и поищу твой браслет, пока... – А почему просто не спросить? – спрашивает Клара. – Потому что тогда нам браслет не отдадут, – чеканит Дин. – А почему? – Потому что...! – но договорить Дин не успевает, Клара убегает к соседней двери и стучит в неë, спрашивая: – Здравствуйте! Я как-то заходила к вам. Я потеряла свой браслет, который мне папа подарил и боюсь, что он может быть у вас. Люди, стоящие напротив Клары сначала хмурятся, и Дин начинает готовиться к гневу, но вдруг их лица озаряет улыбка. – Божечки, мы недавно проводили уборку, но ничего не нашли. Можешь зайти и сама поискать, – и пропускают еë внутрь. Клара улыбается им очаровательной улыбкой, а Дин с удивлением смотрит, как еë пускает внутрь ещё четыре жильца. Пройдя девять номеров они так ничего и не находят. Около десятого Клара отпрыгивает от двери с ужасом крича в сторону. – Он тут! Он тут! Дин оглядывается по сторонам, дотрагиваясь до пистолета за спиной, но призрак отца девушки он не видит. Он спрашивает, где он, и Клара вновь показывает в сторону, куда Дин недавно смотрел. Ничего. Пусто. Дин уточняет, а кто-нибудь видел этого призрака кроме Клары, но та резко начинает бить себя по животу, кашляя. Еë тошнит себе на юбку, а сама она со слезами умоляет отца прекратить. Дин хватает еë за руки. И спрашивает, кто-нибудь видел твоего отца кроме тебя? Хотя уже знает ответ. Та отрицательно качает головой. А появлялся ли где-нибудь кроме этого мотеля. Кивок. Дин сильнее сжимает Клару за руку и отводит обратно в душный номер, усаживая ту на кровать. – Скажи, Клара, почему ты убила своего отца? Клара с непониманием смотрит на него. Еë брови в ужасе поднимаются, а губы кривятся. Еë глаза красные. Дин кривится от запаха рвоты с остатками моркови. – Я же сказала! Я случайно! Он... – Выглядел, как труп? – лицо Клары бледнеет. Она пытается вырваться из сильных рук Дина, прося о помощи, но он затыкает ей рот ладонью, удерживая на месте. Девушка больно кусает руку, но Дин сдерживается от того, чтобы отдернуть конечность. В том, как ведёт себя Клара нет ничего странного. Дин даже понимает еë. За прошедший год он размяк. Стал более сентиментальным. Он видит в этой девушке образ непонятого человека, того, от кого отказались. Еë изумрудные глаза горят праведным гневом, а Дин, чувствуя жгучую боль в запястье, закрывает глаза. Он старается не думать о том, как кровь течёт по его руке и рту Клары, скатываясь вниз на ковёр. Боль делает его живым, убеждает он себя. А хочет ли он им быть? – Послушай, я не собираюсь причинять тебя вреда, – запястье обжигает огнём ещё сильнее. – я лишь хочу сказать, что тебе нужна помощь. Не моя. Я уже давно не в той форме. Тебе нужно к врачам. Понимаешь? У меня есть подозрения, что ты больна шизофренией. По его ладони проскальзывает холод, м Дин понимает, что это чужой язык. Он, сдерживаясь, оставляет конечность на месте. Ему становится дурно, но Клара быстро прекращает, и к удивлению Дина, успокаивается. Он не открывает глаза, но чувствует, как девушка вздыхает. А после слышит всхлип. Непроизвольно он тянется обнять еë, и та позволяет, уткнувшись в мужскую грудь. Слезы тихие. Дин прилагает огромные усилия, чтобы услышать хотя бы неровный вздох. И Дин не хочет вспоминать, как ещё час прошёл в тихом молчании в ванной. Стоя на улице, погруженной во тьму и освещаемую лишь светом от вывески мотеля, Дин закуривает. Клара рядом с ним выражает молчаливую солидарность. Она больше не дёргается рядом с ним. На еë ногах сапоги, а в руках сумка. – Знаете, у меня есть дом, – видя выражение лица Дина, которое колеблется от отвращения до усталости, она поясняет. – я в нем не жила, даже не заходила. Документы на него есть. Я хочу подарить его тебе. Вам. Той девочке, которая была с тобой. Она твоя сестра? Дин кивает, не думая. – Позаботься о ней. Хорошо? Дин не отвечает. • Дом оказывается живым. Дин все двадцать шесть – не считая первых четырёх – лет жил в мёртвых, пустых мотелях. Всë живое, что у него было – это родной сгоревший дом, свалка Бобби и Детка. В них копилась пыль, вещи, грязь и воспоминания. Тёплые мамины руки и сендвичи с джемом. Полки книг и прятки среди сломанных автомобилей. Кубики лего и вырезанные инициалы. Всë это было живым. Тёплым. Родным. И сейчас, стоя на пороге незнакомого дома, Дин чувствует, что он живой. Чарли всë ещё не разговаривает с ним. Дом двухэтажный, есть задний двор и лужайка перед зданием. На первом этаже кухня, ванная и просторная гостиная. На втором – три спальни и ещё одна ванная. Дин не уверен, но думает, что где-то должна быть лестница на чердак. Он видел окна с улицы. В ванной лежит витражный ковёр с узорами лотоса. На стенах висят пустые полки, фоторамки, пейзажи с морем, глядя на которые Дин ощущает запах соли. В одной из спален висит ловец снов. Дин спрашивает, в какой комнате предпочла бы спать Чарли. – Я буду спать в гостиной на диване, – говорит она. – Тебе лучше поспать на кровати. У меня есть запасное постельное бельё. – Я сказала, что буду спать на диване! – кричит она, задвигая штору, которая висит в проходе между залом и кухней. Дин вздыхает. У него сейчас нет сил исследовать весь дом, поэтому он берёт из машины постельное бельё и идёт стелить его в ту спальню, из которой открывается вид на растущее около дома дерева. Могучие ветви почти достают до окна. Небо усеяно точками бледных звёзд, скрытых за тенями облаков. Дин собирается подождать, пока Бредбери заснёт, а после отнести еë наверх. Но стоя около знакомой шторы, обращает своё внимание на соседнюю полностью пустую стену. Он видит небольшую щель. Мачете идеально протискивается между стеной и чем то ещё. Дин осторожно старается вырезать обои и высвободить непонятный объект. Когда лезвие почти доходит до конца, дверцы распахиваются сами, открывая вид на библиотеку. То, что Дин изначально принял за спуск в подвал оказалось шкафом. Ручки на дверях исчезли, дерево покрылось трещинами, но книги внутри остались такими же, как десять лет назад. Дин с изумлением тянется к одной из них, читая название. Мастер и Маргарита. Потом к другой. Два капитана. Он перебирает русскую классику, с детской радостью изучая названия и описания. Перекладывает, листает, вдыхает их запах. Потом натыкается на ряд книг и первая, которую он берёт оказывается « Хоббит ». Глядя на красивую обложку, он встаёт и, недолго думая, заходит в гостинную к Чарли. Он знает, что натворил и что должен извиниться. Он пообещал сам себе позаботиться о ней. Как когда-то о нём позаботился Сонни. Поэтому Дин садится в кресло около дивана, открывая книгу. Макушка Чарли светит огнём во мраке комнаты. Еë лицо спрятано в одеяле.

Жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью, но и не в сухой песчаной голой норе, где не на что сесть и нечего съесть. Нет, нора была хоббичья, а значит - благоустроенная...

Голос Дина пляшет в тишине дома, отскакивая от твёрдых поверхностей. Звуки ложатся ватой. Он читает внимательно, с выражением, как никогда не читал раньше. Может когда-то давным-давно, когда Сэм только-только учился ходить. Может и позже... Он не замечает, как Чарли садится на пол перед ним, обнимая подушку. В темноте Дину удаётся рассмотреть умиротворяющий блеск в глазах девчушки. Они наслаждаются этим. Книгой и одиночеством. Глаза Чарли слипаются. Уже поздняя ночь. Дин читает, запинаясь. Он собирается поговорить с Бредбери завтра утром перед школой. Он объснит ей всë. Или часть. Маленькую. Лживую. Ведь он знает, чего стоит начать охотиться. – Ты не будешь охотницей. Это погубит тебя, – шепчет Дин, но Чарли засыпает на полу прежде, чем слова приобретают смысл в еë голове. Возможно, ей приснилось что-то хорошее. • Дин ненавидит бессонницу. Ненавидит смотреть в одну точку, закрывать глаза и мечтать о сне, а потом открывать их и понимать, что за раздумьями прошёл час. Ненавидит лежать часами, ворочаясь в постели. Ненавидит наблюдать за рассветом. Спальня, в которую Дин отнёс Чарли, выглядит пусто. Одна кровать, тумбочка, шкаф. Полки. Ничего, что напоминало бы о прошлых хозяевах. В комнате, где пытался обосноваться Дин всë пропахло сыростью, запахом дождя. На стенах весели фоторгафии прошлых жильцов и среди них Дин нашёл нескольких мило улыбающихся детей. На рыбалке, пляже, кухне. Везде они выглядели счастливыми. Дин выглядел счастливым только рядом с Сэмом. Бобби. Может с Чарли. Или Джеком. Он никогда не был счастлив один. Под кроватью он обнаруживает несколько до верху набитых коробок. Они заполнены старыми поломанными игрушками, детской одеждой, аккуратно сложенной в стопку, посудой и вновь книгами. Дин находит книги по всему дому в самых неожиданных местах: в шкафчике над зеркалом в ванной, под кроватью, в камине, даже на улице около двери. Некоторые написаны на незнакомом Дину языке. Он проводит рукой по коробкам, собирая подушечками пыль. У него никогда не было того, что могло бы запылиться. У Бобби было. У него – нет. Он смотрит на фотографии, незнакомые лица, чужие вещи и решает, что эта комната не его. Она принадлежит другим людям. Иной жизни. Ему нет места ни здесь, ни в другой спальне. Он не создан для этой жизни. Тревога опускается на его голову незаметно. Окутывает его со всех сторон, перекрывая пути отступления. Застилает глаза. Дин ненавидит и это. Думать. Слишком много думать. Иногда, стоя и готовя на школьной кухне – поварихи перешептываются за его спиной – он задумывается, а есть ли люди, которые могут хотя бы минуту ни о чем не думать. Охотнику всегда нужно быть начеку. Продумывать все варианты в голове, искать пути отступления, следить за тылом напарника. Охотнику необходимо думать. Но то, что делает охотник совершенно не похоже на то, что делает Дин. Охотник думает, как стратег. Дин, как больной. Зачем Кастиэль позвал его к себе домой? Он хочет убить его? Попросить – заставить – уехать из города? Дин не знает, оттого и продолжает думать. Ему не нужны лишние глаза? Уши? Враги? Дин для него угроза? Кастиэль сам угроза, думает Дин. Если Кастиэль решит, что Дин опасен, то тогда он может перебраться в ещё более тихое место, решает Винчестер. Стоит ли Дину брать с собой оружие? Стоит. Стоит. Определённо. Потому что Дин трус. Он боится, что Кастиэль будет сильнее него. Он же охотник. Он убивал монстров. Он смеялся в лицо смерти. Так что случилось с ним? Почему он сломан, размышляет Дин. Его голова слишком тяжела для тела. Его разум болен. Его руки связаны. Глаза слепы. Нюх больше не работает. Дин был лучшей собакой. Но все собаки рано или поздно идут на покой. Ошейник, который висел на его шее душил его. Но он скучает по этому ощущению. Этой боли. Крови, которая текла по нему. Ему никогда так сильно не хотелось стать собакой, чтобы больше не бояться. Не сомневаться. Он болен. Потому что это ненормально желать отсутствия разума. Что тот оборотень делал здесь? А Анна той ночью? Она знала? Почему она не умерла от тех ран? СТОЛЬКО КРОВИ НЕ МОЖЕТ ВЫТЕЧЬ ИЗ ОБЫЧНОЙ ЦАРАПИНЫ! Может Дину померещилось? Поддаваясь своей тревоге, Дин берёт краску, лежащую в машине и рисует ловушки для демонов под коврами, на шторах, внутри шкафов и под ванной. Он вырезает защитные руны на дверях, стенах, где не видно. А над кроватью Чарли, осторожно вырисовывает узор с того медальона. Это всë, что он сейчас может. Он считает себя слабым. Он видит Кастиэля сильным. Не зная Кастиэля, он всë ещё уверен, что тот может здраво мыслить. Где конец пути? Где начало? Дин решает, что там, где его нет. Он не хочет возвращаться в охоту. Он там бесполезен. Но он хочет быть полезным. Поэтому он остаётся в доме, оберегать Чарли. Чарли. Он не знает, что ей сказать. Как уберечь. Почему она вообще с ним? Еë стоит отправить домой. Или нет? Может да. Может нет... Дин не знает. Он уже ни в чем не уверен. Он пытался помочь Кларе, и чем это обернулось? Что Клара вообще тут делала? Именно тут. Он думает о медальоне. Он том, что его мог потерять убийца человека с крыши. И это заставляет Дина ударить себя по голове и сжать волосы. Он такой идиот. Думает о Джеке. Что придётся его оставить. Это не пугает его, но отчего-то в груди становится тесно. На часах четыре утра, когда в дверь звонят. Дин напрягается. Весь свет в доме выключен. Он закрывает дверь в спальню Бредбери, спускается вниз и прежде всего берёт пистолет, убирая его за пояс. Он не спешит открывать дверь. Но та, как по волшебству открывается сама и за порогом Дин видит Мэг. – Она была незаперта, – первое, что говорит Мастерс. – милый домик. Дин убирает руки от пистолета. – Откуда ты знаешь, что я тут живу? – Я знаю, нескольких ребят из больницы, – Мэг жмёт плечами, на еë губах расцветает оскал. Дин сразу-же понимает, что она говорит о Кларе. Его внутренности скручиваются. Он отходит, пропуская Мэг в дом, краем глаза отслеживая защитные символы на стенах. Отчего ему стало так страшно? Мэг не причинит ему вреда. Она же подруга Кастиэля. Он не глупый, чтобы подпускать к себе потенциальных врагов. Да? Мэг в этот момент поворачивается к Дину и смотрит, смотрит так, словно читает его мысли. Она проходит на кухню и садится за стол, закидывая ноги на гладкую поверхность. Под столешницей также нарисованы защитные символы. Дин садится за стол, зная, что ему нечего предложить Мэг. Она оглядывает новое жилище, усмехаясь. – Мне тут нравится, – говорит она, проводя рукой под столом. – Да, мне тоже, – отвечает Дин. Может Кастиэль послал еë разобраться с ним? С Винчестером. Убить? Выгнать? Чарли. Нельзя дать понять, что она тут. Дин старается обворожительно улыбнуться, его ладонь покоится на рукоятке пистолета. Он ненавидит охоту за то, что она никогда не отпускает, но ещё больше он ненавидит себя, ведь не может перестать возвращаться к ней. Он мог бы притвориться гражданским. Сделать вид, что ему не страшно. Откуда Кастиэлю знать, что он охотник? Мэг спрашивает, красиво растягивая гласные и губы: – Чем любишь заниматься? – Странный вопрос, думает Дин. – Рыбачить, читать, – отвечает он, внимательно следя за выражением лица Мэг и тем, как она не прекращает рассматривать дом. – Любишь охоту? – Дина бросает в холод. Он молится, чтобы страх не отразился на его лице. – круто. Я тоже иногда хожу рыбачить. – Мне нечего тебе предложить, – говорит он, но она спокойно говорит: – Нет. Кое-что можешь. И тут же внутренности Дина скручивает резкой, острой болью. Он не может сдерживать слезы и падает со стула на пол, хватаясь за живот. Он хочет сжать зубы и встать, но его сильно пинают по спине, отчего он давится кровью. Пистолет исчезает из-за его спины. Дин в ужасе закрывает глаза, когда чувствует, как кровь катится из его рта, образовывая лужицу под ним. Он бы захлебнулся, если бы не перевернулся на живот, крича от боли. Его тошнит кровью. По лицу стекает пот, а голова разрывается на миллионы кусочков. Нет, думает он. Не так. Чарли. Я должен. Я боюсь. Я не хочу умирать! Пожалуйста! СЭМ! Он стонет, рыдая, его глаза непроизвольно открываются, когда боль не просто есть, а кажется становится его телом и видит, как Мэг достаёт из шкафа медальон, а Чарли бросается на неë. Дин думает, что ему стоило быть быстрее. Сильнее. Он думает, что Кастиэль подонок Смерть кажется ему спасением от боли.