Трофей

      Рейстлин выпрямился и наклонил голову сначала вправо, затем влево в надежде размять затёкшую шею. Между лопатками тут же стрельнуло болью, будто туда впилась пущенная меткой рукой стрела. На какой-то миг даже просто вдохнуть стало невозможно.       Ну да, Карамона рядом не было, а значит, никто не тормошил Рейстлина, отвлекая дурацкими вопросами, почти что шантажом заставляя есть, да и вообще самим фактом своего присутствия. А сам Рейстлин вовремя оторваться от разбора очередного любопытного заклинания или интересного магического эксперимента оказался не в состоянии. Рейстлин раздражённо поморщился. Осознавать, что даже на такое простецкое дело, как отдых он оказался без брата не способен было... омерзительно. Пообещав себе самостоятельно следить за режимом чтобы затёкшие мышцы шеи и спины не сковывали его словно "железная дева" из хозяйства квалифицированного палача и желудок не сводило мерзким голодным спазмом, Рейстлин отправился проверять запасы съестного.       Нашёлся один единственный сухарик. Рейстлин внимательно оглядел его, но ничего крамольного вроде разросшейся махровой плесени не обнаружил, вгрызся в него зубами и задумался. Откуда в их доме вообще бралась еда? Готовка явно не относилась к талантам Карамона. Блюда, приготовленные им, можно было есть, особенно с голода, но и только. Сам Рейстлин готовил ничуть не лучше. Вот состряпать сложный декокт, убив на него часов двенадцать времени и отлучаясь от колб и горелки только ради справления физиологических потребностей - это он мог, а сварить кашу, так, чтобы она хотя бы не подгорела - нет.       Дохрустев последними крошками, Рейстлин решился наведаться в трактир. Деньги, заработанные и оставленные ему Карамоном ещё были, да и сам он выгодно продал несколько склянок с зельями.       В дверях трактира он почти столкнулся с каким-то мужиком. Кажется местным. Если судить по тому, как тот шарахнулся от закутанной в тёмный балахон фигуры. Это было уже привычно. Рейстлин прошёл в таверну так, будто и не было никакого мужика, сначала преградившего ему путь, а потом так резво освободившего. Посетители мигом затихли, провожая его, неспешно шагающего, до самого углового столика. Только в противоположном углу горланили песни какие-то два заезжих мужика, больше походивших на горных гномов, чем на людей. Рейстлин устроился и принялся ждать. Девчонка-работница, разносящая посетителям еду и напитки, к нему не спешила. А будь здесь Карамон... Рейстлин зло поджал губы. Карамона здесь нет. И надо уже самому о себе заботиться. А то придётся и в самом деле признать, что без няньки он ни на что не способен. Скрипнув зубами, Рейстлин сдвинул капюшон так, чтобы были видны его глаза и уставился на девчонку тяжёлым взглядом. Та аж пошатнулась и попятилась, побледнев. Но, надо отдать ей должное, взяла себя в руки, переборола испуг, и направилась к Рейстлину.       К поющим мужикам присоединилось ещё трое где-то подзадержавшихся. И после первых выпитых ими кружек креплёного эля хор пополнился ещё тремя сочными раскатистыми голосами. Впрочем, Рейстлину принесли миску с тушёным мясом и ему стала решительно безразлична окружающая его обстановка.       Пьяная компания вывалилась из трактира вслед за Рейстлином. Тот только вздохнул, отчаянно надеясь, что они отстанут где-то по дороге или просто куда-нибудь свернут. Но нет. Звёзды сегодня были явно не на его стороне. Они нагнали Рейстлина за ближайшим поворотом, там, где их в ночной тьме уже не было видно со двора трактира. Один - то ли самый смелый, то ли просто опередивший всех, схватил Рейстлина за рукав.       - Куда это ты так спешишь, добрый человек? - весело поинтересовался мужик.       - Кто вам сказал, что я добрый? - холодно поинтересовался Рейстлин, останавливаясь и оборачиваясь лицом к пьянчужке.       Они заржали так, будто он действительно пошутил. И в самом деле приезжие. Жителям Утехи его слова смешными не показались бы точно. Скорее... признанием вины?       Рейстлин медленно отступил, пятясь к стене, чтобы чужаки не смогли его окружить и выдернул свой рукав из чужой хватки.       - Да нам, в общем-то, всё равно, - ухмыльнулся мужик. Он наверное был у них вожаком, - Но с добрым человеком проще договориться. Это уж я наверняка знаю. Из обширного опыта.       Компания вновь заржала, радостно подтверждая, что, да, опыт богат, и при желании, вожак уже учебное пособие для последователей мог составить. Если бы умел писать.       - И о чём же ты хочешь со мной договориться? - равнодушно спросил Рейстлин, вновь на шаг отступая к стене позади себя.       - Хотел попросить тебя поделиться. По доброте. А то нам с соратниками на кружку эля не хватает.       - Одну на всех? - хмыкнул Рейстлин. Не надо было их провоцировать. Ох, не надо было. Но удержаться он не смог, - Нет у меня денег. И желания с вами чем-то делиться тоже нет.       Вожак наконец сообразил, что "добрый благотворитель" как-то слишком далеко от него и шагнул следом, надеясь прижать того к стене.       - Да мы сами всё возьмём и всё поделим, - весело пообещал вожак, - Ты только не дёргайся.       Он протянул руку чтобы сцапать Рейстлина за грудки, но... одежда на вожаке вспыхнула, озаряя округу тревожным оранжеватым светом. Мужик закричал и принялся ладонями сбивать с себя пламя. Его подельники сначала отшатнулись, а потом ринулись вперёд. Но почему-то не на помощь своему предводителю, а в попытке схватить Рейстлина. Короткое, неслышное им заклинание, и у того, кто на свою неудачу опередил дружков, занялись огнём волосы.       На вопли наконец стали выскакивать люди. Кто-то из местных баб заполошно голосил, те, кто посмышлёнее, кинулись к колодцам. Кутерьма поднялась несусветная. Рейстлин не желал оставаться тут и досматривать представление. Ничего интересного с его точки зрения тут уже произойти не могло. Он медленно, не спеша и не пытаясь скрыться, побрёл к своему дому.       Уверенная улыбка чуть искривила тонкие губы. Он даже без Карамона способен себя защитить.       Просыпаться было... больно. Рейстлин попытался поднять голову и зашипел, как ядовитая гадюка с оттоптанным неуклюжим пьяным гномом хвостом. Книга, на которой он спал, поднялась вслед за ним. Выругавшись и ощупав место прикрепления страниц к голове, Рейстлин обнаружил огромное застывшее восковое пятно, припаявшее его волосы к книге. Нужно было взять нож и обрезать эту своеобразную пуповину, накрепко и очень нетривиально связавшую Рейстлина с магическими знаниями. Он попытался встать со стула и, охнув, опустился обратно. Затёкшая поясница отозвалась резкой болью. Сцепив зубы, Рейстлин, пересиливая себя, поднялся и побрёл за ножом.       Книгу было жалко. Рейстлин чуть брезгливо рассматривал восковую кляксу и прилипший к ней пучок седых волос. Но в отчаяние его ввергало не зрелище. Книгу он уж как-нибудь ототрёт. Заменит страницу и перепишет на неё то, что обнаружится под оставшимся от воска пятном. Угнетало другое. Ведь Рейстлин не в первый раз засыпал над открытой книгой, поглощённый попыткой разобраться в особо заковыристой магической формуле и не оставлять её на завтра. Но в такую дурацкую ситуацию попал впервые. Раньше он всякий раз просыпался на собственной нерасстеленной кровати, надёжно закутанный прямо поверх одежды в тёплый плащ Карамона. И всякий раз изливал на брата свой праведный гнев по этому поводу.       И вот только сейчас в полной мере ощутил на себе все последствия сна в неудобной скрюченной позе.       Вот это-то и ввергало в уныние.       Могущественный маг Рейстлин Маджере, тот, кому покорялись заклинания невиданный сложности и силы, тот, кто посвятил себя магии и добился в ней почти недосягаемых высот. Он действительно многое мог. Убить своим искусством. Или им же излечить. Мог заработать деньги. И защитить себя был вполне способен.       А банально заботиться о самом себе без помощи брата так и не научился.       Необходимо поговорить с Карамоном и потребовать, чтобы вместо таскания его, Рейстлина, на руках, словно беспомощного младенца, брат его просто будил, потреся за плечо.       А сейчас придётся усилить контроль за самим собой и перестать читать поздним вечером. Хотя бы до приезда Карамона.       Это "хотя бы" болезненно ударило по самолюбию.       Рейстлин старательно и аккуратно, так, чтобы ненароком не повредить страницу и не уничтожить написанное, соскабливал воск и думал. Мысли его весёлыми назвать не смог бы даже отъявленный оптимист. И они раз за разом возвращались к брату. Вернее, к тому что с ним происходили. К тому, что происходило между ними.       Единственное, с чем, пожалуй, Рейстлин мог сравнить поведение Карамона - это с виденными им когда-то сектантами, поклоняющимися мраморным грубо вытесанным статуям.       Быть каменной недвижимой болванкой Рейстлину совершенно не хотелось.       К тому же, статуи холодны и безответны. И их холодность не будила в сектантах зова плоти. Ну, Рейстлин искренне в это верил. А вот он сам был человеком из плоти и крови. И магии, конечно. Но вполне себе живым. И на его благосклонность Карамон вполне мог надеяться. И ведь надеялся же! Рейстлину пока что удавалось держать его на расстоянии. Но... долго ли это продлиться? Карамон упорный. Даже упрямый. У них это семейное, чего уж там. Он не отступится.       И на что способен человек ради получение желаемого?       Рейстлин был неплохим целителем, если хотел и считал это для себя полезным. Он пару раз видел... Он видел, во что можно превратить сопротивляющийся объект страсти.       Впрочем, этот вариант можно было смело отметать. Во-первых, Рейстлин - не так беззащитен, как могло бы показаться со стороны. Добиться от него чего-либо силой... ну, попытавшемуся будут долго сочувствовать. Во-вторых, Карамон... слишком уж Карамон привык ставить интересы Рейстлина выше своих. Так что попыток взять силой то, что ему по какой-то странной причине захотелось, он не сделает. В этом-то Рейстлин был уверен.       Но была у всего этого и ещё одна сторона. Власть. Сейчас свою власть над Карамоном Рейстлин ощущал всецело. Манипулировать братом и раньше было просто. Но сейчас...       И лишаться этого Рейстлин не собирался.       Ему удавалось аккуратно подогревать интерес Карамона. Приучать брата к мысли, что любую благосклонность нужно заслужить. Любое прикосновение к Рейстлину должно быть либо продиктовано обоснованной необходимостью, либо... награда. Вот только... как не перегнуть с натягиванием пружины? Карамон, конечно, упорен. И будет штурмовать вершину пока не доберётся до пика. Но! Если будет уверен, что эта вершина не мираж. Это Рейстлин знал по себе. Он тоже ставил себе цели пусть и очень амбициозные, но достижимые. Ценой неимоверных усилий и даже жертв. Но достижимые.       Всё осложнялось тем, что Рейстлин понятия не имел, что со всем этим делать.       Нет, он не был наивным. Он видел, как женщины пользовались своей красотой. Видел и мужчин, ради одной улыбки которых, женщины готовы были выпрыгивать из юбок.       Но Рейстлин никогда и подумать не мог, что это хоть как-то коснётся его самого. Что он сам станет чьим-то объектом вожделения. Ему и раньше такое казалось чем-то... не про него. От него даже в детстве шарахались. Людям не нравился его взгляд. Что уж там рисовал их суеверный ужас, Рейстлин не знал. А сейчас и вовсе он и на человека-то смахивал едва ли. Болезненно худой, с кожей, словно покрытой металлом, седыми волосами и странными теперь уже действительно зловещими глазами. И кому мог понравится этот набор?       Его стукнутому на всю голову братцу, как оказалось.       И Рейстлин пообещал Карамону. Вот то самое и пообещал. То, что Карамон так хотел. Взамен? Взамен действительно сложное задание. Драконья огневица. Очень редкое растение. И добыть его невероятно трудно. А купить и вовсе невозможно. Так что, за него на самом деле не жалко и телом расплатиться. И не только им, если уж на то пошло. Но Рейстлина до спазмов в животе пугала перспектива этой расплаты с Карамоном, хотя бы потому что если, как плотская близость происходила между мужчиной и женщиной он хотя бы теоретически представлял, то вот как это могло бы быть между мужчинами не знал совершенно. Впрочем, Карамон этого тоже не знал. И это было отягощающим фактором. Если бы у брата в прошлом было что-то подобное, то на его опыт можно было если и не положиться, то хотя бы опереться. А так? Что они будут делать друг с другом, когда разденутся?       И вот из этого вытекал другой страх Рейстлина. Более глубинный.       Он знал историю древней богини. Желанной, наверное, самой желанной для мужчин. И самой доступной. Она отдавалась любому - дряхлому старику или прыщавому юнцу, купцу, трактирщику, воину. Для неё ничего - ни возраст, ни таланты, ни красота не имели значения. Вот только за единственную ночь страсти в оплату богиня забирала жизнь.       И теперь Рейстлин отчётливо понял почему.       Её боготворили. Поклонялись ей. Добивались милосердия. Терпеливо ждали её благосклонности.       А потом брали как обычную женщину, каких сотни. Как обычную трактирную шлюху. Как трофей.       И как бы потом - утром - на неё стал смотреть недавний верный поклонник и обожатель? После того, как на собственном опыте убедился, что почитаемая святой и священной богиня абсолютно ничем не отличалась от обычных земных женщин, коих тысячи. Всего лишь одна из всех.       Так у неё, наверное, хотя бы умения какие-то были. Уж точно она со своим опытом знала, как ублажать мужчин. А у Рейстлина и этого нет. И будет он на постели лежать безучастным и отчаянно напуганным бревном.       Так как же утром будет смотреть на него Карамон?       Скрип петель входной двери заставил Рейстлина вздрогнуть. Сжатый в изящных пальцах уголёк, которым он чертил магические формулы на недавно побеленной Карамоном стане, осыпался на пол мельчайшим чёрным прахом. Спешить чтобы посмотреть кого там принесло Рейстлину не было никакой необходимости - в это жилище без стука помимо самого Рейстлина мог зайти только один единственный человек.       Рейстлин нервно отряхнул руку, кажется только размазав по пальцам остатки уголька и обернулся к двери. В том, что первым дело брат заглянет именно к нему, Рейстлин ни на миг не сомневался.       И действительно в дверном проёме возникла широкоплечая фигура Карамона. Он медленно и осторожно опустил на пол заплечный мешок.       - Рейст, - с какой-то отчаянной нежностью выдохнул Карамон и в один прыжок оказался рядом с братом. И, сграбастав Рейстлина, крепко притиснул к себе.       Рейстлина прошила нервная дрожь, он попытался вдохнуть, но воздух не проходил в словно сжавшиеся бронхи. В груди нарастал знакомый пожар. Кашель заставил его рёбра лихорадочно малоэффективно дёргаться, совсем не помогая дышать. Карамон тут же отстранил его от себя и попытался обеспокоенно вглядеться в лицо, но Рейстлина против его воли согнуло пополам.       - Зелье где? - испуганно спросил Карамон.       - С... с... сто... ол... - кое-как между раздирающими его горло приступами выдавил Рейстлин, и брат метнулся к его рабочему столу, поочерёдно спешно выдвигая ящики и огладывая их содержимое в поисках знакомого фиала.       К губам Рейстлина прижалось стеклянное горлышко, и он сделал глоток знакомой тошнотворно-противной субстанции. Его грудная клетка судорожно сократилась ещё пару раз, словно рёбра пытались сжать и раздавить собственные лёгкие, а потом приступ отступил, позволив Рейстлину натужно отдышаться.       - Прости, Рейст, - виновато бормотал Карамон, держась от него на приличном расстоянии, - Я в пыли с дороги и не подумал...       Пыль? Рейстлин чуть было не расхохотался, но усилием воли загнал истерику куда-то вглубь себя. Ну уж лучше пусть Карамон думает, что причина приступа действительно пыль, осевшая на его одежде. Чем хотя бы заподозрит, что виной - ужас Рейстлина, что Карамон потребует причитающуюся ему награду прямо сейчас.       Карамон вернулся к двери, подхватил свой мешок и осторожно извлёк из него какой-то зелёный кустик, низ которого, где полагалось находиться корням, был обмотан холстиной.       - Вот, я принёс, - сообщил Карамон, осторожно приближаясь к всё ещё пытающемуся привести дыхание в норму брату, останавливаясь и протягивая ему растение на вытянутых вперёд руках. Рейстлин как зачарованный уставился на огромный, размером с кулак Карамона пока ещё плотно сомкнутый бутон, по лепесткам которого то и дело пробегали искорки какого-то странного - розового - цвета. Он смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд.       Да.       Драконья огневица.       Живая драгоценность, которой не было выразимой в золоте цены.       Рейстлин глубоко вздохнул и осторожно принял из рук брата куст. Холстинка, в которую он был завёрнут, оказалась влажной.       - Я пойду... - запинаясь, прошептал Карамон, - А ты посади его в ведро что ли.       Так он что, ещё и с корнями? Рейстлин лихорадочно размотал тряпку, обнажив солидный земляной ком. Так вот почему он такой тяжёлый.       Когда позже Рейстлин заглянул в комнату к брату, то обнаружил того крепко спящим, уткнувшись носом в подушку. Карамон ни то что не переоделся, он даже сапоги с себя не снял. Что ж, похоже сегодня он расплату с Рейстлина не потребует.       При внимательном рассмотрении бутонов у куста оказалось аж пять. Правда, остальные четыре в разной степени развития, и было не понятно, как на них отразится изъятие из родной среды обитания, долгая дорога в мокрой тряпке и посадка в тесную кадку. Впрочем, мысли о будущем цветении огневицы занимали его не долго, скатившись, как и всё время ожидания, к брату.       Сильные пальцы легли на плечо Рейстлина, заставив вздрогнуть и молниеносно обернуться, упираясь взглядом в лицо Карамона.       - Не смей ко мне подкрадываться! - прошипел Рейстлин, в большей степени обозлённый своей собственной панической реакцией.       - Я и не думал, - озадаченно возразил Карамон, - Я тебя звал, звал. Ты не реагировал.       Дожили! Вот Рейстлин уже и из реальности выпадать начал. Что дальше? От собственной тени шарахаться начнёт?       Карамон посмотрел ему за спину и понимающе улыбнулся.       - На цветок засмотрелся? Красивый.       - Красивый, - подтвердил Рейстлин очевидную истину. И, вздохнув, подумал о том, что так и будет, видимо, шарахаться от собственного брата, пока... А чего он, собственно, тянет? Не лучше ли подвергнуться неизбежному поскорей и уже раз и навсегда забыть?       - Я не отказываюсь отдать тебе, то что обещал, - уверенно сказал Рейстлин, - Но мне нужно подготовится. Вечером ты получишь свою плату.       Карамон отшатнулся от него, будто Рейстлин залепил ему оплеуху и уставился почти что с ужасом, ввергая и самого Рейстлина в состояние недоумения.       - Плату? - переспросил Карамон с тревогой, - Я принёс тебе цветок, потому что ты попросил.       У Рейстлина закружилась голова. Он почти пошатнулся, но смог устоять усилием воли. Да нет же! Он не мог превратно понять их тот разговор! Карамон тогда почти откровенно признался в том, чем был одержим и что хотел бы получить от Рейстлина. И Рейстлин не сказал ему "нет". Рейстлин велел принести драконью огневицу. И рассказал, зачем она ему так нужна и, почему добыть её будет очень сложно. Он дал Карамону возможность отказаться. Но Карамон не отступил. Рейстлин думал, что брата устроила цена за предполагаемые усилия и серьёзный риск. А оказалось, что он полез в считавшиеся непроходимыми горы... потому что Рейстлин его попросил.       Но прояснить всё требовалось до конца.       - И ты не хотел того, о чём мы с тобой говорили перед твоим путешествием? Ты не хотел... меня?       - Хотел, - сглотнув, тихо, почти не слышно признался Карамон, - Хочу. Но... - он вскинул голову, перехватывая взгляд Рейстлина, - мне не нужно, если не хочешь ты.       Рейстлин устало опустил веки, пряча за ними свои странные - страшные - глаза, в которых всё равно Карамон не смог бы разглядеть никаких его чувств.       Цена, назначенная Карамоном на самом деле, была... невозможной. Карамон просил от Рейстлина невыполнимого. Он обернулся и вновь взглянул на посверкивающий странными огоньками бутон. Такая же, как и вот это чудо, примостившееся на подоконнике.       - Я не знаю, Карамон, хочу ли я этого или нет.       - Как это? - изумился брат.       - Я просто волнуюсь, - решив всё-таки приоткрыть перед братом свои тревоги, но значительно смягчив формулировки, заменив откровенное "паникую" на более приемлемое для гордости "волнуюсь", - Со мной никогда ничего подобного не было, ты же знаешь. Тебе проще - ты хотя бы понимаешь, что просишь. Я же... моих знаний явно не достаточно, чтобы определиться со своим ко всему этому отношением.       Поднять на брата взгляд, особенно после такой откровенности, даже если учесть, что Рейстлин только чуточку приоткрыл собственные мысли, было... почти невозможно. Понял ли его Карамон? Даже не так. Понял ли Карамон его правильно? Так, как Рейстлин бы этого хотел.       Карамон молчал. Он протянул руку с открытой ладонью. Рейстлин, помедлив, вложил в неё свою. Карамон также молча прижал его руку к своей ещё не выбритой после окончившегося только вчера трудного путешествия щеке.       - Я не хочу, чтобы ты думал, будто должен мне что-то, Рейст, - прошептал Карамон и прижался сухими, обветренными на холодных горных вершинах губами к центру его ладони.       Вроде как Рейстлина освободили от выплаты долга. Дали индульгенцию.       Но облегчения, к собственному глубочайшему изумлению, он не испытал.       Как-будто Карамон проявил к Рейстлину снисхождение. Как к испуганному мальчишке, забившемуся под одеяло к брату во время ночной грозы.       А самым отвратительным было понимание, что Рейстлин сам себя загнал в угол. Оказался между молотом и наковальней. И любое его решение приводило к злости на самого себя.       Чувствовать себя беспомощным заложником обстоятельств... Как же Рейстлин это ненавидел!       Рейстлин задумался, что же его пугало на самом деле? Неизвестность? Но он всегда смело шагал к новому, впитывал его в себя с жадностью, стремился к новому опыту. Болезненность процесса? Но Рейстлин умел терпеть боль и расплачиваться ею, если цена стоила того.       Просто Рейстлину до безумия было страшно оказаться бессловесным инструментом в чьих-то руках, безвольной куклой, чьи чувства и желания никого не волнуют. Чужой собственностью в чужой власти.       Скрипнув зубами от злости, Рейстлин прихватил с собой флакон со специально приготовленным составом. Хорошо ещё, что брат ближе к вечеру ушёл в таверну.       С улицы Карамон вернулся мокрый и без рубахи.       - Там разве дождь? - удивился Рейстлин, проскользнувший в спальню брата вслед за ним.       - Нет, - ответил Карамон, - Я ополоснулся из бочки с дождевой водой.       Рейстлина передёрнуло.       - Она же холодная!       Карамон в ответ только плечами пожал. И принялся вытираться. Рейстлин выдохнул и прижался к его прохладной после уличного купания спине. Карамон замер - словно окаменел, даже дыхание, кажется, затаил.       - Что ты делаешь? - неуверенно прошептал Карамон.       - Как будто не понятно, - фыркнул Рейстлин и устроил ладони на рельефном животе брата.       Карамон мягко перехватил его руки и отвёл в стороны.       - Рейст, не дразни меня. Пожалуйста, - попросил он с каким-то отчаяньем в голосе.       - Я не дразню, - возразил Рейстлин, утыкаясь носом в пушистые, разметавшиеся по влажной спине волосы. Карамон обернулся к нему и всмотрелся в глаза. Рейстлин понятия не имел, что брат пытался в них - золотистых и непроницаемых - высмотреть. Карамон склонился к его лицу, и Рейстлин послушно-доверчиво опустил веки и чуть приоткрыл губы, отвечая на поцелуй - мягкий и ласковый. Карамон будто пробовал его губы. Изучал. Ласкал. Мягко прихватывал нижнюю своими. А потом скользнул языком, оглаживая, проникая. Рейстлин не стал отстраняться. Только сердце забилось чаще. От волнения и новых для него ощущений.       Карамон не спешил. И Рейстлин не знал - быть ему за это благодарным или злиться. Он высвободил руки из мягкой хватки брата и устроил ладони на его крепкой груди. Мышцы под его пальцами напряглись. На секунду Рейстлина даже посетила этакая собственническая мысль: "Карамон - мой! Столько девиц мечтает свалиться к его ногам. А он - мой".       Поцелуй стал глубже, а руки Рейстлина - уверенней. Ладони скользили по прохладной коже, чувствуя, как она тут же согревалась под прикосновениями - будто там, под кожей, разгорался пожар. Рейстлин был магом, он умел получать огонь без помощи каких-либо приспособлений, но подобное пламя раньше разжигать ему не доводилось. Это, пожалуй, был интересный опыт.       Карамон разорвал поцелуй и вновь попытался вглядеться в глаза Рейстлина, но тот по-прежнему их не открывал. Зато буквально кожей чувствовал внимательный жаждущий взгляд брата. А потом и его губы, покрывающие каждый миллиметр его лица короткими нежными поцелуями. И всё-таки распахнул глаза, когда Карамон звучно чмокнул Рейстлина в кончик носа. Брат лишь довольно и шаловливо усмехнулся под укоризненным взглядом и потянул вверх подол его рубахи. Рейстлин поёжился и обхватил себя руками.       - Холодно, - пожаловался он.       - Я тебя согрею, - пообещал Карамон оглаживая своими огромными ладонями плечи Рейстлина, тот в ответ насмешливо фыркнул.       - Ты и сам холодный после дождевой воды.       - А ты согреешь меня.       Карамон улыбнулся и притянул к своей груди Рейстлина, обнимая и осторожно растирая его спину ладонями. От них действительно словно распространялся жар, заливая тело Рейстлина, согревая, расслабляя, уговаривая довериться. Ласковые губы прижались к седому виску. Карамон подхватил его на руки.       - Поставь меня! - возмутился Рейстлин, но брат, весело усмехнувшись, крутанулся на месте.       - Ах ты! - начал было ругаться Рейстлин, но его стопы коснулись пола - Карамон выполнил его приказ.       - Не ругайся, - виновато попросил Карамон, аккуратно отцепляя машинально сжавшиеся на его плече пальцы, - Ты со мной, - он коротко поцеловал тыльную сторону ладони, - и меня захлёстывает счастье.       Рейстлин выдохнул. Слова Карамона... смущали. Он решительно повлёк брата за собой к его кровати, но замер перед ней.       - Что мы будем делать? - спросил Рейстлин, старательно не пуская в свой голос волнение.       Карамон в ответ пожал плечами и сел на постель. Он притянул к себе Рейстлина. И тот уселся ему на бёдра, лицом к лицу.       - Это? - шепнул Карамон ему в губы и поцеловал.       Поцелуи - это было уже знакомо, как и ласковые широкие ладони, оглаживающие спину, и твёрдая мускулистая грудь, к которой Рейстлин прижимался своими обтянутыми металлически сверкающей кожей рёбрами.       А вот другая твёрдость, которую Рейстлин ощущал промежностью даже сквозь два слоя одежды привычной для него не была. Но он устал волноваться и паниковать. Он больше не хотел думать о том, как и что будет происходить. Пусть всё идёт, как идёт. Рейстлин вновь огладил широкие надёжные плечи.       Карамон, не разрывая поцелуя, извернулся вместе с Рейстлином, устраивая его спиной на постели и наваливаясь сверху.       - Тяжёлый, - недовольно пробормотал тот, слегка прикусывая нижнюю губу Карамона. Тот отжался от постели, приподнимаясь, давая Рейстлину пространство, и скользнул губами по его шее, поцеловал ямочку между ключицами и принялся исследовать её кончиком языка. Потом губы сместились на грудь и втянули сосок. Рейстлин вцепился пальцами в волосы Карамона на затылке и сам не до конца понимая - в попытке оттащить или прижать сильнее. Горячая волна пробежала по его телу, концентрируясь в паху. Ну вот, а Рейстлин уже всерьёз продумывал, как ему половчее извернуться, чтобы скрыть отсутствие самого наглядного признака возбуждения. Проблема решилась сама собой. Под жаркими ласками Рейстлин наконец расслабился, позволяя брату изучать себя ладонями, губами, языком. Тело потихоньку наполнялось сладкой истомой.       Карамон отстранился, спустился по постели и, развязав пояс, потянул с Рейстлина штаны. Пришлось приподнять бёдра. Карамон с жадностью уставился на его пах, но быстро отвёл взгляд.       - Подожди, - потребовал Рейстлин, - Там в кармане флакон. Он нам ещё понадобится.       Достав и отложив в сторону флакон, Карамон высвободил ногу Рейстлина из штанины и обхватил изящную ступню горячими ладонями, осторожно огладил, заставив Рейстлина задуматься, каким именно образом связаны его ноги и член, и почему прикосновения к стопе бьют горячей волной возбуждения прямо в него? Рейстлин крепко стиснул зубы чтобы не застонать. Карамон прижался губами к подъёму стопы и поставил её на кровать так, что нога оказалась согнута в колене. Он стащил штанину со второй ступни и принялся ласково и немного щекотно оглаживать уже её, прижался губами к выступающей косточке щиколотки и проложил цепочку поцелуев вдоль икры к колену, повернул голову и чмокнул другую коленку. Рейстлину казалось, что на коже, где её касались губы Карамона расцветали пятна пламени - очень странного и прежде ему незнакомого, оно не стремилось сожрать Рейстлина, изведя его до пепла. Оно будто напитывало его, будило в нём что-то дремлющее и потаённое.       Карамон спускался поцелуями по внутренней стороне бедра, а Рейстлин всё крепче стискивал зубы, не позволяя стонам вырваться из его рта. Коротко чмокнув выступающую тазовую косточку, Карамон отстранился, усаживаясь между расставленных ног и замер в нерешительности. Рейстлину казалось, что он мог читать на лице брата все его сомнения, будто те выжжены колдовскими рунами. Поторапливать Карамона было... не совсем в его интересах - всё-таки предстоящее действие до сих пор немного пугало, хоть и уже далеко не в той степени, как ещё сегодня утром. Но и лежать вот так словно жаба под занесённым ножом мага-зельевара... бррр. Да ещё и просто намекнуть было не самой удачной идеей - Карамону нужно было давать чёткие инструкции, иначе результат его деятельности мог получиться весьма непредсказуемым. Рейстлин уже собрался, плюнув на гордость, чётко и внятно озвучить план действий, но Карамон сам, пусть и неуверенно, потянулся к флакону с вязкой субстанцией, которой предусмотрительно озаботился Рейстлин. Видимо, кто-то успел брата просветить в вопросах подобной близости. Укол безотчётной ревности стал неожиданностью и для самого Рейстлина. А это откуда вдруг взялось? Ревность, собственничество. Неужели он настолько привык к абсолютной верности Карамона, что даже мысль о возможности, что тот когда-нибудь посмотрит вот так же, как смотрел на него - почти как на ожившее божество - на другого мужчину, вызывала в нём досаду и ревность?       Скользкий палец медленно проник в Рейстлина, заставив рефлекторно сжаться. Он хоть и готовился, сам себя растягивая смазанными пальцами, но всё равно вторжение оказалось неприятным. Карамон не спешил. Движения пальца были медленными и осторожными. Сам Рейстлин и то с собой так не миндальничал.       К первому пальцу добавился второй. И вот это уже оказалось больно. Рейстлин, неудержавшись, скривился, и Карамон конечно же это заметил. Но, вопреки опасениям Рейстлина, вытаскивать пальцы или хотя бы задавать дурацкие вопросы о самочувствии не стал. Просто наклонился и каким-то длинным, словно кошачьим движением, лизнул головку. Стон сорвался с губ Рейстлина помимо воли и рассудка. Он тут же зажал себе рот тыльной стороной ладони. Карамон вобрал его возбуждённую плоть в рот. Влажно. Жарко. Бархатисто. Неизведанные ранее, постыдные и запретные ощущения окутали Рейстлина. Он чувствовал, как пульсировала его плоть на мягком, ласкающем его языке. Жаркая волна скопилась в паху и вот-вот обещала пролиться.       - Карамон, стой! - заполошно потребовал Рейстлин, и брат поднял голову, с недоумением уставившись на него, - Это... это слишком быстро... я не могу контролировать...       Он и сам не до конца понимал, что пытался объяснить, но, кажется, в кое-то веки Карамон понял его правильно. Он больше не пытался вобрать в рот головку, а прижался губами к внутренней стороне бедра, а потом потёрся щекой о член, оставляя на коже влажный след выделившейся смазки.       Третий палец принёс за собой болезненную вспышку. Рейстлин напрягся и сжал зубы. Сам с собой Рейстлин до трёх пальцев не дошёл, да и его пальцы были заметно тоньше, чем у брата. Карамон проследил языком вену вдоль ствола, пощекотал уздечку, пытаясь отвлечь. И совсем перестал двигать пальцами. Рейстлину понадобилось несколько судорожных вдохов чтобы наконец справиться с собой и немного расслабиться. Губы и язык Карамона, исследующие его возбуждённую плоть отвлекали очень эффективно, помогая процессу расслабления.       - Надеюсь, дойти до пятого пальца ты не планируешь? - недовольно поинтересовался Рейстлин. Карамон вскинулся и посмотрел на Рейстлина удивлённо.       - Просто хочу чтобы тебе не было больно.       - Больно будет в любом случае, - философски отмахнулся Рейстлин. И тут же пожалел о сказанном, видя, как во взгляд брата просачивается самая настоящая паника. Паникующий Карамон... это было бы, наверное, смешно, если бы не было так разрушительно, - Иди сюда, - Рейстлин ухватил брата за затылок и потянул на себя. Карамон подчинился, но медленно и явно осторожничая - боясь неловко дёрнуть рукой.       Рейстлин поцеловал его сам, совершенно не думая, где были эти губы - сейчас для него не существовало брезгливости. Карамон ответил, но перехватить инициативу даже не попытался, позволив проскользнуть в свой рот.       - Давай уже сделаем это, Карамон, - прошептал ему в губы Рейстлин, разорвав поцелуй.       Карамон дрогнул, но медлил. Иногда Рейстлин ругал его за импульсивность и поспешность, но вот прямо сейчас он буквально ненавидел эту медлительность! Хотя, то, что Карамон медленно вытянул пальцы, а не стал их выдёргивать, словно стрелу из раны, пожалуй, было правильно.       Наваливаться сверху Карамон предусмотрительно не стал, опершись на локти. Входил медленно, плавно, вглядывался в лицо Рейстлина чересчур внимательно, так, что наверняка от него не удалось бы скрыть ни малейшую болезненную реакцию. И Рейстлин, прислушивался к себе, в ожидании этой боли. Старался не сжиматься, позволяя овладеть своим телом. Но её почему-то всё так и не было. Видимо, старания пальцев брата не прошли зря. Карамон замер, напряжённо закусив губу и крепко зажмурившись. Рейстлин видел, как подрагивали его руки. Он наверняка сгорал от нетерпения, но двинуться себе не позволял.       - Мне не больно, - шепнул Рейстлин.       Карамон распахнул глаза и одарил Рейстлина недоверчивым взглядом. Но, кажется, так и не нашёл ожидаемых признаков боли, и медленно двинул бёдрами.       Он смотрел в глаза, а Рейстлину казалось, что в самую душу. И это пугало. Будто брату было мало владеть его телом, плавно и размеренно заполняя его своей плотью, будто он хотел в придачу ещё и самую суть Рейстлина, то, что определяло его личность. Не выдержав, Рейстлин отвернулся. Карамон тут же прижался горячими сухими губами к его щеке. Бёдра Карамона двигались уверенно, но осторожно, и с телом Рейстлина творилось что-то странное и для него необъяснимое. будто член брата всякий раз задевал что-то внутри, посылая по нервам лавину огненного удовольствия. Оно выстреливало в поясницу, сбегало вниз живота и концентрировалось в паху. Рейстлину казалось, что испытывать ещё более жгучее возбуждение просто невозможно. Но он ошибался. С каждым глубоким толчком оно нарастало. Он скрестил лодыжки на пояснице Карамона, плотнее сжав бёдрами его бока.       Рейстлин сейчас совершенно не понимал, чего же он так боялся ещё сегодня утром. Сейчас ему безумно всего этого хотелось. И если Карамону вдруг придёт в голову наиглупейшая мысль остановиться... Рейстлин.... Уж Рейстлин найдёт наимерзкое магическое заклинание, чтобы его проучить!       Но Карамон не останавливался. Поняв, что брат действительно не испытывал никакого дискомфорта, а наоборот потихоньку растворялся в получаемом удовольствии, он немного ускорился, но всё ещё осторожничал. Он разглядывал лицо Рейстлина - прикрытые трепещущими веками глаза, тёмную линию ресниц, чуть нахмуренные брови, острые скулы - даже сейчас бледные и лишённые румянца, и искусанные и зацелованные губы - то приоткрытые в попытке схватить чуть больше воздуха, то плотно сжатые чтобы не выпустить короткий стон. Карамон запоминал. Его затапливала безудержная нежность. И он не стал сдерживать её порывы - он коротко, ласково целовал и эти нахмуренные брови, и тонкие веки, и скулы, и яркие губы, и даже кончик носа.       Карамон чувствовал, что не продержится долго - Рейстлин был узким и горячим. А ещё - безумно желанным. Каждое движение подводило к краю. Карамон перенёс вес на одну руку, а второй ладонью обхватил член Рейстлина, стараясь подстроиться в ритм с толчками своих бёдер.       Рейстлин всё-таки застонал. Выгнувшись, он содрогнулся всем телом и сжался вокруг члена Карамона особенно сильно, утягивая в пропасть за собой, заставив вдвинуться глубже и излиться. Каким-то чудом Карамон ещё сообразил рухнуть не на брата плашмя, а чуть вбок.       Чтобы привести в норму дыхание Рейстлину ожидаемо потребовалось куда больше времени. Хорошо ещё, что приступ кашля не накрыл. Вот было бы позорище! И заполошно мечущийся вокруг него с флаконом снадобья голый брат... Рейстлин поёжился от осознания неслучившейся мерзкой перспективы и зажмурился. Ему и так посмотреть в глаза Карамона было... Наверное всё-таки страшно. Он ненавидел читать во взгляде Карамона жалость к себе, но он так привык к его преданности, привязанности, восхищению... обожанию? Что Рейстлин увидит в глазах брата сейчас? После того, как позволил брать себя, словно обычную трактирную девку, готовую задрать подол перед любым мало-мальски смазливым проезжавшим воином. Но на самом деле Рейстлин никогда не был трусом, он всегда умел пересилить себя и шагнуть на заведомо опасный путь. Вот и сейчас он всё-таки открыл глаза и упрямо встретил взгляд Карамона.       И ничего в нём не поменялось.       Абсолютно ничего. Всё то же выражение безграничного обожания и восхищения, что Рейстлин видел во взгляде брата и до сегодняшней ночи. Физическая близость ничего в Карамоне и его отношении к брату не изменила. Это осознание и накатившее вслед за ним облегчение придали Рейстлину уверенности.       - Кто научил тебя тому, что нужно делать? - спросил Рейстлин, когда Карамон поднял его расслабленную кисть к своему лицу и прижался губами к мизинцу. Губы оставили влажный поцелуй и прижались к другой фаланге, а потом поцеловали местечко чуть ниже ногтя.       - Бетси, - признался Карамон, целуя безымянный палец.       - Бетси? - удивился Рейстлин, припоминая, - Мне казалось вы уже... хм... года три как перестали общаться.       - Потому и перестали, - пояснил Карамон, поцеловав ноготь безымянного пальцы и переходя на средний палец, - Она тогда сказала... - Карамон поочерёдно целовал каждую фалангу и пытался вставлять слова, - что хочет остаться... невинной до свадьбы... И рассказала... что и как может... позволить мне сделать... Но это как-то... Какая же это невинность тогда?... Это же обман ведь, - закончил Карамон и прижался губами к бугорку сустава на большом пальце.       Рейстлин только вздохнул. Наивность Карамона и его суждений, впрочем, его даже не удивила. А вот то, что "просветителем" для Карамона не стал какой-то посторонний случайный любовник, с которым братец мог сравнивать Рейстлина пусть даже неосознанно - успокаивало. А к девчонкам Рейстлин совершенно не ревновал. Это ведь совершенно другой опыт. Да и всегда можно будет сказать нечто вроде: "Не жди от меня чего-то, что свойственно женщинам в постели".       Карамон отпустил его руку и, обхватив поперёк груди, подгрёб к себе.       - Останься сегодня со мной, - попросил он.       Сначала Рейстлин подумал, что Карамон намекал на второй заход. Не то чтобы ему не понравился первый, но... вряд ли бы у Рейстлина хватило сил на повторение. Но Карамон уютно устроил голову на подушке и щекотно выдохнул Рейстлину в ухо, не делая никаких поползновений и не пытаясь ласкать.       - Перестань меня душить! И я, так уж и быть, не уйду.       Карамон выпустил его из слишком крепких объятий и повернулся на спину, видимо, чтобы не искушать самого себя и вновь не сгрести Рейстлина, как любимую детскую игрушку. Подушки на двоих было явно маловато. Вздохнув, Рейстлин устроил голову у брата на груди. Уже засыпая, он почувствовал, как к его макушке прижались губы.