О семье

«Ганс, какой же ты идиот». — Ха-ха-ха-ха! — Чего такой весёлый? — Том обернулся на появившегося в караульной вышке Ганса. — Стивенс с Боулером, придурки. — Чего они? — Том вернулся к обзору периметра вокруг лагеря. — Опять, что ли, собачатся? — Какой там!.. Побратались. Застал их, когда они клятвенно обещали друг другу, что, если один из них помрёт тут, второй будет заботиться о его семье. Том хмыкнул и почесал бровь. — Хорошее дело. Наш брат всегда должен быть к этому готов. Родных жалко, конечно, им к такому не подготовиться. Здорово, когда есть кто-то, кто может их поддержать. — Не то чтобы нам с тобой есть о чём переживать, а, приятель? — в усмешке Ганса едва различимо проскользнуло ожесточение. Том покачал головой, но стукнул в подставленный кулак. — Я даже не знаю, — медленно проговорил он, глядя в ночь, — будет ли у меня семья когда-нибудь. Хотелось бы, конечно, кому бы такого не хотелось? Но какой жене захотелось бы всегда быть на втором месте после работы? Я уж точно не готов бросать службу ради этого. Постоянные вылеты, отсутствие месяцами, каждый раз переживать, вернусь ли я домой… Бр-р! Никому не пожелал бы такого. Ганс слушал его, вертя в пальцах новую сверкающую зажигалку с гравировкой. — Живут же как-то. — Короче, не знаю я, — подытожил Том и неуютно поёрзал на стуле. — Не знаю, как люди вроде нас с тобой вообще могут заиметь «правильную» семью. А ты что думаешь? — Не, — Ганс качнул головой, не отвлекаясь от своего занятия. — Никогда не хотел семью. Хватит уже, хлебнул семейного уюта. Не для меня это дерьмо. Я лучше так, сам по себе, меньше головной боли. — Ну а когда на пенсию выйдешь. Неужели не хочется, чтобы было с кем встретить старость? — Старость? — Ганс оскалился. — Не будет у меня никакой старости. Я лучше под пулю подставлюсь, лишь бы не застать тот момент, когда начну срать под себя. Уж лучше одному и вот так, чем стать обузой для других и позором для себя. Зажигалка вдруг выскользнула из крутивших её уже совсем остервенело пальцев. Том ловко подхватил её почти у пола. — Брось ты это, приятель, — он с улыбкой протянул Гансу зажигалку, повернув её гравировкой. — Не будешь ты один, у тебя всегда буду я. Тем вечером Ковальски с необычайно круглыми глазами протянул ему свой служебный телефон. — Это вас. Ковальски не давал имён своим контактам, полагаясь на собственную память, как и велел протокол. Этот номер был зашифрован, будто звонили из телефона-автомата. Голос в трубке Шкипер не знал, что было ещё необычнее. Молодой женский голос, напряжённый, но спокойный. Шкипер не поверил ни одному слову, что сказал ему этот голос, но нутро подсказывало, что ему стоит последовать выданным инструкциям. Следующим утром он приехал на окраину Бруклина. Он узнал заранее о том, что там находится кладбище, но почему-то до самого последнего момента не ожидал его увидеть. У ворот стояла молодая женщина. Прежде чем выйти из машины, Шкипер по новому кругу проверил все свои пистолеты. Джинсы, футболка, до седины белые волосы. Она взглянула на него своими почти прозрачными глазами, и его живот вспыхнул болью, как от выстрела. Шкипер сделал глубокий вдох и сказал себе, что видел актрис и получше. Она заговорила. Она говорила и говорила всё таким же спокойным, но надтреснутым голосом, а он смотрел сквозь её стеклянные глаза и ждал. Когда она наконец замолчала, он только и бросил: — Ну, веди. В этот день, в этот час кладбище было пустынно. Шкипер не мог не признать, что это умный ход. Они прошли через одни двери, другие, третьи. Женщина остановилась, и Шкипер мельком отметил, как дрогнули её лопатки. Он держал руку рядом с пистолетом. Она шагнула в сторону, и в непривычно тускло освещённом помещении Шкипер увидел его. — Я… оставлю вас, — сказала она невнятно, будто язык её прилип к нёбу, и быстрым шагом покинула комнату. Он лишь плотнее прижал руку к кобуре, сам, вообще-то, не очень понимая зачем, и подошёл к столу. Ганс лежал там, в футболке и джинсах, с платком на шее и даже по его меркам нелепо уложенными волосами. Его лицо было таким спокойным, каким Шкипер уже и не помнил, когда его видел. — Ты выглядел и похуже, — сказал он. Кожа была гладкой и холодной на ощупь. Как воск. Шкипер убрал накрепко залитые лаком волосы с высокого лба и пригладил их назад. Гримёры постарались на славу, Ганс выглядел даже моложе, чем Шкипер помнил его в последнюю встречу, но до конца избавиться от следа пули во лбу не смогли даже они. У снайперских винтовок убойная мощь. — Ты всегда врал мне, а я всегда был слишком наивным. Верил тебе каждый раз. Я знаю, что ты слышишь меня. Так вот знай: не в этот раз. Хватит с меня. Он смотрел, как Ганса закатывают в печь, как закрывается круглая хромированная дверца. Он слышал, как лязгнул запирающий механизм и как стал нарастать гул в печи, когда была нажата кнопка запуска. Они стояли у крематория, дожидаясь, пока сотрудники вынесут прах. Когда в руки женщине передали небольшую безликую коробку, та повернулась к нему и снова посмотрела тем взглядом, от которого и в первый раз у Шкипера перевернулось нутро. — Мне кажется, вам лучше известно, как следует поступить, — сказала она, протягивая ему коробку. — Спасибо, — ответил он. Он отмахнулся от расспросов подчинённых, когда вернулся на базу. Не о чём было рассказывать. Коробку поставил на стол в кабинете. Шкипер не заглядывал в неё. Эта мысль каждый раз ускользала от его внимания раньше, чем он успевал осознать её. Он продолжал обычную жизнь. Подъём, тренировка, завтрак, дела и работа, промежуточные тренировки, дела, вечерний телевизор, отбой. Спалось хуже обычного и пропал аппетит, но это означало только то, что ему нужно было больше дел и тренировок и меньше времени на безделье. А потом в какой-то день в почтовом ящике он обнаружил конверт с посылкой. На конверте не было ни марок, ни надписей. Он изучил его вдоль и поперёк, чтобы убедиться, что в нём не взрывчатка и не биологическое оружие, а потом открыл. Ему не снились сны. По крайней мере, те, которые он мог запомнить. Ему было очень жарко, когда он проснулся среди ночи. Он встал с кровати и пошёл на кухню, его мучила жажда. В коридоре было очень светло. Шкипер прошёл одну дверь, вторую, третью. На кухне был Ганс. Он лежал на столе, и больше вокруг ничего не было. Зато было жарко, ужасно жарко. Под столом трепетал огонь. Языки пламени облизывали хромированные ножки. Шкипер вздохнул и решил, что тогда он попьёт в ванной. Он развернулся ровно в тот момент, чтобы увидеть, как перед ним закрывается круглая хромированная дверь. Лязгнул запирающий механизм. Позади него загудело. Пламя, трепещущее под столом, вспыхнуло и выросло вдвое, уже охватывая столешницу. Шкипер выругался и кинулся туда. Он схватил Ганса за плечи и попытался встряхнуть, но тот был таким холодным, твёрдым и тяжёлым, что Шкипер только, чертыхаясь, одёрнул обожжённые холодом руки. — Вставай! Я с тобой говорю, вставай! Мы оба тут помрём из-за твоих дебильных приколов! Просто наберись смелости и признай, что ты не можешь больше меня так просто обмануть! Я уже не тот дурак, что был раньше, а вот ты, как был, так и остался идиотом. Огонь уже подступил к ногам Ганса, плавя их, словно воск. Шкипер зарычал, скинул с себя камуфляжную армейскую куртку и стал бить ею по пламени, пытаясь затушить. — Ганс, поднимайся уже! Я знаю, что ты меня слышишь! Давай уже, скажи мне это в лицо! Почему ты никогда не можешь быть честным со мной, датская ты свинья?! Хватит притворяться, ты же знаешь, что однажды я перестану вестись на твои дебильные приколы! Вместо того чтобы потухнуть, огонь вспыхнул, сыпля искрами и оттесняя Шкипера прочь от стола. — Ох, да пожалуйста! — Он зло махнул рукой. — Может, я и рад, что ты наконец сдох, может, так будет лучше! Ты мёртвым нравишься мне больше, хоть заткнулся наконец! Огонь полз вверх по неподвижному телу, оплавляя его. Не только ноги, но уже и руки, сложенные на груди, текли вниз, как свеча. Языки пламени лизнули подбородок и щёки Ганса, тогда Шкипер не смог сдержаться и заорал изо всех сил: — Давай же, подними жопу, ты разочаровываешь меня, я думал, ты умеешь лучше! Я не верю тебе! Слышишь меня?! Я знаю, что слышишь, Ганс, вставай!!! Прилизанные волосы вспыхнули, как спичка, и эта вспышка породила настоящий огненный смерч, который откинул Шкипера на пол потоком раскалённого воздуха и поглотил датчанина, оставляя видимыми лишь тающие очертания. — Ты не можешь снова бросить меня одного! Я не позволю тебе!!! Том уже не слышал своего крика в гуле, когда рванулся в центр огненного шторма. Он смог почувствовать запах горелой плоти и вишнёвых сигарет, когда его схватило множество рук и потянуло наружу. — Нет! Нет! НЕТ!!! — Шкипер! Шкипер, открой глаза! — Ганс… — Нет, сэр, это мы. Шкипер огляделся. Он лежал на полу кухни, над ним нависли его встревоженные солдаты. — Ты бредил, мы не могли тебя добудиться, — сказал Ковальски; они с Рико помогли ему сесть. — Вероятно, нервное истощение. И физическое. Ты себя загонял за эти две недели. Сегодня ты вообще выглядел так, как будто потерял последнюю связь с реальностью. Рядовой протянул ему кружку. Шкипер машинально взял её, остекленело глядя на воду. — Всё в порядке, сэр, что бы это ни было, это просто сон. — Давненько ты не бредил Гансом. Уже несколько лет как, — ухмыльнулся Ковальски. — Что тебя вдруг так? — Нет, — отмер командир, невидящим взором скользя по кухне, — нет, это не сон. Подчинённые напряжённо переглянулись. Рядовой проследил за остановившимся взглядом Шкипера и поднял почти закатившуюся под кухонную тумбу зажигалку. — Ганс… погиб. — Шкипер, мы сделали всё, что могли. Ты сделал всё, что мог. В гостиной на журнальном столе стояла небольшая невзрачная коробка, а рядом с ней — стакан с виски. Команда сидела вокруг, и рассветные лучи играли на таких же стаканах в их руках. — Сэр, я надеюсь, вы не вините себя. — Виски в стакане Рядового, в отличие от его товарищей, оставался почти нетронутым. — Мы даже не знали никогда, где его найти, он сам всегда появлялся. Он же вроде приезжал пару месяцев назад, да? Я его не застал тогда. Если бы он хотел сказать вам что-то важное, он бы сделал это. Шкипер, вы не могли этому помешать. — Шэф, — сипло выдавил Рико, глядя на командира исподлобья, — он б’л муд’ком. — Ещё тогда, год назад, ты предложил ему альтернативу. — Голос Ковальски звучал незнакомо, хрипло. — Если бы он хотел для себя другой жизни, он бы принял твоё предложение. Ты просто не мог ничего сделать. Ты, очевидно, просто не мог дать то, что ему было нужно. Я, вообще, по правде говоря, не уверен, понимал ли он сам, чего ему от тебя нужно. Шкипер вышел на улицу, сел на крыльцо и пару раз чиркнул колёсиком старой зажигалки. Он чуть вздрогнул при виде вырвавшегося из неё огонька и долго смотрел на него. Сегодня было бы двадцать шесть лет с тех пор, как он вручил её. В тот год он сильно припозднился с подарком, так как никак не удавалось вырваться из расположения части к гравировщику. «Ты никогда не останешься один». Он сунул руку в карман и достал оттуда скомканный конверт. Белая бумага тут же занялась пламенем. Шкипер держал конверт в руках так долго, как только мог, и выронил, когда уже почти вся бумага почернела и стала осыпаться золой. Вместе с ним где-то там сгорела и записка. «Я хотел бы состариться с тобой».