Я будто ты

      Темнота исчезла. В глазах был будто туман, мир плыл и размывался. Брамсу пришлось снять маску, чтобы стереть этот туман с покрасневших глаз. Оказалось, он проспал ночь и целый день. Когда стал лучше видеть, исследовал взглядом местность: перебинтованную рану, которая вроде больше не кровоточит, но еще болит; рукав от окровавленного кардигана, который касался плеча, а сам кардиган был под головой в качестве подушки. Также его маска без отломившейся части в каплях засохшей крови и также красные руки, заставили его вспомнить, что в этом доме лежит тело бывшего Греты и стоило бы от него избавиться. А ведь Брамс ее любил, шел на отчаянные поступки ради нее, чтобы она осталась рядом с ним. Хотел показать свои потайные ходы и рассказать все секреты, затаившиеся в этом доме. Каким был хорошим мальчиком в детстве, пока не появилась в его беззаботной жизни соседка – Эмили Криббс. Почему прячет свое лицо за вторым фарфоровым. Он хотел быть для кого-то тем, кого любят, как это было восемнадцать лет назад. Хотел искренности, хотел не только тепла от одеяла, но и тепла в душе и от поцелуя на ночь. Это все похоже на проклятье.       Размышлял об этом Брамс, закапывая далеко от особняка в лесу уже второе убитое им тело. Вернувшись во двор, похрамывая, он прогуливался по саду за особняком. В серую и пасмурную погоду, появлялись маленькие бутоны роз, окруженные шипами и сорняками. Больше некому на ними ухаживать. Осталось лишь вспоминать, когда в детстве еще ребенком, он наблюдал, как его мама бережно приводила их в порядок, вселяя в каждый листочек, стебель и крохотный бутончик жизнь, будто магия. Может мама была и аристократичной чистюлей, но цветы было ее одним из самых любимых увлечений. Вот бы кто-нибудь смог ухаживать за ними, как мама когда-то давно. Продолжая размышлять, Брамс прошел чуть дальше, пока не разглядел свое надгробие, окруженное кустами тех самых роз.

Брамс 1983-1991 …он не умрет, но будет жить вечно.

— Как можно жить вечно, если ты для всех лишь надгробье? — Брамсу было неизвестно его существование. Устало сидя на траве, он представлял, как бы мог сгореть заживо во время того пожара. Но огонь забрал только человеческий лик. Даже фарфоровая его версия кое-как уцелела, вот так небрежна с ним судьба. —Зачем забирать лицо, чтобы дать второе? — он продолжал размышлять о своем существовании, задавая странные вопросы. И было ему не всегда ясно, за что с ним так обходиться жизнь, ведь он просто хотел прожить такую же радостную жизнь, как и у всех. Но даже негде больше ему еще находиться, кроме как дома, если он считается мертвым. — Что я сделал не так? Почему Грета оставила меня, как и все? Призрак взглянул на небо, с которого метались лезвия в виде капель дождя. Каждая такая капля ударяла по маске с глухим звуком и на открытые участки лица огрубевшей от ожога кожи. Капли казались его телу колкими и теплыми, наверное, потому что были одной температуры. Брамс опустил голову, а в волнистых, сальных и темных волосах также скапливалась вода и капала на землю, отсчитывая секунды. Больше никто его не загонит в дом, когда дождь хотя бы моросил. Никто не похвалит за то, как хорошо играл на пианино, и никто не будет танцевать с ним под громкую музыку. Его окружали подавленность, угнетение и тоска, которые впивались в тело и пожирали изнутри. Он окончательно разочаровался во всем, хоть и не понимая этого. Все исчезло. Но вскоре вернувшись домой насквозь промокший, мужчина нашел в вещах своего отца синий свитер и домашние утепленные штаны. Он направился в свою привычную комнату, чтобы оголить свое тело и переодеться в найденные вещи. Обернувшись, Брамс увидел свою имитацию Греты: подушка, одетая в то самое красное платьице, в котором она хотела уехать с другим, оставив того совсем одного. Парик из прядей волос девушки отдавал ее запах, как и платье. И цепочку, которую мужчина решил снять и положить рядом с его семейной фотографией. Она помогала не забывать о своих маме с папой, а также о себе еще с ангельским лицом. Но сейчас ему хотелось вернуть к «жизни» еще одного себя – фарфорового мальчика, чтобы хоть что-то осталось после его никому не нужной и испорченной жизни.       Пришлось вернуться в то место, где разбито зеркало, через которое пришлось выйти и которое нужно как-то закрыть. Но главная была цель пребывания здесь – найти каждую крупицу фарфора, являющаяся частью головы мальчика. Она была настолько раскрошена, будто была проведена с ней казнь. Брамс старался игнорировать боль в животе и искал все части по всей комнате, наступая босыми ногами на крупные осколки зеркала. Такую боль он уже не чувствовал, она была больше похожа на щекочущую. И, как бы это печально не звучало, но его тело испытывало мучения и похуже. К счастью, нашлись практически все детали, кроме одной – маленькую деталь на затылке. Мужчину это не так расстраивало, ведь смог найти детали от лица мальчика, в том числе и глаза, тоскливо валявшиеся на ковре комнаты. Также не смог найти часть от его маски в детской, будто провалилась куда-то под землю, что Брамса очень злило. Не удержавшись, он ударил кулачищем по месту, где осталась еще более видна вмятина. Он вспомнил, как также обозленный на Грету, отбросил ее сюда же. — Но ведь я помог ей? Я ведь был хорошим.. С мелким отчаянием, темноволосый мужчина отправился обратно в свою мини-квартирку, аккуратно держа в коробке осколки от мальчика и его тельце в подмышке, а также захватил с собой пару яблок. Кровавые следы от порезанных стоп, могли предательски сдать другим о своих похождениях меж стен. Но.. разве тут кто-то есть?       Уже придя к себе, он подключил к питанию свою любимую гирлянду со звездами и еще настольную лампу на столике, приставленному к кровати. Наконец он приступил к ювелирной работе, сопоставляя и склеивая между собой части объемного пазла. Брамс, не отходя от стола ни на секунду, просидел за тонкой работой до самого утра, даже почти до обеда, а все это время попутно напевал свою любимую колыбельную. В первые часы в мыслях была Грета, как наблюдал за ней повсюду из-за стен, но последующие он вспомнил про рыжеволосую незнакомку из сна. Было бы очень хорошо, если бы она и правда существовала, но по мнению Брамса, такой девушки нет, которая бы без отвращения смогла ему по истине помочь. — Аня.. — он периодически повторял это имя, пока доклеивал последние детали к кукле. Получилась по итогу почти без видных швов, будто и был таким же идеальным. . Ему напоминала рыжеволосая незнакомка, когда взглянет на свою гирлянду со звездами. Они были похожи на те, которые были на ее наряде. Брамсу все хотелось снова увидеть эту девушку во снах, которые так редко запоминаются, если они были вообще, чтобы не вспоминать об очередном предательстве. — Неужели она ведьма? Ведь такое не может быть. Мне же не может так понравится то, чего не существует? Грета была реальной, она меня поцеловала. Я не хочу так больше.. — Брамс отрицал существование девушки такой необычайной красоты ее души и внешности, но воспоминания о Грете приносили ему страдания. Всячески пытался заменять мысли о предательнице на другие, мужчина пытался переключиться на другой объект обожания, но это было очень трудно. Он окончательно запутался. Ему очень больно, он не знал, как избавиться от этих чувств.       На протяжении двух последующих недель, в ожидании невозможного, Брамс экономил на продуктах и решал проблему с зеркалом, заколотив пластом фанеры, найденную на чердаке под слоем пыли, а также собирая осколки от зеркала. Дальше пришлось вымыть пол и стены от намертво застывшей крови. Рана потихоньку начинала меньше болеть, но подвергать рискам все также не стоит. Хотя ему не было никакой разницы, все равно исход один.       В один из таких тоскливых деньков выглянуло солнце где-то под полдень. Мужчина редко разрешал себе выходить на улицу, но сегодня решил сделать исключение и выйти на балкон, который находился в конце коридора на втором этаже поместья. Яркие лучи светила проникали в окна комнат, находящиеся на солнечной стороне, в том числе и в тело Брамса, а его безликая тень следовала по пятам. Солнце настолько смогло его расслабить своим слабым весенним теплом, что снял свою практически наполовину расколотую маску и просто усевшись на пол, с закрытыми глазами, бледное, как тот же фарфор, лицо принимало солнечные поцелуи. Оно начинало немного обжигать кожу, но Брамс не боялся солнца, в отличии от безжалостного огня. Он также безжалостно поглощает все вокруг своими острыми концами, причиняя адские боли и страдания так живому, так и неживому. А у солнца словно бархатные руки, которые ласкали его лицо, как мамины когда-то. Также эта удивительная звезда помогала расти всему живому, в то же время и мама оживляла свои розы в саду. Брамс делал маленькие и детские выводы: — Солнце – это его вторая мама, или же мама – второе солнце? Или.. мама и есть солнце? Этот большой мальчик вспоминал свои детские годы на улице в особенности под солнцем, просидев так пока солнце совсем не зашло за горизонт и не сменилось на еще одно светило – луна. Она, в отличии от солнца, имела серповидную форму или одним словом – месяц. У Брамсы тоже были воспоминания о такой многоликой подруге: если мальчику не спалось, то как раз в его окне светилась ночная спутница. Она-то была безобидная, в отличии от этой Эмили. И всегда указывала путь в темной комнате своим свечением, чтобы мальчик мог покинуть ненадолго комнату по некоторым нуждам.       Луна каждый раз являлась в разных обликах, а иногда и вообще не было видно, причиной становились либо тучи, либо она была занята и не смогла посетить комнату мальчика. Он так думал, пока не стал интересоваться астрономией. Вскоре маленький Брамс тогда понял, что такие облики называются фазами лун. Тогда-то мальчик был так рад, что как луну бы не было видно, она всегда была рядом с ним. Друзей у Брамса практически не было, да и сейчас толком ничего не изменилось, но друзьями он считал своих небесных светил. Их популяция становилась все больше, когда он смог разглядеть в ясном небе маленькие светящиеся точки. Почитав свою большую энциклопедию, он узнал, что это были такие же звезды, как и солнце, только гораздо больше и дальше от нас. Мальчик попросил своих родителей купить телескоп, который перемещался то на балкон, то в его комнату, чтобы разглядеть его новых друзей, но и от его лунной спутницы он не сводил взгляда. А в его скорый седьмой день рождения, Хилшеры подарили Брамсу гирлянду в виде звезд. Ну раз мальчик увлекается звездами, то почему бы и нет? Тогда радости не было предела, теперь в его комнате появились еще новые обитатели. Может поэтому мальчика считали странным из-за его таких же странных друзей? Или же просто мальчик не мог найти из своих сверстников тех, кто бы мог также с восхищением посмотреть на ночное небо. Уже будучи взрослым, Брамс хотел ощутить атмосферу тех времен и наблюдать за его давней спутницей, но теперь его комната не веет теми красками. Жаль, что на таких старых друзей не посмотришь из своей коморки, кроме все тех же самых звезд от гирлянды. Поэтому, как бы то ни было, мужчина в последний раз посмотрел на подругу в небе и прихватив маску, вернулся обратно к себе. На этот раз он будто напитался энергией и практически не чувствовал никакой боли, и хотел бы к ним присоединиться. Но следующее утро перевернуло его жизнь с ног на голову.