Аки определённо умирает

      Миссия была сложной. Не настолько сложной, чтобы после молча рвать волосы на голове от бессилия, стоя над трупом очередного молодого стажёра — так и не реализовавшегося охотника на демонов, но достаточно сложной, чтобы, пошатываясь, выйти из разъёбанного офисного здания, от которого не осталось ничего кроме уродливых обломков и бетонной пыли, меланхолично достать пачку сигарет из чудом уцелевшего кармана чудом уцелевшего пиджака и закурить, напрочь игнорируя неприятно запёкшуюся кровь на коже, волосах и одежде. Голова болит и немного кружится, свежие царапины саднят, а мышцы ноют от переутомления — но, в целом, Аки в порядке. В пределах личной нормы нагрузки на день. Он привычным движением стряхивает пепел и оценивающе, скрывая беспокойство на дне зрачков, оглядывается на подопечных.       Пауэр неподалёку по-кошачьи вылизывается, с присущей одной ей грацией пробегается девичьим язычком по тонким пальцам и раскрытым ладоням. Демонице почти не досталось пиздюлей, зато вдоволь досталось крови. Раздолье.       Денджи рядом с ней. Опять почти без одежды, только в штанах и кроссовках. Если бензопилы каждый раз уничтожают рубашку и галстук, не легче ли ввести в качестве формы топлес? Аки точно был бы не против такого расклада. Похоже, он думает слишком громко, потому что вдруг ловит на себе ответный пожирающий взгляд Денджи, и невольно отводит глаза.       Что-то холодеет внутри, и тут же бросает в жар. Бабочки скоблят крыльями-лезвиями в животе. Странное ощущение. С ним Аки разберётся позже. — Химено-семпай, ваши в порядке?       Он поворачивается в противоположную сторону — туда, где Хирокадзу судорожно успокаивает разволновавшуюся Кобени. Оба стажёра явно на грани срыва. Оба должны справиться с этим сами. Химено незаметно вырастает рядом с Аки, нагло прикуривая сигарету о чужую и сверкая игривой улыбкой. — Аки-кун, а про меня не спросишь? — коллега фривольно облокачивается на Хаякаву.       Женский бюст провокационно упирается в плечо и спину. Аки не слабак, но усталость накатывает так, что даже под весом Химено подкашиваются ноги. Больше всего хочется лечь прямо здесь, на земле, и не вставать до следующего утра.       Но он не может себе позволить такую роскошь — им ещё предстоит отчитаться перед Макимой-сан. — В тебе я не сомневался. — Ну, ладненько. Тогда уходим отсюда. — Подруга будто читает мысли.       Она отстраняется и возвращается к подопечным. А вот Аки к демонятам не спешит — они явно после мясорубки в своей тарелке. Пауэр всё ещё увлечена ошмётками плоти, а Денджи всё еще смотрит прямо на Аки — слишком уж голодно, пристально.       От этого Хаякаве не по себе. Но выводы делать рано.

***

      В офисе токийского бюро охотников на демонов пахнет как обычно: бумагой с чернилами, кофе, дешёвым табаком… высохшей кровью и застарелым пóтом. Аки зашёл в кабинет сменить одежду перед приёмом у начальницы, и Денджи по официальной версии тоже. Однако настойчивый толчок в спину Хаякавы, очевидно, смешивает карты.       Разгорячённое недавней битвой тело Денджи прижимается к Аки вплотную, и резкий удар бёдрами о столешницу отдаётся звенящим гулом в отбитой башке. Картинка рябит и плывёт перед глазами. Возможно, у Аки всё-таки сотрясение. Жаль, что его партнёру кристаллически похуй. Он инстинктивно рычит, пытаясь вывернуться из хватки, но вступать в открытую конфронтацию с Человеком-Бензопилой почти бесполезно.       Чужое тепло приятно обволакивает, и расслабляет мышцы. Чужое сбитое дыхание пробегается по загривку, вызывает слабовольную дрожь. Чужой стояк в области задницы туманит остатки рассудка и будоражит кровь. — Денджи, съебись. — Аки отрывисто гаркает, приказным начальничьим тоном.       Вдруг сегодня сработает?       Никогда не срабатывало, но может сегодня вдруг… — Мы здесь не для этого… — куда более жалкая попытка урезонить изголодавшегося зверя.       Денджи давит наглую лыбу, сладко причмокивает, требовательно сминает края запачканного пиджака вместе с податливыми боками и, как шелудивый пёс, вдруг широко проходится языком по открытой шее. Жадно слизывает кровь, которая принадлежит однозначно не Аки, но Аки добыта в бою — и тем вкуснее. — Я думал, прямо на месте тебе отсосу.       Слишком горячее заявление от слишком горячего парня. Аки глухо мычит, невольно прогибается в пояснице и откидывается прямо на Денджи. Руки последнего подхватывают с охотой, по-собственнически лезут под вздёрнутую рубашку, ведут по рельефному прессу и цепляют ногтями кожу. Наверное, не стоило наказывать «пубертатную язву» долгим отсутствием близости — такое всегда выходит себе дороже.       Но в глубине души Аки даже не против. — Ты — животное. — Сложно унять дрожь в голосе, когда шершавый язык то и дело прокатывается по кадыку. — Ещё какое.       Денджи нежно целует в шею, параллельно стягивая чужой пиджак, и Аки задыхается в его ладонях — трепещет, как бабочка на острие булавки. Воткнётся или не воткнётся? Насекомые с крошечным мозгом слишком легкомысленны, чтобы думать о подобном.       Наточенные клыки нет-нет, да вопьются в плоть, стоит только их беспечному хозяину потерять призрачный контроль человеческого над демоническим, однако иррациональный страх лишь сильнее подстёгивает Аки на глупости. Он красноречиво трётся о пах партнёра, безмолвно даёт добро. Парное безумие. Собственный стояк всё равно слишком болезненно натягивает тесные офисные брюки и упирается в стол.       Очередь Денджи утробно прорычать, носом зарывшись в растрёпанные чёрные волосы. Он пытается оказаться везде и всюду за раз. Его явно разочаровывает невозможность реализации оного. Аки впивается пальцами в поверхность под собой и доверчиво закрывает глаза, полностью отдаваясь хаотичным ласковым прикосновениям. Они периодически перерастают в мёртвую хватку до синяков на боках — именно так, как нравится Аки. Денджи лижет, целует, поглаживает, мнёт, по-собачьи трётся, разве что в голос не стонет, не воет от похоти и первородного удовольствия.       Когда его трясущиеся от возбуждения руки перемещаются на ширинку, Аки шумно втягивает воздух и томно охает. Если бы он сейчас мог хоть немного думать головой… он бы, возможно, напрягся. Без смазки будет очень плохо. Причём обоим. Но Денджи уже спускает чужие брюки на пару с нижним бельём, и сам вдруг опускается на колени перед партнёром, сильнее вжимая последнего в стол. — Ч-что ты-?       Продолжить вопрос не позволяет размашистое движение языка по внутренней части бедра. Аки несдержанно стонет и от смущения тут же заливается краской. Чужое тёплое дыхание по-прежнему подло щекочет и дразнит, вызывая табун мурашек на влажной коже. Мозолистые ладони уверенно смыкаются у Аки под ягодицами. Внутри всё скручивается от волнения. Нос Денджи в опасной близости, и одна только эта картина перед глазами — плод разыгравшегося воображения — заставляет член Аки дёрнуться в терпком предвкушении.       Денджи раздвигает чужие ноги, как в замедленной съёмке. Поражённо замирает. Сглатывает слюну и прерывисто дышит. Разглядывает, что ли? Нашёл чем любоваться, кусок придурка.       Прежде чем Аки успевает прийти в себя и огрызнуться, Денджи всё-таки льнёт к нему близко-близко, как в последний раз. Будто ныряет в ледяную прорубь — вот настолько отчаянно и решительно. И земля уходит у Аки из-под ног, потому что такое ощущение вот прямо сейчас он не способен сравнить ни с чем в своей грёбанной жизни. Впрочем, не такой уж продолжительной. И не самой счастливой тоже. Это будет на совести Денджи, если Аки сегодня умрёт.       А Аки определённо умирает — иначе почему он почти в раю? — Блять, пожалуйста!       Абсолютно бессмысленная и несвязная реплика раскрепощает Денджи, подначивает на большее. Он инстинктивно сильнее впивается в бёдра партнёра, старательно вылизывая чувствительное отверстие. Аки раньше подумать не мог, насколько отзывчиво и восприимчиво будет его тело к подобным ласкам — как-то не экспериментировал. Ну, никогда не поздно узнавать о себе что-то новое.       Каждый раз, когда Денджи особенно плотно прикладывается губами, мягко целует нежную кожу или случайно задевает зубами, Аки откровенно трепещет от стимуляции, изгибается, негромко стонет, одобрительно бормочет или молча сходит с ума. Но вот когда он в первый раз нерешительно проталкивает кончик языка чуть глубже — внутрь — Аки сносит крышу окончательно. И в таких вещах тупому, но весьма смышлёному Денджи дважды повторять не приходится.       Ноги съезжаются и разъезжаются снова, колени мелко подрагивают в такт. Аки держится только на добром слове и лице Денджи. А ещё на столе, разумеется. И если сначала Аки тяжело на него опирался, то теперь — распластался вовсе, бессовестно сбив чей-то стакан с канцелярскими принадлежностями и смяв случайные бумаги неизвестного назначения.       Денджи входит во вкус — непотребствам он учится быстро. Юркий язык проникает так глубоко, что иной раз Аки хочется взвыть. Возможно, он даже воет. В любом случае, сейчас Хаякава не отдаёт себе отчёт. Неприлично хлюпающий звук заполняет всё тесное пространство кабинета, и Аки уже не различает, что именно стекает по его непристойно разведённым бёдрам. Вероятно, мешанина из пота и слюней. Как же, блять, хорошо…       Когда подступающий волнами оргазм почти затмевает разум, Денджи вдруг останавливается и слегка отстраняется, жадно глотая воздух. По ногам Аки вновь прокатывается дрожь. Он нетерпеливо приоткрывает глаз и через плечо, со стола, оглядывается назад. Сталкивается с мутным взглядом Денджи исподлобья, и от этого вида только больше спирает дыхание. Аки на грани потери сознания. А может, он уже спит?       Денджи поднимается с пола и с некоторым вожделением прижимается к отставленной заднице партнёра. Наклоняется вперёд — к нему — осторожно, будто боится разбить фарфоровую фигурку. Снова мягко целует в шею, и Аки млеет под ним. — Можно?       Шелестящий шёпот теплом прокатывается по мочке уха. Аки слишком «в ничто», чтобы думать рационально. Аки слишком «в ничто», чтобы думать. Он расслабленно-одобрительно мычит, продолжая балансировать где-то на грани между сном и реальностью. Запертое и невыпущенное возбуждение словно конденсируется на раскрасневшейся коже. Хаякава провокационно подмахивает бёдрами, сталкиваясь с чужим стояком. Денджи такого ответа вполне хватает, чтобы взять без зазрения совести. Он прижимает два пальца ко рту Аки и требовательно их проталкивает.       Аки послушно обхватывает губами — с этим он знает, что нужно делать. Пальцы у Денджи грубые, солоноватые, с отчётливым металлическим привкусом крови. Слишком часто их рвут бензопилы… нежный поцелуй за ухом прогоняет из головы Аки зачатки тяжёлых мыслей. Когда пальцы покидают горячий и влажный рот, приставляясь к заднему проходу — весь мир Хаякавы сужается до одной точки.       Точки G, если угодно.       К растягиванию партнёра без смазки Денджи подходит со всей присущей ему аккуратностью. А аккуратность Денджи, вообще-то, не присуща, но Аки давно привык и не жалуется. Он максимально расслаблен, не считая сковавшего низ живота неудовлетворения, и, к тому же, уже немного растянут, ведь чуть ранее Денджи весьма неплохо поработал языком. Настолько неплохо, что теперь от него с этой практикой не отстанут. В ближайшее время точно.       Новый утробный стон слетает с губ Аки, как только подушечки пальцев прокатываются по простате. Денджи нетерпеливо пыхтит над ним, очевидно, пытаясь не сорваться с расхлябанной цепи. — Перестань мучать и себя, и меня. — Уверен? — сиплый голос Денджи срывается на последнем слоге. Весьма сексуально. В тембре смешиваются мужское рациональное беспокойство и слепая надежда.       Вместо тысячи слов Аки стреляет глазами. Смотрит с хитрым прищуром, не поднимая головы со стола. Знаменитый лисий взгляд.       Со штанами Денджи справляется быстро. Размазывает слюну по члену и мнётся в нерешительности чуть дольше. Аки иллюзий не строит — сейчас будет неприятно. Возможно, больно. Но Денджи так хочется — просто пиздец, до дрожи.       Прежде чем подступиться, Денджи вновь неожиданно лижет задний проход. Слюнявит и там. Пытается подсластить горькую пилюлю. И Аки действительно отвлекается на влагу, неприлично стекающую по трясущимся от возбуждения ногам. А потом Денджи медленно входит, и Аки тихонько шипит. Дискомфортно, но совсем не больно. Не катастрофа. Извинительный поцелуй в загривок полностью искупает чужую вину. — В порядке? — Нормально. Продолжай.       Денджи заметно расслабляется и постепенно отпускает себя. По началу бережные фрикции вскоре перерастают в рваные грубые толчки, на фоне которых ярко контрастируют мимолетные поцелуи в спину. Неприятные ощущения быстро теряются, растворяются в омуте удовлетворения. Не исчезают без следа, но просто добавляют сладкому блюду небольшую горчинку. В итоге всё равно получается вкусно.       И Аки задыхается то от восторга, то от приливов нежности, закатывает глаза от накатывающего удовольствия, инициативно подмахивает бёдрами и с упоением кусает чужие пальцы, чтобы не очень шуметь. Конечно, это им не помогает. Да и Денджи ведёт себя точно не лучше. Вообще никогда, ведь хорошее поведение — прерогатива Аки.       Хаякава заканчивает первым, уязвимо извиваясь в чужих руках. С трепетными поцелуями Денджи на плечах, щеках и губах. Денджи тоже много времени не требуется, и вот они оба уже без сил — валяются на прошедшем Афган столе. Нихуя не переодевшиеся, к тому же теперь ещё более потные, грязные и конченные во всех смыслах этого слова. Удивительно, только середина дня, а Аки Хаякава опять заебался.       Плакал его адекватный отчёт о результатах миссии для Макимы-сан.