Семпай, например

      — Загадай ему какое-нибудь самое возмутительное желание!       Итачи предпочитает тихие подвалы под Конохой тёплой спальне в собственном доме только из-за того, что здесь никто не оценивает само его существование каждую секунду. Ну, и ещё по парочке причин. Мелочи вроде ссор и нотаций от отца не в счёт.       Йоджи молчит, только следит за ними взглядом пустых глаз. Итачи был удивлён, когда узнал, что напарник — член Корня, которого Данзо использовал для слежки за Учихами. За самим Итачи. Данзо-сама… Очень неоднозначная личность.       Итачи благодарен Хокаге и капитану. Благодарен за Тензо. И за Йоджи тоже. Он просто хочет надеяться, что рано или поздно Йоджи сумеет увидеть в них напарников, а не цели для слежки, ведь он больше не служит Корню. Четвёртый об этом позаботился.       Югао смеётся, подталкивает его в бок, и ничуть не тушуется, когда взгляд Абураме вперивается прямо в неё. А вот Ко, сидящий между ними, заметно напрягается. С ним у Итачи в последние два года отношения наладились — они перестали ходить друг вокруг друга, как два хищника, выискивая слабое место, куда можно побольнее цапнуть острыми зубами. Они не приятели, конечно, и уж точно не друзья, но Итачи это вполне устраивает.       — Я придумала, — Хана прищёлкивает пальцами. — Все же помнят, что завтра возвращаются старшие? — ей в ответ — разрозненные кивки. Итачи пока не очень понимает, к чему ведёт подруга. Наверняка выдумала какую-нибудь глупость, за которую Итачи будет стыдно. Но ему уже стыдно за всю эту игру. Пока что только перед самим собой. — Соблазни кого-нибудь из них.       Даже у Йоджи на лице проступает тень эмоции. В последнее время он вообще несколько оттаял, особенно после бесед с Четвёртым, но такое яркое выражение Итачи видит у него впервые. И удивляется этому сначала даже больше, чем озвученному желанию.       Он хорошо играет в карты, но в этот раз ему не везёт. Азартные игры в АНБУ запрещены, как и игры в целом, но коротать часы дежурства так куда лучше, чем за книгами и отчётами, так что они иногда позволяют себе такое мелкое послабление. Старшие знают, но деликатно закрывают на «зелень» глаза.       — Только не Хаяте! — часто хлопает ладонью по столу Югао.       — Да нужен он кому-то больно… — закатывает глаза Хана. — Нет, твой Хаяте — это скучно. Есть варианты поинтереснее!       Итачи честно старается звучать невозмутимо, но выходит так себе:       — И кто же?       — Какаши-семпай, например.       Ко, хохотнув, откидывается на стену за своей спиной и складывает на груди руки. Даже Йоджи выглядит заинтересованным. Если до этого все смотрели на Хану, теперь внимание сосредоточено на Итачи, который тщетно пытается убедить себя, что у него не краснеют уши. Нет. Не-а. Хана не могла догадаться. Они, конечно, знают друг друга лет с пяти и изучили уже досконально, но Итачи спец во всём, что касается сокрытия личной информации. Даже от близких. Люди знают о нëм только то, что он позволяет им, и из этого правила всего два исключения — Четвёртый и капитан, который почему-то видит его насквозь с первой встречи.       — А разве это не запрещено? — хмурится Тензо.       — Пф, если бы это было запрещено, здесь бы все уже с ума посходили, — Хана смотрит своим фирменным наивный-мальчик-взглядом. — Да сам семпай переимел, наверное, всех штабных парней из сопровождения.       — И даже парочку наших, наверное… — задумчиво добавляет Югао. Тензо краснеет, Ко негромко прокашливается, и девушки, упавшие в какой-то свой мирок, приходят в себя. — Я тоже за семпая. Это безопасно и неподозрительно.       — Это в каком это смысле? — хмурит густые брови Ко.       — Ну что ты как маленький? — вздыхает Хана. — Ты же знаешь, он к нам хорошо относится. Не дурак, не урод, без особых увечий. И от секса не отказывается! Говорю же, с ним в постели уже половина чунинов и джонинов побывала.       — Откуда ты знаешь, что он не урод? — Ко складывает руки на груди. Итачи думает, как бы ему аккуратно улизнуть от поддержания разговора, но Югао уже косится на него. — Он же постоянно в этой своей маске.       Ко всеобщему удивлению Тензо смущённо признаётся:       — Я видел его и Обито-сана без масок, когда мы были в лазарете. Семпай… У него обычное лицо. Без шрамов, только тот, что через глаз. У Обито-сана на закрытой стороне лица кожа как будто в комок смята и глазница зашита. А у семпая всё в порядке.       — И ты не рассказал? — возмущается Ко.       — Нам рассказал, — довольно хмыкает Хана. — А вы не заслужили. В общем, Итачи, карточный долг — дело святое, так что мы тебе почти одолжение сделали. Осталось тебе его на секс развести.       Итачи, собрав мысли в кучу, с деланным равнодушием замечает:       — Подозрительно просто.       Хана предвкушающе потирает руки.       — Понимаете, — осторожно начинает Югао. — Семпай, он… В общем, он с товарищами по команде ни-ни. Даже с бывшими. Это у него… Принцип такой.       — Какие мы принципиа-альные, — качает головой Ко. — Но вообще, я за предложение девчонок. А ты, Йоджи?       Йоджи смотрит на Итачи пристально и внимательно. И через секунду медленно кивает.       — Единогласно! — Хана шлёпает раскрытой ладонью по колену. — В общем, дерзай, Учиха. Можешь прям завтра вечером и начинать!       — Только дай ему отдохнуть, — хихикает в кулак Югао. — А то Хаяте после этих сопроводительных миссий со мной даже не тренируется, так устаёт. Ужасное напряжение… Как хорошо, что Четвёртый-сама пока не назначает с собой никого из нас, правда? Не хотела бы я целые сутки торчать рядом и без перерыва следить за окружающей обстановкой.       — Опять ты о своём Хаяте! — ворчит Хана. — Хаяте то, Хаяте сё… А вдруг ты ему и не нравишься вообще?       — Нравится, — авторитетно кивает Ко. — Я как-то слышал, старшие между собой обсуждали, мол, «Хаяте втрескался в подопечную-малолетку». А ты у него вроде одна такая вся из себя, а?       — Я не малолетка! Я даже не самая младшая из вас! — обиженно распахивает глаза Югао.       — Да сами старшие не сильно нас взрослее, — сдержанно комментирует Итачи. — Семпай и Обито-сан старше всего на девять лет. А Хаяте только на пять.       — Обито вроде твой дядя, Учиха? — поворачивается к нему Ко.       Итачи качает головой. Поясняет:       — Дальний родственник. Скорее кузен, чем дядя.       Он доволен, что они отошли от обсуждения, кого и сколько поимел семпай. Лично для Итачи это довольно болезненная тема, и причина этому банальна настолько, что даже стыдно: Хатаке — давний предмет его воздыхания. Хана никак не может знать об этом.       Об этом вообще знает, Итачи хочется верить, только один человек, и этот человек — Четвёртый. Четвёртый просто знает всё, что происходит в деревне. Итачи не сомневается, для него не тайна и личная жизнь его ближайших помощников. От этого немного неспокойно, хотя Четвёртый довольно надёжный хранитель секретов, Итачи знает уже по опыту.       Капитан с окружающей его аурой лёгкого прохладного отчуждения вообще зазноба многих лиц в Конохе и за её пределами. Самых разных возрастов. Он молодой мужчина с довольно привлекательной внешностью (и очень привлекательной силой, что лично Итачи куда как важнее). А ещё он умён.       Итачи из тех, кто признаёт действительно сексуальным только эти две составляющие — силу и ум. В Хатаке они сочетаются в настолько взрывную смесь, что впору умирать на месте. За всю свою жизнь Итачи встречал ещё только одного подобного человека — и это снова Четвёртый. Слишком много мыслей о Четвёртом в его мечтах о Какаши, конечно.       Итак, семпай. Сильный, умный, уверенный. Мужчина. Итачи, как наследнику клана, кошмарно расписываться под всем этим. Но что уж тут поделать.       Раз уж на то пошло, он не девочка-подросток. Его не посещают мысли «такой, как он, на меня даже не взглянет» или «я слишком обычная для него». Розовые сопли, зефир и ватные облачка. Сердечки в голове. Что там ещё?       Ему семнадцать! Он взрослый. Он и в тринадцать был взрослым. Сейчас тем более.       — И ты серьёзно будешь это делать? — разрезает тишину голос Тензо. Они уже одни, из их комнаты ушли и болтливые девчонки, и немногословные товарищи. Есть только они, разделённые пустым пространством посреди комнаты, и две койки, на которых они лежат.       — Да, — просто отвечает Итачи.       — Это глупо, — вздыхает Тензо. У него серьёзно вырос эмоциональный диапазон со времени их первого знакомства, и сейчас он уже совсем не такой картонный, как был первые месяцы. И он значительно больше понимает в жизни, поскольку тратил колоссально много времени на наблюдение за окружающими.       — Да, — вздыхает в ответ Итачи.       Тензо поворачивается на бок, смотрит в его сторону, хотя не видит, в отличие от Итачи, в абсолютной темноте подвалов даже силуэта на соседней койке.       — Если бы они мне такое загадали, я предпочёл бы ходить в дураках, чем полезть семпаю в постель, — честно сообщает он. — Я его уважаю и знаю, что ты тоже. Так ты это сделаешь?       Итачи молчит три вдоха и два выдоха, прежде чем ответить:       — Да.       Тензо в ту ночь больше не донимает его расспросами.       Старшие возвращаются, как всегда совершенно вымотанные, и в этот раз уставшим выглядит даже всегда несколько более бодрый и энергичный Четвёртый. Кажется, миссия не задалась и прошла тяжело. Это подтверждают и в спешке поданные в штаб отчёты — в стране Травы Хокаге были не рады.       Именно поэтому в комнату семпая Итачи решает направиться ближе к вечеру. Напарники провожают его до выхода из общих комнат в коридоры с горящими глазами, Югао и Хана так вообще от энтузиазма едва не выпрыгивают из формы. Итачи посещает мысль, что другого шанса в принципе может не быть.       — Эй, Пума, Оса, Шугару, вы чего прохлаждаетесь? Дела нет? Так я вам сейчас найду, — раздаётся за спиной, когда он уже берётся за ручку двери. Югао, Хана и Йоджи вытягиваются перед Медведем, который с самого утра как был не в настроении, так и остался. Итачи замирает было, но мужчина, потирая плечо через повязку, отмахивается от него: — Иди куда шёл, Ворон, ты мне сегодня не нужен. И да, загляни к Гончей, он вроде хотел с тобой о чём-то поговорить.       «Это судьба», — читает Итачи в блестящих глазах Ханы. А после отворачивается и спешит на лестницу.       Семпай у себя. Когда Итачи с разрешающего «Заходи» просачивается внутрь, он собирает с кровати разложенную аптечку. С груди на плечо его корпус обтягивает свежая повязка. В воздухе витает терпкий запах заживляющей мази и свежих чакро-пилюль.       — Вы в порядке? — интересуется Итачи вежливо. Какаши даже не удивляется, услышав его голос — то ли правда ждал, то ли узнал по походке ещё из коридора. Равнодушно пожимает плечами.       — Да что мне сделается.       И Итачи, подавшись вперёд, опирается на его крепкие предплечья и целует проступающий сквозь маску контур губ.       Скручивают его мгновенно. Не проходит даже половины вздоха, как он оказывается вдавлен лицом в чужой матрас. Не спасают и собственные рефлексы — чужие движения оказываются быстрее.       — Совесть есть? — спрашивает, больно вывернув ему руку, семпай, и в локте что-то громко щёлкает, как если сжимать в замок пальцы.       — Вы же сами говорили, что совесть в АНБУ не пригождается, — невнятно бормочет Итачи в матрас. Вдавленным носом дышать так себе развлечение. — Может, я хотел, чтобы вы расслабились после трудного задания…       — Не ври, — резковато перебивает его семпай, — я слышу, как бьётся твоё сердце. Какого чёрта ты делаешь?       — Отпустите, — просит Итачи вместо ответа. Эта ситуация, конечно же, не может стать ещё более неловкой. Вернее, так он думает, пока не поднимается, потирая запястье, и не сталкивается со взглядом пронзительных глаз. Шаринган предупреждающе сверкает, считывая каждое его движение, каждый рваный вздох сквозь приоткрытые губы. Итачи скрещивает руки на груди, отвечая не менее интенсивным взглядом. Осматривает придирчиво семпая с головы до ног. — Давайте я сейчас признаюсь, что хочу с вами переспать, а вы меня не убьёте?       — Говно план, — честно замечает семпай. — Ты вместе с совестью и мозги растерял?       — Я же вам не в любви признаюсь, — Итачи не позволяет ни единому мускулу на своём лице дёрнуться. — Вам что, жалко?       Хатаке выглядит так, будто ещё не решил, расхохотаться или сломать Итачи пару конечностей за ненадобностью. В итоге он останавливается где-то между — указывает пальцем на дверь.       — Пошёл вон.       — Не пойду, — невозмутимо отвечает Итачи. Семпай приподнимает бровь. — Совести у меня уже нет, мозгов тоже.       — И инстинкта самосохранения, — кивает мужчина.       — Ну вот, — Итачи вздыхает. — Хуже в ваших глазах я вряд ли стану. Так что предложение в силе.       Хатаке окидывает его пристальным взглядом ещё раз, спрашивает уже с подозрением:       — А головой нигде не бился?       — И даже не пьян, — уверенно подтверждает Итачи. Семпай потирает пальцами висок, кажется, всерьёз задумавшись. А потом почему-то меняет решение и, опять пожав плечами, говорит:       — Раздевайся.

***

      — Как давно не собирались! — счастливо улыбается Югао. Итачи вдыхает воздух вечерней Конохи, наблюдая, как солнце опускается за крыши домов. Полупустую террасу ресторанчика заливает алым светом.       — Да как-то повода не было, знаешь, — сварливо замечает Ко.       — А сейчас есть!       — Ну ещё бы. Уже, небось, только и мечтаешь, как бы поскорее выскочить замуж за своего Хая-а-ате?       — Отстань, противный!       — Ну-ну, не ссорьтесь, — примирительно предлагает Тензо, подкладывая на тарелку Ханы немного мяса.       — Поздравляю, — чуть улыбается Итачи.       — Да уж, наконец-то, — закатив глаза, вторит Хана. — Сколько лет мы уже ждём, а?       — Лет шесть, не меньше, — качает головой Тензо. — Поздравляю, Югао. Это и правда праздник. Я очень рад за вас с Хаяте.       — Наконец-то решился, — поддразнивает Ко. — Не прошло и века!       Югао мстительно запускает в него солёным орешком.       Прошло шесть лет, они все давно не члены команды Ро. Покрылись шрамами так, что уже почти не видно в некоторых местах кожи, совсем зачерствели. У Ко повязка на выжженном глазу, у Ханы в левой перчатке не хватает кончика мизинца, у Итачи через всю спину полосой след от вырванной с плотью кожи.       — Многое изменилось, — медленно говорит он, наблюдая, как краснеют облака.       — Ага, сказал без пяти минут глава АНБУ. Ты себя-то слышишь? Никто из нас не думал, что окажется здесь сейчас таким, ну правда же! «Многое», то же мне. Да всё изменилось!       — А ты вот всё также цепляешься к словам, — голос у Йоджи медленный и глубокий, с оттяжкой в хрип и стрёкот, но это его голос. — Не бушуй, Хана.       — Но Югао обставила нас всех, — фыркает Ко. — Вы подумайте только, мы дожили до их свадьбы.       — Мы в шоке, — заверяет Тензо. А Хана, спохватившись, тычет в Итачи пальцем:       — А где семпай? Я думала, вы придёте вдвоём?       Итачи не хочет говорить ей, что Какаши и не планировал приходить, даже если из дома они вышли вместе. Он просто надеется, что Какаши всё же передумает и придёт. Его ведь единственного из старших позвали сегодня. Югао выела им весь мозг, что хочет сказать что-то чертовски важное им всем, и поэтому они должны непременно собраться этим вечером.       — Не имею понятия.       — Он всегда опаздывает, — качает головой Тензо. — Вот уж кто неисправим.       — А ты так и не сказал ему, — хитро улыбается Хана, — кого вам стоит благодарить за ваши отношения?       Итачи мысленно возвращается в день, когда упомянул об этом, и содрогается от воспоминаний, как долго Какаши над ним хохотал. Он и в ночь, когда они впервые переспали, над ним смеялся, но не так сильно, как когда узнал, что их затянувшийся переход от просто-секса к «мы живём вместе, мама» был спровоцирован глупой карточной игрой.       — Технически, в этом только часть вашей заслуги, — приподнимает он указательный палец перед чужим носом. Хана вопросительно хмурится. — Мне Какаши нравился и до нашего спора.       — А я говорил, — победно улыбается Тензо. — Я говорил, что не полез бы ты к нему в постель просто так!       Югао сварливо напоминает им, что они отмечают её помолвку, а не то, что Какаши и Итачи в отношениях уже шестой год. Какаши, безнадёжно опоздавший, появляется ровно в тот момент, когда они решают, что ждать его уже бесполезно, и разливают выпивку.