«Ренджун, у меня есть мечта»
Под первыми ещё лучами солнца ресницы молодого человека трепещут: он не готов просыпаться, но этот день — это то, к чему он стремился больше десяти долгих лет. Он поднимается с кровати, растирает лоб ладонью и с сожалением смотрит на очки, лежащие на прикроватной тумбочке: ведь только через стёкла он может в полной мере увидеть исполнение своей мечты, увидеть совершенство науки и техники, увидеть лицо своей мечты.***
«Джун-Джун, ты такой глупый»
Она всегда смеялась над ним. Потому что над ней смеялись все остальные. Девочка с необычно круглыми глазами, короткой стрижкой и нелепой чёлкой — Яо Лань из тех, про кого говорят: 'Звезда родилась', из тех, кому суждено стать гением. Непонятая в школе, но избалованная за её пределами, черпающая уверенность в себе из того мира, который закрыт наглухо для большинства обывателей.«Ренджун, нужно стараться»
Всё давалось ей до завидного легко. Игра на виолончели, готовка на трудах у девочек, решение геометрических задач, изучение языков и даже спортивная гимнастика, которую Лань забросила к восьмому классу, решив заняться традиционным танцем 'для развлечения'. И пока остальные смеялись над заучкой, которая успевала за короткие перемены выполнить домашку, прочитать по несколько страниц книги или даже пройти уровень в какой-то мудрёной игре со строительством ракеты, один только Хуан Ренджун осторожно садился рядом, или просто поблизости, наблюдая за мягкой, расслабленной улыбкой одноклассницы. Сначала он только располагался неподалёку, влекомый дымкой чужой неприкасаемости, потом спросил про игру на телефоне, попробовал пройти пару уровней, спустя время обменял шоколадку на домашку по математике, и таким незамысловатым образом они стали друзьями. Настолько близкими, что проводили время даже за пределами школы, и с течением дней, обернувшихся месяцами, Ренджун незаметно поддавался очарованию этой непростой дружбы всё больше и больше.«Ренджун, я хочу видеть звёзды ближе!»
Все в школе знали, какой достаток в семье Яо, и никто не понимал, почему же родители отдали такую богатую и явно неординарную дочь в обычную школу. Ренджун тоже недоумевал, но каждый новый день был благодарен их решению. Не то, чтобы он был бедным по сравнению с кем-то, но то, на каких уровнях жила Лань, и та жизнь, в которой варился он — это соприкосновение неба и земли. Ведь каждое утро Ренджун преодолевал высокую лестницу, чтобы подняться к остановке, долго ждал автобус, а по выходным торчал на вокзале часами из-за нестабильной работы электричек в пригород, где жила его бабушка и двоюродные родственники. В то время как Лань доезжала до угла школьных ворот на личном автомобиле семьи Яо, навещала родственников в Кембридже, Сан-Франциско или, на худой конец, в Шэньчжэне. И еда.«Ты разве не пробовал 'моти'? Правда?!»
Помимо знакомства со снэками и сластями всех категорий вредности, Яо Лань знала кухню разных регионов Китая, отличала хороший рис от плохого — для Ренджуна любой был съедобен, и это всегда было нормой его жизни. Это было нормой жизни его родителей, нормой жизни его предков, и всех тех, кто окружал его. Но когда Лань стала возмущаться по поводу смены повара в столовой, потому что тот плохо сварил рис — Ренджун не мог понять. Это оказалось настолько неочевидным различием их социального положения, что с того момента они стали ходить на ужины в разные рестораны города, где Лань методично, но поразительно легко рассказывала о блюдах. Улыбалась неизменно мило, ловко орудовала столовыми приборами, надевала невероятной красоты платья, обнажающие острые плечи. И Ренджун всё чаще и чаще ловил себя на мысли о том, что безумно смущается в её присутствии, что вот такие ужины носят лично для него более глубокое значение. Его смелость в юношескую пору оставляла желать лучшего, но надежда обманывала фантазию чужими прекрасными одеждами, надетыми, будто специально для него.«Ты сможешь задержаться сегодня?»
Мама Ренджуна тяжело вздыхала каждый раз, когда сын возвращался домой сытым, разрумянившимся от встречи с девушкой, от количества специй в блюде, от долгого пути домой — каждый такой вечер, переходящий в ночь, Ренджун приходил домой насколько восторженным, настолько же и подавленным. Он рассказывал о блюдах, о разной кухне, о приборах, об итальянских десертах, которые никогда не будут похожи на настоящие из-за низкокачественного молока, и долго потом ещё хмурился. А потом неловко мялся перед новым таким ужином, когда отец протягивал ему деньги и как-то неопределенно хлопал по плечу. Ренджун должен был догадаться, что тот имеет в виду, но никогда не понимал. Зато замечал, как увереннее и увереннее чувствует себя рядом с Лань, как привыкает к ряду европейских приборов, как пытается общаться на французском языке в одной из булочных, и как впервые берёт в руки не фэнтези, а учебник астрономии, чтобы хоть немного разобраться в карте звёздного неба, чтобы хоть немного соответствовать Яо Лань.«Ренджун, это потрясающе!»
У Ренджуна не было таланта к музыке или пению, но заглядывая за Лань в музыкальную школу, он захотел выучить хотя бы ту песню, которую она так легко и скоро играла на рояле балуясь. То, что для неё казалось простым, было непосильным трудом для Ренджуна, настоящей катастрофой. Он днями-ночами учил слова песни — а это английский язык, чужой ему, знакомый по ироничному 'Made in China' и всё. Слушая снова и снова, отстукивая ритм, он добивался совершенства, чтобы однажды позвать Лань не на ужин, а на прогулку. Потупив взгляд в пол, она ответила, что не умеет кататься на велосипеде и, кажется, путается в пригородных направлениях, потому что 'всего много и сложно, по сравнению с аэропортом'. На станции глаза Ренджуна горели золотом, а Лань прикрывала лицо маской, чтобы не дышать пылью. Насколько Хуана обидел этот факт, настолько же и поразил в который раз: казалось, будто эта девушка не может дышать чем-то иным, кроме цветочной пыльцы. Трясясь в электричке, Лань сжимала его ладонь, жалуясь, как сильно качает, и Ренджун успокаивал её, сожалея о сделанном и сожалея о грядущем. Ведь то, что он собрался предложить ей ничего не стоило. Ему ничего не стоила палатка, два походных мешка, его юношескому максимализму ни во что обошлась морока с песней, а его надежда оценила в гроши желание показать девушке, стремящейся к звёздам, безоблачное небо ночи. Но когда они всё же доехали до нужной станции, вышли где-то в поле, и Ренджун скинул рюкзак, раскатывая по зелёной сочной траве резиновый коврик, приглашая Лань сесть, то вся его смелость позорно улетучилась, все выученные слова показались глупыми, как и его акцент. — Джун-Джун, ты хочешь что-то сказать? — спросила его Лань, чуть склонив голову к плечу. Сделав последний выдох, Ренджун запел. Начал робко, но под мягкой улыбкой обрёл уверенность. Упав рядом с ней на спину, он пытался найти нужные созвездия, вновь и вновь проигрывая Яо, кусая губы от поражения и даже не надеясь когда-то потом повторить подобный опыт.«Ох, Ренджун, если бы ты знал»
Ренджун неуверенно вошёл в двухэтажный особняк семьи Яо. Прислуга улыбалась ему, горничная усадила на диван в гостиной, попросила подождать 'младшую госпожу'. И Ренджун почувствовал себя угольком на белых простынях знатных особ. Возможно, что тогда он впервые сравнил себя и её, впервые проникся осознанием классового неравенства, впервые заметил не просто различие между ними, а бесконечную пропасть, которую, возможно, никогда не преодолеет. И когда нужно было сказать Яо Лань последнее 'пока', когда нужно было хотя бы попросить её писать ему, Ренджун спросил холодно: — В твоей новой школе все будут такими же умными? — Да, конечно, — улыбнулась девушка, взяв ладонь Хуана в свою, — Боюсь только, что они все будут занудами. — И что, ты думаешь, что все выпускники потом поедут в Токио?«Почему Токио?»
***
Потому что лучшие научно-технологические выставки проходят в Токио, потому что там — самые современные технологии, самый пугающий и, одновременно, самый нелепый киберпанк на всей планете. Потому что Ренджун загорелся идеей стать специалистом хотя бы в одной из сотни областей высоких технологий, чтобы хотя бы дважды в год иметь возможность видеть Яо Лань. Если она не поедет дальше.«Ренджун, у меня есть мечта. Я хочу дать имя спутнику, спроектировать его, знать каждый болтик, спаять каждую микросхему, наблюдать в пункте управления полётов, как он взлетает ввысь. И спустя время получить первые результаты его исследований»
Мечта о бесконечном космосе в их неполные 17 лет. Когда для Ренджуна космос был только в телевизоре и поздних передачах Карла Сагана, в руках Лань были все возможности и — больше. Пока она поднималась на самолёте выше облаков, а ее мысль покидала пределы Солнечной системы, Хуан с тоской смотрел на отреставрированную станцию метро: раньше было лучше, но теперь электропоезда привязаны ко времени, и ему больше не придётся торчать на вокзалах часами.«Джун-Джун, ты такой глупый. Я же не балбесничаю, когда прихожу домой. Я учусь, также, как и другие школьники. Только мои репетиторы — профессора, и я изучаю уже алгоритметику, материаловедение, новые программы. Как и ты, я часами сижу за домашкой»
Ренджун, в самом деле, глупый. Обычно он учился чуть лучше среднего, а с тех пор, как Лань переехала в Японию, стал обитать в библиотеке, всё больше плача. Он не понимал эту проклятую геометрию, не давалась ему математика, физика махала ручкой, оставляя парня в одиночестве перед учебниками и пустыми листами. В один из вторников Ренджун впервые поссорился с мамой, выкрикнул такое идиотское: — Это ты родила меня таким тупым! А потом заперся в своей комнате, чтобы часами корпеть над учебниками, ГДЗ, с тетрадями старших учеников, чтобы осознать одну простую вещь: он не сможет коснуться хотя бы мыска туфель Яо Лань в погоне за её высокой мечтой. Безумно жалкий и бесполезный. Это породило в нём обиду на весь мир, на самого себя, а неспособность исправить хоть что-то в столь юном возрасте вогнало в подобие синей депрессии, из которой его не смогли вызволить обычные человеческие радости. Ренджун больше не хотел ничего из этого: любимых конфет на распродаже, сладкой ваты с улицы, друзей, которые только и делают, что совершают глупости. Его жизнь обернулась погоней, где одно крошечное послабление было приравнено к смерти.«Ренджун, нужно стараться. С практикой приходит навык, умение, уверенность в себе. И только на практике ты поймёшь, что тебе нравится больше. Не всем дано быть гениями космонавтики. Может быть, я тоже провалюсь в этом направлении. Найду что-то похожее, что-то смежное»
И Ренджун старался. Вопреки своей ненависти, он долбил эту проклятую математику, пока однажды не обнаружил себя свободно читающим английские субтитры очередного видеоурока. Когда только успел так хорошо понимать по написанию? Он же даже не изучал намеренно, а в школе его долбили французским. Это открытие привело его к новой идее, которая сперва парализовала всё тело, а потом овладела каждой клеточкой. Даже если он не сможет стать великим разработчиком, он может быть рядом с тем миром звёзд, где живёт Яо Лань.«Ренджун, я хочу видеть звёзды ближе! Я бы хотела коснуться их. Метафорически: они же холодные или безумно горячие. Представляешь, это было бы смертельным касанием»
Смертельное касание случилось, когда Ренджун проскользнул по спонсорской программе на линговидидактику, когда пережил первые экзамены, первую сессию и впервые получил признание от девушки. Он смотрел на неё и… Не чувствовал ровным счётом ничего. Он перестал чувствовать хоть что-то. В сознании Ренджуна случился коллапс: вот все его одногруппники, друзья, знакомые, ровесники — они проводят время в игровых клубах, подрабатывают, помогают родителям и младшим, знакомятся, влюбляются, а он чахнет над книгами, теряет зрение перед монитором компьютера, надевает очки и получает приглашение на научный фестиваль в качестве помощника заведующего кафедры. Пока вся молодёжь в эту пятницу отрывается на танцполе, он ходит от стола к столу в толпе стариков, учится открывать мидии, не морщится от пузырьков дорогого шампанского и уверенно отвечает на вопросы на трёх известных ему языках, вдруг угадывая в толпе японскую речь. Старик в круглых очках открывает деревянный коробок, предлагая угощение всем желающим. Когда Ренджун становится рядом, приоткрывая рот от удивления, то старик спрашивает: — Вы ещё не пробовали моти? — Кажется, пробовал, пару лет назад в маленьком кафе в переулке *****, — растерянно отвечает Хуан, всё же забирая маленький сладкий кругляшок. — Правда?! — мужчина смеётся, толкая Ренджуна локтем, — Но эти вкуснее. Уже отойдя от него подальше, чтобы не задерживать очередь, Хуан понял, что свободно разговаривал со стариком на японском.«Ты сможешь задержаться сегодня? Думаю, что я смогу быстрее объяснить тебе небесную карту, чем если ты будешь корпеть над книгами. Да кто вообще читает книги в наше время? Они же устаревают на пару лет, как минимум, Джун-Джун!»
Ренджун получил на руки приглашение о стажировке: скучная работа после учёбы: заполнение торговых карточек на сайте, перевод с китайского на японский, английский, французский — это, что пригодится ему, то, что он умеет. Но это жутко вытягивало из парня все силы. Нагрузка в университете росла с каждым месяцем, зарплата на стажировке оставляла желать лучшего, отнимая кучу времени, которое он мог бы потратить на что-то ещё. На что-то низменное, банальное, смешное. Как-то мама предложила ему познакомиться с дочерью очередной своей подруги, сказав, что девочка очень старательная студентка, показала её фото. И да, эта девушка красивая, но Ренджун не ощутил к ней ничего. Он всё ещё влюблён в недостижимую мечту. Это разбивает его сердце каждые выходные, и это же заставляет его оставаться на ночные переработки каждый будний день.«Ренджун, это потрясающе! Я так люблю песни Троя Сивана! Ради него я согласна быть глупой фанаткой, кричать, как идиотка. Должна же быть у меня хоть какая-нибудь слабость?!»
Когда самолёт уже выровнял высоту, то Ренджун нашёл ту самую песню на телефоне, подключил проводные наушники и прикрыл глаза. Остались считанные часы до его непосредственного участия в научно-технологической выставке в Токио в качестве переводчика со стороны Китая. Его первая серьёзная работа сразу после выпуска. Дело всей его жизни. Исполнение его мечты.«Ох, Ренджун, если бы ты знал. В мире столько талантов, которые выбирают материальный доход, а не мечту. Я понимаю их, и мне бесконечно жаль. И я… Я боюсь, что ты тоже променяешь свой талант на заработок. Умоляю, не делай этого. Ради меня. Помни обо мне каждый раз, когда будешь сдаваться, когда ситуация будет становиться хуже. Пожалуйста, Ренджун»
***
И вот этот день. День, когда Ренджун появится на первой своей выставке в Токио. День, когда он наконец-то сможет коснуться подошвы обуви той жизни, которой живёт Яо Лань. День, когда он, возможно, встретит её. — Господа, у меня есть мечта, — Ренджун слышит знакомый голос ярче и отчётливее, и его желание работать тут же исчезает. Он с трудом держит лицо, объясняя на британском английском все тонкости эксплуатации новейшего оборудования, улавливая краем уха слова: — Нам нужно постараться… Звёзды станут ближе… Это потрясающе! Едва объявляют кофе-брейк, как Ренджун срывается с места. Он бежит в нужную сторону, рассматривает уменьшенную втрое модель лунохода, читает до боли знакомое 'Яо Лань' и оглядывается, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, может быть, организаторов 'на точке', или забывшего свою папку японского разработчика, но — никого. Только робот-уборщик вежливо просит его на трёх языках покинуть помещение.«Почему Токио? Есть и Осака, и… О, если вдруг тебе захочется посетить Японию, то посети храмы и пагоды в Вако»
Ренджун не курит. Однажды Яо Лань сказала, что у него чудесный голос, и с тех пор парень поклялся, что не лишится его. Но у Хуана есть свой метод борьбы со стрессом: музыка. Он напевает что-то трогательное, не улавливая слов, не стараясь быть понятным: просто бормочет мелодию, плотно сомкнув веки, отдаваясь моменту и отпуская чувства. Когда же, успокоившись, он открывает глаза, то пораженно замирает. Круглые глаза заинтересованно смотрят на него через пластиковые стекла очков, всё та же короткая стрижка, чуть вытянувшееся лицо и прежняя, мягкая улыбка на губах. Не может быть сомнений в том, кто стоит перед ним, но Ренджун выбирает спросить: — Яо Лань? — Хуан Ренджун? — Лань ещё шире раскрывает глаза, а потом удивлённо охает, — Неужели это, в самом деле, ты? Как ты тут оказался? Трудом, потом, кровью, лишениями, периодическими чёрными депрессиями, глупыми спорами с родителями, надеждой на встречу с одной только Яо Лань. — Я переводчик китайской делегации, — всё же отвечает Хуан, сматывая наушники и пряча их вместе с телефоном в карман. — Это так здорово, что ты теперь здесь, — по вежливому тону не разобрать искренности, но Ренджун хочет надеяться, — И надолго ты в Токио? — До следующего вторника, у нас достаточно насыщенная программа, — отвечает он, уверенный, что Лань спросит о свободном времени, что намекнет на встречу. Но она только улыбается, склоняясь в вежливом поклоне, проверяет что-то в своём телефоне, отдаляясь. И кажется, что сердце Ренджуна самым буквальным образом разбивается на части прямо сейчас. Растерянно открывая-закрывая рот, он догоняет Яо Лань, он преграждает ей дорогу, он спрашивает обречённо: — Неужели ты совсем не рада меня видеть? Растерянность в её глазах делает весь прежний мир Ренджуна пустым. — Я рада, — улыбается девушка, — Но у меня есть дела, Ренджун. Мягкая улыбка становится напряжённой, и Хуан даёт волю своим невысказанным чувствам: — Я мчался сюда, в это место, в эту точку только для того, чтобы встретить тебя тут. Встретить и сказать, как же сильно я люблю тебя! Глаза у Лань округляются, она становится спокойнее, но серьезнее, она отвечает ему: — Мы были друзьями в детстве, не больше. Мы никогда не могли быть чем-то большим. Я даже не догадывалась, что нравлюсь тебе. …«Ренджун, у меня есть мечта — И тебе в ней нет места»
Ренджун обнимает себя за плечи, замерзая на платформе в ожидании поезда до Вако: кто-то из делегации решил остановиться у старых друзей, другие выбрали предоставленные гостиницы, Ренджун…«Джун-Джун, ты такой глупый — Мы были всего лишь друзьями детства, а ты придумал себе цель жизни»
Становится ещё холоднее, но девушке, стоящей в паре шагов от него явно не лучше: обнаженные колени, что белеют и белеют, средний каблук, который вымотал её к концу дня, и никакого жакета с собой. Ренджун молча протягивает ей свой шарф, не смотрит, как она укутывается теплее, но слышит: — Спасибо, — дрожащим голосом.«Ренджун, нужно стараться — В конце концов, если бы не этот день, то так и прожил бы в заблуждении всю свою никчемную жизнь»
— Он должен быть вовремя, не волнуйтесь, — лепечет стоящая рядом девушка. Её участие даже раздражает, но Ренджун только поправляет очки на переносице и кивает: — Я верю. Спасибо. — Тут мало людей: это время — не час пик, — впервые обернувшись, Хуан рассматривает лицо собеседницы. Миндалевидный разрез глаз, накрашенные розовым ресницы, в остальном же — такая же, как сотня других японок. Может быть, она красива той юной красотой, которая свойственна всем молодым людям, но Ренджун не думает о ней большее, чем если бы смотрел на одну из ваз династии Цин и любовался той: прекрасно, но не для него. — Я верю, спасибо, — вежливо улыбается Ренджун, умоляя, чтобы она больше ничего ему не говорила.«Ренджун, я хочу видеть звёзды ближе! — А это значит, что я должна быть дальше от тебя»
В электричке мало места, и Ренджун оказывается сидящим напротив прежней своей соседки. Она передаёт ему шарф, снова склоняется верхней частью корпуса, лезет в сумочку и достаёт кроме телефона тонкие нити белых наушников. — Ах, у меня точно такие же, — против воли вырывается у Ренджуна. — Я думаю, что у большинства такие же, — улыбается девушка, снова лезет в сумку и протягивает единично упакованный десерт, — Это из автомата, но думаю, Вам будет приятно. — Такое я ещё не пробовал, — принимает угощение двумя ладонями, спешит раскрыть, вдыхая синтетическую сладость. — Вы разве не пробовали такие моти? Правда? — Кажется, мы не совсем поняли друг друга, — Хуан делает маленький укус, — Я из Китая, только вчера приехал сюда в качестве переводчика. У девушки напротив выше поднимаются две полосы бровей: — Наверное, Вы к нам для участия в научной выставке? Тогда почему же Вы…? — Я в прекрасной стране, хочу поездить тут, посмотреть на тех, кто тут живёт, как живёт. У меня уже забронирован отель в Вако, и завтра я хотел пройтись по храмам. Культурные ценности нации, нельзя не воспользоваться возможностью. Девушка собирается что-то сказать, но телефонный звонок прерывает её. Она извиняется, скоро что-то печатает, а потом осторожно спрашивает: — Вы выпиваете? Моя старшая сестра работает в пивном баре, и мы могли бы угостить Вас, если Вы не против задержаться сегодня.«Ренджун, это потрясающе — То, каким ты был дураком всё это время, и предложение этой девушки — тоже потрясающее»
Он садится за один из столиков, отстранённо наблюдая за работой, за посетителями. Люди везде одинаково много пьют, одинаково собирают вокруг себя большие дружные компании. Даже в Японии Ренджун разбивает себе сердце, признавая, что пожертвовал слишком многим ради мечты, которая никогда не была его собственной, которая всегда была чужой. Его настоящей мечтой были ответные чувства Яо Лань. И эта мечта обратилась в пепел.«Ох, Ренджун, если бы ты знал — Ренджун всегда ощущал своё несоответствие этой девушке, но предпочёл притвориться слепым и глупым»
А сейчас он выпивает ещё бокал крафтового пива, снимает с переносицы очки и жуёт безбожно пересоленных креветок. Икеда Сумирэ — а именно так зовут девушку, которая пригласила Ренджуна сюда — бегает от столика к столику, вымученно улыбается припозднившимся гостям, нет-нет, поглядывая в сторону Хуана. Ренджун думает, что выглядит жалко в её глазах, получает сочувствие и помощь, и потому торопится уйти. Даже не догадывается, что к нему проявляют внимание и участие совсем другого рода. Он уже подходит к стойке выдачи заказов, собираясь расплатиться, как слышит разговор Сумирэ с одним из поваров. Слышит её задушенный шёпот, чужую басовитую насмешку и совсем уж холодное: — Почему Токио? — Потому что у меня есть мечта. Ренджун в возмущении ударяет ладонью по столешнице, привлекая к себе внимание. Глядя в растерянные глаза Сумирэ, отдавая дань вежливости, благодарит, расплачивается, спускается на улицу, где замирает брошенным в спину: — Разве я Вас обидела? Он замирает, поджимая губы, не уверенный, что именно должен ответить. Да, она его обидела, но больше всего его обидела другая девушка, его расстроила собственная закисшая жизнь. Теперь Ренджун живёт достаточно высоко, чтобы касаться подошвы обуви чужой высокой жизни, но он несчастен сейчас, и все его прежние жертвы были напрасны. То, что раньше не казалось стоящим, ничего не значащим всплывает новой обидой за пропущенную молодость, за невозможность вестись на чары других девушек, за собственную опустошенность и зависимость от образа из прошлого. — Послушайте, Сумирэ, — он круто разворачивается на пятках, возвышаясь над маленькой японкой, — Не будьте глупой, наивной. Трижды подумайте перед тем, как рвануть в Токио, жертвуя своим здоровьем, подрабатывая в хорошем пабе, где люди, — хмурится и, ощущая неловкость, почесывает кончик носа, — Где мужчины стремительно пьянеют. Трижды подумайте: стоит ли Ваша мечта всех жертв. Вы кажетесь ещё юной и очень красивой. Но если продолжите в том же духе, то в двадцать восемь будете выглядеть, как я. Резким движением ладоней обозначает себя с головы ног. Пыхтит над девушкой и недовольно запрокидывает голову, продолжая: — Сегодня я увидел, как моя мечта, казавшаяся самой прекрасной на свете, вблизи оказалась уродкой. И мне жаль зря потраченного времени. Не тратьте и своего впустую. Он не просто идёт, он плетётся по тротуару, обнимая себя за плечи, напевая под нос что-то совсем неразборчивое. Это успокаивает его. Теперь Ренджун должен постараться, чтобы научиться жить дальше, без своей мечты, осознавая своё место. Тут тепло, тут комфортно, но это — не для него. Он научился разбираться в некоторых устройствах, он выучил три языка, но может, он был бы счастливее, если бы работал учителем в школе, или корпел над дизайном какой-нибудь книги, или вовсе — мёл полы в одном из ресторанов сычуаньской кухни. Поднимая голову, он разглядывает звёзды: они сияют ярко-оранжевым, такие далёкие и бесконечно холодные, хотя кажется, что должны быть тёплыми. Это обман. И это физика. Глупые чувства Ренджуна — тоже физика, точнее, результат его плохой осведомлённости в данной сфере. Безумно стыдно, а ещё хочется просто пожалеть себя, сказать, что ему всегда нравилась одна только звезда. И он смог только-только коснуться её. Случилось смертельное касание. Но он попробовал. Попробовал, и ему не понравилось. Как и моти: ни один из видов этой сладости ему не понравился: то ли много муки, то ли сладко, то ли не жуётся. Нет больше смысла пробовать ещё, нет смысла задерживаться здесь, в этом моменте, в этой точке. Прогуливаясь следующим утром по Вако, Ренджун думает, что это потрясающее место. Он думает, что бродя от храма к храму, загадывая желания и воскуривая благовония, его душа очищается, его сердцу становится легче, мысли — чище. Стоя на платформе подземки, Ренджуна осеняет ещё одна, не менее потрясающая идея: он обожает поезда. Он всегда любил поезда и вот такие платформы. С детства он любит запах дизеля, видит эту монументальность и восхищается совершенством индустрии. Поезда в метро, международные, постоянно запаздывающие электрички — ох, если бы он знал, то стал бы проводником, или диктором. Но может быть, он хочет присутствовать при запуске новой высокоскоростной железнодорожной линии, открытие которой запланировано через три года в Токио, если верить цифровому объявлению, которого робко касаются пальцы.***
«Уважаемая Яо Лань, у меня появилась мечта»
Ренджун трясётся в поезде до Баотоу, когда печатает сообщение Яо Лань. Он убеждается, что она находится сейчас в сети, поправляет ушанку и выдыхает облачко пара на экран смартфона, продолжая.«Признаю, что был полным дураком. Но теперь у меня появилась настоящая мечта, моя собственная»
В Баотоу идёт расширение веток метро, много иностранных архитекторов предлагают свои проекты, и господин Хуан жизненно необходим этому месту. Его собственному месту.«Я обещаю стараться на новом месте. Порой получается трудно, тяжёлая промышленность разительно отличается от того, чем я занимался прежде» «И я любуюсь звёздами на небе»
Он честно утыкается носом в окошко, чтобы проверить состояние неба сейчас, довольно хмыкает и печатает дальше.«Тут небо чище, чем в мегаполисах. Кажется, что звёзд можно коснуться рукой. И не обжечься» «Если смотреть на них с правильным человеком, то даже холодные карлики будут греть»
В купе входит невысокая девушка, передает в руки Ренджуна термокружку, из которой идёт пар. Она садится рядом, и Хуан не сдерживается: дёргает за 'косичку' шапки, смеётся и жмурится, принимая в ответ пару игривых ударов. — Согрейся, ещё три часа пути, — замечает девушка, снимая шапку и ероша густую, падающую на глаза на чёлку. — Ах, однажды от Гуанчжоу до Урумчи можно будет добраться за три часа по земле, — запрокидывая голову, стонет Хуан, обхватывая свободной рукой кружку. — Если считать передвижение по магнитной подушке передвижением по земле, — замечает его спутница. Су Чейсинь старше него на полгода, но выглядит на фоне своего парня нереально младше. Порой Ренджуну становится обидно из-за этого, но в подобной ситуации есть ряд преимуществ. Он делает скорый глоток, обжигая губы и язык, тихо бранится, возвращая своё внимание телефону, когда переводит взгляд на Чейсинь и хмурится, ожидая подсказки: — Это… Так как называется высохший сыр? — Арул, — бодро отвечает девушка, придвигаясь вплотную к своему парню, — Может, тебе не стоило ехать на север страны, раз ты так плохо знаком с диалектами?«Я никогда не пробовал арул, но моя девушка говорит, что у него есть особенная сладость в молочной кислинке. Мы задержимся по работе во Внутренней Монголии на пару месяцев. Тут жутко холодно, но безумно красиво» «Я думаю, что это потрясающе: вот так ехать в поезде несколько дней из точки А в точку В, чтобы через несколько лет увидеть, как по этому же пути будет мчаться высокоскоростной поезд. Я думаю, что прекрасно касаться звёзд на земле, с земли, не подниматься высоко в небо, не стремиться туда» «Это эфемерно. А жизнь, настоящая жизнь, проходит мимо, пролетает жёлтой стрелой» «Уважаемая Яо Лань, моя мечта заключается в том, чтобы люди достигали своей мечты быстрее, чтобы разочаровывались и искали новые пути. А земля, по которой они ходят, пусть помогает. В пути можно встретить много интересных личностей, на станции в метро можно с кем-нибудь познакомиться, жизненно помочь чем-то важным. И это потрясающе» «Каждый человек — звёздочка. И прекрасно касаться их истории» «Разумеется, если бы я раньше задумался о железных дорогах, о нитях, связывающих людей в одно, то не выглядел бы дураком в твоих глазах. Но я же не знал тогда» «Не знал, что можно ходить по земле, едва касаясь той, и наслаждаться этим, быть удовлетворённым. Не знал, что весь мой талант в изучении языков можно применить в другое, общественно-полезное русло. Если бы не ошибся, то и не понял бы до сих самых пор» «Благодаря тебе я многому научился, я увидел жизнь, которую так часто показывают в дорамах про богатеев. И я понял, что жить подобной жизнью скучно» «В этом году — Баотоу, в следующем — новая ветка метро в Токио»
Ренджун довольно улыбается, нажимая галочку отправления. Он не обращает внимания на то, что после прочтения этот абонент блокирует его, не обращает внимания на то, как снова обжигает губы, ведь сидящая совсем рядом Чейсинь тут же дует на обоженные места, лаская ладошкой щёку и спрашивает: — Тебе же не больно? И хотя на улице настолько холодно, что даже обогреватели поезда не справляются, Ренджун тает от подобного к себе обращения. Так и непривыкший, смущается, цокает языком: — Уже нет, спасибо. А получив короткий поцелуй в щёку, снимает ушанку и падает виском на ледяное стекло, которое отражает для Чейсинь его удовлетворённую, счастливую улыбку.