***
Проблемы начались не сразу. Сначала всё шло вроде бы гладко. На торжественной линейке 1 сентября их встретила воспитатель Лидия Михайловна. Димка протестующе мычал всю дорогу до интерната, но оживился, позволив заинтересовать себя цветастым чупа-чупсом. Марина слегка расслабилась, подумав, что хоть первое время и может быть тяжело, вскорости сын к пятидневке привыкнет. Она отказалась от пособия по уходу за ребёнком-инвалидом и удачно устроилась на работу в продуктовый магазин. Денег выходить стало в два раза больше. «Подкоплю сейчас, – думала Марина, – и на курсы запишусь. Разберусь, как оно там всё, и сама всё смогу». Какое конкретно «оно там всё» она сможет, Марина представляла себе смутно, но желание помочь сыну тянуло её вперёд быстрее, чем она успевала размышлять. А потом Димка начал шоркаться. Сначала Марина думала, что ей показалось. Затем – что совпадение. После пятого раза подряд отрицать очевидное было уже нельзя. – Ну а чего вы хотели с IQ 33? – буравил её взглядом седой психиатр. – Они все такие. Раннее половое созревание, упорный oнанизм. Хорошо, что сразу заметили. Я выпишу рецепт, один для вас, второй для интерната. На выходных не забывайте давать. Когда Марина уже выходила, доктор бросил ей вслед: «И поставьте в свою комнату замок».***
Лидия Михайловна сочувственно поохала и клятвенно пообещала лично проследить за приёмом Димой лекарств. Марина рассеянно поблагодарила добрую женщину, краем сознания отметив, казалось бы, следящего за их разговором учителя физкультуры. Когда она повернула к нему голову, мужчины на месте уже не было. Через неделю Димка отказался возвращаться в интернат. – Димочка, пойдём, милый, – уговаривала сына Марина. – Йййээээ, – возражал Димка. – Дима, надо. Маме надо. – Йййэээээ! – Там Лидия Михайловна хорошая, игрушки, бегать будешь, ты любишь, – не сдавалась Марина. – ЙййэээээаааааААААААА!!! – орал Димка, катаясь перед матерью по полу. Затем вдруг замер и перевернулся на живот. Марина закрыла глаза, отвернулась и проверила таблетки. Сегодня дала. Странно. Через пятнадцать минут она переодела притихшего сына и отвезла его в школу без каких-либо возражений. Что-то её беспокоило, но до оформления в понятную мысль было ещё далеко.***
Потекли рабочие недели. По будням Марина стояла на кассе, по вечерам читала специальную литературу про детей с ОВЗ, на выходных проводила время с сыном. Димка радовал и огорчал одновременно – как и все предыдущие девять лет. У него стали лучше навыки самообслуживания и наконец-то появился указательный жест. Когда сын вышел из туалета чистый и попросил пальцем воды, Марина подумала, что последний раз такой счастливой была только при его рождении. Однако вместе с прогрессом к Димке пришли раздражительность, плаксивость и общая дёрганность. Он стал отталкивать мать и всё чаще нервно бродил по дому, периодически странно выгибаясь и издавая чмокающие звуки. Марина чувствовала себя неуютно, но опасности от сына не ощущала. Дверь в её комнату оставалась нетронутой. Она подписалась на нескольких клинических и специальных психологов, отказываясь признавать, что проблемы сына вызваны одной психиатрией. Димка уехал в школу два дня назад, перед этим спрятавшись в шкаф и пнув косяк. В один из обеденных перерывов Марина в очередной раз листала соцсети. Тогда-то умная лента и предложила ей популярную запись. «Как понять, что ваш ребёнок подвергается сексуальному насилию» – гласила надпись на розовом фоне. Марина нажала на пост словно на автомате. Пробежалась взглядом по строчкам. Вчиталась серьёзнее. И похолодела.***
Она отпросилась с работы, не дослушав возражения начальницы, и бросилась в школу на первом же такси. Сегодня среда. У Димки физкультура. Спортивный зал просматривался ещё из коридора. Кто-то сидел на скамейках, кто-то лежал, кто-то обнимал поролоновые кубики. Молоденькая тьютор весело давала «пять» пробегающим мимо неё ребятам. Димки среди них не было. – Его к логопеду забрали, – сказал Марине физрук. – У них же постоянно индивидуальные занятия с разными специалистами. «И правда, – пристыдила саму себя женщина. – Понапридумывала уже всякого. Просто ранний пубертат так влияет. Сказали же…» Она медленно пошла по коридору вглубь школы. На стенах висели рисунки воспитанников постарше, плакат безопасности, фотографии педагогического состава, газетные вырезки. «Наши выпускники успешно занимают призовые места на Специальной Олимпиаде, чемпионате Абилимпикс, осуществляют полезную обществу трудовую деятельность»… «Пойду я домой», – подумала Марина. Она уже собиралась развернуться, как её внимание привлёк какой-то еле уловимый шум. Женщина замерла и прислушалась. Источник явно находился дальше по коридору. Прежде чем сделать первый шаг, Марина разулась. Путь в десять метров показался ей вечностью. Коридор темнел на глазах – а может, темнело в глазах у Марины. Кабинет, из которого доносились ставшие громче неясные звуки, надвинулся на неё резко и откуда-то сверху. «Как в чёртовом фильме ужасов», – успела подумать Марина. И распахнула дверь.***
Взгляд фокусировался медленно, выхватывая отдельные фрагменты и отказываясь соединять их в общую картину. Шортики. Матрас. Чупа-чупс. Две человеческие фигуры. Красный и потный Дима. Белая лужица. Взрослая рука. – Ты!.. – выдыхает Марина. – Старая сyка!!! Ты не учитель, ты… Лидия Михайловна смотрит на застывшую в ужасе женщину с видом оскорблённой невинности. В глазах её лёгкая насмешка. – Ну что вы, милочка, – отвечает она. – У меня сорок лет педагогического стажа.***
Расследование ни к чему не приводит. «Лидия Михайловна – лучший олигофренопедагог области, с ней развиваются даже самые тяжёлые дети. Наши выпускники всем ей обязаны. И уж тем более за ней никогда не было замечено того, в чём вы её обвиняете, Марина Николаевна. Следствие не нашло ни единой улики. Вы сами понимаете, какую тень вы сейчас бросаете на нашу школу. По статистике, подобные преступления совершает лишь 0.5% от всех женщин. Ну сами подумайте, Марина Николаевна…» Подчёркнуто обеспокоенная речь директрисы звучит как в тумане. Как в тумане проходят и следующие дни. Марина не чувствует ничего, кроме тупой ненависти – в первую очередь к самой себе. Как-то в магазине она сталкивается с порекомендовавшей ей школу дефектологом. Та вздрагивает, отводит глаза и спешно уходит, оставив продукты валяться в тележке. Марина провожает её немигающим взглядом. Придя домой, она снова заходит на форум, о существовании которого мечтала бы никогда не знать. Коррекционные школы. Начальные школы. Детские сады. Матери, в бессильной злобе и задавленном вое делящиеся своими историями и советами. Как понять. Как распознать. Как пресечь – или хотя бы попытаться. Ведь статистика не на их стороне – преступления, связанные с насильственными действиями сексуального характера, совершает всего ноль целых пять десятых процента от всего количества женщин. Да может, показалось… Да такого не бывает… Это ведь почти ноль… Это ведь, по сути, ноль. Вдруг кто-то дёргает её за рукав. Она опускает глаза. – Аааа, – показывает пальчиком неговорящий Дима. – По-cо-cать. «Это не ноль!» И Марина рыдает.