The View From The Top

Снег хрустел под его ногами. Он не мог слышать этого из-за шторма, но можно было почувствовать громкий скрежет под ботинками. Используя своё воображение, он представил умирающую мышь, что смотрела на него с умоляющими глазами. Пискливый шум был её пронзительным криком, когда он наступил на неё, а ветер стал её безмолвной, тихой смертью. Она имела семью? У неё были мечты? Сколько боли она почувствовала и за какую часть этой боли он отвечал? Хантер пошёл дальше. Каждая конечность его тела онемела. Не имея ничего, кроме тоненького плаща, который можно было обернуть вокруг себя, лучшее, что он мог сделать — прижать руки ближе и поджать подбородок. Однако из-за бьющего ветра его плащ стал безумно сильно развиваться, делая невозможным не чувствовать холодные порывы, ударяющиеся об его тело. Единственным утешением была маска скаута, но его лицо все ещё пылало из-за того, что даже поролоновая подкладка обледенела. Холодно. Было так холодно. И единственным способом спастись было дойти до конца. Это был тест его силы и воли, поэтому Хантер не собирался сдаваться так просто. Очень многое стояло на кону и поражение было для него превыше смерти. Неудача — означает столкнуться с разочарованием в пустых глазах Императора. Это было хуже, чем любая смерть, какую он мог представить. Если Хантер провалится, потерпит крах и приползёт обратно в Ковен, то он знал, что логически от него следовало бы немедленно избавиться, как от неисправного стажера. В лучшем случае, ему будут поручены обязанности уборщика и он будет жить, зная, что мог бы и лучше. Поэтому он вложил все свои силы на то, чтобы двигаться дальше — через толстые слои снега, налипшие до колен, и разряженный воздух по мере того, как он поднимался все выше в атмосферу. Начав это испытание, он быстро понял, что только лучшие из скаутов переживут эту «прогулку». Остальные? Ну… их уменьшающееся количество говорило о многом. Когда первый из них упал, даже не на пол пути вверх по склону, он по ошибке позволил себе развернуться, чтобы помочь. Он взял их дрожащие руки в свои и тащил за собой по тропе, как ему показалось, целый час. Они спотыкались и плакали, и молили, и пытались сесть, но Хантер не позволял. Они болтали и болтали: о их маме, братьях, сёстрах, о своих целях. Как будто, рассказав свою историю непрощающей горе, природа сжалится над ними, и небо тут же прояснится. Хантер кивал на каждое предложение, надеясь, что это принесёт скауту некое чувство облегчения. Его локти начали трястись от все растущих усилий, с которыми он тащил скаута по засыпанным снегом склонам. Но не смотря на то, как было трудно, сам он не отставал. Он не мог себе этого позволить. По мере того как все это продолжалось, он заметил, что другие стажеры начали смотреть на него с призрением. Он пытался спросить об этом несколько раз, но они только насмехались над ним и продолжали идти дальше. Наконец-то, один из них решил все-таки потратить свои силы для того, чтобы выкрикнуть объяснение сквозь ревущую метель: «Ты трус,» — они плюнули в него это, стиснув зубы. «Если этот слабак не умрет сейчас, то они потом просто умрут в настоящей битве! Жалость к слабым не помогает никому, кроме тебя самого. Все твоё тупое сочувствие только и делает, что подпитывает твоё же самоудовлетворение! Если ты не можешь позволить таким слабакам, как они сдохнуть, значит, ты ещё не сталкивался с реальностью, парень.» И это было так просто. Они были слабыми, а он не был. Этот тест должны были пройти только те, кто достоин быть скаутом. Те, кто не выдержат были недостаточно сильными, чтобы стать членами Императорского Ковена. В конце концов, Императору нужны были только лучшие из лучших — те, кто могут подняться в горы в пургу и выжить. Но тоща стажера за собой по холму, Хантер позволял неспособному скауту пройти испытание. Почему он помогал им? Жалость? Сочувствие? Какое-то расплывчатое чувство справедливости? Как неподобающе для будущего Золотого стража. Хантер не мог сдержать себя от таких… бесполезных вещей. Не тогда, когда у него было так много людей, которых он должен был удивить. Игнорируя то, что его руки тряслись, а уголки глаз начинало щипать, он все-таки отпустил бормочущего скаута. Когда он сделал это, они вскрикнули в недоумении и рухнули в снег, не выдержав собственного веса. Они умоляли Хантера о помощи, они плакали и слёзы тут же замерзали на их щеках. Они говорили так много, но он не мог услышать этого из-за шторма, обрушившегося на них с неумолимой яростью. Они отчаянно тянулись к его лодыжкам, образовав вокруг него хлипкие кандалы (Почему-то это сдерживало гораздо сильнее, чем любые цепи). Они говорили, что не хотят умирать. Хантер пошёл дальше. Как только он отшагнул, вопль агонии раздался эхом позади него. Звук разнесся по долине так, что все Кипящие Острава могли это услышать. Когда он поднял ногу, гора затихла. Все, что он смог услышать, — вездесущий, постоянный ветер. Крики были сметены снегом и морозом. Он не стал напрягать своё воображение, чтобы представить, как они звучали. В конце концов, Хантер знал, какой тип смерти он раздавил под своим сапогом. Это то, что имело семью и мечты, будущее. И даже если он никогда не признаётся, их рыдания, слезы и мольбы навсегда останутся в памяти Хантера и будут появляться в его кошмарах. Сейчас, избавившись от лишнего веса, Хантер смог пробраться вперёд группы. И в итоге, потеряв ещё несколько десятков людей из-за бури, небольшое число стажеров достигло вершины, с маленьким ребёнком во главе. Сверху открывался не очень красивый вид. Не смотря на то, что они стояли над штормовыми тучами, смотря на остальные острова, и даже когда взошло солнце, подогревшее его обмороженное тело, он не смог не призирать красоту, что раскрылась перед ними. Где-то в горах, лежали десятки трупов, спрятанные снегом и следами. Может быть, если бы он постарался сильнее, было бы на одно тело меньше, чтобы забыть об этом. За своей маской Хантер улыбнулся. Он прошёл тест! Дядя будет гордится им. И это все, что имеет значение, не так ли?