Крольчатина

В какой-то момент это произошло. Редкие встречи в коридоре, когда на горизонте никого не маячило, огрызки пергаментов с короткими предложениями и никаких подарков. Гарри не стал больше упоминать о них, предвидя реакцию, а вернее не зная, какой она может быть. Почему-то в отношении этого мальчика предугадать что-либо было невозможным. В этом он убедился за то недолгое время, что они общаются. Справедливости ради, ему был приятен тот факт, что мальчик так заботился о нём и хотел сделать приятное. Подаренному коню, как говорится. Но с того дня, когда между ними негласно было заключено перемирие, подарков тот больше не дарит. Гарри не заметил, как Том незаметно подкрался в его досуг, сидя рядом в библиотеке. Самое странное то, что именно Том стал неким толчком в его желании подтянуть некоторые предметы и вовремя закрыть долги. Мерлин, слышала бы его Гермиона… Серьёзность была присуще Тому, но в моменты, когда тот что-то читал, иногда приподнимал брови и закусывал нижнюю губу. И напускная маска слетала. Выглядел он забавно и расслаблено, что не мог не заметить Гарри. В такие моменты строчки перед его глазами не хотели складываться во что-то цельное, потому что мысли его были где-то далеко. Что-то в этом ребёнке его трогало. Была ли это напускная серьёзность, — напускная ли? — либо же реакция на какие-то вещи, которые для Гарри являлись чем-то обычным, он не знает. Но подмечать детали оттого становится более приятно. Например, когда мимо них проходит группа третьекурсников со слизерина, тот напрягается и незаметно, или специально, утыкается острым плечом в его бок. Гарри удивлённо моргает, кивает парочке знакомых и провожает их взглядом до самого выхода. Был ли это страх перед взрослыми сокурсниками? И, что самое важное, чем он вызван? Гарри не понравилась его реакция, но спрашивать об этом пока не решился, оставив всё как есть. Тем более что сам мальчик выглядел так, будто бы не на секунду не отвлёкся от чтения. Хотя Гарри-то видел, как его взгляд буквально гулял по одной и той же строчке. За обеденным столом тот был достаточно тих, но не одинок. Это заставило Поттера выдохнуть. Отчего-то это кажется важным: никто не заслуживает одиночества. Особенно это важно знать, потому что Том выглядит иногда, ну… печальным. Гарри не знает, что является тому причиной, может, он и вовсе себе это надумывает. Но сложить два и два не составляет огромного труда. Первокурсник полукровка на слизерине. Что ж, занятно. Вот только если для него это ровным счётом ничего не значит, то в тяжкой иерархии слизеринского серпентария это очень громко и красноречиво. Вот только Гарри не даёт покоя мысль, что первокурсники с Томом хорошо ладят, а вот вздор несут за собой уже курсы постарше. Это где это видано, чтобы старшаки своих мелких щемили? Так дело не пойдёт. Нужно поговорить с Теодором. — А? — Том оторвался от своей, он уверен, наискучнейшей книги. Гарри подвинул ему небольшой тёплый свёрток и отвернулся обратно к пергаментам. Что ж, время близилось к весне и потратить несколько дней каникул на доделывание своих долгов не хотелось. Особенно, когда под боком был стимул в виде спокойного Реддла, занимающегося своим досугом, не относящимся к учёбе. Первокурсники, махнул он как-то рукой. А потом вспомнил свой первый курс, взлохмаченную макушку Рона, покрасневшие щёки Невилла и собственные тяжкие вздохи, когда Гермиона стояла над ними коршуном и перечисляла долги каждого. Унизительно и обидно. Они могли бы целыми днями веселиться, но вместо этого наминали пятые точки под надзором Гермионы. Что ж, стоит отдать должное Грейнджер — кто, если не она? Он и не знает, закончили бы они хотя бы первый курс, если бы не эта бойкая девочка. Гарри, конечно, утрирует, но детское шило в пятой точке тогда было первостепенной проблемой, нежели какие-то недописанные эссе. А Том же был другим. Казалось они вообще полные с ним противоположности. Там, где у Гарри бушевали юношеский максимализм, у Реддла преобладал спокойный нрав. То, о чём Гарри не парился, Том бережно оберегал. О том, что Реддл подбил его на частое посещение библиотеки, он не шутил. Причём тот даже никогда ему об этом не говорил. Гарри будто бы сам, смотря на младшего товарища, хотел быть… ровней. Дожили, он теперь первогодку пытается догнать. Первогодку, Мерлин! Но Гарри это всё… забавляло. И то, что это не отталкивало никого из них — занимательный факт. Как и тот, с чего вдруг Реддл возжелал иметь дружбу с Гарри. — Должна быть причина? — помимо серьёзной мордашки, Том был ещё поразителен в своей любви отвечать вопросом на вопрос. Это, признаться, иногда ставило в тупик. Гарри почесал макушку. — Ну… да? Он уже и сам не уверен. — Я тебя чем-то беспокою? — Нет! Видит Мерлин, это последние мысли в его голове. Однако то, как серьёзно Том относился к их новоявленной дружбе, поражало. И, чего уж таить, приятно кололо сердце. — Вкусно, — Том кивнул сам себе, лёгким жестом стряхнув крошки с колен. Это вошло в привычку. Первое время Реддл настойчиво пытался поделить подаренную сдобу, либо же отдать всю Гарри, но тот настаивал, что принёс это ему. Честно говоря, Поттер не очень любит выпечку. Он как-то раз подсмотрел за Томом в Большом зале и та его явно не оставила равнодушным. После первого экспериментального подношения в виде сдобы с шоколадной начинки, он убедился в своей правоте. Вот только Том так просто не сдался. Он обязательно отламывал кусок от сладости и пихал Гарри в рот. И всё это с тем же совершенно серьёзным лицом. Нет, ну этот ребёнок — прелесть! Реже они пересекались в подземельях. Том стоял в окружении сокурсников, которые любили стоять плотно друг к другу, будто бы показывая, что никого в него лишнего не ждут. Что ж, Гарри успокаивало что Том, кажется, обжился. Но он рано радовался. — Что?.. Сегодня день с самого утра не задался. Слизнорт снова задержал его после занятий, только в этот раз уже с беспокойством о его последней работе, которая еле дотянула до выше ожидаемого. Вообще он привык к такому вниманию со стороны преподавателя, но тот не давал поблажек буквально никогда. И отговорки о том, что Гарри просто-напросто не выспался, не катят. Лучшим все шишки, как привык он думать. Хотя таковым Гарри себя не считает, но отрицать особое к нему отношение не мог. Да и принижать свои же заслуги? Не, это не к нему. Он поблагодарил за беспокойство и пообещал улучшить свой режим. Как будто бы это так просто, ха. Затем Рон за обедом пролил на него горячий шоколад и никто не успел среагировать, поэтому кожа бедра теперь с небольшим раздражением. Спасибо хоть не кипяток. А затем ему и вовсе по пути попался Безголовый Ник, любитель появляться из-за угла. К двадцати у Гарри точно будут седые волоски. И как вишенка на торте — Том. А вернее его лицо. — Что?.. На щеке была ссадина. И явно свежей. — Мы не виделись всего два дня, а ты уже умудрился подраться? — он сам удивился, как мягко прозвучал его голос. Хотя внутри он вскипал. Всё-таки за его подозрениями кроется нечто серьёзное. И ему не хотелось бы, чтобы так оно и оставалось. — Я не дрался, — вопреки тому, как Реддл пытался выглядеть гордо, глаза всё же опустил. Непонятно только, виной тому смущение или же нежелание, чтобы его видели в таком виде. Откуда в этом ребёнке столько стержней? — Дай угадаю: тебя чмокнула колонна, мимо которой ты проходил? — Гарри хмыкнул, — подвинься. Вопреки явному недовольству, тот послушался. Аккуратная чёлка чуть спадала на глаза, явно мешаясь во время занятий, надо бы подстричь. И взгляд исподлобья. Нахохлившийся воробей. — Видимо, чары слетели, — шепчет Том. Гарри аккуратно взял его лицо, стараясь не задеть ссадину. Вздохнул. — Прогнозы неутешительны, — он покачал головой и про себя гадко захихикал, когда глаза напротив широко раскрылись, а губы сжались в тонкую полоску. — А? — не понял мальчик, — всё так плохо? Поттер картинно вздохнул и достал чистый платок. Невольно ему вспомнилась первая встреча. И то, как Том смотрел ему на руку — тот явно думал о том же самом. Струйка воды, которую он наколдовал, задела штанину Реддла, и тот поморщился. Ой, какие мы нежные. — Да. В ответ Том зачем-то кивнул. — У меня друг побитый, так я ему ещё и булку забыл принести. Ещё забавнее наблюдать за тем, как лицо напротив меняется из удивлённого к хмурому. Как мило, что булка его волнует больше побитого лица. — Да не дрался я! — а вот злым видеть его удавалось очень редко, — Малфой просто не может принять тот факт, что чистокровие не прямо пропорционально интеллекту, — злая усмешка перешла в грустную улыбку. Гарри почему-то уверен, что именно в грустную. Он вздохнул и отложил платок. Чего он и боялся. — Это ты так завуалированно назвал его тупым? — Том посмотрел на него, будто у того как минимум выросла вторая голова. Поттер разлохматил макушку, убеждаясь в обратном. — Почему же завуалировано, — его ноздри раздувались от негодования, а нижняя губа слегка подрагивала. Не зная он его лучше, подумал бы что тот сейчас заплачет, — вполне прямо. Он же ж тупее пня. Вообще-то Гарри хочется сказать ему, что так оно, наверное, и есть, но как старший товарищ он должен держать лицо. Хотя очень хочется спросить со сколькими синяками ушёл от него Малфой. Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем… — Допустим, — Гарри кивнул, — но ты же умный. А вот это ещё интересная пища для размышлений. И бесконечного негодования Рона. И одобрения от Гермионы. Подруга так нахваливала мальчика за красноречие и далеко не детские высказывания, когда им впервые выдалось вести беседу, что та только руками и ногами была за их общение. Гарри не то чтобы нуждался в чьём-то одобрении, но было приятно, что подруге тоже оказался симпатичен этот первогодка. Только Рон оставался скептически настроен как к Реддлу, так и к их дружбе с Гарри. Том кивнул. — И в чём тогда сыр-бор? Слизеринец повернул в его сторону голову и будто бы задумался. — Он так не считает. Гарри кивнул. — От этого ты не перестал быть умным. Мальчик был хмур. Но вроде бы задумался о его словах. И спустя пару мгновений от его хмурости не осталось и следа. Лишь лёгкая улыбка. — Ты прав.

***

С наступлением тепла и частым появлением солнечных лучей, учеников в замке не отыскать. Всем хотелось вдохнуть свободнее, расстегнув верхние пуговицы удушающей блузки. Красочная смесь из ароматов приятно щекотала нос, заманивая прогуляться у кромки леса. Уроков хотелось меньше, гуляний — больше. Особенно этого хотелось старшекурсникам, у тех на носу СОВ и прочие долги, которые закрывать приходилось в срочном порядке. Как ты не зарекайся, а юношеская неусидчивость не даёт возможность сделать всё вовремя. Конечно всегда найдутся исключения. Как те же Реддл или Гермиона. Поздние шушукания в тёмных нишах коридоров сменились на более открытые проявления подростковых гормонов. Ничего плохо в этом Гарри не видел, сам будто бы лучше, но парочки облюбовали их любимую поляну, отчего они с Роном пыхтели где-то вдалеке, закатывая глаза на очередные лобызания. Рон бесился из-за того, что у кого-то идиллия, в то время как он с Гермионой не продвинулись дальше гляделок. А Гарри смущался. Ему всегда казались такие открытые проявления любви несколько… интимными. Ему бы не хотелось самому проявляться так открыто со своей гипотетической второй половинкой. — Ой ли, — хмыкнул как-то Рон, когда Гарри заверял его, что не хочет пока никаких девчонок. — Мгм, — рыжие брови красноречиво приподнялись. — И мальчиков, Рон, тоже!

***

— Чем займёшься летом? Том хоть и выглядел маленькой злобной гадюкой временами, всем сердцем любящей холод подземелий, но от дозы витамина D не стал отказываться. Его мантия лежала сложенной под ним, изолируя от холода ещё не прогретой земли, а сам мальчик опирался на дерево. Сегодня было ясно и безветренно. Чудесная погода. И у Тома, кажется, чудесное настроение. Но когда он услышал вопрос пальцы, сжимающие доску с волшебными шахматами, дрогнули. А сам он немного поник. — Том? Рон всё удивлялся Гарри, мол, зачем ему нужен первогодка так ещё и со слизерина. Будто бы и первое и второе должны были ему о чём-то говорить. Несомненно, зёрна сомнения у него у самого поначалу были, как-никак у них и интересы-то не сказать что общие. Но слово за слово и такие вот посиделки стали обыденностью. Точно такой же, как прогулка с Роном и Гермионой. В конце концов, ему была предложена дружба. Весьма необычным способом, но всё ещё дружба. И кто Гарри такой, чтобы отказывать мальчику в этом. — Читать, наверное. Осталась ли хоть одна книга в Хогварсте, не прочитанная слизеринцем? Хотя такое рвение к знаниям удивляло порой. Но не всегда мальчик читал что-то занудно-научное, то были и сказки тёмных академий, сборник красивых цитат и прочее не занудное. Гарри даже для себя что-то подобрал, заинтересовавшись обложкой. — О, давай я тебе адрес оставлю, будем обмениваться письмами! Но это, кажется, не подбодрило мальчика, а наоборот. Губы поджались, ноздри слегка раздулись Что Гарри опять сказал не так? Мальчик отложил шахматы в сторону и встал. Гарри пришлось сдвинуться вбок, перекатившись с живота на бок. А ещё у Гарри затекла спина, лёжа в одном положении. Но шахматы его так увлекли, так увлекли… — Том? — Меня ждут. Идиллии как не бывало.

***

Порой Гарри поражала собственная способность не видеть очевидного. Особенно, когда это что-то было прямо у него под носом. Новость ударила по сердцу раскалённой лавой. Том рос в приюте. Том сирота. И то, сколько сразу это объясняло, печалило. Гарри, конечно, не мог податься в пучину самобичевания, но не думать он не мог. О каждой брошенной фразе, о поникшем взгляде, стеснения за собственную поношенную мантию. Отношение сокурсников. Это многое объясняло. И много появлялось вопросов. Странно то, что об этом он узнаёт только сейчас. Обычно слухи — дело шустрое, но слизеринцам стоит отдать должное. Те не выносят сор из избы, даже если очень хочется. Даже если это и неприятный им первогодка. О последнем он поговорил с Тео, который только пожал плечами. Никто не знал, когда это началось. С косых взглядов ли, с предвзятости со стороны старших и Тома. Тома, который ни за что не прогнётся под давлением серпентарской иерархии. Никто и не скажет, когда оно закончилось. Гарри только надеется, что это не тщательно скрытые издёвки и косые взгляды, иначе ему придётся ещё переговорить с Тео о его умении убеждать сокурсников. В прочем, чужие дебри не его проблема и добираться до корня зла он не собирался. Его лишь беспокоило благополучие его юного друга. У последнего оказались бойкие друзья. И те были одним из факторов капитуляции старшаков. Власть меняется, меняются и лидеры. Может, с приходом этих юных ребят, что-то изменится. Хотя те не перестали быть чистокровными. Вот он и добрался-таки до корня зла… «Малфой не может принять тот факт, что чистокровие не прямо пропорционально интеллекту.» Как же бесит. Но больше всего бесит Том с его привычкой избегания. Причём отработанная на славу. Тому на руку, что между ними пропасть в три года и разные факультеты — там и стараться прятаться не надо. Но, признаться, некоторое время спустя он устал. Ему приятно общение с мальчиком, оно расслабляет и в то же время поднимает настроение. В то же время он отдаёт себе отчёт, что тот, скорее всего, видит в нём наставническую фигуру. Это осознание не может не приосанить. Разве что добавляет на его плечи большей ответственности. Но такая ответственность ему по душе. Но иногда его тяготил тот факт, что пускай Том не по годам умён и смышлён, пропасть между ними всё же имелась. И дело даже не в возрастной разнице. Дело скорее в темпераментах. Гермиона как-то заметила, что они как солнце и луна, инь и янь: как угодно, но оно очень подходит под их описание. Как бы Рон не закатывал на это глаза. Размеренность и неусидчивость, хитрость и добросердечность. Гордыня и стыд. — Слабоумие и отвага. — Эй! Гриффиндорец последнего не оценил. — Гарри, бесполезно это отрицать, — Гермиона выглядела довольной своим высказыванием и повернулась в сторону притихшего Рона, — тебя, между прочим, тоже касается. И эта разность в их характерах где балансировала, там и мешала. Особенно в моменты, когда Тому что-то не нравилось. Тот сразу переходил в режим игнорирования и буквально сбегал. Либо же, напротив, шёл напролом и не видел границ. Том бывал жесток в высказываниях. Может, он этого и не осознавал, но Гарри временами было тяжело в той или иной ситуации подобрать правильных слов. В конце концов он сам ещё подросток и точно так же, как Том живёт эту жизнь первый раз, поэтому он не может быть во всём хорошим. Он позволяет себе эту слабость и не беспокоит мальчика какое-то время. Тем более, ему не хотелось бы урывками тому что-то объяснять, пытаясь выловить среди коридоров. На эту тему ему есть что обсудить с мальчиком. Но это будет позже. А сейчас Гарри хочет сосредоточиться на учёбе, а потом на гулянках. Близнецы обещали им показать что-то крутое.

***

«Здравствуй, Том! У тебя, наверное, возникли вопросы. Как я узнал адрес? Интересно тебе, Том? Но не только же у вас, змейки, есть секреты? Поэтому не скажу. Так тебе и надо! Так вот. Предлагаю устроить летнюю переписку. Скажем, обмениваться мыслями? Необязательно впечатлениями, ведь, признаться честно, у меня у самого их не сказать что много. Чулан сменился пыльной комнатой с решёткой, на том спасибо. Иногда готовлю, иногда выгуливаю старого мопса, который перешёл родственничку в наследство. Чаще всего сижу в комнате. Читаю. Бывает, профессор Дамблдор берёт разрешение с моих опекунов и отводит меня в Косую аллею. Реже удаётся побывать в Норе у семьи Уизли. В эти моменты я самый счастливый человек в мире, веришь? Дома стараюсь не отсвечивать, но мой двоюродный брат Дадли иногда специально провоцирует на конфликты. Я стараюсь замять. А иногда в ход идут угрозы. Толстяк всё ещё писает в штаны при виде палочки. Тётя и дядя стали чаще уходить куда-то и в такие моменты я могу вздохнуть с облегчением. Хоть какие-то минуты могут пройти в относительном спокойствии. Мне здесь душно! Поскорее бы приехать в Хогвартс и увидеться с друзьями! С тобой, Том! Хогвартс — мой первый дом! И я буду рад, если когда-нибудь ты сможешь поделиться со мной своими переживаниями, потому что свои я перед тобой обнажил. Надеюсь, ты здоров и не хандришь. Если увижу на вокзале кислую мину, на всех твоих обидчиков натравлю близнецов, уж они-то мастера в изощрённых проделках! Как ты поживаешь? Хорошо ешь? Соскучился уже? Не отвечай, это и так очевидно, пф. Я договорился с Хэдвиг и она будет ждать, пока ты не вложишь в её лапы пергамент. Если, конечно, ты захочешь ответить. А я очень надеюсь, что ты захочешь. (Если нет, то просто вложи ей что-нибудь в лапы и она улетит. Чистые пергаменты и ручка в другом свёртке.)

Твой друг. Гарри Поттер.»

Самым болезненным и ошеломляющим осознанием было то, что в этом мальчике он видит себя. Того самого мальчика одиннадцатилетку, которому неожиданно подарили билет в волшебный мир. Тот, кто сквозь страх и переживания прошёл благодаря новым друзьям. Первым друзьям. Кому, как не ему, понять сироту. Гарри горько усмехается. Ему бы не хотелось, чтобы кто-нибудь с ним дружил из жалости, потому он на корню обрубает эти дурацкие сравнения. Том не заслуживает этого. Быть может, тот этого и боится — жалости и бесконечных сожалений. Потому понятны его напускная гордыня, надменность во взгляде. Всё это выглядело пока по-доброму забавно. Но кто знает во что это выльется, не поговори кто с мальчиком на эту тему сейчас. Гарри почему-то очень тонко ощущает Тома и его переживания. Будто бы маска хладнокровной гадюки не мешает ему рассмотреть детскую печаль. Он пытается понять, что вообще сподвигло его принять ухаживания Тома и его дружбу. Несомненно, вежливость и добросердечность. Но не каждому второму будешь давать согласию лишь по доброте душевной. Интерес? Да, безусловно, Реддл интересный мальчик. Было в нём что-то близкое, что-то, что понять мог только он и сам Том. Наверное, сирота сироту, как говорится. Но ситуации всё-таки разные. У Гарри есть, хоть и сомнительные, но родственники. Он живёт в доме. Том же окружён холодными стенами приюта с сотнями таких же осиротевших детей. Относительно, но он не голодает. Исключением разве что бывают дни плохого настроения старших или же пересоленное рагу, которое Гарри, он уверен, вообще не солил. Он помнит ту хитрую ухмылку Дадли из-за угла. У ещё него есть профессор Дамблдор. Друзья. Нора. Мистер и Миссис Уизли. Были ли что-то подобное у Тома? Гарри долго размышлял, не придя к чему-то конкретному. Он в смятении и печали. Одно сердце всегда плачет, когда знает, что где-то далеко плачет другое. Знать, что у такого умного и забавного ребёнка такая судьба… Мерлин, да никакой ребёнок этого не заслужил! Гриффиндорцу стыдно признать, но его проблемы ему показались не столь значительными. Хотя от этого родителей у него не прибавилось, но знание того, что кому-то сейчас хуже, огорчило. Ему хотелось что-то сделать, как-то помочь, но он понимал, что сделать-то может ровным счёт ничего, точно так же как и себе помочь он не в силах. Ах, это чёртово бессилие! К драклам всё! Гарри зло пыхтел, а скомканный плед поверженным коконом валялся где-то в ногах. В комнате душно, но открыть окно сравнимо настоящему преступлению по отношению к его желудку — кто-то из соседей жарил мясо, а у Гарри неприятно тянуло в животе. Спускаться не хотелось от слова совсем. Интересно, умри он сейчас голодной смертью, как бы отреагировали родственнички? Безразлично пожали бы плечами? Кляли бы его, что теперь добавил хлопот, даже будучи мёртвым? Гарри попытался найти в себе печали, но почему-то той нет. Смириться с тем, что твоя же тётка тебя ненавидит, ему было легко. Легче погрязнуть в злости или ненависти, чем искать тепла там, где его тебе не светит. Видит Мерлин, этот дом — последнее место, где он когда-нибудь бы искал его. С каждой поездкой в Хогвартс было легче дышать. Пару месяцев — ничто по сравнению с одиннадцатью годами заточения в чулане в виде ненужного барахла. Хагвартс — настоящая отдушина. Как глоток свежего воздуха. Как первый снег. Как ощущение свободы. Как полёт. Оттого он любит Квиддич. Ощущение лёгкости, никакой уязвлённости, только он, небо и свобода. Рефлексией болеть несложно, когда ты днями напролёт заперт в собственной черепушке. Порой это тяжело, не хватает какого-то отвлекающего фактора. Голос в голове не всегда принадлежит голосу разума. Иногда он поддаётся своим страхам и предполагает худшее. Будь то ссора с друзьями или же возможность вылететь из Хогвартса. Последнее мало вероятно из всего перечисленного, он не знает что нужно натворить, чтобы дошло до такого. Причём он относил себя к достаточно прилежным ученикам. Но везде есть исключения, верно? И разбитые раковины в мужском туалете на первом курсе не в счёт. Как и подорванный кабинет зельеварения. Все учатся на своих ошибках. Гарри тому яркий пример. Только неизменной его граблей остаётся его же мысли. Предвидеть, быть готовым к самому худшему — что это, если не наказание? Он рос в непредсказуемой обстановке и это — защитный механизм. И, о, Гарри это прекрасно понимает! Как и тот факт, что его страхи — просто страхи. Иногда огурец — это просто огурец. Правда страхи более ощутимы — постоянные мигрени, бессоницы и тревога. В Хогвартсе это легче подавить. Здесь — всё только обостряется. Иногда понимать — лишь половина от решения проблемы. Отвлечься. Отвлечься. Надо отвлечься. Он вспоминает сказку о тёмном волшебнике, которую прочитал ещё на втором курсе. О расколотой душе на несколько частей. Волшебник, гонимый желанием бессмертия, необратимо потерял главное — себя. Свою сущность. Но обрёл его — шанс быть неуязвимым. Но у всякого вмешательства есть риск нарушить баланс. Такова постигла участь этого тёмного мага. Расколотая душа истязалась на несколько частей и была не довольна отделиться от своего хозяина. Она истощалась. Металась и изнывала. А маг терял рассудок с каждой потерянной частью. Терял чувствительность к этому миру, охладел. Почему Гарри вспомнил именно это сказку — непонятно. Хотя… Быть может, потерять чувствительность в некоторых аспектах его жизни ему бы не помешала? Мысли его — враг его. Повторяет и повторяет он про себя… Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем… Бам. Гарри вздрогнул. На подоконнике сидела Хэдвиг со свёрнутым пергаментом в левой лапе. Та безуспешно сдалась, попытавшись клювом проломить решётки. Гарри вскочил и открыл окно, впуская её. Пробравшись в дыру решётки, птица вышагивает по подоконнику. С важным видом сова угукнула и кинула ему под ноги пергамент. Письмо! Неужели ответил! Хотя есть вероятность, что пергамент всё же пуст… Развернув послание, Гарри прикрыл глаза и вдохнул с облегчением. «Здравствуй, Гарри. Это моё первое письмо. С самого утра в приюте тишина. Настораживает немного, но скоро показательное выступление, оттого каждый, наверное, сидит в комнате и репетирует речь. Как будто это кого-то волнует. Я читаю одну занимательную книгу, может слышал что-нибудь о Констанс Фордж? Мне нравится мрачность её сказок, хотя не скажу что фанат чернухи. Когда встретимся я тебе расскажу самые интересные. Я с тобой согласен. Хогварст тоже мой первый дом. Я рад, что у меня есть кто-то, кто меня понимает. Стены приюта… удручают. Поскорее бы наступило начало следующего года! Мне не нравятся твои родственники, хочу подробнее у них узнать. Когда ты сможешь мне ответить? Спасибо за письмо!

Твой друг. Том Реддл.»

***

Так и пролетела половина лета: в духоте четырёх стен и в ожидании отправления в Хогвартс. В доме Дурслей эксплуатировать Гарри стали меньше: виной тому повзрослевший парень, который чаще стал давать отпор, или же страх перед волшебной палочкой? Что ж, как показал опыт, скорее второе. Особенно приятным в такие моменты было видеть поплывшее от страха лицо Дадли, который сразу начинал звать мамочку. Жалкое зрелище. В недавней переписке с Томом, он нарвался на многие откровения. Честно говоря, начиная переписку, Гарри не ожидал что это выльется во что-то рутинное. Он не питал больших надежд на эту попытку рассказать что-то личном, но оказался приятно удивлён. Реддл немногословен, но всегда бьёт точно в цель. Остаётся только в очередной раз поражаться, откуда в нём это. Но не стоит забывать, что приютские стены закаляют не только нервы, но и острый язык. Гарри почти не встречал детей, выросших в детских домах, но ему всегда представлялись такие дети несколько… забитыми. Трясущимися и постоянно печальными. Предрассудки предрассудками, но каждый человек уникален в своём опыте. Даже когда речь идёт о ребёнке. У Дурслей было тяжело держать серьёзную литературу волшебного мира, чаще всего он баловался газетными вырезками, которыми делилась с ним соседская девчонка. С ней, к слову, у него были нейтральные взаимоотношения: они сошлись на том, что он не задаёт ей вопросов по поводу её вечного нахождения на улице, иногда даже в позднее время, а она закрывает глаза на его синяки. Так легче. Непринуждённо общаться с кем-то оказалось приятным. И очень полезным. Возвращаясь к газетам. Чаще всего это было что-то про человеческую психологию или же какие-то местные байки, которые Гарри всегда казались чрезмерно нелепыми. В этих статьях часто упоминается о формировании личности человека в первый год его жизни, и что не всегда родительское воспитание — истинный корень человеческого характера. За этим стоит его наследственность и окружение. Если смотреть на ситуацию относительно Тома, то он — абсолютный ходячий знак вопроса. Родительское воспитание? Без комментариев. Наследственность? Кто бы знал. Окружение? Общение со сверстниками? Такой себе фактор. Том почти не делился тем, как обстоят дела с общением в приюте, но Гарри умеет читать между строк и имеет глаза. Пускай те и подводили в какой-то момент, но не в этом суть. Поттер сомневается, что в магловском приюте могут дать что-то близкое к родительской ласке, не говоря уже о должном воспитании. Тем более что речь идёт о ребёнке-волшебнике. То, что он наблюдает в Томе — закалённый стержень из скрытности, острого ума и печали. И как бы тот не старался, но последнего скрыть ему не удаётся. Наверное это единственное, что совпало с предрассудками Гарри. Забавнее всего, что он рассуждает о сироте будучи сам сиротой. Но сравнивать его и Реддла… настоящая подлость. К этим мыслям он возвращается каждый раз, когда получает письмо от Тома. Из раза в раз он прокручивает одни и те же мысли. Скажи ему год назад, что в его голове будут сплошные думки о первогодке со слизерина, он бы покрутил пальцем у виска. Гарри сам себе не может отрицать, что изначально всё это ему казалось чем-то странным, но в какой-то момент он осознал истинность своего рвения узнать Тома Реддла. Это случилось тридцать первого июля.

***

— Гарри! — тёплые ладони с материнской заботой обхватили его щёки, он уверен, что стал похож на нахохлившегося воробья. Миссис Уизли часто его так называла. В нерешительности он обхватывает женские плечи и еле заметно вдыхает. Как же он скучал! Тёплый аромат дома окутал его со всех сторон и в этот самый момент он осознал, как сильно ему не хватало этого. — Я так скучала, мальчик мой! — женщина всё лепетала над ухом, пока мистер Уизли поглаживал ему спину. — С днём рождения, Гарри! Всё это было так быстро. Неожиданно. Его будто из-под купола вытащили за руку и впихнули в глотку воздух, которого так сильно не хватало. Подобно рыбе, он вдыхал и вдыхал. Улыбался, обнимая всех по очереди, снова улыбался и не переставал благодарить. Гермиона на эмоциях чмокнула его в лоб, на что получила радостное улюлюканье близнецов. Те, конечно же, были бы не близнецами, если бы не повторили за ней и не чмокнули Гарри в лоб поочерёдно. А затем они зажали его между собой и начал тянуть за уши. — Один… — Два… — А ну брысь! — их распихали чужие руки, тут же крепко сжавшие его в объятиях. — С днём рождения, дружище, — Рон приподнял его? Гарри рассмеялся и постучал друга по спине, давая понять что хочет почувствовать опору под ногами. Все вокруг смеялись и громко что-то ему говорили. Кто-то (близнецы) выкрикивали поздравительную песню, кто-то его всё ещё обнимал, кто-то просто смеялся, а кто-то… просто стоял в стороне и смотрел. Он что? Спит? Кажется, даже близнецы утихли, по крайней мере Гарри перестал что-либо слышать. За тесным кругом, которым его обступили семья Уизли и Гермиона, стоял Том Реддл, за спиной которого улыбался Дамблдор. Тот выглядел удовлетворённым и загадочным — в своей излюбленной манере. Мальчик перед ним выглядел… нерешительно. Да, нерешительно. И несколько напугано. О том говорили плотно сжатые губы и нахмуренные брови. Ох, Том! Он так скучал по этому! Гарри ничего не оставалось как подойти и просто улыбнуться. — Привет? — сверху вниз на мальчика смотреть осталось, наверное, недолго: сам он забыл, как все вокруг быстро начали вытягиваться после первого курса. Разве что у него самого небольшой в этом прогресс. На мальчике была строгая форма из тёмно-зелёного пиджака, таких же коротких шорт и высоких гетр. — Здравствуй Гарри, — мальчик еле заметно улыбнулся, — с днём рождения. Мальчик протянул ему небольшую коробочку, но удержал её в одной руке, другой схватив Гарри за локоть. Парень чуть наклонился и кивнул. — Посмотри его, когда будешь один, — доверительно шепнул слизеринец. Гарри выпрямился и снова кивнул. Наверное, тот смущался, поэтому не хотел дарить подарок при всех. Справедливости ради Гарри самому смущающе что-то получать. — Ну вот все и в сборе, за стол! — прозвучало командным голосом Миссис Уизли.

***

— Вы говорили что это будут усовершенстовованные бомбы-вонючки! — возмущался Рон, когда Гарри открыл подарок близнецов. — Рон, милый, бомбу-вонючку мы можем подарить только тебе, а Гарри заслуживает большего, — Фред показал брату язык и тот ответил ему тем же. — Никаких бомб-вонючек в моём доме! — миссис Уизли зло смотрела на Рона. — А почему ты смотришь на меня? Не я эти бомбочки создаю! Гарри кажется, что это самый счастливый день в его жизни. Он сидит в кругу самых близких ему людей, что может быть лучше? Разве что крайне занимательная картина. Тома почему-то посадили между Гермионой и Джинни. И то, как это выглядело, было очень уморительным. По началу хмурый и сдержанный, Том превратился в краснощёкого воробья. Он что-то рассказывал девочкам, что-то очередное занудное, если он правильно расслышал о чём те говорили, но очень увлекательное для Гермионы. Та спорила с мальчиком, иногда хмурилась, а иногда смеялась. Джинни являлась якорем, иногда остужая их более яростные порывы отстоять свою правоту. У Реддла в процессе раскраснелись щёки и на лице пропала напускная серьёзность. Гарри вообще не ожидал чего-то подобного в этот день. Более того, он вообще не думал, что выйдет из своей комнаты. Но рано утром к ним в дом пришёл профессор Дамблдор и без лишних слов забрал его в Нору. Где его встретило всё семейство вместе с Гермионой. О том, что профессор уговорил мальчика прийти к нему на день рождения, Гарри и не подозревал. Он вообще не думал, что профессор знал об их дружбе, но, как оказалось, он всё прекрасно знал. Как и то, что Поттер был бы очень счастлив видеть Тома в этот день. И ещё неожиданность заключается в том, что Реддл согласился. И раз у него есть подарок, то это планировалось заранее? Пару дней назад Том прислал ему письмо и ни словом не обмолвился об этом! Вот же ж молчун! Но Гарри только рад… ему очень приятно видеть, как его юный друг понемногу выбирается из скорлупы как когда-то выбирался и он сам. Точно такой же бледный и исхудавший, он расплывался на глазах. Он понимает Тома. Здесь, в Норе, среди этих чудесных людей, нельзя не поплыть. Особенно, когда ты жаден до отсутствующей ласки и доброй руки. Гриффиндорец прикрывает улыбку за кружкой. Миссис Уизли делает просто замечательный фреш. Особенно приятно от того факта, что это его самый любимый вкус. Он продолжает улыбаться и краем глаза видит хитрую ухмылку Дамблдора. — М? — парень наклоняется в бок, благо позволяет посадка. Дамблдор всю трапезу сидел сбоку и был на удивление охоч на разговоры. И вместе с Томом, оказывается, принесли ещё несколько блюд, заботливо приготовленные в замке Добби и его друзьями. Кажется, сегодня карты легли так, чтобы полностью расплавить его сердце. Что ж, не то чтобы он против. — Скажу тебе по секрету, — Дамблдор шепнул ему на ухо, взглядом показывая на Тома. Тот удивлённо моргал, слушая Гермиону. Они выглядели увлечёнными, — он боялся, хотя и не показывал этого, но очень хотел поздравить тебя лично. И попросил помощи сам. Гарри понял, что он намекает на подарок. Выходит, инициатором был сам Том? Да ещё и попросил помощи с подарком? У Дамблдора? — Кажется, мальчик сильно привязался к тебе, Гарри, — продолжил профессор и снова улыбнулся, — и я помню этот взгляд. Так же на меня когда-то смотрел мой младший брат. Поттер проследил за взглядом Дамблдора и замер. Том, краснощёкий и довольный, смотрел прямо на него и улыбался. Да, наверное профессор прав. Ему хочется заботиться о Томе, как о младшем брате, которого у него никогда не было. Гарри вздыхает, потирая запястье с тёплой улыбкой на губах и вспоминает как, не отличаясь особенным терпением, он уловил момент и улизнул в одну из комнат, чтобы посмотреть подарок Тома. И вот он сидит здесь. В окружении его первых друзей, его первой семьи. А запястье приятно согревает тоненький браслет, по контуру которого ползает изумрудная змея с красными глазами, а в сердцевине блестит маленький кролик. Как символично. Да, Гарри определённо уверен, что это самый счастливый день в его жизни. И он очень надеется, что таких на его пути будет немало. Ведь, как говорится:

Сегодня я счастливее, чем вчера, а завтра буду счастливее, чем сегодня.