он не выбирал эту работу. он мечтал стать рок-звездой или тату-мастером.
хотел дарить людям положительные эмоции, а не гнить за рабочим столом и отвечать на сообщения и отзывы ресторанов.
ему это никогда не нужно было.
хотел как все нормальные дети ходить в школу и общаться со сверстниками,
а не сидеть в своей комнате с полу умирающей каргой,
которая забыла в чем разница между алгеброй и геометрией, но продолжает пытаться преподавать урок.
Матвеев с чужих коленей поднимается и глаза протирает, чтобы остатки соленой воды протереть. смотрит этим ледяным взглядом и видит напуганные серые омуты. Олег следом поднимается с дивана и черные, как смоль волосы с глаз убирает, целуя в ямочку на щеке нежно. — давай быстро соберем твои вещи и спокойно посидим? — предложил Шепс, пытаясь обстановку наколенную разогнать, хоть самому нужно быстро сердце заново по кусочкам собирать. татуированный голос одобрительно кивает и к рюкзаку любимому подходит, открывая. вещей у него здесь не так уж и много: ноутбук, кружка и теплая кофта на всякий случай. но даже несмотря на такой маленький список, шатен торопливо помогал сложить вещи и снова на кожаный диван присел, руки протягивая, чтобы юноша опять на колени сел. Олег очень удивлен, когда после того, как Дима всем весом садился, не чувствует особой тяжести. как будто пушинка или перышко черное. он осторожно руками толстовку приподнимает, желая талии коснуться и взгляд на старшего переводит, без слов разрешения прося. лишь после одобрительного кивка широкие ладони на женственной талии располагает, очень невесомо поглаживая. у Димы табун мурашек от такой нежности проходит по спине. не привык к легким и воздушным прикосновениям, лишь грубость до синяков бардовых. до таких синяков, которые видно под чернилами. слишком много нежности, которая в горло вкусом рвоты отдает. слишком сложно принимать что-то новое в огромных количествах, не успев привыкнуть.* * *
на телефон звонок прилетает. Матвеев очень нехотя трубку берет и сразу же на другом конце провода басистый голос говорит о том, что через пятнадцать минут водитель подъедет. и парень снова осознает, что у него выбора нету. нет возможности взять и отказать, настояв на своем. Олег снова печальным взглядом одаривает сидящего. почти все два часа сидел и поглаживал юношу по пояснице, успокаивая и позволяя тишиной насладиться. Дима на возлюбленного смотрит, который дожидается, чтобы ему рассказали, о чем был краткий разговор. — через пятнадцать минут за мной заедут. у нас осталось чертовски мало времени, — сказал татуированный и снова опустил голову на чужое плечо, в одну точку смотря. — не переживай, это не конец света… я обязательно придумаю план… — сотый раз за пару часов повторяет одно и то же Олег. он склоняется к чужому лицу и целует любовника в губы. хотел оставить лишь мимолетный поцелуй, но Матвеев голову приподнял и потянулся обратно к губам. хотя бы сейчас хочет еще больше любви почувствовать, насладиться остатками хорошего времени. и Шепс не смеет отказать. сначала очень робко второй раз юношу в поцелуй утягивает, пока не чувствует проявление инициативы с чужой стороны. рукой макушку черную поглаживая и ближе притягивает, глаза прикрывая. этот поцелуй отличается от первого: более напористый, горячий, прощальный. Шепс мнимое согласие получает на проявление всех чувств и язык вплетает в это блаженство. проходится по ровному ряду белоснежных зубов с тихим характерным звуком причмокивания. низ живота тугим узлом скручивает, а голова кругом ходить начинает. пытается в этом поцелуе передать абсолютно всю свою любовь, которую годами копил для одного человека. не замечает абсолютно ничего вокруг себя. для Олега сейчас есть только он сам и парень, сидящих на его коленях в плотную, загривок шатенистых волос поглаживая.Мы расстаемся не навсегда Ты все узнаешь, но завтра Разлетимся на части я стою и смотрю как ты гаснешь
кажется, чувствует сердцебиение чужое и прямо сейчас оно с бешеным темпом бежит в грудной клетке. снова забывает как дышать, поэтому когда воздух заканчивается, а сбивчивое дыхание второй раз подводит, голубоглазый отстраняется и сразу же в карие глаза смотрит. они больше не кажутся такими пустыми и безжизненными, снова окрасились в яркие цвета на палитре под названием «жизнь». вот только не знает, насколько долго красок в этой палитре хватит. отстранившись, Дима снова носом в чужую шею утыкается. вот только если Шепс не пользуется парфюмом на постоянной основе и наслаждаться каким либо запахом невозможно, младший в отличии от Матвеева дурманит рецепторы запахом вишни. ему не хочется отстраняться, но выбора у них не было. Олег помог юноше куртку надеть на плечо, потому что Дима по прежнему боль режущую ощущал при любом чрезмерном выкручивании рук. — милый, будь на связи, — попросил Шепс, чуть ли не скуля от поступившей вновь к горлу боли, — выясни сколько там по времени длится обеденный перерыв и в какое время этот козел из кабинета уходит, я попытаюсь заезжать. Дима одобрительно головой кивнул и рюкзак с дивана поднял. — проводишь? — добавил тот. — конечно, пойдем. только ключи возьму, чтобы кабинет закрыть, — мгновенно среагировал юноша и схватив вязку ключей со стола, приобнял старшего за плечи и двинулся в сторону выхода.какое ужасное ощущение, когда понимаешь, что это ваши последние минуты, проведенные вместе.
не знают, когда увидятся снова и не могут гадать по этому поводу.
теперь Олегу кажется, что у него катастрофически мало времени,
чтобы что-то придумать. спать спокойно не сможет, зная абсолютно все.
кошмары будут преследовать.
они выходят точно к приезду водителя и сейчас Шепс снова не может обнять возлюбленного, чтобы хуже не сделать, поэтому желает хотя бы на прощание в карие глаза посмотреть. — звони. обязательно звони, — попросил Олег очень серьезно. — обязательно, когда он выходить будет, — ответил Дима и медленно к машине поплелся. Олег как дурак стоял и смотрел вслед уезжающей машине до тех пор, пока та из полезрения не исчезла. видел этот разочарованный взгляд Димы в окне и его начала вина пожирать изнутри. если бы он этот поцелуй на чужой щеке не оставил и азарт не разыграл в чужом сердце, то не пришлось бы сейчас прощаться горестно. а может, к лучшему? он узнал абсолютно все, что гложило татуированного на протяжении всей жизни и теперь у Шепса отдельная миссия, которую он должен выполнить.* * *
Олег не мог спокойно работать и сконцентрироваться на самых простых заданиях. ему не хватало чужого присутствия и спокойствия. хоть Дима и обещал быть на связи, ему нужно было лично видеть, что с парнем все в порядке. зверский страх и ужас порождали гнев и ненависть в чужом сердце. это чувство пожирало изнутри, но это было нужно, было мотивацией. парень из рюкзака блокнот с ручкой достал и большими буквами заголовок написал: «ПЛАН». осталось ли пункты и подпункты записать, собрав в одно целое и вердикт самому себе вынести…Дима в это время как на иголках сидел.
сидел за столом напротив опекуна и очень часто ловил на себе взгляды. разные взгляды. и сколько бы ему не хотелось отрицать, в голубых глазах похоть проглядывалась. ему снова нужны таблетки, чтобы состояние нормализовать, но в одном помещении с этим человеком он не мог даже голову в сторону повернуть, не говоря уже о других каких-то нуждах. слышал в наушниках, как на телефон прилетали новые сообщения от Олега, но даже на них оторваться не мог. понимал чужое волнение, но ничего не мог сделать. смог дождаться перерыва на обед и когда Андрей кабинет покинул, кинув вслед: «веди себя паинькой в мое отсутствие», татуированный тут же телефон схватил и начал номер знакомый набирать. эти гудки казались вечными, но почти сразу же услышал: «алло, Дим? ты в порядке?» — я в порядке, он вышел на перерыв… — тихо сказал юноша, на часы глянув, чтобы сверить время. «ну что, рассказывай. сколько перерыв, где офис находится, всегда этот упырь уходит или нет?» — здание в десяти минутах езды, примерно… перерыв час и по поводу Андрея я не знаю. может быть каждый раз, но сейчас он ушел, — с тяжелым вздохом, ответил Дима. Олег прикидывает план на их время встречи и все вполне сходится. во всех офисах одинаковое время перерыва и начинается точно так же. да и ехать не так уж далеко, все точно должно получится. «это прекрасно. если он будет уходить каждый раз, я смогу приезжать, милый, я все смогу…» и в голосе радость неподдельная слышалась. был рад, что сможет хотя бы минут сорок проводить в компании этого человека. вот только подобные условия для встреч казались колонией, в которую попал Матвеев. они смогли проговорить около сорока минут, пока Дима шаги не услышал в сторону кабинета. он быстро трубку сбросил и телефон откинул, сразу же вид делая, что работал все это время. Андрей в кабинет заходит и дверью хлопает так, что штукатурка скоро посыплется. — ну что, щенок, хорошо себя вел в мое отсутствие? — задал риторический вопрос мужчина, зная, что ответ может быть только один. — да… — кратко и тихо ответил Дима, взгляд не поднимая. Андрей усмехается и на свое место садится, откидываясь на спинку кресла. — и хорошо все-таки, что я тебя к себе забрал. теперь еще больше буду уверен в том, что ты не блядки устраиваешь в моем втором кабинете, а делом занят, — добавил тот, как будто между прочим сказал, — но если бы думаешь, что так просто сможешь отделаться от случившегося вчера — глубоко ошибаешься. дома тебя терапия ждет, думаю, если ты в гомосеков подался, тебе понравится.Дима пытался спокойствие сдержать.
он не был готов к тому, что совсем скоро его снова ждет эта адская боль, а слова про гомосексуала добавили масла в огонь. догадывался, что его ожидает и боялся еще больше того, что ему нужно смириться с этим.* * *
по щекам горячие слезы бегут от рвотных рефлексов. ему кажется, что еще немного и его точно вырвет. захлебывается в собственной слюне и слезах, пытаясь дыхание нормализовать. за черные волосы очень неприятно тянут, заставляя глубже чужое достоинство принимать. Диме кажется, что его вот-вот вырвет, не сможет сдержаться от отвращения, подступающего к горлу. — Димуль, не останавливайся и не сбивай темп. зубки научился сдерживать, теперь будь добр, доставь мне удовольствие… — с тяжелым вздохом сказал мужчина, продолжая буквально насаживать чужую голову на член. за волосы тянет, не жалея вырвать пару волосинок. парень за чужие бедра хватается, чтобы от таких резких движений не упасть случайно. пальцами вцепляется и тут же второй рукой пощечину получает. — а ну прекрати, мне больно, — приказал Андрей, а в ответ лишь гортанные звуки слышит, усмехаясь. голову закидывает и глаза прикрывает, чувствуя приближающиеся удовольствие и состояние экстаза. татуированный после хлесткой пощечины руки на собственные колени убирает. глаза еще сильнее жмурит и пытается что угодно представить, чтобы эту моральную боль заглушить, но в голову ни единой мысли не лезет. хочет как можно быстрее эти пытки закончить и снова остаться на весь оставшийся вечер в одиночестве. он не пытается доставить чужому эго удовольствие, активнее работать языком или стимулировать губами. делает все механически и страдания облегчает то, что опекун даже таким минетом был доволен. во рту появляется неприятный солоноватый привкус от пары капель предъэякулята и сразу же глаза распахнул, пытаясь из хватки выбраться, но его заново за волосы притянули, заставляя всю длину в рот взять и зафиксировали в этом положении. — нет, Димочка, дай мне закончить от твоих действий… — прошипел голубоглазый и вместо того, чтобы снова продолжить насаживать чужую голову, стал сам бедрами подмахивая, вбиваясь в чужой рот. снизу слышалось громкое хлюпанье и отрицательное мычание. Дима снова попытался за чужие бедра схватиться, начиная рука отодвигать чужое тела от себя. не хотел такого исхода событий и панически боялся. слезы уже не скапливались в уголках глаз, а текли рекой, создавая для мужчины вполне возбуждающую картину. специально глаза открывает и голову вниз опускает, чтобы насладиться концом этого «чудного» процесса. делает последний толчок с гортанным стоном и в горячий, как жерло вулкана рот изливается.Диме мерзко.
за волосы еще несколько секунд держат, прежде чем отпустить и татуированный сразу же в сторону отворачиваясь, выплевывая все содержимое полости: слюни, сперму и природную смазку, закашлявшись. наконец-то может свежий глоток воздуха вдохнуть после сбитого сердцебиения. руки судорожно трясутся, пока пытаются удержать тело и лицом не упасть в эту лужу последствий чужого удовольствия. рукой рот протирает и чувствует новый рвотный позыв. вот только если он сделает сейчас то же самое, на этот раз здесь будут плавать остатки пищи. — миленький, тебе что, не нравится этот вкус? — издевательски задает риторический вопрос Андрей, штаны застегивая, — я думал тебе придется по душе… или дело в том, что это был не Олеговский хуек? тогда бы с радостью?он будет всегда упоминать Олега?
от чужих слов еще больнее становится. ему все равно, что мужчина по прежнему стоял перед, юноша снова отхаркиваться стал, ему все равно, ведь самому потом придется убирать. ком в горле нарастать начинает и не отпускает, когда опекун с легким смешком комнату покидает. соленые слезы рукой стирает. ему противно и мерзко от самого себя, ему противно прикасаться к Олегу после этого. он не представляет, как будет целовать любимого человека губами, которыми минет делал этому психику. он боится, что Шепсу будет самому противно прикасаться к парню, когда он узнает об этом. Дима отползает от бело-прозрачной лужи и на кровать спиной облокачивается, пальцы в волосы собственные запуская. пытается повторить массирующие движения рук любимого, но получается совершенно не то. получается лишь волосню выдергивать. это все было похоже на немую истерику, потому что кроме всхлипов юноша ни единого звука не издавал, но в голове полная вакханалия происходила. снова оказался униженным и никчемным, не сумев сказать ничего против и удовлетворив этого извращенца. ему действительно всю жизнь быть пушечным мясом и самой последней потаскухой, которой приходится отдавать свое тело даже не за деньги, а за обычное существование, на которое право имеет абсолютно каждый, но только не он. ему необходимо найти силы, чтобы хотя бы подняться с пола и промыть рот с мылом и карбидом, в добавок проглотив лезвие «рапира». руки на кровать ставит и очень тяжко на ватные ноги встает, крохотными шагами подходя к стулу с домашней одеждой. побольше воздуха в легкие набирает, прежде чем от ткани избавиться и снова свое тело взглядом оценить. ему желательно перебинтовать все раны заново и снова распотрошить новую упаковку с марлей и перекисью. пытается слезы от физической боли сдержать, пока руки задирает вверх, чтобы толстовку снять. абсолютно все равно на то, что одежда не будет половину тела закрывать. женщина несколько вопросов задаст по этому поводу и все, а может быть вовсе не спросит. еще больнее будет. как только с одеждой заканчивает, снова взгляд на лужу переводит. в глазах сразу же вспышки воспоминаний недавних событий пробегают и опять рвотный рефлекс появляется. по телу мурашки крупные пробегаются и Дима торопится какую-нибудь старую ненужную футболки кинуть поверх липкой жидкости. из комнаты осторожно выходит и в ванную комнату заходит, дверь за собой закрывая на замок. старается в отражение в зеркале не смотреть, потому что мерзко самому себе в глаза глянуть. хватает зубную щетку, не жалея пасты льет и начинает полость рта чистить с неистовой силой. не жалея ни десна, ни зубы, ни язык. буквально стереть в пыль пытался все, куда могла белесая жидкость попасть. безжалостно прочищал все до талого, пока десны адской болью отдавать не стали, слюны не стало слишком много, а тремор рук не стал невыносимым. сплевывает пасту и вместе с пятнами крови. глаза лихорадочно бегают по раковине, которая была испачкана в этой смеси отчаяния и злости. еще раз сплевывает и красного душегубства больше становится. кран с водой открывает и в ладони воды зачерпывает, чтобы полость рта промыть. наконец-то взгляд на отражение поднимается и зубы оголяет, чтобы проверить их чистоту. раздраженные десна полностью игнорирует, слабо улыбнувшись. вот только мозгами понимает, что этого чертовски мало. этот разврат под кожей живет, оттуда доставать нужно. далеко не в физической оболочке дело, под кожу забраться надо, пальцами безжалостно вынимать всю эту похоть и сладострастие, иначе будет грязным и порочным. он снова футболку стягивает с тела и принимается все бинты снимать, которые насквозь пропитаны засохшей кровью. раны не исчезли бесследно с приходом ночи и не испарятся с первыми солнечными лучами в будущем дне. может быть, через эти полосы вся грешность выходит? ее просто недостаточно, чтобы стать чистым и белым, недостаточно, чтобы Олег любил больше и сильнее. Дима уверен в том, что возлюбленный считает его мерзкий и продолжит считать, пока не избавиться с корнями от похабности этой. руки до сих пор трясутся и этими руками он дверцу ванной полки открывает. бритвенную кассету находит и глаза блестят в неудержимом желании к старому вернуться. помнит, как приятно жгут эти повреждения телесные и как потом неприятно выглядят глубокие шрамы на белой коже. она уже давно не бархатная, не похожа на ткань резную с тонким ворсом, скорее на разрезную.но это не Димины мысли. импульсивность остатки разума и психики пожирает. пожирает парня изнутри.
звезды волнения по щекам бегут. он же ведь не из тех людей, кто будет резать вдоль, а сразу попереть, играя в русскую рулетку: заденет вену или нет. похож на сумасшедшего с безумными глазами и ему наверное точно стоит провериться у психиатра, только нормального, а не подкупного. руку напрягает и глаза жмурит, чтобы не видеть, куда попадает и насколько сильно татуировки испортит. интуитивно тонкую кожу подцепляет острой стороной, и чтобы не чувствовать страх вперемешку нерешительностью, задался целью очень быстро все делать. буквально резкое движение одним рывком, которое дарит такой спектр эмоций.это чувство не должно быть таким родным.
не должно вызывать страх, но не останавливать, не должно казаться до боли знакомым, не должно казаться единственным выходом. может прямо сейчас концы с концами свести, если бы причины пожить чуть подольше не было. обещали вытащить из этого вечного кошмара и увезти далеко-далеко. хочет поверить в эти сказки из чужих уст, но не из уст матери.наверное, это крайняя точка, раз он даже физической боли не чувству.
лишь холод в области сердца и легкие покалывания,
которая бодрят, пока белоснежная раковина снова кровью заполняется.
он не собирается умирать,
ему слишком рано,
поэтому по новой все раны перебинтовывает.
наконец-то полное облегчение чувствует. в отражении уже не видит этот бешеный взгляд, когда карие глаза чернотой и мраком пропитаны. смущает немного, что белая марля слишком быстро красноватый оттенок приобретает, но это было не так важно. ватные ноги стали привычным явлением за этот час, поэтому парень пытается ровными шагами до комнаты дойти. чуть ли не валится с ног, когда дверной проем пересекает.он знает, куда ему сейчас нужно.
к тумбочке прикроватной подходит и баночку с таблетками берет, на которые тысяча и одно противопоказание есть. не считая высыпает несколько штук на руку и голову запрокинув, без запития водой принимает. верит, что сейчас еще легче станет. станет насколько легко жить, что захочется сдохнуть, а потом будет плохо настолько, что захочется жить. на кровать бессильно валится и телефон в руки берет. привык на главном экране десятки сообщений видеть от единственного контакта. глазами по тексту пробегается и даже вздохнуть тяжко не может, сил нету.«со мной все хорошо.»
напечатал с божьей помощью и автозаменой слов, иначе бы это был просто набор букв.