***
С неба пышными хлопьями падает снег, плавно опускаясь на землю, которая устлана мягким белым покрывалом. Мороз приятно щиплет нос и щёки, отчего те становятся красными. Под ногами слышен хруст. В Краснодаре по-настоящему красивая зима. Такая, какой описывают её в книжках, по-своему сказочная и волшебная. В парке между фонарными столбами висит гирлянда, переливающаяся совсем разными цветами, деревья одеты в большие меховые шапки, хоть и некоторые из них стоят совсем голые. Такие деревья украшены гирляндой, как и фонарные столбы. Марин, держа замёрзшие руки в карманах куртки, с лёгкой улыбкой наблюдал за кружащимися снежинками. В его волосах (дурак, шапку не надел) повисли маленькие капельки, которые также были на стёклах очков, что запотевали, когда Марин посильнее укутывался в шерстяной шарф. Аркаша стоял рядом (ну как стоял, скорее топтался на месте, пытаясь согреться) и смотрел на него, потирая ладони. На его голове, в отличие от головы Марина, был хотя бы капюшон, но на шее не было никакого шарфика. Олег с Кириллом отошли за горячими напитками в кафе неподалёку, а они остались стоять посреди парка.I wanna be alone Alone with you — does that make sense?
— Мёрзнешь? — спрашивает Марин, заглядывая в глаза Аркаши, который тут же фыркает и уводит их куда-то вниз. — Ну конечно, как тут не замёрзнуть, блять, — бурчит себе под нос Аркаша, не поднимая взгляд. Марин хмыкает, не сдерживая улыбку, подходит ближе и легонько толкает плечом. Аркаша тихо матерится и смотрит ему в глаза взглядом, которому можно дать название «тычёстрахпотерялвообще». И Марин смеётся, наблюдая за Аркашей, который почему-то опускается вниз. Не успевает Марин понять происходящее, как в него уже летит снежок, а Аркаша начинает убегать. — А-а-а! Помогите! Насилуют! — размахивая руками, кричит Аркаша, когда замечает бегущего за ним Марина, который лепит руками небольшой снежок. Марин смеётся, когда Аркаша лезет в сугробы, отчего потом будут мокрыми джинсы, пытается спрятаться от него за деревьями. Марин не боится промокнуть, поэтому лезет за ним, кидает снежок, попадая в рукав куртки. В обувь давно пробрался снег, но сейчас это не имеет значения. Аркаша лезет голыми руками в сугроб, делает снежок. Теперь очередь Марина убегать от него. На ходу, скрываясь за деревьями, он также лепит «снаряд». Прячется за широким стволом, продолжая комкать в ледяных ладошках снег. Слышит хруст снега сбоку, поэтому выскакивает первым, бросает снежок в Аркашу. Тот не успевает отклониться, поэтому снежок попадает ему прямо в грудь. Он пытается сдержать счастливую улыбку, когда бежит (насколько это возможно) по сугробам за Марином, который спустя пару метров валиться на белоснежное покрывало, запутавшись в ногах. Марин не пытается подняться, заливисто смеясь. Аркаша быстро догоняет его, становится ногами по бокам от его ног и уже готовится нанести «снежковый удар», но не успевает, потому что Марин тянет его за край куртки, заставляя завалиться рядом. Они смеются вместе, глядя друг другу в глаза. Ощущать себя детьми рядом друг с другом по-настоящему круто. Позволять себе такие маленькие шалости дорогого стоит. Только рядом с самым близким и дорогим человеком можно так легко открыться и вести себя так, как будто вам обоим по пять лет. Рядом с Марином Аркаша не боится показаться слабым. Он знает, что его поддержат в любом направлении, чего бы он не захотел, или дадут совет, который будет по-настоящему ценным и правдивым. Марин рядом с Аркашей не строит из себя сильного, не пытается показаться супер-крутым. Он ценит открытость Аркаши, поэтому и сам старается быть таким же. Они дорожат друг другом так, как не дорожат никем другим.I wanna steal your soul and hide you in my treasure chest
Аркаша, как и Марин вскоре, принимает сидячее положение. Хоть они и сидят на снегу, но им не холодно — набегались. Аркаша, с головы которого падает капюшон, всё-таки запускает последний снежок в Марина, который рассыпается на его куртке. Марин улыбается этой шалости, сбрасывает с себя остатки снега, а затем подбирает ноги, обхватывая их кольцом из рук. Смотрит на Аркашу открыто, по-доброму улыбаясь. Аркаша ловит взгляд, глядя на него точно так же и тонет в его глазах. Они чистые, без какого-то зла на дне, добрые, даже наивные в некоторой степени. Рядом с Марином хочется быть. Он такое своеобразное солнышко, которое притягивает, влечёт за собой, дарит тепло. — Знаешь что, Аркаш? — чуть охрипшим голосом спрашивает Марин, щуря глаза. — Не знаю, — немного язвит Аркаша, боясь даже предположить, что задумал Марин. Марин чуть приподнимает брови, мягко улыбается, а затем кладёт голову на его плечо и шепчет: — Мне с тобой хорошо. Аркаша удивляется такому несвойственному Марину откровению, но тоже шепчет в ответ, устремляя взгляд куда-то вперёд себя: — Мне тоже. Они нечасто могут сказать друг другу подобное. Более ожидаемо было услышать «иди нахуй» из уст Марина и получить пинок под бок, чем такое. Но если кто-то из них произносит что-то в этом роде, то никто никогда не лжёт и не переводит в шутку. Эти фразы греют что-то внутри. Аркаша выпадает из мыслей, когда чувствует горячее дыхание на своей шее, не успевает ничего предпринять, как там же чувствует мягкий поцелуй. Марин отстраняется, как-то пьяно улыбаясь, а Аркаша касается холодными мокрыми пальцами места поцелуя, вздрагивая от контраста температур, чувствует горящий румянец на щеках, надеясь, что Марин подумает, что это из-за того, что на улице холодно, а не о том, что это у него такая реакция на его поцелуй.I don't know what to do To do with your kiss on my neck
— Теперь тепло? — спрашивает Марин, пытаясь словить взгляд Аркаши. Тот поджимает губы, кротко улыбаясь, а затем пару раз кивает, глядя в глаза. Марин поворачивает голову в сторону тропинки, от которой они прилично так отошли (читать: отбежали), и, завидев идущих со стаканчиками к ним друзей, начинает подниматься. Аркаша тоже видит их и поднимается за Марином, попутно стряхивая со всех частей тела снег. Пробираясь сквозь сугробы, они иногда поглядывают друг на друга, смущённо и как-то скованно улыбаясь. Увидев друзей почти полностью в снегу, которых они искали, Олег резко останавливается, матерясь себе под нос. Кирилл, идущий позади и активно листающий что-то в телефоне, врезается в него, чуть ли не поскальзывается и не проливает напитки, также матерясь, но уже не под нос, а громче. Марин и Аркаша, заметив такую реакцию, заливисто смеются в унисон, почти подбегая к ним. Олег, отдавая им напитки в руки и помогая Кириллу удержать на весу остальные, начинает ругаться: — Аркаша, Марин, ну что вы как дети? — Марин греет руки о стаканчик, улыбаясь мыслям, что Олег им как мама. — Замёрзнете ведь, а потом ещё одежду сушить, — Аркаша на это усмехается, поудобнее перехватывая стаканчик в руках и посильнее укутываясь в куртку. — Не хватало ещё, чтобы вы заболели, — говорит Олег, когда все стоят со своими напитками и Кирилл не норовит упасть. Аркаша с Марином переглядываются, довольно улыбаясь. Да, сейчас им холодно и хочется поскорее домой да под одеялко, но каждый уверен в том, что они бы всё равно не отказались от проведения такой «битвы». — Хорошо, мам, больше так не будем, — сказал Марин, на что Олег лишь закатил глаза, отчего вся компания, включая забывших о своей недавней злости Олега и Кирилла, подхватила смех. Разговаривая о чём-то своём, они все вместе направились по тропе, идущей вдоль парка к дому Аркаши. Почти всё время по дороге домой в голове Аркаши роились мысли, отчего он иногда выпадал из разговора, что замечал Марин, часто дёргая его за рукав куртки или касаясь тыльной стороны ладони. Правильны ли его чувства по отношению к Марину? Может ли он в принципе испытывать подобное к просто другу? Но он не может вести себя иначе рядом с ним. К Марину хочется тянуться, хочется касаться, хочется быть к нему настолько ближе, насколько это возможно. Это правильно? Аркаша мотает головой. Да какая к чёрту разница? Если ему хорошо рядом с ним, разве всё остальное имеет значение?I don't know what feels true But this feels right so stay a sec yeah, you feel right so stay a sec
***
В квартире было на удивление жарко. Аркаша, давно переодетый, сидел в зале в одной футболке и шортах и лениво листал ленту в телефоне, а Марин всё не появлялся из своей комнаты. Аркаша откинул телефон и откинулся на спинку дивана, устало выдохнув. Протерев пальцами глаза, он услышал негромкое «Арка-а-аш». — Что? — крикнул Аркаша, ленясь подняться с дивана. — Подойди, — жалобно произнёс Марин чуть тише, на что Аркаша недовольно цокнул, но всё же соизволил подняться с дивана. Подойдя к комнате друга, которую он выделил ему на эти «каникулы», он приоткрыл дверь в комнату, а затем зашёл полностью. Посреди помещения стоял Марин с какой-то тканью в руке, но сам был без верха. — Можешь дать свою футболку? У меня была только одна с собой, а я её засрал вчера, — сказал Марин почти шёпотом, не глядя в глаза и неловко почесывая затылок. Аркаша ответил на это лёгкой, но уставшей улыбкой и кивком, а затем вышел из комнаты, направляясь в свою. Марин отложил кофту в раскрытый чемодан и поплёлся за Аркашей, из рук которого вскоре принял футболку, которая оказалась немного великовата. А знать Аркаше о том, что у Марина было с собой три футболки, вовсе необязательно.Gold chain beneath your shirt The shirt that you let me wear home
Сидя рядом на диване, они попивали любимый Аркашей зелёный чай и беззаботно вели диалог, то и дело соприкасаясь ногами или руками. Эти мимолётные прикосновения заставляли таять и краснеть обоих, но они дружно делали вид, что ничего такого они не чувствуют. Марин, показывая какой-то очередной мем, прислонился ближе и, развернув телефон экраном к Аркаше, повернул лицо, намереваясь понаблюдать за реакцией. Всё было бы хорошо, если бы он изначально не был так близко, но теперь он оказался почти впритык к лицу Аркаши. Тот почему-то смотрел не на экран телефона, а Марину в глаза, отчего они соприкоснулись носами, а затем неловко отодвинулись друг от друга, сразу переводя взгляд на экран. И оба сидят теперь, делая вид, что всё нормально, а сами красные-красные. Их губы были буквально в паре сантиметров друг от друга. Оба это понимают, обоим от этого настолько плохо, что хорошо. Сердце пропустило удар в тот момент, дыхание сбилось, но они упорно не замечают это друг у друга. В какой-то момент, когда за окном уже глубокая ночь и разговор затих, Марин убирает телефон на журнальный столик, стоящий перед диваном, а затем ложится на плечо Аркаше, прикрывая глаза и зевая. Тот, так же убрав телефон подальше, улыбается такому открытому и тактильному Марину. Аркаша аккуратно разворачивается так, чтобы было удобно достать руку, что он и делает, а затем обнимает Марина за плечо. Когда Марин поудобнее устраивается на нём, обхватив двумя руками его торс, Аркаша оставляет мимолётный поцелуй на его макушке, а затем облокачивается спиной об угол дивана. Получается так, что Аркаша лежит на диване, а Марин лежит на нём, крепко обняв. Им обоим тепло и хорошо так, когда они рядом. Комнату освещает лишь стоящий на полу торшер, отчего царит какая-то своеобразная интимная обстановка. Марин, прижавшись к Аркаше как можно ближе, слушает равномерный стук его сердца и вдыхает полной грудью родной аромат, пока Аркаша одной рукой перебирает пряди на его голове, а другой изредка поглаживает по спине. Нет ни неловкости, ни какого-то чувства неправильности происходящего. Скорее наоборот: всё кажется правильным, будто так и должно быть. Тёплая рука Аркаши опускается с макушки на лицо Марина. Пальцами он мягко оглаживает его щеку, а затем тихо произносит: — Пошли спать, — и ещё тише добавляет: — Солнце.Gold on your fingertips Fingertips against my cheek
Марин чувствует, как начинают гореть щёки и уши, как от этого обращения, которое он, видимо, не должен был услышать, просыпаются бабочки. Марин мотает головой в знак отрицания, поднимается чуть выше, так, что носом оказывается у его неприкрытой футболкой ключицы. Теперь уже очередь смущаться Аркаши. Марин снова опаляет по-настоящему горячим дыханием его шею, заставляя покрыться мурашками. — Марин… — шепчет Аркаша, стараясь подавить в себе что-то, начавшее пылать внутри. А тот словно не слышит: прислоняется носом к чувствительной коже, вдыхает дурманящий запах, чуть царапает щетиной, но Аркаша не концентрируется на этом, тщетно пытаясь угомонить разбушевавшиеся чувства. А Марин всё ластится и ластится: пальцами сжимает футболку, носом ведёт по шее, весь жмётся ближе, не в силах совладать с собой. Аркаша пытается сдержать рваные вдохи и успокоить бешено бьющееся сердце. Он же просто друг? Все же друзья так делают, правда? Аркаша совсем не знает, куда себя деть, когда Марин приподнимается, перекидывает одну ногу через него и садится поверх его бёдер. Аркаша не знает, куда положить свои руки, но Марин замечает это замешательство, поэтому берёт его кисти и кладёт на свои бёдра. Смотрят друг другу в глаза. У обоих на лице мягкий румянец, сбито дыхание и низ живота приятно тянет от предвкушения. — Аркаш… — тихо произносит Марин, прикрывая глаза, когда ощущает под футболкой подрагивающие от нерешительности пальцы, которые медленно поглаживают кожу. Эти касания ужасно приятны, настолько, что по коже бегут мурашки. Аркаша чуть приподнимается, оказываясь совсем близко к лицу Марина. Тот опускает взгляд на его губы, а затем пальцами приподнимает его лицо за подбородок. Они чувствуют сбитое дыхание друг друга на своих губах. Первым не выдерживает такого «напряжения» Аркаша: мягко касается губ напротив своими, оставляя буквально мимолётный поцелуй, а затем отстраняется, с вопросом в глазах глядя на Марина. Тот ловит его взгляд, дарит лёгкую улыбку, а затем возобновляет поцелуй, постепенно углубляя его. Целуют друг друга медленно, нежно и долго. Происходящее ощущается до жути правильно.Gold leaf across your lips Kiss me until I can't speak
Кажется, всё-таки друзья так не делают. Они позже обсудят, кто они друг другу и что будут делать потом. Сейчас это неважно. Пока они тонут в этих новых для них чувствах, касаниях, весь мир вокруг растворяется, исчезает. Марин кладёт ладони на его плечи, когда Аркаша прижимает его к себе за талию. Они покусывают губы друг друга, целуют с большей страстью, чуть грубее. Аркаша поцарапывает его живот, отчего Марин несдержанно стонет в губы, прогибаясь в спине, зарываясь пальцами в спутанные русые волосы. Марин ведёт их поцелуй, поэтому Аркаша иногда не успевает за ним, но в какой-то момент перестаёт пытаться успеть, расслабляясь. Происходящее дурманит, сбивает дыхание, заставляет подрагивать, тихо стонать в губы. С каждым мгновением становится всё жарче и жарче. Они отрываются друг от друга только тогда, когда губы начинают по-настоящему гореть, а дыхание сбивается слишком сильно. Смотрят друг другу в глаза, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Марин рьяно обнимает его, обхватывая за плечи и роняя голову на одно из. Вдыхает приятный запах, отчего немного кружится голова. Аркаша удобно устраивает свой подбородок на его плече, прикрыв глаза, мягко улыбается. На скулах ощутимо горит румянец, но это приятно и не смущает. Они так близко, так нежны друг с другом, так чувственны, как не были никогда.And let me crawl inside your veins
— Ты мне нужен, — шепчет Марин, обнимая посильнее. И Аркаша смазано целует его за ухом, шепчет: — Ты мне нужнее. Марин тихо посмеивается с этого, пальцами перебирая его футболку. Аркаша улыбается мягко так, по-доброму. Оставляет россыпь поцелуев вдоль шеи. Марин ощущает мурашки по всему телу, тихо выдыхает.***
Аркаша, облокотившись спиной о столешницу, попивает воду и смотрит на Марина, который, выпив свой стакан воды, сидит, сложа руки меж бёдер, смотрит на него в ответ, мягко улыбаясь. Кажется, будто они общаются одними лишь взглядами. Вскоре Аркаша обставляет стакан на столешницу позади и подходит к Марину. Тот следит за ним взглядом, молчит, преданно глядя в глаза Аркаше, приподняв голову. Тот щёлкает его по носу, а затем хватает его за руки и тянет за собой куда-то вглубь квартиры. Оказавшись в спальной Аркаши, они, недолго думая, садятся на кровать. Облокачиваясь на ладони позади, Аркаша смотрит в покорные глаза напротив, а затем, опустив взгляд на его губы, наклоняется к лицу Марина, параллельно накрывая его ладонь своей. Марин целует первым: лениво мажет губами по губам напротив, которые приятно болят. Аркаша немного отстраняется, ведёт языком по приоткрытым губам, заставляя Марина чуть нервно выдохнуть, а затем углубляет поцелуй, на что Марин приглушённо стонет. Его стоны — услада для ушей Аркаши. Он старается получить как можно больше рваных, несдержанных, громких стонов, от которых так сладостно тянет низ живота. Марин тянется ладонью к его лицу, зарывается пальцами в кудрявые волосы, притягивая ближе. Аркаша тихо стонет в губы от количества эмоций и ощущений. Обычный поцелуй вызывает ураган эмоций внутри, отчего кружится голова. С каждой секундой поцелуй постепенно становится мокрее и громче. Они уже не могут оторваться друг от друга. Аркаша, не разрывая поцелуй, меняет позу, забираясь на бёдра Марина, давит на его плечи, заставляя лечь и оторваться от его губ. В ответ на это Марин улыбается, кладёт ладони на колени Аркаши, ведёт ими по его бёдрам выше и выше. Аркаша возвращается к его губам, целуя с напором, грубо, иногда покусывая. Марин мягко оглаживает его ягодицы. Аркаша пробирается языком, моментально ловя приглушённый стон. Марин поднимает ладони выше, пробираясь под футболку, отчего она подзакатывается, сжимает талию Аркаши, который успел усесться на его бёдрах. Марин очерчивает пальцами впалый живот, рёбра, продолжая отвечать на поцелуй, который полностью контролирует Аркаша. — Мы же не будем… — рваный вдох, фраза губы в губы. — Спешить? — тихо спрашивает Аркаша, тая от прикосновений. — Нет, Аркаш, — шёпотом отвечает Марин и обратно вводит его в поцелуй, не желая отрываться от манящих губ. Руки Марина опускаются на бёдра Аркаши, сжимают их, царапая, отчего очередной стон растворяется на горящих губах. Аркаша отрывается от поцелуя, смотрит прямо в затуманенные глаза напротив. Чувствует поглаживающие касания вдоль бёдер, ловит себя на мысли, улыбается краешком губ, а затем воплощает мысль в реальность: приподнимается, сминает в пальцах его футболку, начинает медленно ёрзать по паху Марина, который в ответ на это прикрывает глаза, тихо стонет сквозь приоткрытые ярко-красные губы, снова сжимает пальцами его бёдра, будто бы пытаясь остановить или хотя бы замедлить. — Будешь так делать — придётся поспешить, Аркаш, — хрипло произносит Марин, глядя в глаза Аркаше, который от такого тона готов отдаться прямо здесь и сейчас. Марин приподнимается на локти, с прищуром рассматривая задумавшегося Аркашу. Улыбается, хитро так, как лис. Аркаша только и успевает, что увидеть его чёртову улыбку, до того, как оказывается под Марином, охая от неожиданности. Тот оставляет смазанный поцелуй на губах, а затем поднимается. Аркаша успевает схватить его за кисти, чтобы он не ушёл, и Марин замирает на месте, не пытаясь выбраться.I'll build a wall, give you a ball and chain
Смотрят друг другу в глаза, не смея оторваться. Кажется, вокруг всё правда перестало существовать. Глаза в глаза, руки в руках, губы на губах. Как только оторваться? Рядом с Марином просыпалась давно усопшая нежность, пропавшая когда-то тактильность. Аркаша не усмирял эти чувства, не пытался спрятать их куда-нибудь да поглубже, лишь бы не видеть, не чувствовать их, как делал раньше. Сейчас он делал всё, что только в голову приходило, только бы ближе, теплее, спокойнее. Аркаша до Марина не верил, что рядом с человеком можно ощущать себя настолько правильно, настолько комфортно. Кажется, Марин думает о том же: подходит ближе, всё так же держа за руки, тепло улыбается, оставляет мимолётный, но до невозможности нежный поцелуй на кончике носа, садится перед ним на корточки, отчего слышен хруст коленей — оба тихо посмеиваются, — смотрит в глаза напротив, наполненные счастьем, безграничным доверием. — Пошли умоемся и спать? — негромко произносит Марин, чуть склонив голову вбок. Аркаша и не знал, что Марин бывает таким нежным, тактильным, открытым, но ни за что не променяет это на что-то другое. Аркаша кивает на его предложение — Марин встаёт, поднимая следом за собой и Аркашу.***
Вокруг как-то слишком много людей — Аркаша теряется. Стоит посреди коридора с какими-то полотенцами и посудой, Олег с Кириллом бегают в кухню и в зал, переносят какие-то блюда, Марин чем-то гремит в шкафчиках, Данила неуклюже пытается развесить гирлянду на окне, Полина с Мариной командуют всем происходящим, сервируя стол. Из телевизора в зале кто-то громко болбочет про уходящий год, а за окном слышатся первые фейерверки. Аркаша пропадает в своих мыслях на секунду, как тут же рядом оказывается Марин, забирающий у него из рук вещи. Аркаша еле успевает словить взгляд счастливых, но чуть уставших карих глаз, как Марин тут же снова исчезает на кухне. Его окликает Марина, и он постепенно включается во всю эту суету, происходящую в его квартире. Все на взводе, даже ёлка, одиноко стоящая в углу комнаты и не украшенная с одной стороны (ну потому что зачем, никто же не видит), пестрит разноцветными огнями. До Нового года двадцать минут. Все потихоньку успокаиваются, лишь Марин всё что-то делает в кухне. Аркаша, сидящий на диване, нервно ёрзает в ожидании Марина, а тот всё не появляется и не появляется. Часто проверяет часы, и, когда остаётся пятнадцать минут, не сдерживается: идёт в кухню. — Мари-ин, — тянет он, входя. Видит, как парень откликается на его речь, поворачивая голову и кивая в знак вопроса, отвлекаясь от протирания одного из бокалов. Марин ужасно милый в этом парном с Аркашей новогоднем свитере, чуть растрепавшимися волосами, румянцем на щёчках и его этим взглядом с приподнятыми бровями. Аркаша не сдерживает улыбку, подходит ближе и обнимает его за шею. Слышит звон стекла (Марин поставил бокал на стол) и чувствует поперёк торса нежные поглаживающие движения рук. Стоят они так недолго, в целом не позволяя себе большего, того, чего хочется, потому что в соседней комнате друзья, а никто из них ещё не поставлен в известность. Да и Марин, и Аркаша при обсуждении этого вопроса были одного мнения: «лучше не рассказывать». — Я рад, что встречу Новый год с тобой, — вполголоса произнёс Аркаша, держа ладони Марина в своих, поглаживая большими пальцами их тыльные стороны. Марин смотрит прямо в глаза, прокрадываясь, казалось, в самую душу. — И я. Быть такими откровенными и нежными друг с другом — настоящее открытие для них. Отчего-то так приятно услышать такие простые слова, в которых не кроется какой-то потайной смысл или издёвка. Аркаша отвлекается от его глаз, берёт со столешницы четыре идеально чистых бокала, кивает головой в сторону выхода. Марин забирает оставшиеся три и плетётся за Аркашей. Олег сидит на подлокотнике, лениво листая ленту в телефоне и болтая ногой. Кирилл «незаметно» подъедает колбасу со стола, а Данил ведёт бессмысленный диалог о вечном с Мариной и Полиной, которые, увидев Аркашу, несущего эту стеклянную аппаратуру, сразу подбежали к нему и подошедшему Марину, начиная разбирать бокалы. — Аккуратнее! — звонко произносит Марина, активно пытаясь уместить на небольшом столе неумещаемое. Аркаша мимолётно взглянул на часы: без почти пяти минут двенадцать. Кипиш заканчивается. Все усаживаются за стол, и, когда остаётся всего лишь минута, Данил принимается открывать шампанское. В бокалах блестит напиток, а на столе у всех есть ручки и маленькие листики. Марин с Аркашей сидят рядом на диване, соприкасаясь бёдрами, и пишут свои желания, прикрывая листики друг от друга, глупо улыбаясь. Когда на экране начинается обратный отсчёт, все поджигают бумажки и бросают в шампанское. Марин поднимает бокал, а за ним это повторяют и остальные. Слышен звон бокалов, единогласное громкое «ура». Три секунды. Марин заносит руку под стол, поднимая другой бокал вверх. Две. Аркаша повторяет за ним, переплетая пальцы. Одна. Смотрят друг другу в глаза, боясь, что скоро расплющит от всеобъемлющего счастья.You're all I wanted
***
Праздник был в самом разгаре: за окном салюты, в помещении громко играет музыка, во всю разгораются разговоры, льётся алкоголь. Аркаша решает выйти на балкон — подышать свежим воздухом. Марин сразу же идёт за ним (ну а как иначе?). Аркаша пропускает его вперёд себя, закрывает дверь. Марин стоит у окна, оперевшись спиной о подоконник, и потягивает излюбленное вино. Аркаша смотрит на него с лёгкой улыбкой на лице, вдыхая едкий дым. Взгляды друг на друга чуть поплывшие, опьянённые. — Может, сегодня мы поспешим? — лукаво полушёпотом произнёс Марин, а затем провёл подрагивающими пальцами по плечу Аркаши. Аркаша на это поджал губы, сдерживая улыбку, а затем, расставив руки по бокам от Марина, наклонился и ответил в самые губы: — Может, — а затем, прикрыв глаза, мягко коснулся губ напротив. Поцелуи выходят такими же страстными, полными желания, но не надоедают, наоборот: от них кружит голову, быстрее бьётся сердце и становится трудно дышать. На губах застывает смешанный привкус вина и сигарет, а руки сразу расползаются по телу напротив, касаясь эрогенных мест, которые они успели за это время найти. Марин пробирается пальцами в его волосы, нежно оглаживая шею, почти не касаясь, другая рука лежит на его плече, а в пальцах болтается бокал. Аркаша сжимает, царапает нежную кожу под футболкой, заставляя Марина постанывать в губы. Их могут спалить. Оба это понимают и обоих от этого ведёт. Кожа горит от касаний, голова кружится от выпитого алкоголя и ощущений по телу, а дышать до ужаса тяжело. — Надо чуть-чуть подождать, — шепчет Аркаша прямо в губы. — Все разойдутся, и тогда поспешим, — в ответ Марин целует глубоко, грязно так. А Аркаша боится, что не сможет сдержать себя из-за такого соблазна. Почти теряет себя, когда Марин переключается с его губ на шею, пальцами оттягивая его голову за пряди. Сначала легонько опаляет дыханием, а затем ведёт языком по артерии за ухо, оставляя мокрую дорожку, на что получает тихий стон. Щетина приятно царапает кожу, губы оставляют влажные следы поцелуев. Алкоголь в крови дурманит разум, а от таких касаний опьянение берёт верх над Аркашей. Лишь последняя трезвая частичка кричит о себе, но кто её будет слушать, верно? — Мари-ин, — шепчет Аркаша, прижимаясь ближе. От его действий подкашиваются коленки, а по телу пробегаются мурашки. Марин, оставив пару светлых меток, отстраняется, облокачивается на подоконник, смотрит прямо в глаза, пытаясь словить взгляд, а затем отпивает немного вина. Аркаша облокачивается на стену позади ровно в тот момент, когда на балкон заходит Марина с Полиной. Как им повезло, что на окнах, выходящих в квартиру, висят жалюзи. — Мальчики, а что вы тут? — лепечет Полина, заходя на балкон. — Да мы… — Марин чешет затылок, пытаясь придумать отговорку. — Перекур у нас. Ловят взгляды друг друга, пытаются сдержать улыбки: Аркаша прикрывает рот ладонью, делая вид, что кашляет, а Марин отпивает ещё напитка, нарочито долго держа бокал у рта. Марина окидывает их быстрым взглядом, вздёргивает брови, замечая светлые — их почти не видно, но разглядеть можно — пятнышки на шее Аркаши, а затем хватает Полину за предплечье, громким шёпотом произносит: — Пошли, попоём, — заметно выделяя последнее слово, выводит ничего не понимающую Полину с балкона. Аркаша провожает их взглядом, прикрывает дверь. — И как ты только их заметил? — спрашивает полушёпотом, потирая место поцелуев ладонью. — Чуйка, — отвечает Марин, усмехаясь.***
На часах четвёртый час. Все разбрелись по домам, спят уже наверняка, кроме двоих, чьи сердца, кажется, связаны теперь навсегда. Сидя на соседних стульях в кухне, болтают ни о чём, но сна ни в одном глазу. Смотрят друг на друга, не в силах оторваться. Внутри горит что-то, прожигая лёгкие. Предвкушение страстной ночи немного кружит голову, которая, кстати, почти полностью протрезвела. Марин держит его за руку, поглаживая тыльную сторону. Аркаше хочется кричать от нежности. Ну как, казалось бы, его лучший друг, шутки которого иногда могут и вправду оскорбить, может быть настолько трепетным и нежным? Не верится просто. И Аркаше хочется дарить ему в ответ столько же приятных эмоций, и он старается: касается как можно больше, смотрит, не смея перевести взгляд, произносит милые фразочки, за которые, может, кто-то и посчитал бы его сопляком, но точно не Марин, который заметно тает от такого. Всё закрутилось-завертелось так быстро и неожиданно, но ощущения такие, словно они уже сто лет в браке, уже есть свой домик и хозяйство, а трепетность друг к другу даже за огромное количество времени не исчезла. Но с другой стороны они всё ещё открывают друг друга с этой стороны, стараясь узнать любимые вещи, еду и подобное, места на теле, где один тает от касаний другого, какие-то противоречащие или не очень мысли. Их любовь выражается в чистой, нетронутой заботе, оттого сердца продолжают звучать в унисон. Марин потягивается на стуле, отрываясь от руки Аркаши, смешно жмурится. Он такой домашний, такой настоящий в его мятой домашней футболке и с чуть растрёпанными волосами. Аркаша одаривает его мягкой, доброй улыбкой. — Солнце, — полушёпотом произносит он, разглядывая Марина.Just let me hold you Hold you like a hostage Like a hostage
Марин вопросительно мыкает, собираясь встать и прибраться на кухонном столе. Аркаша тормозит его, вставая первым, тем самым преграждая путь. Марин кротко улыбается, а затем тянется к волосам Аркаши, поправляет прядь, чуть привставая на носочки. Аркаша дарит ему мягкую, полную заботы улыбку, а затем, кладя на его щёки свои ладони, притягивает к себе, целует. Марин даже звука издать не успевает, лишь отвечает на поцелуй, прикрывая глаза и кладя руки на его талию. Им рядом друг с другом тепло, по-настоящему хорошо. Такое бывает правда редко. Им хочется чуть ли не вечно соприкасаться, называть друг друга мило, трепетно относится, но при этом шутить так, чтобы животы от смеха болели. Быть просто по-человечески рядом. Марин пробирается пальцами под футболку, оглаживает торс, а затем спину. Чувствует, как Аркаша подрагивает от его прикосновений, ловит губами тихий стон. Аркаша пальцами одной руки пробирается сквозь взъерошенные пряди, а другой касается шеи, медленно спускается к ключицам. Их так ведёт друг от друга: запах кружит голову, касания заставляют дрожать, а стоны… В поцелуе они перебираются в спальную. Аркаша падает на кровать, утаскивая за собой Марина. Тот оказывается между его ног, сразу тянется к покрасневшим, даже налившимся малиновым оттенком губам. Руками пробирается под футболку, оглаживает бока, чуть закатывая ткань. Аркаша обхватывает его торс своими бёдрами, прижимается ближе, кусает его губы. Страсть разливается между ними, пачкая их полностью. Поцелуй становится громче, стоны рвутся наружу чаще, ощущения сводят с ума, всё тело горит. Марин с трудом отрывается от родных губ, расцеловывает скулу, переходя к раскрасневшемуся ушку. Проводит по его краю языком, посасывает мочку, чувствуя, как сжимаются пальцы Аркаши на его плечах, чуть ли не царапая, и как он тяжело дышит. Первый открытый, но всё ещё тихий стон срывается с его губ, когда Марин расцеловывает его шею, иногда неприлично долго задерживаясь на каком-то месте. Он прогибается в пояснице, прижимаясь ближе. Его непослушные ручки лезут по всему телу Марина, начинают снимать футболку, отчего тот останавливается, смотрит ему прямо в глаза. Ох, ну лучше бы он этого не делал… Чёртов Аркаша с его блядским тёмным взглядом, просящим о продолжении, из-под ресниц и раскрасневшимися губами, взъерошенными прядями. Румянец на лице можно увидеть даже в эту непроглядную тьму. Нездоровый блеск в глазах и снимающие футболку пальцы делают своё: Марин вгрызается во влажные приоткрытые губы, ловя слабо протестующий выдох, сжимает талию до боли, царапая. Поцелуй недолгий, но полный похоти. Марин отстраняется, улыбается, замечая ослабшие руки, что больше не пытались стянуть одежду, и прикрытые глаза. Руки перехватывает, заносит их над головой Аркаши, сжимая запястья одной рукой. Аркаша рвано дышит через приоткрытые алые губы, пока Марин пытается словить его взгляд. Сдавшись, он наклоняется к уже искусанной шее и мокро целует. — Ма-ах, — протяжно стонет Аркаша, чувствуя плавный толчок от Марина. Имитация секса сквозь одежду — что-то до дрожи возбуждающее. — Марин… Из этих уст Марин готов выслушивать своё имя, сказанное таким тоном, кажется, вечно. Он делает ещё один плавный толчок, выуживая более протяжный стон и чувствуя, как дрожит Аркаша. Его голова запрокинута. Он прогибается в пояснице так, что они соприкасаются грудью. Марин и сам уже тяжело дышит, но хочется растянуть прелюдия на подольше. Марин одной рукой продолжает держать запястья Аркаши над его головой, а другой закатывает футболку до ключиц, параллельно спускаясь поцелуями по шее ниже. Аркаша стоны не сдерживает. Боже, он весь день думал о том, как его разложат на какой-нибудь горизонтальной поверхности, и это происходит прямо сейчас. Он хочет быть громким, хочет, чтобы Марин не смог сдержаться и взял его грубо, хочет рассматривать следы их первой ночи утром, хочет его всего и полностью. Чтобы в тело впитался его запах, чтобы остались заметные метки, чтобы, куда ни посмотришь, везде был он. И Марин видит. Видит его желание, блядский огонёк в глазах, видит, как всё его тело безмолвно умоляет продолжать. И он продолжает. До мурашек возбуждает эта мольба, покорность, желание. Марин опускается поцелуями к его груди, отчего приходится ослабить хватку, но Аркаша оставляет лежать руки в таком положении, хоть и жаждет прикоснуться. Смотрит на Марина, дышит тяжело-тяжело. Марин ловит его взгляд и улыбается. И, чёрт возьми, эта улыбка заставляет вздрогнуть и отвести взгляд. Марин усмехается, опускает глаза на тело под ним. Нежная, практически девственная кожа. Марин царапает где-то под рёбрами. Дыхание участилось. Марин оставляет нежные следы губ снизу вверх, начиная с заметных рёбер, заканчивая сосками. Поочерёдно ведёт по ним языком, заставляя Аркашу дрожать, извиваться, часто стонать, совмещая стоны с рваными вдохами. Аркаша сжимает пальцы, будто бы пытаясь унять бушующее возбуждение, что, конечно, безрезультатно. — Мх… Мари-ин, — просяще стонет Аркаша, пытаясь не уводить взгляд каждые пару секунд, ведь смущается от того, что Марин так рьяно наслаждается вкусом его кожи, оставляя еле заметные следы. Руки так и тянутся к нему. Марин чуть ли не теряет рассудок от таких просящих стонов, от такого Аркаши. Он отрывается от его тела, смотрит прямо в глаза, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Столько эмоций и чувств, что начинает кружится голова. — Ты очень красивый, — шепчет Марин, одаривая полным похоти взглядом его оголённый торс. Аркаша, конечно смущается, чувствует на лице румянец, дёргает руками, чтобы прикрыться, но Марин перехватывает запястья, уводя их обратно. — Марин… — тихо произносит Аркаша, впервые смущаясь перед кем-то настолько сильно. Марин дарит ему тёплую улыбку, а затем мягко целует. Аркаша чувствует дрожь по всему телу, прижимает, сводя ноги за спиной Марина, к себе, будто специально касаясь паха. Марин отстраняется, снова отпуская его руки, ведёт пальцами по всему телу, отстраняясь, сжимает бёдра. Аркаша опускает руки к себе, одной зарываясь в свои волосы. Марин пальцами аккуратно поддевает резинку его штанов, на что Аркаша приподнимает таз, уводя взгляд куда-то в сторону. Марин улыбается, наблюдая за такой реакцией, стягивает с него элемент одежды, замедляясь на щиколотках. Оставляет нежные поцелуи на выпирающих косточках, видя, как тает Аркаша от такого. Через мгновение штаны уже лежат на полу, а Марин оставляет следы своих губ по всей коже, которая теперь не скрытая тканью. Аркаша иногда непроизвольно дёргает ногами, ощущая укусы и язык, оставляющий влажные дорожки на внутренней стороне бедра. Аркаша стесняется своей почти полной наготы, но как же хорошо Марин смотрится между его худых, бледных, покрытых мурашками ног. Ощущается и выглядит чересчур правильно и хорошо. Как же его ведёт от такого Марина… Он властный, уверенный в своих действиях, и нежный, и грубый, но оттого не менее внимательный. Он будто бы знает его всего и полностью, все чувствительные места, что говорить и как, чтобы заставить засмущаться или наоборот рассказать что-то важное, что-то, что просто так не рассказывают. Из Аркаши вырывается сладкий громкий стон, который становится неожиданным для них обоих, приглушает его, мыча сквозь губы, когда Марин касается его паха, медленно водит по нему. Аркаша удивлён своей громкости, своей чувствительности. Марин точно доведёт его. Аркаша сжимает бёдра, не в силах бороться с ощущениями. Марин, что ожидаемо, разводит их обратно. Сталкиваются взглядами. Кажется, ещё чуть-чуть и произойдёт взрыв, как только Марин безвозвратно потеряет контроль над собой. И Аркаша стремится добиться этого, специально не сдерживая себя, выстанывая любимое имя, цепляясь пальцами за футболку Марина. Ну, что же сказать… У Аркаши определённо получается, ведь Марин начинает грубо касаться, покусывать губы, даёт снять с себя одежду, оставляет яркие метки, хотя и растягивает Аркашу всё так же трепетно, долго и нежно, стараясь причинять как можно меньше боли. Рассудок сильно мутнеет, когда Аркаша начинает подмахивать и просить большего своими стонами, смешанными с отрывками фраз с мольбами. Аркаша вцепляется пальцами в его оголённые плечи, царапая, когда Марин медленно входит. Жалобно стонет на ухо, прижимаясь разгорячённым телом к такому же напротив. Марин оглаживает его торс, смазано целует куда-то между шеей и плечом, так же не сдерживая стонов от происходящего. Внутри, снаружи — везде всё пылает, сводя с ума. Так горячо, откровенно, пошло, близко. Чересчур, но слишком хорошо, чтобы остановиться. — Боже, — стоны Аркаши всё выше и выше, чаще и чаще. — Как хорошо… Марин двигается медленно, постепенно наращивая темп. Аркаша только сильнее цепляется за него, стараясь не оставлять царапины, но, когда Марин наконец срывается из-за чрезмерно громких стонов Аркаши, становясь гораздо грубее, перестаёт контролировать себя, всё-таки оставляя следы по всей его спине. У Марина сбивается дыхание от будоражащих, новых ощущений. Аркаша дрожит, хнычет, протяжно и высоко стонет от каждого толчка, подставляется под поцелуи, чуть ли не мурлычет от прикосновений. Марин старается доставить максимум удовольствия Аркаше, чтобы хотелось больше. Аркаша, чувствуя влагу на ресницах, пробирается пальцами сквозь запутанные волосы, впивается губами в губы напротив. Громко стонет даже сквозь сомкнутые губы. Марин теряется в ощущениях, тонет. Слишком горячо, грязно, пошло и хорошо. Марин приглушённо стонет в губы напротив, замедляется, но толчки становятся более грубыми, целует мокро, с языком. Аркаша податливый, отвечает на всё рьяно. Марин отрывается от его губ, начиная оставлять дорожку пятнышек на шее. Аркаша сам насаживается, моля о большем, сжимает пальцами волосы на загривке. Губы болят, а дыхание сбито настолько, что тщетно пытаться восстановить его. И нет ни капли стеснения. Соприкасаться коже к коже, губами к губам — слишком хорошо. Будто касаются друг друга душой, чем-то изнутри идущим. Так интимно, так близко. Аркаша отвлекается от его губ, сжимает волосы на затылке, цепляясь за что только может, высоко стонет ему на ухо, чувствуя сильный оргазм, который расходится волнами по всему телу, заставляя дрожать. Марин мажет губами по изгибу шеи, приглушённо стонет и, кажется, сходит с ума от ощущений. Марин не спешит отстраняться, лишь сжимает в объятиях обмякшего Аркашу, валясь набок и пачкая их тела и постельное. Оба загнанно дышат, лежат, не в силах подняться. Аркаша всё ещё подрагивает от ощущений, бегающих по всему телу, пока Марин едва ощутимо водит пальцами по его взмокшей спине.***
Утро наступает тяжёлое, да и вообще не утро, а вечер, потому что засыпать в шесть — просыпаться в шесть, только уже не утра. Ожидаемо болит голова, а глаза открываются с попытки, кажется, сотой. Аркаша ощущает приятную боль и покалывания по всему телу, потягивается на кровати. Из-за закрытой двери доносится шум, пробирается лучами свет из-под дверной щели. Аркаша не сразу понимает, где он и что с ним. Но вставать с кровати не планирует явно. Поворачивается набок, укутываясь в одеяло, замечает таблетку и стакан воды, явно минералки. Как мило, наверное, Марин постарался. Аркаша улыбается, а затем в голове штормом проносятся вчерашние (считай сегодняшние) события, и он краснеет, зарываясь в одеяло по нос. Воспоминания проносятся жаркими отпечатками по всему телу, заставляя невольно вздрогнуть и неровно задышать. Румянец разгорелся на щеках и кончиках ушей, а ощущения от их ночи словно пробежались снежным комом по всему телу. — Встал, Аркаш? — послышался чуть охрипший голос из проёма двери. Аркаша в ответ на это укутался посильнее, спрятав голову под одеялом. Марин усмехнулся и залез к нему на кровать, принялся раскручивать его из этого «кокона». Аркаша не поддавался ни в какую, поэтому Марин начал щекотать его, отчего он потерял хватку и сдался, смеясь. — Так нечестно! — произносит Аркаша, когда оказывается голым перед Марином, прикрыв краем одеяла всё, что ниже торса. Марин ничего не отвечает, перехватывает его за кисти рук, которыми он всё ещё пытался «защититься», а затем садится сверху, прижимая кисти по бокам от его головы. Всё было бы хорошо, если бы Марин не сел прямо на пах Аркаши, отчего тот неровно выдохнул, а затем отвернул голову вбок, пытаясь скрыть румянец. — Доброе утро, Аркаш, — шепчет Марин куда-то в шею, заставляя Аркашу вздрогнуть. Оставляет россыпь поцелуев до ключиц, отпускает его запястья, нежно поглаживает их, щекочет чувствительную кожу своей щетиной. Аркаша снова тает в нём, в его прикосновениях, которые насквозь пропитаны трепетом. Смущённая улыбка сама лезет на лицо, а на кончиках ушей проявляется мягкий румянец. — Ну что ты такое делаешь, Марин, — будто в забвении шепчет Аркаша, подставляясь под все прикосновения и прикрывая глаза. От его касаний так хорошо. Рядом быть хорошо, словно нет никаких проблем или препятствий на пути к будущему, которое теперь обещает быть счастливым.And nothing hurts when I'm alone When you're with me and we're alone.