бывшие, настоящие, будущие.

      дорогу до их номера показывала уже другая девушка, не менее привлекательная и грудастая. скарамучча оценивал её формы не с таким энтузиазмом, как это делал чайльд, вовремя отводя свои заинтересованные взгляды на что-нибудь, что также заслуживало внимания: уютный интерьер, от которого не устают глаза, до сих пор не было слышно даже намёка на шум от будущих соседей, а голос сотрудницы был таким мелодичным, что убаюкивал парней, уставших от беготни и насилия. они остановились у скромной двери, и первым вошёл скар с вырученными ему ключами, потому что рыжий приятель предпочел сперва заглянуть в бар и поискать спиртное. помещение было идеального размера, не слишком размашистым, чтобы потеряться в пространстве, и не слишком тесным, чтобы нечто неосязаемое сковывало движения. кровать действительно была одна, но легко вмещала двух парней, между которыми ещё останется расстояние, очень тонко определяющее степень мужественности их дружбы. по обе стороны кровати есть розетки, в углу стоял холодильник, а дверь в крошечную ванную комнату хорошо запиралась. например, если к ним в номер ворвётся маньяк с ножом или пистолетом, они смогут надёжно спрятаться в этой ванной. другой случай, если он окажется с бензопилой или острым топором, которого хватит, чтобы прорубить щель так, чтобы из неё можно было увидеть безумную окровавленную рожу.       скарамучча принялся разворачивать пакеты со свежим и чистым постельным бельём, которое готовят заранее для тех, кто заселяется внезапно и срочно. одна простыня, две наволочки...одеяло тоже было одно-единственное. мысль о том, как парни посреди ночи борются за то, чтобы посильнее укутаться и оставить другого мёрзнуть, позабавила его. он стал стягивать с себя футболку, чтобы переодеться в сменную одежду, и вдруг ощутил странное дежавю, словно должно было произойти что-то, что уже происходило. послышался скрежет поворота дверной ручки, и чайльд вошёл без стука. в его руках была бутылка вина — элегантной дряни, которая превращает тебя в милого джентльмена, а не зомби или бесстрашного бойца, как это бывает с виски и водкой. судя по лицу друга, он успел попробовать это вино и оценить его вкус. скарамучча застыл на месте, прикрывая оголённое туловище футболкой.       — представляешь, у них такой роскошный бар, а коньяка нет. должно быть, все богачи пьют его вместо снотворного по ночам. - фыркнул рыжий, проходя внутрь и оставляя всё больше взглядов на полуголом приятеле. - перестань закрываться. чего я там у тебя не видел?       — пирсинг сосков, например, - коротко бросил ему скар. ни одна мышца на его физиономии не дёрнулась от этой маленькой лжи.       чайльд уставился на него в немом изумлении.       — шутка. но я был бы не против проколоть соски, знаешь.       — серьёзно? дай посмотреть, - он приблизился, но не осмелился убрать футболку с груди скара и, глядя исподлобья, без слов спросил разрешения.       скар, усмехнувшись от такой просьбы, опустил скомканную в руках ткань и поёжился от прохлады, стоящей в комнате. ничего особенного в его туловище не было: неровно дышащая грудь, слегка выпирающие из-под кожи рёбра и маленькие розовые соски, даже будучи ровными аккуратными пятнами, непримечательные на общей картине тела. такое странное внимание со стороны друга игнорировать сложно, но у юноши это получалось. закончив осматривать чужую грудь, тарталья хмыкнул:       — слушай, у меня есть подруга, которая бьет тату и делает проколы. если однажды надумаешь, я отведу тебя к ней.       — хорошо, теперь дай мне переодеться.       кивнув и оставив бутылку на комоде около кровати, тот с вещами удалился в душ. скару удалось спокойно сменить одежду на домашнюю, поставить на зарядку мобильник и повтыкать в потолок, лёжа поперёк постели. когда ванная освободилась, он нырнул туда практически за спиной у чайльда, громко захлопнув дверь. и тут же выкрикнул сквозь неё:       — с какой стороны горячая?       — справа, - крикнул тарталья в ответ, хихикая.       встав голышом под душем, скар повернул рукоятку крана направо, и на его сухую голову вылился град ледяной, как северный айсберг, воды. от пробирающего до костей озноба он скорчился и истошно взвизгнул:       – убью, блять!       так он и продрожал уже под горячим душем, запыхаясь от злобы, словно его предали самым бесчеловечным способом. в целом, так и есть. даже обтирание полотенцем досуха не спасло. когда он вернулся, чистый и замёрзший, тарталья в гордом одиночестве опустошал бутылку вина, заняв бо́льшую часть кровати своей пафосной позой. под рукой младшего щёлкнул переключатель, и свет в комнате погас. единственным освещением остались сумерки, сочившиеся из окна и красиво переливающиеся на рыжих волосах. взобравшись на постель, скарамучча небрежно выудил вино из чужой руки со словами:       — эй, сколько ты уже выпил? хочешь проснуться с дичайшим похмельем?       и сам же принялся насыщать внутреннего сомелье, сделав несколько крупных глотков. ему так сильно хотелось опьянеть и забыться, но страх развязанного языка мгновенно отрезвлял.       — какой же ты злюка, - чайльд выглядел обиженным этим поступком, однако не более, чем строил из себя дурачка, зная, как это может взбесить скара. - но если вино поможет тебе стать честным, то я не против.       — для чего мне быть честным? - спросил скар, пальцами сжав горло тёмной бутылки.       свет сумерек не падал на лицо чайльда, поскольку тот сидел спиной к окну, и в темноте его утомлённость казалась враждебной. зрачки дрожали и судорожно осматривали скара, словно с надеждой выявить хоть каплю сомнения на его взволнованной физиономии. оно и понятно — серьёзные разговоры с выяснением отношений младшему не нравились.       — я слышал, что ты говорил сестре. ты...правда считаешь меня близким человеком?       сердце ушло в пятки. скар почувствовал себя настолько неловко, что идея умереть прямо сейчас показалась ему вполне привлекательной. даже если сказанное было едва ли четвертью правды, он не был уверен в том, хочет ли, чтобы чайльд знал об этом, но с чужой настырностью отвереться будет нелегко.       – да, считаю, - выдал сухо, отводя глаза и заливая в себя больше вина, будто это поможет заглушить неприятные ощущения, бьющиеся о стенки грудной клетки.       чайльд отобрал у него бутылку, отпил сам, поставил на тумбочку. наконец, опустившись головой на подушку, произнёс:       — необычно слышать такое от тебя. ты же весь такой холодный и недоступный, цапаешься со всеми, а меня называешь близким спустя несколько недель общения.       помолчал пару секунд, подержал приятный вкус вина во рту, затем продолжил говорить:       — ты тоже близок мне, между прочим. ты совершенно не похож на тех, кого я знал раньше.       — да ну? - робко уточнил скар.       – ну да. сначала я думал, что ты просто ворчун и придурок, ненавидящий жизнь. может, так и есть, но я вижу в тебе намного больше, чем просто знакомого, увлекающегося тяжёлой музыкой и черным цветом. меня зацепила твоя душа, понимаешь? она огромная. я уверен, что и половины тебя не знаю, и так приятно видеть, когда ты сам открываешься мне. наверное, это сложно.       скар не верил своим ушам. каждое слово проникало внутрь него и совершало оборот около чего-то, что люди называют душой, а затем вонзалось в самое уязвимое место, и губы содрогались в попытке ответить, но сокровенные речи застревали в горле. стало тепло, внутренности наполнились нежностью и тревогой.       — чайльд, насколько ты пьян сейчас? - голос дрожал, он долго собирался с силами, чтобы спросить это. в ту минуту решался вопрос его чувств к нему.       — м-м...я всё ещё в здравом уме, но после вина многое забываю, как золотая рыбка. обещаешь напомнить мне утром, если ты хочешь сказать что-то важное?       скар хмыкнул. ему не впервой нарушать свое слово.       — ты мне нравишься.       — о, чувак, ты мне тоже, - тарталья улыбался, думая, что он выглядит игриво, хотя на самом деле нелепо. - ты замечательный друг.       — нет, я не это имею ввиду, - он набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы выговориться. - ты мне нравишься не как друг.       повисла пауза. чайльд задумчиво уставился в потолок.       – да, у нас явно нечто большее, чем дружба. мы буквально самые крепкие братаны в мире, стоим горой друг за друга и всё такое.       — я хочу быть больше, чем твоим братаном.       тот лишь промычал, ещё больше вдаваясь в свои нетрезвые размышления. мыслительные процессы оказались такими трудными и долгими, что скара это разозлило, словно он признавался в любви немому животному. другого ожидать и не стоило, но злоба взяла верх над остальными эмоциями. он повернулся спиной к чайльду и зарылся по уши в одеяло со словами:       — ладно, забудь об этом. спокойной ночи.       любовь и ласка сменились осколками стекла, больно царапающими кожу изнутри. как же глупо было думать, что этот разговор приведет к иному исходу. скарамучча был таявшей глыбой льда всего мгновение назад, а чувство отверженности обожгло его колючим морозом. придется закрыться в себе и отречься от такой слабости, как симпатия, позабыть о случившемся или — ещё хуже — уйти и больше никогда не видеть чайльда. другого выхода он банально не видел.       позади послышались шорохи, в нос ударил запах перегара, и к спине юноши прижалось чужое туловище. ничего не сказав, тарталья заключил его в объятия и холодным носом уткнулся в его загривок. это было неожиданно, но скар не шелохнулся и не оттолкнул его, а позволил крепким рукам обвить его тело. он не мог признать того, что нуждался в этом.       — я знаю, что я дурак, - тарталья проговорил шёпотом, опалив кожу на шее горячим дыханием и заставив скара поёжиться. - не имеет значения, кем мы друг другу приходимся. мы рядом, и это самое главное.       скар не знал, согласен ли с другом, поэтому промолчал. близость оказывала на него убаюкивающий эффект. совсем скоро чайльд услышал, как младший засопел, и сам ощутил груз сонливости на себе.       «прости меня. я сам не знаю, кто мне нравится»       так они и заснули, и все их разговоры растворились в глубокой майской ночи.