Таинственный обряд

      Погода прекрасна: разгар весны, солнце уже не просто светит, но даже пригревает, природа окончательно оправилась от холодной зимы. Очередной чудесный день в благодатном доме с любимой семьей. Чего еще желать от жизни! Это уже одиннадцатая весна Эммы, однако она не могла припомнить хотя бы одну волшебнее нынешней. Чистый воздух, яркая зелень вокруг — все это давало бегущей по лесу девочке энергию, будто сейчас вся природа сосредоточилась в ее юной груди. Но не только эта энергия наполняла все существо Эммы в эту минуту.       Девичья тревога, первая в ее жизни, безжалостно клокотала в груди. Эмма летела по лесу, точно зная, где найдет Нормана. Как птицы ловко перелетали с ветки на ветку, так и она не менее ловко перепрыгивала пни, корни деревьев и прочие незначительные препятствия на своем пути. В голове ни единой мысли, только комок волнения бился внутри, а дух спирало от предвкушения. Наконец зеленая чаща, куда с трудом пробивался солнечный свет, расступилась, и теперь взору девочки открылась залитая солнцем полянка, где, как обычно в это время, под единственным деревом читал Норман. Лишь завидев силуэт мальчика, Эмма шумно вдохнула, в груди что-то оборвалось, но это чувство жило всего секунду. Вместо него родилось новое — радость встречи и безграничное счастье. В таком настроении бестия налетела на Нормана.       Каждый день в это время, а именно в два часа дня, Норман читал под одиноким деревом, это уже стало традицией. Он почувствовал приближение Эммы еще за пару минут до того, как та выбежала из леса: шум из чащобы, приближающийся так быстро, мог создавать только один человек — она. Никого в приюте не было более физически совершенного, более ловкого. Волнительный трепет перед встречей с Эммой… Эмма. Такая яркая, прямолинейная и добрая. Любимая. Конечно, ведь она его семья. Но, впрочем, это все мысли.       Девочка села справа от Нормана, тот взглянул в ее взволнованные глаза. Прямо сейчас он смотрит на эту лучезарную улыбку, рыжие непослушные волосы, ощущает ее дыхание на таком близком расстоянии, доступном только родственникам, и сам не может удержать полную нежности улыбку. Ее грудь часто вздымалась, пульс неправдоподобно не стремился приходить в норму, что для спортивной Эммы нехарактерно."Она волнуется,» — заключил Норман, оттого сам пришел в смятение, но вида не подал. — Ты так бежала, что-то произошло? — заботливо спросил блондин. — Нет, ничего, все в порядке, — на выдохе выпалила Эмма, — я бежала к тебе. Просто сказать кое-что… — она смущенно потупила взгляд в книгу, лежащую на ногах мальчика, помолчала пару секунд, — Приходи в кладовку после ужина, увидимся!       Все произошло так быстро, что смысл слов долетел до Нормана только со шлейфом ветра, который оставила Эмма, вскочив и рванув обратно в сторону дома. Ее и след простыл, когда багрянец выступил на лице чрезмерно бледного мальчишки. Что же это такое? Что за загадки! Такая открытая и прямолинейная Эмма выдает что-то настолько неоднозначное, да и ее поведение… вряд ли Норман мог припомнить такую атмосферу между ними, уж точно никогда девочка не волновалась рядом с блондином. Что-то определенно иначе, чем ранее. «Хотя, — думал Норман, — Эмма и ранее придумывала игры про тайные общества, секреты и загадки… наверно, я напридумывал всякого, а она просто заманивает меня в игру.» Хотя Норман сам с трудом верил своим мыслям, иначе он не мог объяснить поведение Эммы, ему не хотелось выдавать желаемое за действительность, а после разочаровываться. Но погода действительно была чудесной, настоящая весна.       Время неумолимо бежало. Небо приобрело багряные оттенки, закатные лучи окрасили свежую траву в сочные цвета закатного солнца. Пронесся и ужин, во время которого Норман украдкой поглядывал на Эмму: как обычно она сидела около Мамы, помогала младшим справляться с едой, вертелась и сияла лучезарной улыбкой. Ее странное поведение днем будто было сном, сейчас она была самой собой, мальчик на секунду даже засомневался: не были ли это послеобеденные грезы под апрельским солнцем? В какой-то момент Эмма посмотрела на Нормана и улыбнулась привычной яркой улыбкой, и, по традиции, блондин расплылся в нежнейшей улыбке в ответ. Он не мог иначе реагировать на нее. На Эмму.       Странно, но Норман никогда не был честен с собой относительно чувств к рыжей бестии. Он ограничивал себя, стараясь поверить, что Эмма — член любимой семьи, а его чувства к ней — само собой разумеющееся проявление привязанности. Они были ровесниками, но блондин относился к девочке как к младшей сестре: оберегал, холил, лелеял и млел от одного взгляда ее глубоких зеленых глаз. Он чувствовал, что в эмоциональном плане намного старше нее, не навязывал той свои чувства. В его душе уже прорастали чувства, о существовании которых Эмма даже не догадывалась. И сейчас, пронесясь на нетвердых ногах по лестнице, он стоял напротив двери кладовки, робея войти. Но Норман не был бы собой, если бы в очередной раз не вступил в схватку со своими чувствами и не вышел из нее победителем — вопреки страху и волнению, он толкнул предательски податливую дверь, та открылась во внутрь.       Свет закатного солнца проникал в небольшую кладовку и заливал помещение багряными оттенками. Здесь находились всякие бытовые принадлежности: постельное белье, чистая одежда, скатерти, веники и так далее. На полу уже сидела Эмма и ждала гостя, Норман сразу заметил, что у нее за спиной лежала какая-то книга. Девочка вздрогнула, когда дверь неожиданно открылась, однако, увидев Нормана, обрадовалась. — Я рада, что ты пришел. — Как я мог не прийти? Блондин сел рядом с Эммой и посмотрел в ее глаза. Между ними больше не было неловкости, но от девочки исходило некое бушующее перевозбуждение. В ее глазах читались уверенность и решимость, будто она готова прямо сейчас свернуть ближайшую гору. Норман перестал переживать, ведь теперь рядом с ним все та же Эмма, от которой не нужно ожидать чего-то неожиданного, ведь это Эмма. С ней они играют в прятки и догонялки. Они просидели молча секунд десять, когда Норман уже был готов прервать затянувшееся молчание наводящим вопросом, Эмма выдохнула. — Я позвала тебя не просто так. На днях я кое-что прочитала… — она вынула из-за спины припасенную книгу, это был Шекспир. «Ромео и Джульетта», из книги торчал лист, видимо, закладка. Норман был заинтригован, — Мне стало интересно, что же они чувствовали друг к дургу, раз смогли предать своих родных! Что это за чувства, сильнее любви к своей семье… что это за любовь, толкающая на подобные поступки… на смерть. Чувство, которое сильнее любви к жизни, — на этих словах на лице Эммы отразилась некоторая задумчивость, брови нахмурились, но взгляд тут же прояснился, — Я люблю свою семью, люблю играть и веселиться, помогать, готова постоять за каждого, но все равно чувствую, будто это немного не то… Тогда я пошла к Маме и спросила: почему они любят друг друга так сильно, что готовы предать и огорчить свои семьи, своих родных? Мама сказала, что они любят друг друга иначе… так, как только мужчина любит женщину, а женщина любит мужчину, понимаешь?       Она испытующе посмотрела на Нормана, словно искала ответ в его удивленных глазах, но получила только кивок, этого ей было достаточно. — А вот я не понимаю. Потом я пошла к Гильде, она ведь читала больше меня… и она сказала, что любовь мужчины к женщине отличается от любви родных людей в семье. Мужчина и женщина хотят прикасаться друг к другу, быть все время вместе. Но я сказала, что тоже хочу быть рядом с Филлом, Конни, Реем. Но оказывается… есть таинственный обряд, который совершают только мужчина и женщина… поцелуи, — Эмма открыла книгу на странице, куда была вложена закладка, начала читать вслух, —

Ромео Даны ль уста святым и пилигримам? Джульетта Да, — для молитвы, добрый пилигрим. Ромео Святая! Так позволь устам моим Прильнуть к твоим — не будь неумолима.

      В этот момент сердце Нормана упало, он понял, что сейчас происходит, ошибки быть не может. — Ты отлично прочитала, Эмма, — усмехнулся он, но поймал на себе нетерпеливый взгляд девочки. — Спасибо. Но я к тому, что… я хочу понять, чем отличается поцелуй Мамы от поцелуя…мальчика. Ведь Мама всегда целует нас перед сном… Но тут что-то иначе. Гильда сказала, что пока не готова отдать Дону свой первый поцелуй, но я хочу, чтоб первый мой поцелуй был с тобой. Ты ведь мне поможешь?       Теперь она смотрела на Нормана и ждала реакции. Ох, этот детский, наивный взгляд. Он был полон ожидания и нетерпения, но не любви. Она хотела сделать это с Норманом, потому что была любопытной, но не потому, что любила его. Он был ей ближе других, поэтому она обратилась именно к нему. Но вот у Нормана было все иначе. Он не должен был думать о таком, ведь они родственники, однако запретный плод сладок. Он знал, что они не родные, а потому позволял время от времени себе помечтать перед сном… даже чаще приличного. Последние месяцы эти мысли участились — в этом году им исполнится двенадцать, они покинут приют, возможно, больше никогда не встретятся. Нечто новое проснулось в Нормане, странные чувства, отличающиеся от тех, которые он испытывал к Гильде или Маме. Он не понимал до конца этих перемен, мечтал о ней, но никогда не опошлял ее образ в мыслях. Да и мог ли представить он нечто подобное? Эмма всегда оставалась в его сознании неким неприкосновенным идолом, однако сколько же раз во сне он видел этот запретный первый поцелуй! Они еще дети, он чувствовал себя неловко и странно, когда, во время пряток, оказывался с ней слишком близко… Как же ему хотелось украсть этот поцелуй у нее, будто конфетку у ребенка, но он был слишком хорошим для этого, а она слишком чистой и невинной. Вряд ли, находясь рядом с ним, она думала о чем-то подобном… Сейчас же, когда она сама позвала его сюда и попросила «помочь ей узнать», он был растерян. Ему было страшно разрушить их дружбу. — Хорошо, я помогу тебе.       Эмма вспыхнула улыбкой, она была рада. В ее голове таинственный обряд мог совершиться между любым мужчиной и любой женщиной. Обряд не нес в себе ничего секретного и личного, однако девочка догадывалась, что нечто такое все же в нем было, ведь отдать свой первый поцелуй она захотела не Рею или Дону, а именно Норману. Она чувствовала, что между ними существует какая-то иная связь, поэтому, несясь по лесу, она испытывала волнение и трепет, а при встрече под деревом даже не смогла пригласить мальчика, смотря ему в глаза. Сейчас это волнение иссякло — любопытство было куда сильнее.       Норману было тяжело оценивать ситуацию здраво, однако он решил воспользоваться предоставленной возможностью. Детская влюбленность была очень сильна, именно в этот момент он признался себе в том, что по-настоящему чувствует к этой огненной девочке. Ничего в эту секунду он не хотел больше, чем быть с ней в этой кладовке и смотреть в ее пылающие жизнью глаза, а новую палеонтологическую энциклопедию он желал очень сильно. — Ты когда-нибудь целовал кого-то? — Нет.       Увидел бы Рей его в этот момент, покатился бы со смеху. Норман боялся действовать, брюнет же давно бы взял инициативу в свои руки. Рей был развит не по годам, он давно делился с Норманом своими чувствами по отношению к Анне, однако, не смотря на осознание природы своего влечения к ней, не стремился сократить дистанцию — они всего лишь дети, ему было вполне достаточно время от времени бегать по лесу с ней, случайно касаться друг друга. Мальчики уже говорили о поцелуях, но вряд ли понимали, что это как-то связано с процессом деторождения. О зачатии они знали только из научных книг, уж точно не связывали его с чем-то романтическим.       Почувствовав некоторую робость Нормана, Эмма решила начать действовать самостоятельно. Она вытянула губы трубочкой, напрягла рот так, что все лицо стало точно каменное, зажмурила глаза и потянулась к блондину. Именно так ей представлялся таинственный обряд между мужчиной и женщиной. На ее щеках плясали последние лучи солнца, они падали на кончик сморщенного дрожащего носа. Норман опешил, не пододвинувшись к девочке и не закрыв глаза. Смех. Он залился звонким детским смехом и запрокинул голову, упер руки назад в пол. Она выглядела так смешно, будто странный зверек! Эмма распахнула глаза, продолжая вытягивать губы трубочкой, а когда поняла, что Норман не собирается поддаваться на ее обольщение, нахмурила брови и обиженно отодвинулась. Насмеявшись вдоволь, Норман снова взглянул на Эмму. Вот она, такая беззащитная, наивная сидит перед ним, ждет, когда же он даст ей то, чего она так хочет. Сейчас Норман чувствовал, что вся она в его власти, все зависит от него, это будоражило. — Извини, — выдыхая остатки смеха, сказал он, — закрой глаза и расслабься. — Разве не нужно так вытягивать губы? Гильда показывала именно так, — удивленно спросила Эмма, вновь продемонстрировав чрезмерно напряженную трубочку. Норман снова слегка поежился, ему было смешно. — Не нужно, доверься мне.       Опыта в поцелуях у Нормана было не больше, чем у Эммы, но он руководствовался чувствами, а не любопытством, потому в его голове поцелуй должен был выглядеть совершенно иначе. Эмма последовала совету Нормана и села, поджав под себя ноги. Уперла в них руки и закрыла глаза: не зажмуривая, но плотно смыкая веки. Солнце уже совсем перестало освещать кладовку, в помещении воцарился вечерний сумрак. Нависла тишина, Норман наслаждался предоставленным ему видом. Никогда он не разглядывал Эмму так пристально и так близко. Усыпанные веснушками щеки, пухлые подрагивающие губы, маленький аккуратный носик, вечно приподнятые брови сейчас спокойно обрамляли не очень глубоко посаженные глаза, мерно вздымающаяся грудь. Столько силы сокрыто в этом хрупком девичьем теле… Она словно кукла — такая прекрасная, такая невесомая, казалось, стоило Норману моргнуть, и она бы исчезла. Однако вот она, из кожи и плоти, перед ним.       Норман слегка наклонился к Эмме телом и почувствовал ее дыхание. Пьянящий аромат ромашкового шампуня смешался с запахом клубники, которая была на десерт после ужина. Все происходящее казалось нереальным, но больше тянуть было нельзя — их отсутствие наверняка уже заметили, а смех Нормана точно услышали, оставались считанные минуты. Норман накрыл руку Эммы своей, та вздрогнула, пульс участился, носик задергался. Как будто настороженный зверек, готовый убежать в любую секунду… ее пальцы слегка намокли от пота, но кожа была мягкой, такой, какой не могло быть ни у одного мальчишки. Наконец он приблизил свое лицо к ее лицу, вдохнул, она терпеливо ждала, не открывая глаз. И вот Норман прикрыл свои глаза, сократил расстояние до минимума, застыл, последний раз вдыхая ее аромат, ощутив то, как она тревожно втянула воздух… и прильнул своими губами к ее. Детский поцелуй, всего лишь прикосновение губ, но ни один «взрослый» не был бы более чувственным, чем этот. По телу мальчика пробежала дрожь, Эмму будто ударило небольшим разрядом тока, она вздрогнула и застыла, не желая спугнуть момент. Блондин, опьяненный происходящим, подался еще чуть вперед, будто боялся, что невесомый поцелуй растает прямо сейчас, но этого не произошло. Он и она, наполненная сумерками кладовка. Они замерли буквально на семь секунд, но время будто растянулось до бесконечности. Эмма не понимала своих чувств, ничего подобного она никогда не испытывала. Все, что она понимала, так это то, что наконец осознала суть того самого таинственного обряда между мужчиной и женщиной. Она приоткрыла глаза, Норман был здесь, рядом, все еще сжимал ее руку, лежащую у нее на ногах. Его лицо почти растворилось в тени, однако девочка все еще четко видела его глаза. Взгляд блондина был прикован к ее губам, будто он вот-вот вопьется в них снова, но он этого не сделал. — Ну как? — сипло, шепотом спросил он. — Я все поняла, спасибо, — прошептала в ответ Эмма.       Она действительно все поняла. Еще секунда… и теперь уже она впилась в губы Нормана, да так резко и уверенно, что даже Рей позавидовал бы ее решительности и напористости. Норман не ожидал такого поворота событий, однако искренне был ему рад. Рад тому, что ему снова предоставился шанс поцеловать девочку, в которую он был влюблен. Этот поцелуй был такой же детский, как и первый. Никаких взрослых пошлостей, никакого сплетения языков, только прикосновение пары горячих губ. Эмма действительно поняла все, что хотела понять, но еще кое-что неожиданное открылось ей. Уж точно теперь она поняла, что ее связь с этим мальчиком отличалась от связи с другими людьми. Она хотела целовать его еще и еще, усыпать все его фарфоровое лицо поцелуями, но сейчас нельзя. — Нам нужно торопиться, Норман, идем!       Эмма вскочила на ноги и потянула за собой Нормана прочь из кладовки. Как же ему не хотелось покидать это место, но дольше они не могли здесь находиться: кто-то из малышей звал Эмму уже примерно минуту. Он податливо поднялся и пошел с рыжей девочкой в коридор. Свет ламп после сумрака больно ударил по глазам, но это не могло омрачить его радости. Сейчас все иначе, чем было до этих поцелуев. Он чувствовал, что наконец и в Эмме проснулись те чувства, которые терзали его уже долгое время. Пускай они вырастут, их заберут в приемные семьи, они снова встретятся и создадут союз, который сформирует их новую, собственную семью. У них еще целая жизнь впереди. Так думал и Норман, и Эмма, но никто из них не догадывался сейчас, перепрыгивая ступени на лестнице и весело смеясь, как круто повернется их жизнь в скором времени...