Если бы я был твоим Отцом, а ты - моим Сыном.

Ощутив знакомое присутствие только в момент, когда сын обнял его со спины, мужчина устало вздохнул: – Гаара, ты же в курсе, что я не могу в таком положении работать? Молодой человек в ответ мелодично рассмеялся: – Да, Отец. Шинки расправил плечи, давая понять, что ему неудобно. Однако парень лишь прижался сильнее. – Гаара… – Да, Отец? Очередной усталый вздох сорвался с губ казэкаге. Удивляться тут было не чему: сын только что вернулся из Конохи с миссии длительностью в месяц. Конечно, он соскучился, и наверняка планирует не отходить от родителя весь остаток дня. – Ладно, – отложив бумаги в сторону, Четвёртый повернулся, чтобы рассмотреть сорванца полностью – в этот раз Гаара охотно ослабил объятья. – С возвращением, сын. – Я дома! Всклоченный с дороги, с ещё более глубокими синяками под глазами, чем обычно, но без единой пылинки на лице или одежде, молодой человек лучезарно улыбнулся. Абсолютная защита, доставшаяся мальчику от матери, Каруры, надёжно хранила его даже от таких напастей, как дорожная грязь. – Как прошла миссия? – Отлично! – сын каге, сполна завладев вниманием отца, теперь не видел необходимости в телесном контакте и чинно занял кресло напротив. – Всё сделали в лучшем виде. Хотя без конфликтов не обошлось: Канкуро с чего-то решил, что Шикамару подкатывает к Темари. Еле их разнял. – Вот как, – Шинки кивнул, приготовившись слушать долгий эмоциональный рассказ. Кто бы мог подумать, что маленький озлобленный джинчурики вырастет в такого ласкового и внимательного юношу? *** В Суну Четвёртого гнало неприятное, скребущее чувство беды. Он никогда не любил визиты к даймё и всегда стремился закончить дела побыстрее, а в этот раз повезло отбыть на три дня раньше. Охрана бодро приветствовала главу на входе в разлом: – Казэкаге-сама! С возвращением. Докладываю, что эвакуация жителей благополучно завершена! – Эвакуация? – сообщение было настолько неожиданным, что Шинки с трудом скрыл замешательство. – Да, всех вывели в положенный срок. Подготовка полностью завершена… Дальше казэкаге уже не слушал. Еле слышно прошипев «Раса!», он призвал сатецу и взлетел над каньоном. Разобраться со склочным бунтовщиком мужчина ещё успеет – куда важнее сейчас найти Гаару. Шинки стал казэкаге, будучи единственным сыном Третьего. Из ближайших родственников у него остался только двоюродный дядя – Раса, состоящий в совете старейшин в свои двадцать с лишним лет. И, когда встал вопрос о выборе нового джинчурики Шукаку, было решено, что им станет представитель семьи именно Расы (ведь сам Шинки жениться пока не собирался). К сожалению, ни один из старших детей не подошёл на печальную роль, а при рождении третьего ребёнка Карура умерла. Крохотный, недоношенный Гаара оказался приемлемым вместилищем силы биджу – к счастью, так Четвёртый думал тогда. Мало понимающий в воспитании детей, слишком занятый восстановлением деревни после исчезновения отца, Шинки доверил заботу о джинчурики кровному родителю. О том, что он ошибся в выборе, казэкаге стал догадываться только пять лет спустя. Хотя бы раз в месяц мужчина старался навещать маленького Гаару – приносил игрушки, беседовал, когда тот подрос – они на удивление легко нашли общий язык. И, поначалу, всё шло хорошо. Однако на пятом году жизни троюродного брата почти полностью отдали под опеку близнеца Каруры, Яшамару. Мотивируя тем, что лучший член АНБУ воспитает восхитительного шиноби. Это не могло не насторожить молодого каге. Но тогда совет надавил на то, что Шинки ещё слишком неопытен в управлении делами семейными и Четвёртый отступил. Кризисный момент наступил за неделю до отбытия Шинки на встречу с даймё: на собрании Раса заявил, что хочет устроить проверку Гааре. Узнать, сможет ли шестилетний ребёнок сдержать биджу в состоянии сильнейшего стресса. Каге молчал, слушая план. Но, стоило дяде закончить, как Шинки спокойно и холодно ответил: «Нет». Начался спор. Мнения в совете разделились: одни считали, что Раса прав и джинчурики становится опасным, неконтролируемым, его надо подвергнуть испытанию и, в случае провала, убить; другие же, во главе с казэкаге, были убеждены, что для таких проверок Гаара ещё слишком мал и правильным подходом в воспитании его эмоциональное состояние ещё можно выправить. В конце концов, Четвёртому пришлось наложить запрет на дальнейшие действия в отношении джинчурики и перенести разбирательства на момент своего возвращения. «Только ты и не собирался ждать меня. Да, Раса?» – поднявшись над Суной, Шинки лихорадочно искал столп песка и надеялся только на одно: успеть. Заметив всплеск знакомой чакры, метнулся на крышу одного из центральных зданий рядом с резиденцией и обнаружил там Гаару. Приблизившись, Шинки окликнул мальчика и осторожно опустился на перила. В фигуру Четвёртого впился полный боли и злобы бирюзовый взгляд. Один глаз был залит слезами, другой – кровью. «Как он получил эту рану?» – мужчина сделал успокаивающий жест и быстро осмотрелся. По всей крыше беспокойными клубами плыл песок, а у стены остывал труп Яшамару. – «Не успел?» Не делая резких движений, Шинки опустился на колени. Если ему и было в тот момент страшно, то только за ребёнка: как казэкаге, он должен защищать в первую очередь детей – ведь они будущее деревни. Гаара на его приближение сжался и жалобно хмыкнул. Мыслей о том, что в любой момент на этом самом месте может появиться Шукаку, не было. Голову Четвёртого занимала важность первой фразы, которую он скажет этому напуганному, дезориентированному малышу. – Гаара, – начал Шинки. Без улыбки, но не строго: его тон звучал одновременно величественно и великодушно, как и подобает главе скрытой деревни. – Что он соврал тебе? Мальчик вздрогнул. Но по тому, как изменился взгляд, каге понял, что слова подобрал верно. – Яшамару… Яшамару сказал… сказал, что мама не… не люб… ненавидела меня… – ребёнок дрожал, с усилием подавляя рыдания. – И что… что он тоже… меня ненави… ненавидел. «Раса, подлец», – Шинки с трудом подавил ярость, рвущуюся наружу. Ей волю он может дать позже. – Это не так, Гаара, – каге ещё чуть приблизился, но пока не стал касаться мальчика, понимая, что его всё равно оттолкнёт песок. – Я хорошо знал тётю Каруру. Она очень любила тебя и ждала твоего появления. Поверь мне. – Но я…. Я убил её… Она… прокляла меня… Так… так сказал Яшамару… – Это не правда. Ему приказали солгать тебе. Гаара перестал всхлипывать, но его дрожь очевидно усилилась. – Я спросил его! – тихим, угрожающим тоном произнёс джинчурики. – Он сказал, что это его настоящие чувства! – Но разве он бы заботился о тебе всё это время? Если бы ненавидел? Каге сомневался, что такой сложный разговор подходящий выход, но он всегда был честен в разговорах с Гаарой и сейчас надеялся, что ребёнок запомнил это. – Но Яшамару… не стал бы мне врать… – Без приказа – не стал бы, – казэкаге поднял руки, предлагая мальчику вложить в них свои. Гаара не шелохнулся. – Но ему приказали испытать тебя. – Шинки верил, что сейчас только горькая правда может вернуть Гааре контроль. – Твой отец. Раса – тот, кто действительно ненавидит тебя. – Мальчик поджал губы, из глаз снова ручьём полились слёзы. – Прости меня, Гаара. – По… почему? – Я не смог защитить тебя. – Ты меня не не… нена… ненавидишь? Шинки покачал головой, всё ещё держа на весу руки, к которым мальчик не тянулся. – Казэкаге любит всех жителей деревни. И тебя тоже. – Но меня… меня все боятся. – Я тебя не боюсь, – Шинки улыбнулся, призывая сатецу прийти в движение. – Ты его помнишь? То ли от неожиданности, то ли истощения, мальчик перестал дрожать, смотря на имитацию плюшевого медведя, сделанного из железного песка. – Кумару, – гнусаво ответил ребёнок. Так он назвал медвежонка, которого подарил ему Шинки с полгода назад. Четвёртый заметил, что Гаара всегда держал его при себе при визитах каге. – Хорошее имя. Знаешь, подарки дарят только тем, кого любят. И, пусть это было не совсем правдой, где-то на дне бирюзовых глаз маленького существа, испытавшего гораздо больше, чем оно может вынести, слабо засветилась надежда. – Я очень дорожу тобой Гаара, именно тобой. – В эти слова вложил столько искренности, сколько мог. И мальчик почувствовал, что мужчина не врёт, несмотря на все смешки Шукаку, что раздирали его где-то там, на другой стороне сознания. – Поэтому давай заберём Кумару и вместе пойдём ко мне? Ты и я. – От того, как прозвучала последняя фраза, мужчина почувствовал себя глупо. Но эффект оказался подходящий. – Он… дома… в моей комнате… – Хорошо, сейчас мы сходим за ним. А потом пойдём домой, ко мне, – повторил Шинки, акцентируя внимание на месте назначения. – Нужно обработать твою рану. Гаара уже не плакал, но продолжал шмыгать носом, растерянно смотря вокруг. Когда его взгляд упал на труп дяди, он снова поёжился. – А как же Яшамару? – Я прикажу его похоронить, – решив, что мальчик успокоился достаточно, каге уверенно, но осторожно взял его на руки. Песок всполошился, но на казэкаге нападать не стал. Сам джинчурики, по счастью, не стал сопротивляться. – А отец? – он устало потёр кулаком под левым глазом, размазывая уже подсохшую кровь. – Что будет с отцом? – Не знаю, – честно ответил Четвёртый, сильнее прижимая к себе ребёнка. – Но он нарушил мой приказ. Тебя с ним я больше не оставлю. *** Позже, прокручивая в голове всё произошедшее, Шинки лишь уверился в том, что в тот день ему невероятно повезло: и вернуться в деревню раньше, и подоспеть сразу после смерти Яшамару, и успокоить Гаару. Последнее и вовсе казалось настоящим чудом. Хотя, учитывая, что круг общения мальчика был достаточно узок, и каге изначально входил в него, в своё время он правильно сделал, начав поддерживать контакт с джинчурики с малых лет. Расу и всех, кто ему помогал, обвинили в измене и сослали на окраины деревни. «Ещё отступников с магнетизмом мне не хватало», – мысленно ворчал каге, разбираясь с приказами после сорвавшегося бунта. – «Пусть сидит под носом и не дёргается». Разговор с дядей не внёс ни капли ясности: Раса свято верил в свою правоту, и только поединок, в котором каге безжалостно раздавил противника, заставил его смириться с участью предателя. Шинки почти ничего не знал о воспитании детей, однако твёрдо решил, что Гаара станет его сыном и опеку над ним он не доверит больше никому. Ребёнок не сопротивлялся: без лишних вопросов находился рядом со старшим и вёл себя на удивление тихо. Однако первое время почти не ел. Говорить о здоровом сне же не приходилось из-за Шукаку. Но он слушался Шинки и ни на ком не срывался, что каге воспринял как добрый знак. Прошел месяц, основные эмоции улеглись, так что пора было приступить к налаживанию новой связи отца и сына. Шинки спрашивал совета у женатых друзей с детьми, но в основном ему приходилось разбираться во всём самому. Методом проб и ошибок. Радовало разве что то, что Гаара не болел и даже элементарно не травился. К личной гигиене был приучен и обладал приличным запасом слов для общения (за что, несомненно, стоило сказать спасибо Яшамару). Более всего остального понять друг друга им помогли тренировки. Раса успел обучить ребёнка только основам, и пусть молча, но Четвёртый был благодарен, что основные техники они будут постигать вместе. То, что они оба владели магнетизмом, сильно облегчало задачу. Ещё оставался контроль Шукаку, но этот вопрос каге пока решил отложить – до тех пор, пока Гаара не привыкнет к новому укладу жизни. Проблема появилась на другом фронте: из-за худощавого телосложения мальчик быстро уставал от физических нагрузок, и мужчине пришлось озаботиться и тренировкой выдержки тоже. На второй месяц Гаара окончательно отошёл от шока и стал прощупывать границы дозволенности в новых отношениях с каге. На счастье Шинки, при первой же попытке устроить истерику через угрозу выпустить Шукаку, мужчина спокойно пресёк ситуацию, используя влияние главы деревни. При этом он напомнил Гааре, что дорожит им (именно им) и хочет защитить. Даже от него самого. Это настолько не походило на отношение ни Расы, ни Яшамару, что подействовало на ребёнка безотказно: с того самого раза джинчурики признал в Четвёртом для себя авторитет. И все дальнейшие действия казэкаге лишь подтверждали слова – если Шинки озвучивал обещание, он всегда держал его, вне зависимости от обстоятельств. Благотворно на их отношения повлияло и то, что каге озаботился вопросом возвращения брата и сестры в круг общения приёмного сына. Расширять его больше пока что было опасно. Так, к семи годам фигура Шинки стала ассоциироваться у Гаары с честностью, силой и заботой. Обрела очертания Отца. В подтверждение того, что эмоции мальчика можно выправить воспитанием, Гаара день ото дня всё больше тянулся к Шинки. Баки как-то заметил, что это ещё и потому, что казэкаге не боится касаться джинчурики: они часто ходили, держась за руки, каге гладил сына по голове и обнимал. И малыш на это искренне улыбался. К восьми годам совет старейшин с тихим ропотом одобрил включение Гаары в академию шиноби. Хотя изначальный план не подразумевал подготовку джинчурики с регулярными войсками, после усыновления многое было пересмотрено. Воспитание столь «сложного» сына благотворно сказалось и на авторитете Шинки, как каге – теперь куда больше членов совета прислушивались к «юнцу». Но ранние искажения в психике, произошедшие из-за сложного детства Гаары, должны были найти выход в новой форме. И, пойдя в академию, мальчик в первый же день избил одноклассника, который посмел при нём нелестно отозваться о казэкаге. Благо, лишь кулаками – даже песок не призвал. Выслушав объяснения сына, Шинки похвалил его за сдержанность в боевой части. Но попросил спокойнее относиться к «детскому мнению о главе». Как выяснилось позже – слишком мягко. Через неделю Четвёртого вызвали к директору с просьбой обуздать подростка. Но момент уже был упущен: подвергать сомнению авторитет Отца в присутствии Гаары не смел никто. Даже сам Отец. Учёба давалась ребёнку легко, потому академию Гаара закончил через год, экстерном. А в команду его определили, как и предполагалась когда-то, с родными братом и сестрой. Но, в отличие от изначального плана, сиблинги хорошо ладили, много тренируясь вместе, оттачивая совместные техники. Темари с Канкуро продолжали общаться с Расой. Только никогда не упоминали о нём при младшем брате. Всё время, не занятое тренировками и миссиями, мальчик предпочитал проводить рядом с Отцом – помогая ему с делами, охотно выполняя мелкие задания, не требующие больших усилий. И, конечно же, рассказывая, как прошёл день. Гаара мог болтать без умолку, но только тогда, когда был наедине с Шинки. К нему одному ребёнок льнул, позволяя себя по голове гладить, и умиротворённо дремал на коленях мужчины. Ходили слухи, что сыновья любовь Гаары оказалась настолько глубока, что заставила замолчать даже неугомонного Шукаку. На самом же деле, новая, отличная от всего предыдущего, связь с Четвёртым позволила джинчурики совсем иначе взглянуть на Однохвостого. Осознать его печальное положение и то, какой грустной судьбой они связаны с самого рождения Гаары. За два года они ещё не успели стать друзьями, однако нашли точки соприкосновения, чтобы заключить, пусть временный и хрупкий, но мир. Благодаря совместным усилиям Гаары и Шинки изменилось и отношение к «ребёнку-монстру» в деревне: многие до сих пор боялись его, но уже никто не бежал прочь, лишь завидев сына казэкаге. Никто не называл его «живым оружием» – по крайней мере, вслух. *** – Я не спорю, Темари прекрасная, сильная кунойчи, – продолжал рассказ Гаара, зацепившись за спор Канкуро с сыном клана Нара. – А Шикамару – умный и уникальный воин. Но представить их вместе? – молодой человек картинно скрестил руки на груди, недовольно тряхнув непослушными алыми волосами. – Это был бы крайне странный союз. – Позволь выбирать сестре, Гаара, – снисходительно улыбнулся Шинки. – Только она знает, что ей действительно подходит. Джинчурики замолчал, серьёзно рассматривая Отца. Медленно кивнул. – Да, наверное. Темари хорошо разбирается в людях. – А что на счёт тебя, сын мой? – улучив момент, решил поднять тонкую тему Четвёртый – Меня? – парень склонил голову набок, демонстрируя прелестное изумление. – Не присмотрел себе ещё подругу? – Нет, – Гаара ни капли не смутился. – Но я подумаю над этим, – он снова обворожительно улыбнулся. – Когда стану таким же замечательным казэкаге как ты, Отец.