Девочка, дыши

      На дорогущую керамическую плитку с грохотом падает фаянсовая темно-зеленая тарелка, разлетающаяся на множество мелких осколков по всей кухне. Юлю снова занесло, в круговерти каждодневных рутинных рабочих моментов она просто-напросто закрутилась и потерялась. Нервы и без того были на пределе как оголенный провод, прикоснувшись к которому обдавало взрывным потоком злости. Марк своей назойливой, как ей казалось, заботой дотронулся до этого комка агрессии, тем самым получил ответный десятикратный удар. Его попытки накормить девушку после выматывающего дня на студии не увенчались никаким успехом. Паршута как ужаленная сначала раздраженно отказывалась от порции любимой карбонары, а потом вообще в порыве гнева бросила на пол не менее любимую тарелку. Тишману ничего не оставалось, как шумно выдохнуть и оставить ее сейчас одну.       Только он развернулся и сделал пару шагов от стола, на полупальцах обходя осколки, как сзади раздался нарастающий с каждым вздохом лающий кашель.       Мужчина резко разворачивается, и испуганный взгляд останавливается на моментально краснеющей Юле, одной рукой крепко схватившейся за столешницу, а другой — за горло.       — В сумке, — среди оглушающего хрипа с трудом разбирает брюнет и мчится в прихожую, попутно включая свет в комнате.       Дрожащими от неожиданности и страха руками он перебирает содержимое Юлиной сумки, на ходу выбрасывая ненужное барахло оттуда. Наконец на глаза попадается заветный флакончик. Марк резко вскакивает с колен и несётся обратно. Он обходит блондинку и резко расправляет ей плечи, крепко прижимая рукой содрогающееся тело к себе и поднося к побелевшим губам ингалятор.       — Дыши, дыши спокойно, — рвано выдыхает артист, с силой сжимая в руке флакон с лекарством. Рука неосознанно слишком сильно сжимает плечо Паршуты, — Извини, — не сразу замечает из-за сумбурной рассеянности мыслей и чуть ослабляет хватку.       Тишман продолжает стоять за ней и заботливо поглаживать по голове. Мужчина до сих пор находится в какой-то прострации, совершенно не понимая, что сейчас произошло.       В одночасье его будто ошпарили кипятком и выбили почву из-под ног. Он сам чуть не умер от страха, когда увидел синеющее лицо певицы. По телу до сих пор пробегали мурашки, а сердце продолжало бешено стучать, норовя выпрыгнуть из груди.

      Выстрелом с небес

      Прямо на тебя

      Астма упала сейчас в очередной раз резко. На нее. И без того убитую жизнью Юлю. Казалось, наконец все наладилось. Она смогла отпустить навязчивое болезненное, как незаживающая рана, прошлое и вздохнуть полной грудью. Но теперь хомут на шею нацепила никуда не уходившая затаившаяся болезнь. Теперь она — самый злейший и подлый враг белокурой. Астма всегда подводила, настигая в самый неподходящий момент и утягивая в пучину безнадеги и хаоса.       Марк оставляет взволнованный поцелуй на макушке, когда чувствует, что ее дыхание постепенно восстанавливается и становится размеренным. Плечи продолжают подрагивать, но пугающим до ужаса выглядеть это перестает. Необходимое затишье постепенно оседает на тело Паршуты, выставляя на показ отвратительные последствия приступа.       Убрать лекарство его заставляет только нежное прикосновение влажной ладошки. Белокурая медленно разворачивается и выжидающе смотрит, будто хочет увидеть его реакцию на происходящее. Ничего другого ей не остаётся: приступ произошёл в неподходящий момент и предательски сломал возможность пообижаться на Тишмана. Юля рассматривает брюнета обжигающе своими карими, которые, кажется, сейчас стали еще темнее и выразительные из-за животного страха и желания выбраться из удушья липкой вязкой субстанцией, охватившей ее легкие. Бледные сухие губы сжимаются в узкую подрагивающую полоску. Паршута проводит по ним языком, пытаясь смочить эту пустыню после опаляющего дыхания. Сухость сковала во рту абсолютно все, поэтому сказать что-то девушка не может, за место этого вырывается практически неуловимый хриплый шепот.       Шатен отодвигает стоящий рядом стул и аккуратно смахивает носком осколки тарелки в сторону. Также молча он бережно кладёт руки на плечи певицы, запрятанные под шерстяным аквамариновым свитером, и усаживает девушку. Тишину разрывает лишь бульканье воды в графине, откуда голубоглазый наливает ее в прозрачный стакан и протягивает Юле.       Мужчина неспешно открывает форточку, пропуская свежий февральский воздух в квартиру. Морозец по-хозяйски властно заполняет пространство, оседая в груди легким покалыванием. Сознание как будто тоже охлаждается и становится чище и спокойнее что ли. Дыхание у обоих полностью восстанавливается и становится размеренным.       Тишман присаживается на соседний стул и с силой упирается руками в колени, чтобы выплеснуть остатки негодования, стресса и злости. С минуту он рассматривает фигурные осколки некогда целой посудины и думает, как бы Юля еще и не порезалась за сегодняшний вечер. После чего голубоглазый медленно поднимает голову и устремляет взгляд на нее. Девушка непоколебимо молчит, но от неловкости пару раз отводит карие куда-то в сторону, рассматривая до боли знакомые стены с фотографиями.       — Юляш, — хрипло начинает, наклоняясь к ней ближе, — когда она появилась? — пытается взять ее маленькие холодные ладошки в свои.       — В Америке, — поднимает голову и виновато поджимает губы.       Сейчас его любимая Юлечка выглядит как самый настоящий нашкодивший котенок, который пытается свою шалость утаить, спрятать глубоко внутри, чтобы никто больше не видел этот подранный диван или опрокинутый лоток. Паршута вытаскивает руки из его оков и полностью прячет их в длинных рукавах любимого свитера. Говорить об этом она совершенно не хочет, потому что боится погружаться в вязкую пучину преследующего до сих пор прошлого.       А Марк с ужасом понимает, что Паршута стала задыхаться, когда осталась совсем одна. Когда оборвались его контакты с ней, когда Юлька вся такая счастливая и воодушевленная укатила в Штаты навстречу своей новой судьбе. Вот только… В солнечной Америке не нашлось даже маленького лучика для Паршуты. Кажется, как только она переступила порог новой квартиры, над головой самовольно появилась темная грозовая туча, сгущающаяся и чернеющая с каждым днём.       Первый приступ бронхиальной астмы стукнул по голове так больно и сильно, как и рука, казалось, любимого человека. В тот момент блондинка осталась совсем одна в чужой стране. Все провода она обрубила сама, желая сбежать в красивую райскую жизнь. Общение с Марком тоже сошло на нет. Очень редко они перекидывались дежурными фразами, узнавая погоду и ход дел. Абсолютно никто не знал, что происходило с девушкой в тот момент. Во время разговоров с матерью на лицо натягивалась искусственная улыбка, а слезы и негодование прятались в потускневших глазах.       Юля до сих пор теряется, когда пытается понять, как не умерла тогда в Бруклинской квартире. После очередного резкого приземления в холодную бетонную стену легкие и без того сворачиваются в один большой клубок, заставляя девушку взвыть от адской боли. Оставшись одна в полумрачной комнате, Паршута поджимает колени к груди и пытается успокоить себя поглаживаниями по ушибленному месту. Вот только липкий страх никуда не уходит, и тело сотрясается раздирающей на пополам истерикой. А после случается астма. Первый в ее жизни приступ. Практически губительный.       Темноглазая тогда не на шутку пугается, когда пытается глотнуть воздух ртом, ничего не выходит, а после и вовсе издевательски придавливает удушье. Инстинктивно она плотно прижимается оголенной спиной к стене и выпрямляется как струнка. Пытается унять ужас, от которого все тело покрылось холодным потом. В первый раз болезнь решает дать девушке шанс и отступает довольно быстро. Кареглазая шансом этим подсознательно пользуется и сбегает от вечных ночных слез, страхов за жизнь и постоянных скандалов.       Миллионы раз потом она прокручивала в голове события того вечера, пытаясь понять, что же это было. Но новых проявлений астмы не происходит: болезнь оседает в затишье, выжидая своего часа.

      Ты в любовь бежишь

      Забывая всё

      Ответы на все вопросы Паршута получает только через четыре года, наступая на новые грабли. История теперь совсем другая. Красивая, нежная, взаимная. Вместе с Сашей ей легко и хорошо.       Юля купалась во внимании и заботе, радостно мчалась каждый вечер домой, предвкушая вкуснейший ужин с задушевными разговорами. Они понимали друг друга и доверяли как никому другому. С Марком девушка стала общаться чуть чаще и ближе, делилась сокровенными чувствами радости и облегчения от того, что, кажется, нашла того самого. Тишман радовался за нее и надеялся, что вот, наконец-то, его Юлечка будет беззаботно счастливой. Свадьба, на которой теперь уже близкий дружочек, естественно, присутствовал тоже походила на невероятно нежную сцену из голливудского фильма. Вся история отношений Юли и Александра походила на какую-то сладкую сказку.       Увы, финал у нее оказался такой же, как у первой. И все сахарные леденцы растаяли вместе с рушащимися пряничными домиками. Безнадежная рутина и бытовуха упала куполом на них, закрывая собой все предыдущие чувства и не давая новым проявиться. Охлаждение и потеря интереса друг к другу с каждым днем нарастали и заставляли Паршуту чувствовать раздражение и даже ненависть к Саше. Теперь никто уже не спешил домой на ужин, совместные вчера вообще стали праздничным явлением лишь для гостей. Каждый из них неспешно и нехотя добирался до квартиры и уединенно проводил остаток дня в разных ее комнатах, перебросившись лишь парой фраз.       Вечный холод и копания в самой себе ни к чему хорошему не приводят и обрубают затянувшуюся ремиссию. Новый приступ случается обычным весенним вечером в период цветения, поэтому Юле поначалу закрадывается мысль о внезапно появившейся аллергии на что-то. К счастью, в тот момент она не остаётся одна в темной квартире, как раньше в Америке, молодой человек сочувственно и перепуганно вызывает скорую жене.       Тогда Юлия и узнает о ней. Астма, паразитически жившая внутри уже около шести лет, только сейчас представилась своей хозяйке. Светловолосую эта новость будто по голове молотком бьет, да так сильно, что звездочки из глаз сыплются. Врачи наперебой вторят о том, что эта история приобретенная. Артистка копалась в собственном организме и пыталась выяснить причину заболевания. Наследственность вместе с производственными выбросами отпали сами собой, а вот остальные факторы висели в голове с большим жирным знаком вопроса, особенно острый и хронический стресс. Его в жизни кареглазой оказалось сполна, да так, что она не прочь была бы поделиться им, вот только б никто больше не попал в такую передрягу как она. Яркие вспышки астмы случались во времена полного хаоса в ее жизни, будто намекая, что пора прекращать отношения, если хочешь остаться живой и относительно невредимой. Хворь давала девушке подзатыльник и пыталась вытащить из заглатывающей пучины.       Саша очень долгое время колебался и не решался сделать первые шаги к расставанию. Из банального уважения и жалости мужчина не мог оставить болеющую Паршуту. Вот только становилось ей хуже из-за этой медлительности. Равнодушие друг к другу вытягивало соки из певицы, подпитывая этим астму. Когда терпеть и купировать приступы сил не осталось, Юлия решила взять все в свои руки и четко выстроить рамки в их отношениях. Еще долгое время после расхождения Паршута стабильно задыхалась раз в месяц, поэтому в сумке навсегда поселился с тех времен флакончик с лекарством.       Марк полноценно появился в жизни певицы в период стойкой и затяжной ремиссии, поэтому говорить о болезни блондинка почему-то не торопилась. Возможно, сама надеялась на то, что астма отпустила ее навсегда, заметив на горизонте того самого, достойного истерзанного сердца ее хозяйки.       Только сейчас Юля поняла, как сглупила, не рассказав обо всем сразу Тишману. Ей стало ужасно тошно от самой себя, поэтому она оттолкнула его и запрятала руки в свитере.       — Прости, — хрипит она, прижимая ноги к стулу и еще сильнее вжимаясь в спинку.       — Юлечка, ты чего? — наклоняется к ней Марк и смотрит в напуганные глаза, — только ты зачем молчала-то так долго?       — Марик, я не знаю, не знаю, — прячет краснеющее лицо в ладошках.       — Ну, ну, успокойся, — присаживается перед ней на корточках и властно, но нежно опускает ее руки, — не прячься, мы справимся, слышишь? — ласково целует бархатную кожу на щечке.       — Угу, — бормочет себе что-то под нос Юля и сползает со стула, падая в тёплые объятия Марка.       Они вместе сидят на теплом кухонном полу, когда стрелки часов переваливают за полночь, и наслаждаются тихим обществом друг друга. Тишман играется кудрявистыми сладко пахнущими волосами блондинки, запутывая их в мелкие косички. Паршута в одной ладони сжимает ингалятор, а другой поглаживает руку шатена. Она искренне надеется, что сегодняшний подзатыльник от астмы был лишь наказанием за излишнее трудолюбие, перестающее в самоуничтожение, и напоминанием о том, что теперь рядом с Юлей есть человек, которому она может абсолютно доверять.       — Может все-таки поешь? — осторожно усмехается Марк, встречаясь с парой карих уставших, но таких счастливых глаз.