Негромкий скрип входной двери заполнил стены маленькой квартиры-студии. За окном был уже поздний вечер, а когда Какучо взглянул на экран смартфона, оказалось, что уже почти полночь. Сердце все еще было не на месте и заставило подскочить на ноги с небольшой двухместной кровати в узенький коридор.
— Предупреждая твои вопросы, — начал Изана, разуваясь, как только увидел взволнованное лицо Хитто, — я так поздно, потому что на работе все люди сегодня отупели. На звонки не отвечал, потому что телефон сел, а шнур сломался, – на этой фразе Изана выпрямился, вплотную подошел к Какучо и крепко обнял его за шею, уткнувшись лицом в ямочку между ключицами, — А еще я очень сильно устал. Хочу, чтобы ты уложил меня в кровать и посидел рядом. Ладно?
Какучо сдержанно улыбнулся, за плечи прижав Изану сильнее к своей груди, а второй рукой нежно провел по его волосам, снимая этим жестом усталость и накопившийся за тяжелый день негатив.
— Ладно, — спустя пару секунд ответил он, после чего подхватил Курокаву на руки и отнес в их маленькую, но ставшую уже такой родной комнатушку.
Кровать жалобно скрипнула под весом их тел, но этот звук затерялся в уютной тишине. Какучо сел на край, уложив Изану на его половине, однако тот недовольно пробурчал что-то и переметнулся на сторону Хитто, сворачиваясь клубочком у него под боком.
— Ты прям как кот, дурашка, — беззлобно усмехнулся Какучо и легонько тыкнул пальцем в его носик, — обнимай, корми, спать укладывай, а как пропадаешь непонятно куда и на сколько через окно, волнуйся, как за собственную жизнь.
Изана извернулся так, чтобы было видно лицо Хитто. С виду он ласково улыбался и по-доброму щурил глаза, но, если присмотреться, в его взгляде все еще плескалось беспокойство и даже тень иррациональной обиды.
— Я же сказал, что был на работе. Где я еще могу быть? — приподняв бровь, спросил Изана. Его тон звучал немного грубо, из-за чего Какучо едва заметно поджал губы. Курокава шумно выдохнул, напомнив себе, что он уже не в офисе, а
дома, и накрыл руку парня своей, — Не волнуйся, когда в этом нет необходимости, хорошо? Со мной ничего не случится.
Хитто молчал, как бы обдумывая слова Изаны, после чего все же кивнул в ответ на его слова. Он тяжело вздохнул, подтолкнув Курокаву к середине кровати, чтобы самому лечь рядом. Изана на это одобрительно хмыкнул, придвинулся к парню как можно ближе и положил голову ему на грудь. Какучо наощупь нашел его руку и переплел их пальцы.
Было тихо и очень хорошо. Хитто больше всего ценил моменты, когда они могли вот так лежать, слушать дыхание друг друга и чувствовать каждой клеточкой тела прикосновения. Не нужно было слов, чтобы выразить,
как сильно они нуждаются друг в друге. Для этого было достаточно суетливых движений Изаны в попытке чуть ли не залезть на Какучо, лишь бы быть ближе. Достаточно было и самого нежного и теплого взгляда, которым Хитто залюбливал каждую родинку на теле Курокавы. Было достаточно того, что они наконец чувствуют себя
дома.
— Мне до сих пор не верится, что она наша, — нарушил тишину Изана, с восторгом оглядывая пространство вокруг себя, — знаешь, в детстве по ночам я любил воображать
дом. Как бы он выглядел, как бы был обустроен дворик. Как было бы уютно на кухне. Какая бы родная и теплая всегда была кровать. И как можно было бы жить и совсем ни о чем не переживать, потому что есть
дом. И никто его не заберет.
Какучо после этих слов крепче обнял Курокаву и заглянул в его глаза. Фиолетовые бездны блестели, как водная гладь на солнце, только вместо сияния одной звезды в них был целый космос. Не сдержавшись, Хитто поцеловал его в лобик, после чего тоже поднял взгляд на их комнату. По углам все еще стояли неразобранные коробки с вещами, но их было немного. Они вдвоем никогда не имели множества вещей. В детстве они едва ли что-то могли назвать своим, потому что в приюте все было общее, а когда повзрослели, практически все у них было в аренду. Съемная каморка, кредиты, деньги в долг… ничего из этого не было их собственным. Начинать с абсолютного нуля сложно. В этом мире никто не ждал их с распростертыми объятиями, никто не стремился помочь и поддержать.
Но, оглядываясь назад, Хитто все больше понимал, что им был никто и не нужен. Единственный, кто когда-либо был ему необходим, — это Изана. Тот самый светловолосый, совершенно невыносимый парень, и вправду похожий на кота, который сейчас свернулся у него под боком и размеренно дышал в плечо. Тот самый, который когда-то назвал себя королем и действительно стал им, возведя целое королевство в сердце Какучо. Все там принадлежало ему одному, и Хитто было достаточно лишь этого, чтобы жить.
Неделю назад исполнилась их общая мечта, которую они лелеяли, наверное, всю жизнь. Они зашли на порог своего собственного
дома. И все в нем стало принадлежать им. Каждый уголок, каждая пылинка, каждый жучок, заползший на подоконник, каждая трещинка в стене и каждая половица. Эта квартира-студия была настолько же крохотной, как и сердце этого жестокого и несправедливого мира. Но на щеках оставались мокрые дорожки от простого осознания: эта крохотная квартирка теперь их
дом.
В тот день они действительно не смогли сдержать слез. Они лились непроизвольно, так правильно и естественно, словно вымывали боль всей их тяжелой жизни. Парни долго трогали стены и проводили руками по мебели, чтобы заставить себя поверить в реальность происходящего. Изана половину вечера пытался заправить свежее постельное белье, а Какучо каждый раз ругался, когда снова путал шкафчики на кухне и не мог найти в них лопатку, чтобы перевернуть шкворчащее на сковороде мясо. В тот день и одеяла были перекрученные, и мясо подгорело, и шкафчики Хитто так и не запомнил, но они вдвоем были так безмерно счастливы, что из груди все время рвался смех.
В тот вечер, обнимаясь и целуясь на их собственной кровати, они поняли, как ощущается истинное счастье.
Сейчас, спустя неделю, Какучо вспоминал эти события так, словно это было вчера, потому что неуемный трепет все никак не стихал. Он жался к Изане в ответ, покрывая его макушку невесомыми поцелуями, и краем сознания замечал, что, кажется, по его щекам стекло на подушку несколько капель.
— Когда мы были в приюте, единственное, о чем я мечтал — это об этом дне, — прошептал Хитто дрожащим голосом, чувствуя, что Изана так же мелко подрагивает, — помнишь, как мы играли во дворе и строили снежный дворец? Тогда я пообещал себе, что у нас будет свое королевство. Что я… — Какучо всхлипнул, запнувшись и словив на себе взгляд блеснувших слезами глаз Курокавы, — что я смогу когда-то дать тебе тот
дом, которым стал для меня ты.
Изана со всхлипом притянул Какучо к себе за шею и отчаянно прижался губами к его губам, зарываясь пальцами в мягкие черные волосы парня. Поцелуй вышел соленым, нежным и практически невинным, таким, какой случается у неопытных и волнующихся подростков.
— Я люблю тебя, Хитто, — прошептал Изана ему в губы, стирая пальцами влагу с его щек, — ты дал мне
дом в тот день, когда я встретил тебя, дурашка. Ты всегда был для меня
домом. И я всегда знал, что однажды у нас появится общий. Безопасный, теплый… наш.
— Наш, — повторил за ним Какучо и ласково улыбнулся.
— Хитто, — почти неслышно позвал его Курокава спустя минуту и, заметив немой вопрос в глазах парня, почти с мольбой во взгляде попросил, — сыграй мне что-нибудь.
— Прямо сейчас?
— Да. Я хочу послушать тебя. Сыграешь?
— Да, — Какучо смущенно потел запястье, поднимаясь с кровати, чтобы достать из чехла дряхленькую акустическую гитару, — сыграю.
Хитто на слух настроил гитару и любовно провел по струнам пальцами. Несложное движение — и инструмент уже издает музыку. Гриф гитары истертый, порожки немного режутся, но все это тонет в глубине нежной музыки аккордов. Какучо чуть громче стал перебирать струны, когда услышал почти что требовательное изаново «Спой».
— Хей, ты просил меня только сыграть! — смущенно пролепетал Хитто, отворачиваясь.
— Не отнекивайся, я
хочу, чтобы ты спел мне что-нибудь, — капризно заявил Курокава, сложив руки на груди. Когда дело доходило до того, чего ему нестерпимо хотелось, он прибегал к невозможному ребячеству и непреклонной упертости.
— Ну ты же знаешь, что я не люблю…
— Свой голос? — закончил за него Изана, приподняв бровь, —
а я люблю. Мне нравится, когда ты поешь только для меня. И когда выбираешь песню только для меня. И мне нравится, как звучит твой голос. Не важно, под гитару или в тишине.
Какучо покраснел, как закатное солнце, отчаянно пытаясь скрыть это за напускной непреклонностью. Получилось плохо, поэтому спустя десять секунд молчания, он начал медленно перебирать струны и тихонько напевать слова песни.
«And all the beats fell in between the silence that we shared
And all the trees were swaying softly in the thick black air
If I'm honest, it felt like love».
Изана подполз ближе к краю, на котором сидел Хитто, утыкаясь локтями в матрас, а подбородком в ладошки. Ему действительно очень нравился голос Какучо, хотя тот и считал его некрасивым. Изана вообще любил все, что было связано с Хитто. Слушать его вот так, смотреть, как аккуратные длинные пальцы, которые так часто перебирают его пряди, сейчас перебирают струны, издавая прекрасные звуки. Как он хмурится, вспоминает что-то, а его губы шевелятся, чтобы петь нежную песню только одному ему.
«We built a little house and filled it with our little dreams
But shining brighter are the moments that were in between
If I'm honest, it felt like love».
Какучо, уже не смущаясь так сильно, поднимает взгляд и сталкивается с изучающим взглядом Изаны. Он знает, что его голос звучит хрипло от слез, что он выглядит растрепано и по-домашнему неряшливо. Но в фиолетовых омутах было
столько любви и обожания, что все эти мысли сами собой затмевались ответной любовью. Хитто любил Курокаву, как не любил никого и ничего в этом мире. Он готов был ненавидеть весь мир, лишь бы в нем самом было как можно больше любви к его светловолосому котенку, которого всегда так хотелось и погладить, и покормить, и уложить спать, и волноваться за него каждый раз, как он ушмыгивал непонятно куда и насколько. Изане хотелось отдать все и даже больше: и сердце, и душу, и голос, и песни, и
дом — их личное королевство. Чтобы рука в руке, чтобы всегда рядом, чтобы в безопасности и уюте: в стенах Дома и объятиях друг друга. Чтобы вместе и никогда врозь.
«I'm right here darling
Don't you worry 'bout a thing, don't you worry 'bout a thing
It's us against the world
It's us against the world»
Так всегда было. Они одни друг у друга: однажды и навсегда.
Вдвоем против целого мира.
