Временные сложности

— Маня? Какой он вам Маня? Он — Александр Михайлович — преподаватель литературы, — послышался в коридоре голос одного из учителей. — Совсем распустились и страх потеряли. Александр Михайлович и сам сильно сомневался, что он преподаватель в этой обычной школе. И не совсем обычной, сейчас подобные учебные заведения модно называть гимназией. И для коллег и среди учеников он просто Маня по лит-ре. Есть у него и одна особенность, странная для взрослого и аномальная для преподавателя — дислексия. Именно особенность, а не болезнь. Как его так угораздило? Просто так случилось. Преподаватели, когда он сам учился, на него забили, сильно не приставали, чтобы не портить себе нервы и статистику. Когда он сам учился, не существовало ЕГЭ и система образования была в разы проще и гуманнее. Таким образом он на тройки-четверки и окончил школу, сидя на последней парте. Да и одноклассники относились к его особенности гораздо лояльнее. Класс, в котором он учился, состоял далеко не из отличников, и Саша на фоне прочих смотрелся весьма неплохо, а в творческих и технических заданиях ему вообще равных не было. И появился у него интерес к музыке. Поэтому по окончании школы он хотел было бросить все и стать музыкантом, но предки решили иначе и с формулировками: «Хочешь работать за идею — поступай в медицинский или педагогический» и «у тебя должна быть человеческая профессия» — заставили поступать в педагогический. Несмотря на особенность, которую при сильном желании удалось скрыть. Поступить на дневное очное обучение ему не хватило баллов и денег, пришлось учиться на заочном. Не сильно и хотелось ему учиться на педагогическом. Экзамены сдал, времени свободного сколько угодно, вот и пытался заниматься музыкой. Однажды он даже был застукан за этим неподходящим приличному педагогу занятием с последующим выносом мозга. И никто даже не вспомнил, что существуют и преподаватели музыки и они тоже нужны. Чтобы обеспечить себе существование и не вызывать подозрений, Мане пришлось подрабатывать грузчиком и сторожем. По окончании института дорога вела напрямую в школу, иначе зачем вообще было тратить на это время. И ладно бы, если бы просто в школу. Но стал он учителем литературы. Все ради того, чтобы никому за него не было стыдно смотреть в глаза знакомым и соседям. Юноша с мягкой улыбкой, светлыми волосами, собранными в хвост, и ясным взглядом, подвижный и общительный, он пользовался популярностью среди старшеклассниц, но только первое время. Директором этой школы является Владимир Петрович, среди коллег — Холст или Петрович, среди учащихся — Петрович, деспот, тиран и надзиратель. По совместительству — учитель истории, он же — преподаватель философии. Вопросом, зачем детям с пятого класса засорять голову высокими философскими материями, никто ни разу не задавался, ссылаясь на требования министерства образования. Виталий Алексеевич числится в данной школе преподавателем труда и психологии, которую тоже зачем-то включили в школьную программу с пятого класса. Для коллег и среди учеников он просто Дуб, для директора — просто Виталя. Так же к директору в гости частенько заходит Максим Львович — преподаватель физической культуры, для коллег и учеников — просто Макс или физрук.

***

Очередное недоброе утро. Будильник Саша уже давно не использует за отсутствие в этом смысла и по причине того, что он создает лишний стресс перед и без того нервной работой. Каждое утро Маню будит кот Компот с настойчивым требованием его накормить и с напоминанием, зачем ему, собственно, нужно идти на эту работу. Этого Мане достаточно, а далее следует осознание, что пора вставать и идти. На расправу к этим бездушным тираном, не способным чувствовать ничего, кроме ненависти и на отлично знающим свои права и чужие обязанности. И это при том, что такого предмета в школе нет. И так не в первый раз. Жаловаться? Нет, он не такой. Правда, пару раз он писал директору, да только тот всерьез это всё почему-то не воспринял, или решил, что это просто сложности взаимодействия с учащимися, так у кого их нет. Кот настаивает, приходится встать. — Эх, Компот, ты один меня любишь. И то потому, что кормлю тебя, — в очередной раз уговорил себя Маня. — Так, что тут у нас есть? Вискас будешь? Компот мяукнул и пристроился миске. — Хорошо тебе, Компот. Поел, поспал, снова поел, погулял. Не нужно никуда бежать, весь день терпеть тычки, пинки, придирки, шуточки плоские. И так в ежедневном режиме. POV Маня Забыл со скольки уроки — иди к восьми. А так почти каждый день. И зачем? Кому от этого лучше? Зачем вообще на это все подписался? Заставили? Ой, не смешите ежа. Заставили взрослого человека. Если уж так противно это все, мог бы и возразить, настоять на своем мнении, в крайнем случае мог и из дома уйти. И вообще, в данный момент есть своя квартира, кот и никто не указывает, что и как делать. Зачем тогда теперь? Уволься и делай всё, что вздумается. Но на это «Вздумается» нужны деньги, их и у препода не густо, а совсем без работы как? Можно и другую найти. Но это же нужно искать, идти на собеседование, и кто такого возьмет, позорище сплошное. ТРУСЛИВАЯ ЖОПА!!! Если так, значит все устраивает, значит собирайся и дуй на работу. А что, мазохисты — тоже люди. В очередной раз грустно вздохнул, побрел в ванную. Сколько это будет продолжаться? Злые бездушные цветы жизни, способные растерзать за малейшую оплошность. А как им ответить? Они ведь объективно сообразительнее. И у них права. И начальник — садист, заваливающий работой. Еще и отчеты писать заставляет, кому они вообще нужны… Увидел в зеркале отражение татуировки на плече. Сделал втайне от родителей на восемнадцатилетие. Потом увидели — сколько воплей тогда было: и как так можно, и чем я думал, и как они теперь соседям и друзьям в глаза смотреть будут, какой позор, какой позор. С ежедневным выносом мозга. Может, шло оно все к лешему, а то и дальше? Не пойду. Если хочет, пусть увольняет, его право. Никто не расстроится. Быстро собравшись, выбежал из дома. Бежал через парк, через лес. Страх, одиночество и дикое желание спрятаться где-нибудь подальше от людей, чтобы не нашел никто. Бежал долго. Обрыв, внизу река. Легкий ветерок раздувает волосы, странное чувство, будто нет никого и ничего. По щеке скатилась слеза. Закрыл глаза и шагнул вперед. Темно и сыро, кто-то хватает его за руки и куда-то тащит. Очнулся от удара по морде, с трудом разлепил глаза. — Молодцы, ребята! — послышался сквозь темноту возвращающегося сознания голос. — Всем спасибо, свободны. Мимо прошли два амбала, скрылись за дверью. Ребята Петровича. Недаром его шепотом называют крестным отцом. В методах иной раз он не стеснялся. А ребята исправно отлавливают и загулявших преподавателей, и почувствовавших свободу учеников, несмотря на все их права. И родители с таким подходом согласны, когда сами не могут справиться со своими отпрысками. — Я требую объяснений. От тебя, — требовательно сообщил Владимир Петрович. — В письменном виде. Такой вот он человек — не даст утонуть ни в реке, ни в синей яме, только лишь для того, чтобы пытать лично. end POV Маня Весь мокрый, замерзший, Саша пытается что-то написать дрожащей рукой. А Владимир Петрович поторапливает. Отобрал всё написанное, прочитал вслух и улыбается опять. — Ладно, объясняй устно, — разрешил Владимир. — Почему на работу не пришел? Надо что-то отвечать, а даже думать не получается, слова отказываются выстраиваться в предложения. — Приболел. Решил, что не стоит в таком состоянии… — Понятно. А что в горы не пошел, например? Больным туда самая дорога. — Идите в зад. Страшно представить, что за такое мог бы сотворить директор. — Будем считать, что ты вчера бухал, — совершенно спокойно сообщил Владимир. — А теперь ты идешь в класс, изучать с одиннадцатым «А» Золотую рыбку. А то они русские слова скоро забудут. А их крашево-кринжевый зашквар я не понимаю. — Какую рыбку? Прямо в таком виде? — Ну не я же учитель литературы, — Владимир Петрович прошелся по кабинету. — Сам знаешь, что там у вас по программе. А чистую одежду тебе ребята привезли. — Может, не сегодня? — Сегодня и сейчас. А если опять сбежишь… — Уволите? — Не дождешься. — Тиран. — Согласен. Но такова система и ты сам нарываешься. Разговор окончен, и Маня побрел переодеваться и изучать с одиннадцатым «А» Золотую рыбку, по пути припоминая, что сказки читают в детском саду, а вот в старших классах у него совсем другая программа. На уроке заставил кого-то на последней парте читать вслух «Войну и мир». Не желал ничего дурного, но оказался неправильно понят, узнал много нового о себе и об унижении учеников, которое он совершил. Из последних сил он написал заявление на увольнение. Швырнув его на стол директора, сразу вышел. Владимир Петрович, естественно, вынес данный, как ему показалось, шедевр на суд друзей. — Идиот! — вдруг выдал Виталий. — Угу. Капитальный. — Ты — идиот. Без объяснений своих внезапных выводов относительно происходящего, Виталий выбежал из кабинета. Сразу же выловил кого-то из малолеток. — Где Маня? — Так он к вам пошел, — сообщил ученик. — Так я здесь. — Ну, в кабинет ваш. — Твою же табуретку… Предполагая самое страшное, на что хватает фантазии, Виталий бежит в свой кабинет. В данной школе сложилась такая система, что помимо классов, у каждого преподавателя должен быть свой личный кабинет. Но за неимением необходимого количества помещений и по другим необъяснимым логикой причинам вышло так, что у астронома кабинет оказался в подвале, а у преподавателя труда — на чердаке. — Заткнись! И ПОЙ! — Донеслось из класса музыки. — Вот ведь цветы жизни, — возмутился на это Виталий. — Кактусы. Даже Артемия довести умудрились. Виталий прекрасно знал особенности поведения данного контингента и сразу ставил их на место. А вот про Маню он еще не знал. Но определённые профессиональные предположения стали возникать. Маня на крыше, у самого края. Уже не страшно и обратного пути нет. Шепчет что-то невнятное. — Обжигающий лед. Леденящее пламя. Я бескрылая птица… — Стой, придурошный! — крикнул Виталий. — Не шевелись. Виталий, успев перехватить его за пояс, тащит в свой кабинет для психологической беседы, по пути связывает на всякий случай, так удачно попавшейся под руку, веревкой. — Зачем? Я не хочу интегралы разбирать, — бормочет Маня. — И козлом у физрука быть тоже не хочу. — Можно подумать, что я хочу. Что за бред? — А! У тебя же другие методы. — Конечно другие, — Виталий усадил его на стул. — Такое даже нашему министерству образования в голову не придет, а у них фантазия богатая. А ты с чего это всё взял? — С того. Сами же сказали. — Я такого не говорил, — Виталий задумался. — А Владимир Петрович в министерстве на совещании недавно был. Недооценил я их фантазию. — Не верю. Тебе не верю, себе не верю, никому не верю, — снова запричитал Саша. — Да я и не требую, — Виталий поставил его на ноги, осторожно развязал и обнял крепко. — Я и сам себе не всегда верю, это профессиональное. Но я про тебя всё знаю и тебе помогу. — Невозможно. — Все возможно, я же еще и психолог. Петрович обычно нормальный, он так авторитет свой укрепляет, а в таких гимназиях иначе и не получится, ну и когда он с совещания возвращается, до меня к нему лучше никому не заходить. И с ним об этом я поговорю. И одиннадцатый «А» у меня на психологии попляшет, шоу завтра в десять, заходи если что. — Не стоит, я сам. — Не бойся, пора немножко поправить их систему ценностей, — Виталий осторожно гладит Сашу по спине. — И у меня давно мозги чешутся это сделать. Веришь? — Верю. А что я там нес, когда на крыше был? — Сначала стихи какие-то. «Обжигающий лед. Леденящее пламя. Я бескрылая птица»… Потом просто несвязные вопли. Ну или я не разобрал просто от паники. Слушай, а может у тебя дар открылся и ты сейчас сам стихи писать сможешь? — Иди в баню. — В баню так в баню, — Виталий довольно улыбнулся. — Тебе выходной нужен? Я договорюсь. — Обойдутся. Школьная программа сама себя не пройдёт. — Вот это правильный подход, — Виталий похлопал Сашу по плечу. — И если что, то обращайся. С намерением совершить возмездие за всё с помощью литературной классики, Александр Михайлович поправил рубашку и отправился в класс.