В первый раз в первый класс.

Стояла прекрасная осенняя пора. Кругом кружил запах приближающегося дождя, листья ярким огнём падали с неба, обнажая деревья. В Елизарово было безумно красиво. Играла музыка, по округе разносился аромат всевозможных яств. Столы ломились от непомерного количества блюд. Гусляры играли радостные песни и очень веселили детвору, которая носилась вокруг стола. Они играли в салки, падали и вновь поднимались. Фёдор Алексеевич однако в игрищах этих не участвовал, а сидел за столом и был чернее грозовой тучи. — Ягодка моя, чего пригорюнился ты? — ласковый голос заставил мальчика взглянуть назад обиженными глазами. Екатерина присела рядом и стала гладить сыночка по спине. — Отец сказал, что раз я уже взрослый, мне надо уму-разуму набираться, — мальчик скрестил ручки на груди и стал ещё более грустным. — Он сказал, что после праздников я пойду в школу. С этими крестьянами вместе учиться. А как я да с ними вместе?! — Василек мой, я все понимаю, но это обязательно. Да и уметь читать и писать очень важно, ежели ты служить при царе желаешь да в золоте ходить, — Екатерина всегда знала, чего её чадо хочет больше всего. — Конечно, мы могли бы нанять тебе личных учителей, но тогда кафтаны осенние и зимние придётся прошлогодние носить и новых не покупать. — Нет! Как же без новых-то! — мальчик встрепенулся и взглянул на матушку. Он думал, что она шутит, но увидав серьёзное лицо, понял, что это правда. Тогда он погрустнел, но все же добавил. — Так и быть, пойду, но кафтаны тогда самые лучшие купим! Екатерина засмеялась и обняла сынишку, потрепав по чёрным локонам. Затем нежно поцеловала чадо свое ненаглядное в румяный носик и предложила яркого карамельного петушка. Мальчишка повеселел и более не обижался.

***

За окном стоял густой туман, а красное солнышко ещё спало за линией горизонта. Кругом стояла абсолютная тишина. Елизарово ещё спало, лишь редкие силуэты дворовых мелькали пред окошком Фединой комнаты. Он крепко спал и видел ещё десятый сон. Его спокойное личико было прекрасно. Наконец небесное светило стало пробуждается ото сна, за собой будя и весь православный свет. Вдалеке запели петухи, сообщая о начале нового светлого дня, полного радостей и новых открытии. Дверь тихонько скрипнула, осторожными шагами Екатерина прошла в детскую комнату. Её сокровище ещё спало и явно вставать не желало. Девушка раскрыла ставни, впуская прохладный ветерок к сыну. Тот простонал, недовольный, что кто-то потревожил его в столь ранний час. Прежде никогда не вставал он так рано, только если в главные церковные праздники к заутрене. — Доброе утро, ягодка моя, — ласково пролепетала Екатерина, садясь рядом с сыном на мягкую перину. — Сегодня важный день, ты идёшь учиться. Будешь самый умный и самый смышленый. — Не хочу, — протянул малец, в такую рань уговор, заключённый с матушкой, он припомнить не мог. — Не хочу учиться, хочу у царя служить! — Федя! — девушка строго посмотрела на сына, тот от страху даже икнул. — Ты мне обещал, что пойдёшь. — Я обещал, что пойду, а что учиться буду не обещал, — буркнул под нос мальчик, но Екатерина услышала речи его. — Фёдор! — Ладно, — Федя сел на кровати и протёр глаза своими маленькими кулачками. — Через десять минут жду тебя на трапезу, и чтоб без опозданий, — голос матери был строгий. Она была очень огорчена словами сына, но сильно злиться не могла. А потому выходя добавила. — Люблю тебя, ягодка. Мальчик остался один. Тут же позвал Дашку. Она помогла умыться да расчесать кудри. Из-за спешки пару волос все же дёрнула, вызвав бурю недовольства. После помогла одеться и проводила до трапезной. Матушка пригласила сына за стол. Он сел и схватил свою деревянную ложку. Стучал по столу до тех пор, пока завтрак все же не вынесли. — Фу! Почему опять каша?! — мальчик отодвинул от себя миску и чуть было не залился слезами. — Я не хочу есть это! Где блины? Екатерина была очень грустна, смотря на капризы сына, но из-за любви не могла ничего поделать. Тогда Даша подошла к нему и забрала тарелку. — Куда ж ты несёшь её? На завтрак-то каша только, — недоумевающе спросила её барыня, но в ответ девочка ей подмигнула и унесла тарелку. Через пару минут перед мальчиком стояла миска, из которой на него смотрела смешная рожица. Глазки и бровки из груши, ротик, волосы и носик из яблок. Мальчик был доволен изменениями в его еже и даже не стал дожидаться окончания молитвы, а просто стал уплетать кашу за обе щеки. После трапезы Алексей Данилыч взял Федю и, попрощавшись с женой, повёл его на учёбу. Екатерина проводила их до ворот, рыдая, что её маленький сыночек уже такой взрослый. Дорога была не долгая, обучал всех дьяк Николай. Хороший мужик, воспитавший множество детей, в том числе и своих. Дом его был около церкви, а потому там уроки и проходили. Подойдя к избе мальчик посмотрел на отца. Не хотелось ему с простыми учиться, да и учиться вообще. Это сложно и долго. Но Алексей даже не обратил внимания на сына и постучал в дверь. Её открыл Николай. — Николай Иваныч, принимай нового ученика! — заявил Алексей, выставляю сына вперёд. — А как тебя звать, дитя? — добрый голос дьяка внушал доверие и будто раскрепощал. — Ф-федор, — тихо буркнул мальчик и вцепился в руку отца. — Ну проходи, Фёдор. Занимай свободное место на лавке. — Николай пригласил мальца внутрь и, попрощавшись с Алексеем, тоже вошёл в избу. Федя осмотрелся. Убранство скудное, на скамейках нет подушек, стол без скатерти. Это его огорчило, но он все же выбрал себе место. Ровно у окна, откуда можно было разглядеть улицу. — Дети, это Федя. Теперь он учится с вами. Думаю, он быстро вас догонит, — Николай сел за стол и пододвинул к себе большую книгу. — Это – букварь, в нем записаны все 49 буквиц нашего великого языка. Вчера я вам рассказывал про буквицу веди, но сегодня мы повторим для Феди все первые три буквицы. Николай раскрыл толстую книгу на первой странице. Там была изображена большая буквица Аз. Она была написана красными чернилами и занимала почти всю страницу. — Кто помнит, какой смысл в себе несёт эта буквица? — мужчина огляделся класс, но не получив ответа продолжил. — Аз – это я. Это самая главная буквица, ибо стоит она в самом начале. Буки – это буквы. Она идёт второй, но от этого не становится менее важной. Она, как и все буквицы, очень важна. Мужчина повернул страницу и показал всем буки. Она уже была не красного, а чёрного цвета. — А третья буквица веди – это всем вам известное слово ведать, знать, — мужчина ещё раз перелистнул страницу и показал ещё одну букву. — Аз буки веди? — вслух задумался Федя. — Что за чушь? Какой дурак поставил эти буквицы в начало? Мы же ещё не знаем буквы. Они должны стоять в конце, а так это вранье. — Фёдор, — мужчина был удивлён умом мальчика, однако его слова его возмутили. — Это конечно хорошо, что ты сразу заметил это послание, обычно этого не замечают, однако нужно поднимать руку, когда хочешь что-то сказать. И не смей называть это чушью. Это очень великая вещь. — Но ведь это глупо! — Фёдор! Побойся бога! Он подарил нам буквы, а ты говоришь, что они глупые! Ты пришёл учиться, а не критиковать божьи творения! — Я вообще учится не желал! Меня заставили! И буквы ваши дурацкие учить я не хочу! И если бы не матушка, я бы не пришёл, – мальчик скрестил руки на груди и отвернулся к окну. — Фёдор! — Николай разозлился не на шутку. Впервые кто-то из детей смел осуждать божье творение. Да и впервые кто-то не хочет учиться. Таких избалованных детей никогда он не учил. — Коль слова тебе не понятны, может розги уму-разуму научат. Дьяк встал из-за стола взял розги и пошёл навстречу Феде. Тот хотел было бежать, но два мальчика постарше схватили его и повели к Николаю Ивановичу. Они положили его на скамью и стали держать. Мужчина подошёл ближе и стянул с Феди портки. Замахнулся, и розги сильно ударили по детской коже, оставив ярко алый след. Мальчик начал рыдать и брыкаться, но сильные руки одноклассников не давали вырваться. Вновь раздался свист и боль пронзила маленькое тело. Удары сыпались градом один за другим, в некоторых местах оставляя не только синяки, но и царапины. — Хватит, перестаньте! Я все матушке расскажу! — слезы летели из глаз мальчика, он уже ничего не видел, ибо вода заполнила васильковые глаза. — Таким ужасным детям, как ты, розги только на пользу идут, учат правильному поведению. Наконец удары прекратились, а розги полетели на место. Мальчишки отпустили его руки и ноги, дали наконец ему встать. Весь зареванный, Федя натянул портки. Он рванул к двери, но оказалось, что та заперта. Мальчик дёргал её, но ничего не изменилось. — Фёдор, сядь на место и я продолжу урок, — уже более спокойным тоном сказал Николай, но мальчик лишь показал ему язык и уселся возле двери. Что дальше говорил дьяк Федя не слушал. Ему было так обидно и больно, что хотелось сбежать, а такой возможности у него не было. Весь день он просидел у двери, смотря в маленькое окошко рядом. Его никто больше не трогал. Дети внимательно слушали мужчину, а тот просто потерял надежду, что сможет исправить этого чертенка. Вечером, как только Алексей Данилович пришёл, мальчишка рванул к нему. Он вцепился в ноги отца и не желал отпускать. — Папенька, папенька, пошли отсюда. Он злой, он плохой, — Федя ревел навзрыд, его трясло, он был подобен зверьку, загнанному в угол. — Хорошо, — согласился отец и, взяв сына за руку, направился домой.