Совсем малые детки редко допускались до обучения в стенах Академии. Конечно, была парочка исключений. Кто-то из уже взрослых студентов приводил своих — недостаточно подросших, чтобы оставаться дома в одиночестве. Кто-то принимался за свои исключительные знания, превосходящие возраст. А кто-то… кто-то попадал туда при странных стечениях обстоятельств. Малолетние ученики не делились на даршаны, но обучались базам по теме каждого. На самом деле многие студенты даже не знали о существовании такого маленького класса, так как свободное перемещение по зданию им было строго запрещено. И в какой-то момент прямо в середине учебного года в небольшую классную комнату за руку приводят девочку. Она была такой маленькой и худой, будто была обычной веточкой, такой легкой, светлой зеленой в форме Академии, которая ей явно была не по размеру.
Зандик с сомнением смотрит на то, как эта новенькая стоит, не поднимая глаз с пола. Она точно не была ничьей родственницей, а знания? Нет, она казалась совершенно потерянной, будто стоит коснуться ее бледного лба пальцем — и она упадет. Выглядящая младше всех остальных, она держалась еще ниже, сгорбившись и слабо держась за руку мудреца.
— Дети, эта девочка будет временно учиться с вами. У нее весьма сложная жизненная ситуация, поэтому, пожалуйста, позаботьтесь о ней. Ну же, представься, — он отпускает ее руку, и тогда только малютка поднимает взгляд. Ее глаза слегка влажные, зеленые и, кажется, немного светятся. Но парня удивило другое — стоило его красным глазам встретиться случайно с ее, как в ноздри ударил яркий запах влажной листвы. Он встряхнул головой, прогоняя это ощущение и отвернулся.
— Нахида, — она слегка поклонилась и села за общий стол, с живым интересом заглядывая в бумаги с задачами и конспектами. В этот момент голубоволосый подумал, что от нее лучше держаться подальше. Мало того, что она попала сюда просто так, так еще и аура вокруг нее была какой-то странной. Будто даже пугающей. Он тут же одернул себя — с каких пор он боится каких-то жалких девчонок?
Пожалуй, чуть позже он не мог не заметить, что у новенькой были явные проблемы. И ему было очень даже занятно за ними наблюдать. Например, во время жарких споров о личности нового архонта Сумеру она чаще молчала, смотря на всех такими широкими глазами, что Зандик был уверен, что она и слово «архонт”-то слышит впервые. Она была как только вылупившийся из яйца птенец. Пищала тихонько ответы, на удивление почти всегда верные, если дело касалось холодных расчетов, и всегда странные — если задание представляло из себя эмоциональную окраску действий. В этом что-то у них было общее — временами думал мальчик, не понимая, как эмоции помогут ему в изучении древних машин. Но в отличие от Нахиды, он тщательно маскировался, не желая поглотить максимум знаний.
Он заметил, что «эта мелкая» — как он любил ее называть мысленно — часто будто зависает, стоя на месте. Она смотрела в одну точку, будто пытаясь осознать происходящее вокруг нее явно проигрывая себе же в этом занятии. А другие почему-то игнорировали это! Особенно преподаватели. Они поощряли в начале каждый ее шаг, будто Нахида была неразумным дитем. У него, конечно, тоже появлялись мысли об этом, но то был только пакостливый характер. Не могли же они действительно взять девчонку с отклонениями? Или могли?
Девушка шла по коридору, в ее руках гора книг. Она хотела успеть прочитать их за пару вечеров, а для этого — отнести в свою комнатку, в которой она жила при Академии. Это был чудесный теплый вечер, она слушала, как снаружи поют птицы. Но это все меркло на фоне того, что она чувствовала. Каждые несколько дней к ней в спальню приходили мудрецы. Они спрашивали ее — как ей удается контролировать дендро? А ей и вовсе не удавалось. И до мудрости ей было очень далеко. Все, что она могла сейчас — видеть обрывки чужих снов. Это было ужасно! Она чувствовала, что где-то рядом было самое скопление этого ужаса, но пока не могла контролировать где именно. Это угнетало, заставляло мучиться не столько от неизвестности, сколько от вины.
«И какое ты божество, если…» — вечные упрёки легли в готовую почву.
И какое же она божество, если не может походить на нормального человека? Если она не может помогать своему народу? Если она даже не может понять, кто именно страдает от кошмаров?
Вина липкая, противная. Как вытекающая из раненого ствола дерева смола. Пахнет сладко настолько, что вызывает удушение, заставляет застрять в ней и медленно падать на дно, прилипая на вечность. Она чувствует себя лишь муравьем. Жалким и маленьким в формате не то что региона, но даже Академии.
«Почему я? За что я?» — она думает, остановившись посередине коридора, и в тот же момент в нее врезается бегущий куда-то Зандик. Он громко выругался, но юная богиня только скромно посмотрела на него, останавливая свой взор на его алых глазах. Она на мгновение впала в ступор, чувствуя это. Энергия тех самых ужасных кошмаров, куски которых она ловила в своем сне. Он — хозяин каждого. В ее голове беспорядочно начали звучать его крики, полные безнадеги и боли, и тогда девушка не придумала ничего лучше, чем опуститься на колени и зажать уши ладонями. Не помогло. Зандик в это время удивленно смотрел на нее, не понимая, почему так быстро бьется сердце. От злости же, да?
— Смотри куда идешь, странная мелочь! — он складывает ее книги в стопку — «потому что не любит бардак», хотя на деле хаос буквально преследовал его везде, где он шел. Нахида вышла из транса только когда осталась одна. В ушах все ещё эхом бился плач ребенка, юного и беззащитного, но уже полного тайных грехов и мыслей, за которые Академия строго всех наказывала. Ей было его жаль. Он вызвал в ней интерес. Она хотела быть ближе к нему не как богиня, а как личность, которую она до этого в себе отрицала. Было в этом что-то запретное, что-то еретическое. Но зажженное однажды да не потухнет вовек.
С того момента она смогла попадать в его сны. Бестелесным зрителем она разливала в темные углы свет, дарила тепло и следила, чтобы все было тихо и спокойно. Он не запоминал ее участие там, не мог видеть лица, но ясно помнил тот самый — теперь его любимый — запах листвы. Влажной листвы. Где-то он его уже чувствовал, но где именно — запомнить он никак не мог.
Однако с этого момента его начало подсознательно тянуть к новенькой. Нахида была сама как олицетворение листика. Слегка осмелевшая, она росла достаточно быстро и теперь была почти с него ростом. Тонкая и хрупкая, такая, что вот-вот и сломается — она оказалась достойным собеседником, а позже — верной подругой. Только она могла сбегать с ним, прятаться в саду и читать всю ночь напролет о том, какие технологии были во времена правления предыдущей Богини.
— Как думаешь, как скоро найдется новый архонт? — спрашивает с искренним любопытством парень, смотря в эти чудесные глаза напротив. Однако сейчас он может видеть там лишь страх.
— Не знаю… а вдруг она не сможет справиться с народом?
— Обязательно она? — он усмехается, понимая ее реакцию не совсем верно.
— Мне кажется так… Ей будет сложно не разочаровать народ.
— Они требуют слишком много, да. Или это богиня слишком жалкая, чтобы выполнить хоть что-то?
Он протягивает это таким издевательским тоном, будто предполагая, что его подруга принижает значимость богов, а не только себя, пряча тот факт, что Богиня — она. Девушка грустно смотрит на него, размышляя, что он прав. Она была очень и очень жалким зрелищем. Самой большой ее проблемой было то, что она совершенно не понимала чувства людей. Даже в кошмарах — и тех — она действовала скорее наугад, на ощупь, искренне желая наконец хоть кому-то помочь, начав со своего приятеля и других учеников Академии разных возрастов.
Зандик не представляет, как ранит маленькую богиню своими разговорами о том, как бы он хотел нарушить главное законы Академии. Он бы так хотел изучить человеческие разум и тело! Расслоить их, разложить и создать нечто свое. Однако на такие разговоры Нахида только испуганно смотрела на него, почти не моргая от чистого ужаса.
— Ты не можешь! Это против Академии! — в ее глазах стоят крупные горошины слез.
— А ты вообще о чем-то можешь говорить кроме этой гребаной Академии? Или она для тебя важнее, чем я?
— Ты важен, но… если ты предашь законы Академии, я потеряю тебя. Я очень не хочу терять тебя! У меня нет ничего кроме Академии, а пока ты ее часть — ты есть у меня.
Она тихо всхлипывает, впервые чувствуя что-то, похожее на обычную человеческую боль. Она сейчас не была тем, что от нее хотели. Она просто была девочкой, которая боялась потерять того, кто ее восхищал. Близкого человека, которого она, кажется, любила. Если слово «любовь» можно отнести к богам. Зандик смотрит на нее грустно, прикусив губу до крови, а затем наклоняется вперед, накрывая ее губы своими. Они у нее такие же искусные, поэтому их кровь соединяется, рождая что-то совершенно греховное и неправильное. Еретик и его Богиня. Кто бы мог подумать, что такой кровавый коктейль сможет что-то поменять в теле парня. Что-то, что он поймет только спустя годы и годы.
— Что ты сделал? А вдруг кто-то видел? — Нахида испуганно трогает свои истерзанные поцелуем губы. Это чувство было непохоже на другие. Пылкое, кружащее голову. Парень в ответ тихо смеется. Они сидели, спрятавшись в библиотеке за стеллажами, которые в последний раз пользовались спросом около ста лет назад.
— Я украл у тебя поцелуй. Обещай, что в одну из следующий встреч ты потребуешь вернуть его обратно, — на его губах играет игривая ухмылка. Если бы он знал, что первый свой поцелуй он разделил не с простой, но странной девочкой! Но он и не догадывался. Только чувствовал приятную сладость на губах с оттенком железа. Что-то цветочное, похожее на мед.
— Обещаю.
***
Дотторе резко развернулся на каблуках, собираясь покидать Сумеру. У него в руках было то, ради чего он преодолел столько расстояния — два гнозиса. Однако у самого входа его остановил тихий, резкий голосок.
— Кстати. Ты так и не вернул мне поцелуй, Зандик.
По его губам расползается та же ухмылка. Кажется, на секунду он даже чувствует привкус цветочного меда. Пожалуй, это было лучшее окончание встречи с детской влюбленностью, которая оказалась — всего лишь — новым архонтом Сумеру. Он определенно играл только по-крупному. И почти всегда — выигрывал.
