После всего произошедшего

      Возвращаться в университет после всего произошедшего было очень странно.       И неправильно.       В первую очередь, потому что их вернулось шестеро из семерых.       Глебу Сосновскому уже никогда не суждено закончить университет.       Честно говоря, Неля была даже рада вернуться к учебе. Конечно, первые дни будут невероятно тяжелыми — все эти взгляды одногруппников, осторожные, но при этом все равно болезненные вопросы преподавателей. Она понимала, что первое время будет больно очень, но если она это переживет, то привычная учебная рутина затянет ее, и тогда... тогда у нее будет меньше времени на слезы, воспоминания и страшные вопросы к себе.       К тому же рядом с ней по-прежнему будут друзья.       Этого она боялась больше всего — что она вернется в университет, и окажется, что она осталась одна. Что все остальные либо отчислись сами, либо их все же выставили вон. Но когда она пришла, и сразу увидела Люсю Коломийцеву, Сашу Южина и Вадика Шакунова, то тревоги отступили. Южин заверял ее по телефону, что все ребята возвращаются к учебе, вместе с ней, но она не верила и боялась до последнего.       Она обнялась с друзьями, но даже это сейчас было как-то неправильно, грустно. Как будто они предавали Глеба, раз продолжали жить, общаться и даже учиться дальше.       А он нет.       Люся тут же взяла над ней шефство: рьяно отгоняла всех любопытных девчонок, которым было интересно посмотреть и поговорить с жертвой «кошмарной трагедии». Особенно в глаза бросалась ее перебинтованная кисть. Неля даже нашла время порадоваться, что пальцы у нее отняли лишь на левой руке, а она, будучи правшой, могла без проблем записывать лекции.       Но не всем так повезло, как ей.       После первой пары Люся куда-то исчезла, а затем появилась вместе с прибывшим Колей Норкиным. Неля обрадовалась ему, потому что насчет Коли у нее было больше всего сомнений, что он вернется. Он сильнее остальных пострадал во время... всего этого, и дольше остальных провел в больнице. Потом он уехал к своим родителям в деревню, и Неля переживала, что он вообще больше никогда не вернется в Свердловск. После всего произошедшего..       Но вот он здесь — вновь набравший вес после голодовки в лесу, но все равно казавшийся посеревшим, более угловатым, чем раньше, и с погасшими глазами. Его обе кисти были перебинтованы, и Неля вспомнила, что ему ампутировали пальцы и на левой, и на правой руке...       На парах он просто сидел, сложив руки на парте и смотря в одну точку. Ни у кого из преподавателей не повернулся язык спросить его о чем-либо или попытаться ободрить. Честно говоря, даже сама Неля не знала, что можно было бы сказать ему и, что самое главное, какая реакция за этим последует.       Одна Люська не забивала себе голову этими вопросами. Сидела и щебетала с Норкиным так, словно ничего, ровным счетом ничего не произошло.       А во всем остальном университет, УПИ, совсем не поменялся. На первом этаже в холле висели объявления и плакаты по самым разным поводам. В столовой все так же подавали полуостывший чай и мягкие-мягкие булочки. Девушки толклись у широких подоконников, переписывая у друг друга лекции, а парни шумно обсуждали решения задач и построения схем.       Только после третьей пары прибежал Толя Броневский, и на несколько секунд Неля смогла расслабиться и почти решить, что все произошедшее было не более чем кошмаром.       — Мне Вася Постырь открытку прислал! — первым делом похвастался он. — Из Сталинграда — вон, куда занесло! Пишет, что с ним все отлично, и он уже собирается в новый летний поход...       На этой ноте к Неле вернулось осознание того, что все произошедшее было все же реальным. Но то, что Постырь вовсе не утратил бодрость духа и свою страсть к авантюрам, не могло не порадовать ее.       Но затем улыбка Броневского сошла на нет, и он понизил голос почти до шепота, что с его буйным темпераментом было ой как не просто:       — Нель... а к тебе же не приходил тот следователь? И журналист? Ко мне журналист прямо домой приезжал, и я попросил его, чтобы он никого из наших не трогал. Ну, Вадя, Люся и Норкин к тому времени уже уехали по домам, и я надеялся, что он до тебя не доберется. Саша Южин тоже про него говорил. Это он... он был одним из тех, кто искал нас на перевале. И видел... Глеба....       Броня совсем смутился, и его лицо покрылось пунцовыми пятнами. Он спрятал свои здоровые, не обмороженные и не искалеченные ампутацией руки в карманы брюк и опустил голову.       — Прости, что я об этом. Просто... ты должна знать.       Неля и сама понимала, что он ни в коем случае не хотел разбередить ее раны, сделать ей больно и лишний раз, просто так, напомнить о том, что случилось.       Но в университете все было по-прежнему. Лекция по физике твердых тел прошла в веселом споре между профессором и двумя студентами, которые были не согласны с каким-то тезисом, и полпары пытались доказать свою точку зрения. И пока остальные студенты скучали или наоборот, воспользовались шансом передохнуть, Неля наблюдала за спорящими у доски, и думала лишь о том, что к ним мог бы присоединиться Глеб. Глеб, который обожал доказывать невозможное.       Объявили, что на следующей неделе будет зачет по термодинамике. Но не успела Неля расстроиться или наоборот, обрадоваться, что все свободное время сожрет подготовка к экзамену, как преподаватель добавил, что для их компании зачета пока не будет.       По понятным причинам.       И тогда Неля расстроилась всерьез. Уж лучше бы она волновалась и училась как сумасшедшая, но наравне с остальными студентами, чтобы как можно скорее войти в привычный темп учебы, чтобы была реальная причина как можно скорее наверстать пропущенное (по понятным причинам). Но вот так — это оказалось больно.       Да и все остальные притихли, понимая, что профессор хотел как лучше для них. Кто знает, может, им еще все завидовать будут.       И тут не выдержал Коля Норкин.       Он резко вскочил на ноги и разразился своей фирменной гневной речью, возмущаясь «жалкой поблажкой» и «бесцеремонным указанием на их слабость» и так далее и так далее. Неля, Люська, Броня и Саша Южин смотрели на Норкина со смесью гордости и боли. Потому что именно храбрый Норкин провалит этот зачет — он и в обычное-то время почти не вылезал из долгов, а уж теперь, особенно потеряв способность записывать лекции самостоятельно, он тем более обрекал себя на провал.       Но никто его не остановил и не одернул. Молчал и преподаватель. Только когда Коля закончил, он слабо махнул ему рукой, чтобы сел, и ничего не стал отвечать.       Университет остался прежним. Преподаватели остались прежними. Ничуть не поменялись одногруппники. И Неля понимала, что все казалось ей чужим и неправильным лишь потому, что она сама очень сильно поменялась. И как бы она ни пыталась сделать вид, что все будет как прежде, что она скоро привыкнет и войдет в привычный ритм жизни, она понимала, что тщетно пыталась обмануть сама себя. Ничего не будет как прежде, потому что Глеб Сосновский уже никогда не переступит порог УПИ.