На берегу Лебединого озера

      Как долго человек может выносить одиночество?              Если бы вы спросили Габриэля, злого волшебника, обитающего в замке у зачарованного Лебединого озера, скрытого от посторонних глаз, он бы ответил, что человек может быть одиноким всю жизнь и не страдать от этого. Ответ не менялся годами. Какого еще ответа ждешь от человека, что был изгнан за темные умыслы о захвате престола?              Он был уже немолод, одинок и зол на мир, поклявшись однажды возвратиться и отомстить. Годы шли, силы крепли, колдун вынашивал свои планы, как мать оберегает долгожданного первенца в утробе, а единственным его верным спутником была Натали, которую он сам же и создал, чтобы окончательно не сойти с ума. В иной раз ее даже можно было принять за живого человека, а не иллюзию, сотканную из темной материи и теневых завес, но Габриэль точно знал, что она не была. Он был одинок, и в этом одиночестве ему было неплохо долгие годы. Особенно когда всю жизнь хотелось не жить по чужой указке, чтобы просто оставили в покое, не навязывая свои ожидания и желания.              Если бы вы спросили Габриэля теперь, он бы ответил ровно так же. Только в сей раз эти слова оказались бы ложью.              В последнее время волшебник все реже оставался наедине с собой. Все острее он ощущал свое одиночество.              Уже многие ночи он выходил из своего убежища, спускаясь к Лебединому озеру. Лунный свет освещал водную гладь, стелясь волнистыми белыми лентами, и потому Габриэль покидал замок, неторопливо спускаясь по ступенькам, издалека пытаясь разглядеть движение фигуры.              Ночь скрывала очень многое, за что Габриэль и полюбил ее.       Ночью не нужно было беспокоиться о людишках, которые могли бы отыскать его убежище, минуя все уловки, которыми он упрятал путь сюда, скрыл от глаз. Ночью можно было не прятаться и выходить наружу, не боясь косых взглядов и осуждений, которыми преследовали его до сих пор в некоторых городах люди еще его помнящие.              Ночи на Лебедином озере всегда были тихими, но с некоторых пор перестали быть таковыми, стоило ему показаться на его берегу.              ― И он мне говорит – ты представляешь?! ― говорит: «А что еще?» Немыслимо просто!              Габриэля забавляла чужая экспрессия, эмоциональность. Он впервые слушал эту историю целиком, но не впервые слышал это возмущение. По прошествии времени негодование и злость должны были утихнуть, но теперь, когда девушка говорила с ним без опаски, старые обиды накатывали с новой силой.              ― «Ты мой хороший друг, и ты красивая. Что еще нужно?» Признание, достойное баллад! Можешь себе представить, как менестрели поют подобное? Да уж, союз, который будут воспевать сквозь века! Никто и копейки не подкинет!              ― Не хотелось бы тебя огорчать, но жизнь – не баллады и не сказки, ― напомнил Габриэль, заглядывая за узкое плечо, чтобы дочитать страницу в раскрытой книге.              Девушка поджала губы, сердито захлопнула книгу и посмотрела на него почти возмущенно:              ― Я – принцесса, похищенная злодеем-чародеем, которую ищет наследный принц, чтобы спасти и сделать своей женой, объединив два королевства. Чем не сюжет для сказки, скажи? Только я, знаешь, в детстве не задумывалась, почему принц и принцесса потом живут счастливо, даже если они не были до этого знакомы ни дня. В сказках, которые мне рассказывала нянечка, двое всегда друг друга любили. Навбивали всякой чуши в голову, а потом начинаются упреки в упертости и капризах и: «Что еще он должен был сказать?» Ну, сказать, что любит, к примеру?              ― А он любит?              Девушка пожала плечами.              ― Как друга – да, наверное. Но я никогда не чувствовала, чтобы он интересовался мной, как женщиной. Вот сын королевского башмачника, Лука, играл мне на лютне и пел красивые песни о любви, и так смотрел, так… будто все эти песни мне и обо мне. У меня внутри все спирало, кровь кипела, и сердце билось быстро-быстро. Я даже целовала его, в знак признательности, когда он помог мне сбежать из дворца, чтобы поглядеть на море. Папа потом так разозлился – за побег, не за поцелуи, иначе он бы и вовсе головы бы не сносил, – выгнал его, но Лука не расстроился, пришел попрощаться напоследок, сказал, что не жалеет ни о чем, что будет бродячим менестрелем и песни все будет посвящать мне. Я снова его поцеловала, на удачу, знаешь. Адриан такого никогда мне не говорил и ничего похожего не делал, ни единого разочка. Я думала, что он очень-очень хороший, любезный, заботливый, только для меня одной. Улыбался лучисто и в глаза смотрел так нежно. Но, оказалось, он со всеми такой. И вовсе я для него не особенная. Никогда не была.              ― Ну а ты сама любишь принца Адриана?              ― Кому есть дело, люблю я или нет? ― вздохнула Марин, наследная принцесса королевства, которое ему когда-то не удалось захватить, единственная дочь старого короля. Кажется, когда Габриэль был изгнан, ей и года отроду не было, а теперь она была девушкой детородного возраста, красивой, здоровой, подтянутой, начитанной. Такой, какой и должна быть дева ее статуса.              Она помолчала недолго, а потом решила добавить:              ― Меня никто и никогда об этом не спрашивал.              ― Я спрашиваю, ― произнес Габриэль, присаживаясь на соседний камень, почти напротив нее, совсем невысокий, так что теперь она даже смотрела на него сверху вниз.              Она и оглядела, с ног до головы, а потом вздохнула опять, зябло поведя плечами. Габриэль отстегнул фибулу на плаще и накинул его на девушку. Несмотря на то, что было лето, а днем стояла жара, вечерами у воды было прохладно. Кивнув ему благодарно, она тут же укуталась в плотную ткань, подобрав под себя ноги. Габриэль подумал о том, что в первые дни она от него совсем ничего не приняла бы, несмотря на то что зла принцессе он не желал, хоть и запугивал, для порядку, чтобы боялась, чтобы попыталась действовать. К сожалению, девушка оказалась достаточно смышленой, чтобы быстро сообразить, что вовсе не она была его конечной целью, совсем пообыквылась к своей нынешней жизни похищенной и зачарованной пленницы и ни в какую не хотела уходить, даже когда Габриэль, поняв, что толку от нее не будет, предложил ее расколдовать, надеясь, что хоть так она приведет своего спасителя к нему.              ― Я не знаю, ― честно призналась она, выглядя растерянной и оттого расстроенной. ― Просто… это всегда как-то само собой для меня подразумевалось. Мы ведь были помолвлены с самого рождения. Родители с малых лет заставляли нас каждое лето проводить вместе. Когда я проводила время с ним, отец чуть ослаблял внимание, давая нам немного личного пространства, чтобы мы сблизились сами, без посторонних глаз. И с ним я могла спокойно бегать, куда захочу, если рядом Адриан, который знает их королевство, как свои пять пальцев, который показывает мне много тайных мест. Он дорог мне. Правда, очень дорог. Я так свыклась с мыслью, что однажды мы поженимся, что у меня даже и сомнений не возникало, люблю ли я его. Я каждый год ждала нашей встречи и так радовалась, когда наконец-то могла его увидеть. И на этом весь мой мир был ограничен.              Габриэль не был удивлен ее откровением, вспоминая собственное детство. В изгнании даже были какие-то плюсы: свобода идти, куда захочется, делать то, что пожелаешь, не быть ничем скованным. Это то, чего ему не хватало долгие годы. Ему сравнительно рано пришлось взойти на престол: еще даже не была назначена дата помолвки, не были пройдена вся учебная программа. Отец заболел – и Габриэлю пришлось принять бразды правления. И никто не спрашивал, хочет ли он этого – просто поставили перед фактом. Габриэль многому учился в процессе, и, хоть при его приходе к власти королевство не стало процветать, но и увядать не стало.              Будучи королем, он прикладывал усилия, чтобы ничего не развалилось. В то время они были зависимыми от других государств, вынуждены платить дань. Спустя несколько лет под его руководством королевство поднялось с колен, стало независимым, что многим пришлось не по душе, но Габриэль поступал так, как считал правильным. В какой-то момент военной мощи стало не хватать, чтобы защитить государство, потому он, перечитав множество старых книг в библиотеке, прибегнул к колдовству, лишь бы защитить себя, королевство, подданных и собственную семью. Супруга не одобряла его решение, но не ей было отвечать за жизни людей. Тогда, по крайней мере.              ― Все, чему я училась, было ради того, чтобы стать однажды его супругой, ― продолжала Марин, заправляя прядь остриженных темных волос за ухо, ― и взойти на трон с ним рука об руку. Науки, этикет, танцы, музыка – все, что должна знать наследная принцесса, которую будут выдавать замуж. Я даже и не задумывалась, что есть что-то иное кроме бесконечных часов игры на музыкальных инструментах, реверансов, правил. Даже сбегая из дворца, чтобы увидеть хоть немножко больше, чем могла из окон своей спальни, я знала, что однажды это все закончится, что таково мое предназначение, вот он, мой мир. Но потом…              Принцесса замолчала, разглядывая пальцы ног, выглядывающие из-под подола платья. Его она укоротила в первые дни на Лебедином озере, устряпав края грязью, илом и цепкими травами, а также постоянно об него запинаясь. Габриэль тогда сотворил ей новое волшебством, но она тут же потребовала свое обратно, не желая иметь ничего хоть отдаленно связанного с колдовством. Ей совершенно не нравились его иллюзии, но когда Габриэль сказал, что больше не может смотреть на это безобразие и шьет ей платье, принцесса пришла в восторг. При правлении, его главной головной болью кроме внешней политики были попытки изменить дворцовую моду, устаревшую, уродливую и неудобную. Бесплодные, бесполезные попытки. Габриэль был по жизни новатором. Королевство его, однако, погрязло в устаревших предрассудках и догмах.              ― Просто… если нужно было заключить политический брак, зачем тогда было спрашивать? ― задала она вопрос, не зная даже, к кому обращалась, но потом посмотрела на него, будто ответ должен был знать Габриэль. ― Зачем навязывать живое общение с малых лет? Зачем заставлять проводить время вместе? И зачем глупой девочке говорить, что однажды она вырастет и выйдет замуж за принца, что они обязательно будут любить друг друга?              «У меня не было и этого», подумал Габриэль, но ничего ей не ответил. Он встретил леди Эмили Грэм де Ванили незадолго до назначенной свадьбы. Она была хорошей партией, будучи дочерью градоначальника крупного близлежащего городка, что был очень хорошо развит экономически, и этот союз гарантировал ему еще большую лояльность, что было весьма кстати, ведь город лежал почти у самой границы двух государств. Только в ближайший год после рождения сына, когда Габриэль наконец-то придумал, как можно покончить с бесконечной войной, жена устроила переворот, заручившись поддержкой церкви, и свергла его, отправив в изгнание.              Габриэль не видел сына долгие, долгие годы. А тот был уже в возрасте, когда пора и самому жениться. И супругу ему подобрали под стать еще в детстве, чтобы уж наверняка положить конец всем перипетиям и конфликтам. Вот она, сидела перед ним, в коротеньком оборванном платьице, с остриженными волосами, сидящая в неподобающей для принцессы позе, точно мелкий сорванец и прохвост, и читала книги, которые там, во дворце, ей никогда не позволили бы читать. Когда Габриэль планировал диверсию в королевстве ее отца, Марин только родилась. Подумать только, минуло почти двадцать лет. Ее рождение не входило в планы Габриэля. Старый король и его супруга долгие годы не могли произвести на свет наследника, а когда все-таки получилось, с первым криком новорожденной принцессы королева испустила последний вздох. И пока король был в трауре по почившей жене, Габриэль собирался напасть. Он не считал себя злодеем. Он хотел любой ценой остановить кровопролитие и участившиеся за последние годы стычки, где погибло немало людей.              Упоминания о нем, как о короле, были стерты. Для всех король Габриэль и злобный чернокнижник, изгнанный из королевства, были двумя разными людьми, и по легенде второй покончил с первым, заняв его место, выдавая себя за законного правителя, украв чужой облик. Эмили приняла бразды правления, тут же взявшись за исполнение планов. Габриэль долго думал о том, почему жена его не убила, а потом понял, что она просто не хотела марать об него руки. У Габриэля было почти два десятилетия, чтобы обдумать то, что все ее улыбки, добрые взгляды, поддержка и помощь были лишь частью плана по достижению единоличной власти.              Он долгие годы думал о мести. Ей, королю соседнего королевства, его маленькой дочери. Девочка успела превратиться в женщину, а Габриэль, так ничего и ни достигнув за долгие годы, позабыл о мести. Его волновало лишь то, что где-то вдалеке рос его ребенок, о котором он не знал ничего, если не считать слухов в больших городах, где легко было слиться с толпой, особенно если легко подчиняешь себе иллюзии. Этот ребенок ничего не знал о нем и всю жизнь жил в паутине лжи, что оплела вокруг него мать.              Габриэль помнил его светлым ребенком, который часто плакал и был слаб здоровьем, но который легко засыпал в его руках, стоило оказаться рядом. Ощущение этого тепла и легкой тяжести в руках поддерживали Габриэля в последние годы одиночества и холода. Он помнил чувство нежности в своей груди и любовь, которую едва мог уловить. Габриэль просто хотел, чтобы его сын знал о нем. Габриэль просто хотел его увидеть. Хотя бы еще разок.              И поговорить, если получится.              Что, наверное, едва ли представится возможным теперь, когда он похитил его дорогую подругу и невесту. Пусть даже та и говорила, что он ее не любит, оба они знали, что Адриан не остановится, пока ее не отыщет.              ― Оказавшись здесь, с тобой, ― продолжила Марин, ведя рукой по карте на форзаце книги, ― я узнала, что жизнь может не оканчиваться на том, чтобы выйти замуж и родить ребенка. Этот мир... такой огромный, такой интересный. Когда ты превратил меня в лебедя, я была в ужасе и отчаянии. Но чем дольше я искала дорогу к спасению, чем больше я тебя узнавала, тем меньше мне хотелось возвращаться.              ― Я могу снять заклятие, если хочешь, ― пожал плечами Габриэль. ― Твой будущий муж все равно не успокоится, пока не разыщет меня. А значит, он в любом случае окажется здесь.              Марин ухмыльнулась, отведя глаза:              ― Не хочу. Тогда у меня не будет причины здесь оставаться.              Габриэль поджал губы, скрывая рвущуюся ухмылку.              ― А ты хочешь остаться здесь?              Марин пожала плечами:              ― Думала, это и так понятно. К тому же, ― она глянула на него почти с упреком, ― ты еще не закончил с обещанным мне платьем. И выгоняешь. Вот все вы мужчины такие: наобещаете и ничего не выполняете.              Габриэль плотнее сжал губы, пряча уже смешок.              ― Оно почти готово, надо только уточнить размеры…