Вляпалась

Лини флиртовал. Он делал это тайно и намеками, для иностранца не понятными. После произошедшего на суде смотреть на него Люмин было больнее всего - ее опять предали. Ладно Тарталья, тот тоже был Фатуи, но он ей в лоб сказал, что они не друзья и он ее при первой же возможности кинет - нападение в Золотой Палате для нее не было такой неожиданностью, каким стало для Паймон. А Лини помог ей. Лини и Линетт казались ей теми, на кого она может хоть немного опереться после всего откровенного дерьма, что с ней произошло в предыдущих регионах. Люмин ведь даже не утрирует, потому что ее жизнь это откровенная погоня за тем, кого она догонит и что? Ничто. Ее брат ее не признавал - Итер отворачивался, в глаза не смотрел, избегал. Люмин размечталась и получила от вселенной смачную оплеуху, потому что Люмин дура и вновь доверилась. Лини не сильно пострадает от ее отказа - Линетт и Фремине будут рядом, чтобы помочь брату справиться с этим. Люмин ничего по этому поводу не чувствовала. Или старалась так считать - в груди отчего-то ныло, когда она последний раз смотрела на него и ставила мысленный крест на доверии. После этого путешественница надеялась, что сюрпризы Фонтейна закончились, но либо архонт ее не слышал, либо решил посмеяться над ней еще раз - бегать по региону приходилось только так. А еще на этом фокуснике будто свет клином сошелся - глаза каждый день практически цеплялись за знакомую шляпу и необычные глаза. Люмин - зверь. Не как божественный, не как Адепты, а самое настоящее чудовище, втискиваемое мирами в границы физической оболочки. А потом миры оголяли зубы на с новой рожденных божеств и рвали от них куски - каждое их физическое воплощение было шрамировано и изуродовано. Люмин носила из-за этого на спине линии - остатки пробившей все тело молнии. Под перчатками на руках были мозоли от обращения с мечом. Были белые нити шрамов, тонкие и толстые. Были ожоги - свидетельство сражения с Синьорой. Был шрам на бедре, тут же пережжённый Электро - удар копья Тартальи. На щеке красовался подарок из Инадзумы - полоснувшая ее в своем царстве Эи потом даже извинилась за это. Люмин была чистым холстом, вместе с братом вошедшая в этот мир, а в итоге носила на себе столько пятен, что следующие, казалось, не уместятся. Зачем Лини кто-то вроде нее - пережеванный битвами так сильно, что те до конца жизни оставили на ней свой пагубный отпечаток? Им обоим было и будет лучше, если Люмин не поймет значение розы, если она удобно "не знает" местный язык. Она отталкивала его от себя, как могла, пока у самой кошки на душе скреблись от того, как хвост мага от волнения дергался вместе с ушками. Люмин не могла. Просто не могла. Это не ложь, это намеренное сокрытие правды - и оно почти добило ее. Если бы не Паймон, Люмин бы даже на комиссии не выходила, но кормить ребенка было нужно. И себя. Да, себя. Она из раза в раз напоминала себе, что тело у нее человеческое и очень живое, даже если это сосуд-вместилище, было оно настоящим и анатомо-физиологически таким же, как тела остальных тэйватцев. Только Паймон ее и вытаскивала. Фатуи не были поголовно плохими. Они слушались Крио Архонта, они творили по ее приказу черти что, Предвестники устраивали полный разнос вне своей страны, но Люмин понимала. Люмин знала, к чему тут все двигалось, она же не маленькая. Фатуи не были плохими, но сокрытие того, что приютское трио было членами организации... Было больно. Суд раскрыл все карты. Первое, что хотели сделать близнецы - поговорить с Люмин. Первое, что хотела сделать Люмин - уйти от них куда подальше. Когда рана престала так сильно болеть, Люмин пришлось встретиться с Лини и Линетт. Она все еще была искательницей приключений, а у гильдии еще была работа. И очень даже удобная - под боком у главного кошачьего дуэта по фокусам и иллюзиям. Дополнительные руки всегда были нужны другим, а дополнительная мора всегда была нужна ей. Сделка состоялась. - Люмин! Лишь увидев его шляпу, она скрывалась в тенях и толпе. За сотни лет убегать она умела не хуже, чем убивать. После того, как не было Итера, чтобы ее защищать, бежать просто было нужно. Лини нравился ей. Он правда нравился Люмин, ей бы хотелось принять его, но она не могла, как бы сильно ее не тянуло к нему. Они оба разбиты на осколки, а такие отношения только ранят их еще сильнее. Скоро начнется выступление, но среди посетителей он не увидит белокурой макушки путешественницы - Люмин закончила со своими ежедневными поручениями и зайдет за комиссионными перед тем, как приготовить ужин и лечь спать. Она оставила Паймон в их квартире, делать ее шумной спутнице тут было нечего - та выдала бы Люмин с потрохами, слишком уж громкая у феечки была реакция. Заоблачный Предел был одним из ее любимых мест. Гора, которая являлась обиталищем Хранительницы Облаков, всегда была для Люмин вне запрета, она появлялась там, когда хотела. Сегодня она появилась там же и ее тут же встретили - сама Хранительница Облаков и Ганьюй с Шеньхэ, заглянувшие на чай и по-женски поговорить. Убитую Люмин тут же взяли в охапку, обернули пледом и вложили ей чашку чая в руки. Ганьюй понимающе на нее взглянула и указала кивком на Адепта, которая молча опустила на стол сосуд с алкоголем, приняв почему-то человеческий облик. Невиданная щедрость. Так их посиделки еще ни разу не начинались, а они и частыми-то не были, но раз уж угощают, Люмин не может отказаться. Тем более, это был не Мондштадт, где по глупости она сказала, что ей девятнадцать. Ей тысячи лет! А алкоголь там ей продавать начали только полгода назад. Оттаявшая Шэньхэ, уже больше похожая на обычного человека, подтолкнула к ней лиюэнские закуски, а Адепт наполнила пиалу вином. Все еще молча. - Вы решили не давить меня вопросами? Она грустно улыбнулась, опрокидывая в себя первую за ночь пиалу. Горло обожгло и ей пришлось срочно выдыхать, чтобы не так драло - у Люмин аж глаза заслезились. Алкоголь оказался ядреным и теплым. Что это ей вообще подсунули? - Это шаоцзю Лаобайгар, - усмехнулась Хранительница, наливая себе тоже, - имеет высокую процентность алкоголя и к столу всегда подается подогретым. Да, Люмин, это тебе не вино в Мондштадте пить. Она тут же закусила его первой попавшейся закуской - сушеным местным плодом. - Мы не будем давить, - вмешивается Ганьюй, тоже крутящая в руках пиалу и ласково ей улыбающаяся, - но по тебе видно, что случилось что-то плохое. Ганьюй уже хочется обнять и не отпускать. Люмин кивает, ей подливают еще этой "горячей воды" и она выпивает ее так же, как и прошлую - без сомнений и сожалений. А потом еще. И еще. Они даже поют и путающимися пальцами Ганьюй ее пытается научить играть на ди в светлых промежутках ее памяти. И, кажется, еще один сосуд они делят на троих - Шэньхэ почему-то нельзя, - после чего всё обрывается и Люмин блаженно ничего не помнит после своего откровения о предательстве. А потом приходит в себя. Всего вокруг становится слишком - слишком яркий свет, слишком громко кто-то рядом шуршит, слишком царапает простынь, слишком сухо во рту и мутит. Еще болела голова - не так сильно, как болела бы у человека, но тоже ощутимо, будто по ней своей кувалдой Вагнер бил. Открыть глаза не получилось вообще, но даже так солнце мешало и Люмин недовольно застонала, пряча лицо в подушке и собираясь калачиком. Тут же кто-то рядом засуетился и закрыл со скрежетом шторы - стало темнее и прохладнее. Ее погладили по волосам, прошлись пальцами по загривку и она услышала мурлыканье. Видимо, плод ее воспаленного мозга. - Будешь пить? - спросил ее голос, подозрительно похожий на голос Лини. - Нет. Больше никогда, чесслово, - прохрипела она в ответ, морщаясь от боли. Юноша, голосом похожий на иллюзиониста-Фатуи, тихо рассмеялся и почесал ей кожу головы. Люмин недовольно заворочалась, но все же было приятно. - Воду, мон шери, воду. Вот воду - еще как. Только сначала полностью проснется, а потом поймет, где она и с кем она. Люмин пила, и до попадания в этот мир могла допиться до невменяемого состояния. Только вот тогда рядом был Итер, который всегда держался своей черты и никогда ее не переходил, а потому и наблюдал за пьяной сестрой. Тут брата не было. А Адепты за ней... Не углядели, получается? Если голос был похож на голос иллюзиониста, который ей, допустим, нравился, то каковы шансы, что это не он? Она просто надеялась, что это не он. Иначе прямо сейчас могла идти и убиваться, только на этот раз не морально, а физически. - Буду. Девушка наконец-то разлепила веки и оказалась в полутемной комнате. На нее в ответ посмотрели очень знакомые сиреневые глаза и Люмин захотелось вот прям сейчас провалиться вниз, под землю. Еще попросить Чжунли, чтобы он ее наверняка вниз спустил, а то она в Гео до такого уровня, чтобы горы сносить, еще не дошла. У Ху Тао вроде бы скидки для нее были какие-то. Вот и воспользуется. Потому что помимо насмешливых пурпурных глаз с утра ее приветствовал вид полуодетого иллюзиониста, на которого, как оказалось, было еще приятнее смотреть без его фирменных одеяний, а в простой рубашке и штанах. - Мон шери потеряла дар речи от увиденного? Да. Да. Ей было стыдно до невозможного. Она столько его избегала, а сейчас оказалась ну точно не у себя, ну точно не в Ли Юэ, зато точно с Лини - именно он принес ей, красной и больной от похмелья, стакан воды. Даже плечи горели - платья на ней, в общем-то, не было и это становилось очевидным. Оно лежало аккуратной стопочкой на стуле, где был ее шарф, ее сапоги и часть его вещей. Благо, она не была полностью голой, хоть за этой спасибо. Иначе сегодняшнего утра она бы не пережила и бедная малышка-Паймон осталась бы одна. Он подал ей стакан воды и она выпила его, не подавившись. Стакан тут же был убран. Потом Люмин болезненно сглотнула и отвернулась. Смотреть на него дальше было выше ее сил. И как она в этой ситуации вообще оказалась? Где она свернула не там? Что было после второго(а второго ли?) сосуда шаоцзю? Ответы на эти вопросы, она, возможно, уже не получит. - Люмин, - обычно легкий тон Лини сменился твердым, - посмотри на меня. Нет, не отворачивайся. Он тут же пресёк это, как можно нежнее схватив ее за нижнюю челюсть. - Вчера ничего плохо не случилось. Я рад, что когда я был нужен, ты пришла ко мне. Все хорошо, мы с тобой поговорили и я уложил тебя спать. Лини отпустил ее и погладил по волосам, как бродячую собаку, которая была слишком испугана, чтобы с ней взаимодействовать - ненавязчиво и аккуратно. Игривость сменилась заразительным спокойствием. Его прикосновения приветствовались и были приятны, как и его отношение к ней и тому, что она вчера натворила и наговорила. "Что у трезвого в уме, то у пьяного на языке" - она бы ему много чего успела наговорить. А спать он ее, видимо, на свою кровать уложил, обернув ее одеялом и отделив их друг от друга еще одним. - Я немного зол, - он усмехается и хвост сероватым пятном дергается, - ты меня игнорировала. Но я был тогда искренним, мон шери Люмин. - Я знаю. Это всё. Этот жалобный ответ. Она знала о его попытках ухаживать. Она сама его отталкивала. Спустя миры что-то почувствовала к кому-то и сразу же рубить на корню все росточки, пока не появилось первых цветов. А стоило лишь напиться - и вот она уже рядом с Лини. На этот раз замолчал и он, неловко зависнув рукой, прежде чем чуть более активно приглаживать ей волосы - нервно ходил ходуном хвост и уши были прижаты. Он словно ждал, что его прогонят. Масок не было. Лжи не было. Люмин вляпалась, как и он, по самые уши. - Я принесла обезболивающее, - в дверь постучали и оттуда просунулась голова Линетт. Она была такой же растрепанной, как и брат, видимо, они только просыпались и начинали свой день. Лини кивнул и забрал у сестры пузырек с лекарством, подмигнув Люмин. Линетт как-то по странному на него посмотрела, а потом покачала головой. - Через несколько минут завтрак будет готов. И исчезла, опять оставив их одних. Завтрак был хорош. К ним присоединился Фремине, с интересом смотревший на нее в ее фирменном платье, но без перчаток - ее руки были усеяны страшными шрамами. Паймон рядом не было с прошлого дня и Люмин просто надеялась, что девочка обиду свою забудет быстро, особенно после трат на еду со счета путешественницы. Во время завтрака они были тихими и Линетт иногда бросала на нее задумчивый взгляд. Знала бы она, что Люмин была когда-то сильным божеством. Знала бы она, что тогда Люмин творила пьяной. Обезболивающее пришлось выпить после еды - его просто нельзя было пить до, иначе она свалилась и точно проспала бы до вечера. А для этого пришлось возвращаться в комнату Лини и оставаться с ним наедине - отходить от нее прилипчивый фонтейнский кот просто не хотел. - Что вчера произошло? Фокусник удивленно промычал, наконец-то посмотрев ей в глаза. Она надевала перчатки и до ее вопроса это было всем, что его интересовало. Каким же очевидным дурачком он был. - Ничего, - Лини быстро спохватился и начал собираться, - ты просто пришла поздно ночью, попросила прощения и я впустил тебя. Не мог же на улице оставить. Люмин прищурилась. Опять ведь не договаривал - в его словах сквозило пустое место. - И еще? - Что еще? Лини заикнулся и отвернулся от нее - только ушки прижались и... И он покраснел. Люмин помассировала точку между бровями, нахмурившись. Лишь бы не ляпнула чего-нибудь такого ему вчера, лишь бы не ляпнула. - Ну, ты... Ты сказала, что я тебе нравлюсь и если бы не все эти недомолвки, то ты бы приняла мои ухаживания. Ляпнула. И вляпалась. Лини смотрел на нее из-под челки и взгляд его горел. Он сам горел, будто пиро из его глаза бога перетекло напрямую к нему. Фокусник был весь красным и Люмин, наверное, не далеко ушла, но у того чуть пар из пушистых ушей не шел, а хвост резко дергался за спиной. - Я имела ввиду то, что имела, слов своих назад не возьму, - Люмин вздохнула и по привычке случайно вызвала созвездие на ладони, как всегда делала, когда ей было скучно или она нервно перебирала пальцами в воздухе. Лини чем-то подавился и умудрился споткнуться об воздух.