Пожалуйста, встреть меня на том свете...

            Генрих сидит за рабочим столом, разбирая накопившиеся документы, письма и прочий теперь уже хлам для него. Война. Тяжëлые времена. Нервы начинали сдавать, работать было куда сложней. А известие о гибели одного из главных политических деятелей Германии, но самое главное, важного, близкого и любимого человека Генриха Гиммлера выбело из колеи. Работать стало в несколько раз тяжелей. Тоска по родным глазам, напоминающим голубые волны морей или ледяные айсберги в океане гложила его и так страдающую душу. Тишина, в которой ему приходилось добираться до дома вечерами, звенела в ушах, нагнетая, подбрасывая различные воспоминания о проведëнных вместе часах. И это только больше убивало его. Морально убивало...       Иногда Генрих задумывался, что физическая смерть куда лучше, нежели моральная. А теперь он испытал это на своей шкуре, убеждаясь в правоте своих мыслей. Морально погибая, Генрих загибался в работе. Жизнь не радовала так, как до смерти Рейнхарда. Любые действия приходилось делать через большие усилия. Не хотелось ничего, кроме как снова услышать знакомый немного высоковатый и звонкий голос человека, ставшего ему самым близким. В первые дни после известия о гибели Гейдриха Генрих был поникший. Аппетит совсем пропал, появилась болезненная бледность, синяки под глазами выделялись сильней обычного, ходил он задумчиво, и даже не с первого раза мог услышать, что зовут именно его. Коллеги, конечно же, заволновались. Некоторые из них приходили поговорить, но Генрих никого не подпускал к себе, к душевным терзаниям, к сердцу. Нельзя. Так как если будет сказано что-то лишнее, то ему не поздоровится. Нельзя. Ведь их крайне странные отношения могут раскрыть...       Все принимали их взаимоооношения дружескими. Даже очень дружескими. Вначале совместной работы они такими и были, но долгое пребывание в компании друг друга дали понять, что в глубине души каждого из них, кроется нечто большее, чем близкая дружба. Нечто большее, что заставляет их сердца биться в бешенном ритме. Большее настолько, что заставляет Гейдриха вечно трогать Гиммлера за руки, плечи, обнимать, обхватывая его руками и прижимая сильно к себе, целовать, а второго краснеть и бормотать под нос милости в адрес Рейнхарда.       Началось всë с переглядывания в кабинете, столовой или коридорах, лëгких касаний, почти не замечаемых. Позже дело перешло на прямые взгляды, объятия. С любовью Рейнхард во время работы брал руку Генриха и, поглаживая костяшки пальцев, переплетал их руки. Так они и сидели, переодически бросая взгляд друг на друга. Когда Рейнхард впервый раз так сделал, это смутило Генриха. Он было хотел отдëрнуть руку, но пристальный взгляд и хватка на руке не дали пошевелиться, потому он так и застыл, смотря непонимающе на Гейдриха, который уже вернулся к работе, подписывая документы. Гейдрих делал всë постепенно. Но был слегка настойчив. Он понимал, что его начальнику тяжело всë сразу принять. Он был аккуратен с ним и их отношениями. А Гиммлер привыкал.       Когда Рейнхард был жив, он всегда довозил Генриха до дома. Прощались они долго, целуясь. Первый шаг снова сделал более открытый и смелый Рейнхард. Подъехав к дому, он остановил, уже собиращегося выйти из машины, Генриха за плечо. Взял его лицо руками и ,притянув, поцеловал. Не настройчиво, легко дотронувшись. Отстанился и посмотрел в глаза начальнику, пытаясь понять, что с ним дальше будет, боясь, что тот сейчас разгневится, но тут Генрих притянул за галстук Рейнхарда впиваясь в губы, а второй, отойдя от секундного шока, перенял инициативу. Сейчас Гиммлера возит другой человек, обычный водитель, ведь больше некому теперь. Дома хоть и жена, дети, но это не спасает. Слишком большой груз на его душе. Конечно, он любит детей с женой, но и Рейнхарда он любил. А может любовь к Гейдриху была больше? Может, но теперь это уже не так важно стало.       Воспоминая ни на минуту не оставляют Генриха. Даже сейчас, сидя за документацией, он слышит в голове музыку, что ему наигрывал Рейнхард на скрипке. Это было прекрасно. Тогда прекрасно. Сейчас эта музыка разрывала его сердце, ломала на кусочки, которые так теперь сложно собрать воедино. Был бы Рейнхард он бы обязательно помог, он бы сделал это. Но его нет.                                     ***       Гиммлер снова впал в думы. Каждый вечер, когда он сидит дома за столом с кружкой чая, он думает о том, что лучше бы, смерть забрала его, Генриха, а не возлюбленного. Или же сразу двоих, чтобы ни один из них не мучался. Не мучался от вечной разлуки с любимым человеком. От поглощающей моральной боли, которая лишь тащит на дно, цепляясь крепкой хваткой за тебя, не давай ни минуты покоя израненному сердцу. Достав фотографию из нагрудного кармана рубашки, он снова рассматривает фото, где Рейнхард ещë жив, где они оба счастливы, где они просто любили друг друга. Одинокая слеза скатилась по щеке. Генрих, вытерев рукавом след от слезы, убрал фотографию обратно в карман. - Я так скучаю... Ты стал самым дорогим мне человеком. Надеюсь, что мы ещë встретимся. И если не на том свете, то хотя бы в следущей жизни. Но, пожалуйста, встреть меня на том свете, если ты там...       Горестно улыбнувшись, он направился в комнату, так и не допив чай. Пора спать. В любом случае, следущий день будет точно таким же...