INCONVENIENT IDEAL

Им бы встретиться раньше, - малодушно думает Ральф, скосив взгляд на преддомовскую площадку, где уже пробилась жизнерадостного зелёного цвета молодая листва, яркость которой не могла перебить даже вековая пыль на загаженном стекле коридорного окошка. Им бы встретиться раньше - когда Ральф ещё способен был без иронии настоящего цитировать немецких философов, когда мог всласть поваляться на молодой траве в рубашке, не боясь ни косых взглядов и шепотков воспитанников ("Р Первый-то рехнулся!"), ни травяных пятен на ткани. Тогда, когда никаких воспитанников-то у него не было; и седины не было на висках; и уродливой, как ему казалось, морщины, прорезавшейся у левой брови. Если бы он спросил Рекса, что тот думает по поводу его внешнего облика, то выяснил бы, что, по мнению Папы Птиц, седина его украшает и добавляет ему благородства и в целом намекает на непростую судьбу, и, в связи с этим, выдаёт в нём натуру страдавшую, склонную к размышлениям; что морщин Папа Птиц так и вовсе на нём не замечает. Что, по мнению Папы Птиц, Ральфу бы пошла какая-то романтичного покроя рубашка - белая, с пышными рукавами и вышивкой, в таких щеголяли флибустьеры на иллюстрациях к книгам о морских приключениях. Рекс, если бы, конечно, его об этом спросили, сказал бы, что точно знает - если Ральфа увезти подальше от дома, куда-то, очевидно, в другую вселенную (только на таких условиях Ральфа сможет отпустить Дом) - тот разом скинет опротивевший всем хитиновый покров воспитательского костюма и воспитательской строгости, а вместе с ним - лет так десять, которые накидывают на его внешность постоянные заботы о тех, кто в заботах его очевидно совершенно не нуждается. Ральф вообще лишнего у Рекса не спрашивает, подозревая того в излишней любви к словоблудию и сладкоречию. Ральф запретил себе соваться на опасную территорию препарирования своих чувств и чётко очертил для себя рамки дозволенного. Рекс, как чуткий зверёк (как все они, в общем-то), к удивлению Ральфа, эти рамки считал, не прибегая даже к лишним рассуждениям. Они всего лишь встречались время от времени в полупустых коридорах дома, едва слышно беседовали об искусстве. Ральф учил Рекса играм в разные настолки, Рекс приносил ему мелкие подарки по самым неожиданным поводам - вот, по сути, и всё. За гранью обсуждения, за гранью необходимой саморефлексии оставалось пристальное внимание Ральфа к каждой детали, связанной с Рексом - его успеваемость, его новые цацки, новая одежда, проделанные в видавшем виды чёрном кожаном ремне новые дырки; его любимая марка сигарет; его заботливый взгляд, которым он осматривал свои растения; умение гаркнуть на состайников, любимая пластинка (Dead can Dance играли по кругу, пока кто-то из стаи не начинал изображать суицидальные попытки - пластинка впоследствии переехала в комнату Ральфа, "так сохраннее" - решил Стервятник); меняющиеся композиции из украшений, вставленных в проколы; облезший чёрный лак на ногтях, которые Рекс иногда грыз, когда стрессовал или глубоко задумывался - и сам того не замечал; запах горьких трав от его волос и одежды; его выбор книг; его увлечение античным искусством, его нездоровая привязанность к болеутоляющим и постоянное повышение доз. То, как чёрная тушь с ресниц по утрам осыпается под глаза, если он забывает или не находит в себе сил её смыть. Ральф думает, что, встреться они ровесниками, он бы долго не думал - подхватил бы это тощее недоразумение, запихнул бы в машину и увёз на край этого чёртового, проклятого, промышленного города, отравляющего планету выхлопами своих заводских чёрных от копоти труб - в маленькую съёмную квартиру, под колючий клетчатый плед, к любимым пластинкам и загибающемуся от непредсказуемых условий полива фикусу. Подальше от психопатов и медосмотров, от отщепенцев и вожаков, от девочек с лезвиями под ногтями и опиумных чаёв в "Кофейнике", от завывающей ночи напролёт пластинки Dead Can Dance: sometimes i feel like i wanna leave... Но в этой Вселенной, где они застряли, куда закинул их какой-то жестокий насмешливый бог, одна ошибка карается расстрелом, и Ральф всё прочнее затягивает себя в плотный кокон из обязательств, вживаясь в роль воспитателя для тех, кого совершенно не стоит воспитывать. Иногда ему снится сон - как он и Рекс бредут, взявшись за руки, подальше от пустого, необитаемого дома, и молодая, ярко-зелёная трава щекочет кеды, которых Ральф не носил со времён студенчества; и на Рексе - его старая клетчатая рубашка. И почему-то в этом сне Ральф точно знает, что им обоим нельзя оборачиваться.