SKARSAN

      Эда передергивает так, что поджимаются пальцы на ногах, когда Антон губами своими блядскими в очередной раз обводит чувствительную головку. Антон сосет будто в последний раз, с пошлым хлюпаньем и морем слюней, которое стекает ниже, между ягодиц; с таким энтузиазмом, словно карамельку. На языке перекатывает, вылизывает по всей длине. Пальцами придерживает таз, не давая двигаться, и щеки втягивает.       У Эда в голове пустота блаженная, и ноги трясутся, будто сто километров пробежал без остановки. Ему хорошо так, что он даже стонать не может, только скулит жалобно на одной ноте, проскальзывая в чужое горло. В глазах слëзы стоят, не давая рассмотреть даже потолок, а тело горит словно. Жарко, мокро и ахуенно.       Эд на грани балансирует, дёргает чужие влажные кудри, сам не зная, что хочет сделать — оттолкнуть или еще ближе впечатать. Антон — мастер минетов, с его то ртом, а ещё знанием того, как Эду нравится.       А Эду нравится очень даже, он сам не замечает, как щеки и шея становятся мокрыми от слëз. Его потряхивает всего, а Антон всë стискивает мягкую кожу бёдер — синяки-полумесяцы от ногтей точно останутся.       Кончики пальцев Арса аккуратно стирают влагу со щëк, прокладывают себе дорогу вниз, гладят контур челюсти, кадык, ключицы, и на контрасте с быстрым ритмом Антона, это прошибает Эда словно током. Спина выгибается до хруста, и он дышит в рот Арсения часто-часто, губами соприкасаясь, пока кончает. Бёдрами сжимает голову Антона, оттягивает за волосы и хнычет жалобно, поплывшим взглядом сталкиваясь с Арсением.       Антон мягко лижет живот, выступающие тазовые косточки, широко проходится по внутренней стороне ляжек, прикусывает местечко под коленкой. Сам заведённый до предела, толкается вперёд, трётся о простыни. Арсений все это время бегает пальцами по телу, поглаживает, царапает ногтями, и слышно его частые вздохи откуда-то сверху.       Эд смотрит зачем-то вниз, и именно в этот момент рот антонов блядушный сталкивается с не менее блядушными руками Арса. И Эд предельно четко сквозь туман перед глазами, видит, как в замедленной съёмке, что Антон поднимает взгляд на Арсения и вытаскивает язык. Как собачонка, ей богу. И слюни собираются в уголках губ, а Антон всë смотрит и смотрит, пока Арсений не давит фалангами, толкаясь вперед. Антон сосёт не хуже чем член пару минут назад, впускает до костяшек, торопится и давится слегка, продолжая жопой елозить.       А потом Антон отрывается на секунду и дует на головку; чувствительную, мокрую от слюней того же самого Антона. Дальше Эду абсолютно похуй, что происходит, потому что его мурашит от макушки до пяток, а спина выгибается еще сильнее, хотя казалось, что предел уже был. Голос, возможно, окончательно срывается, но за шумом в ушах Эд даже не уверен, кричит он или просто раскрыл рот, пытаясь вдохнуть. Потому что его накрывает вторым оргазмом за вечер, уже на сухую, и он сводит непроизвольно ноги, снова зажимая голову Антона между ними, и выключается.       Сознание возвращается постепенно, и Эд сначала осознаёт, что лежит на чьей-то груди, потом, что по жëсткому ëжику волос размеренно шкрябают чьи-то ногти, массируя кожу головы, и только после этого, будто из-под толщи воды, просачивается шëпот.       — Ты молодец, маленький, хорошо сегодня постарался, — Эд знает, что Арсений может говорить нечто подобное часами, потому что постоянно на него за это рычит; и, конечно же, никогда не признается, как это для него важно. Да, он внутри разнеженная любовью нищенка, и ему нужно периодически слышать похвалу за оргазм. Он потому что может не делать даже ничего, а устать ужасно, но знать, что его мужчины не против и лично Эдом на сегодня удовлетворены.       Но для профилактики он все равно фыркает, правда уже через секунду подставляет губы под теплые чмоки, и эффект недовольства моментально исчезает. Они целуются, и губы у Антона все еще мокрые от слюны и спермы, член Арсения недвусмысленно упирается Эду в спину, а сознание уплывает немножко.       — Пиздуйте трахаться уже, шо началось тут, — Эд шлëпает Антона по заднице и выпутывается из клубка рук и ног, перекатываясь на другую сторону кровати. Простыни тут приятно холодят кожу, а рядом бутылка воды на тумбочке. Эд с наслаждением хрустит этой самой бутылкой, пока жадно глотает воду. Он устал и кончил сегодня два раза, перед этим прожив рабочий день.       Телефон вибрирует еле слышно, и Эд тянется его проверить, замечая краем глаза, как Арс ноги к груди поджимает, придерживая под коленками. Колени у него красные, чуть содранные со вчерашнего вечера, подрагивают, пока он раскрывается под длинные пальцы. Антон прокручивает запястье, двигает рукой резко и кусает сосредоточенно губы.       Эд фоткает разврат этот, на память, так сказать, дрочить одинокими вечерами. Потом просматривает уведомления, пролистывает ленту в инсте и включает «Сказочный патруль». Может себе позволить.       Член у него при всем желании еще раз уже не встанет, а Алёнка на экране довольно мило ругается с Мороком. Да, Эд знает имена персонажей детского мультика. Он и сюжет знает, следит с интересом. В основном следит он, конечно, за Мороком, ну, что поделать, высокие, темноволосые и со сложным характером — это его типаж.       Типаж в настоящее время стонет, вскрикивая на каждый толчок, шею открыто подставляет и глаза закатывает. У него слиплись ресницы и дрожат кисти рук — он всë тянется их прикусить, заглушая совсем уж громкий скулёж. Антон в ладонях сжимает его бока, сам дышит тяжело, ступнями упираясь в матрас и темп то ускоряет, то замедляет.       Эду такое не вкатывает, он если настраивается на одну волну, то будьте добры ему только ее предоставлять, а хуйня вот эта может все возбуждение сбить за секунду. Возбуждение Арсения не способно сбить, кажется, ничего в этом мире. Если он сел на член, он не слезет, пока не кончит и обладатель члена, и, собственно, сам Арсений. Все об этом прекрасно знают, обговаривалось всë ни раз, и обладатели членов, на которые он прыгает предупреждены, вооружены и готовы к труду и обороне. Потому что трахать Арсения настолько же хорошо, насколько и любить. Запросы большие, но отдача иногда еще больше.       Эду пиздец вкатывает, когда дуракам этим хорошо. Наплевать абсолютно, как именно они себя доводят, выглядит это в любом случае красиво. И Эд любит смотреть на них и в постели, и в рабочей атмосфере, и в домашней, и какой угодно вообще. Любит смотреть, когда они уставшие или бодрые, весёлые или грустные, когда душнят или увлекаются чем-то новым, когда с искорками в глазах про что-то рассказывают или лежат пластом на диване.       Когда у Арсения в жопе детство играет, и он тащится на улицу гулять под дождем, а Антон, конечно же, тащится за ним. Потому что на адреналине Арсений не взял даже кофту, а «вдруг заболеет, и че тогда, кто вместо него на сцене скакать будет?». И Эд, кстати, тащится тоже, потому что Антон свою кофту оставляет на пуфике в прихожей. И несколько часов подряд Эд наблюдает за великовозрастными детьми, которые прыгают по лужам, бегают наперегонки, падают на скользкой траве, ругаются, даже не помнят из-за чего и смеются громко так, что, наверное, слышит весь город.       Когда Антон готовить пытается, а Арсений всë хихикает себе под нос, заранее заказывая пиццу. Эд сидит на стульчике рядом с холодильником и делает вид, что работает работу. Типа важный. Как хуй бумажный. Эд смотрит, слегка жмурясь, как Антон замечает сайт доставки в телефоне у Арса, и начинается великая бойня. В ходе нее падает мука, а в сковородке что-то сгорает, потому что Антон так увлеченно пиздит Арсения по ляжкам полотенцем, что не замечает ничего вокруг. И Арсений визжит тоненько, бегает по кухне и улыбается так, будто щëки треснут вот-вот. Эд смотрит до тех самых пор, пока его не втягивают, марая мукой, кажется с головы до ног.       Наплевать, что после дождя все грязные, промокшие и замерзшие настолько, что утром температура тридцать восемь. Наплевать, что муку они вычищают из вещей, волос и кухни оставшиеся сутки.       Еще Эду хорошо, потому что он лежит с голой жопой, свежеоттраханный двумя горячими мужиками, смотрит детский мультик, а в метре эти самые горячие мужики трахают уже друг друга. И никакие мультики им не мешают.       Арсений стонет в унисон с появлением на экране Саши Абрикосова, который точь-в-точь Антошка. Мягкий, понимающий, адреналиновый дурак с шилом в энном месте. Эд понимающе улыбается. Да, он тоже из-за такого стонет. И под таким.       Серия заканчивается, и Эд уставший такой. Взрослая жизнь выматывает люто, остаются силы на потрахаться, и на том спасибо. Он рукой нашаривает на полу зарядки, втыкает по очереди все телефоны, часы и аирподсы. Это забирает у него слишком много сил, поэтому на кровать он откидывается с видом человека, совершившего подвиг.       Арсений весь взъерошенный и мокрый, с ошалевшей улыбкой на губах подкатывается под бок и кусает, гадина такая, прямо за плечо. Эд возмущëнно верещит, толкается и тычет пальцами под ребра. Арсений визжит и лягается ногами. В пылу сражения они цепляют Антона, влажные полотенца, которые он принес, летят на одеяла, а сам Антон оказывается зажат между ними.       Они успокаиваются, когда понимают, что еще одна лишняя минута бесиловки, и, здравствуй, головная боль. Дышат тяжело, улыбаются открыто. Пора ложиться спать, чтобы не сбить к херам режим и не проснуться овощем. Никакая помощь не нужна будет, лучше сразу в гробик.       Арсений тянется к полотенцам, оттирает всем животы и на пол скидывает вместе с бутылками, салфетками и закончившейся смазкой. Выебонщик, утром же будет пиздеть и возмущаться, что никакого порядка в доме. Эд широко зевает и думает, что похуй. У него в голове нон-стопом «я такая радая» и «люблю-люблю-люблю». Глаза слипаются, мышцы расслабляются. Спать.       Он выключает светильник, выëбистый такой, с цепочкой, как вот в этих ваших Америках. Угадайте, кто выбирал? А сам Эд и выбирал. Он вообще выëбистое любит. И лампы с абажуром, и смазку с манго, и Арсения с энтузиазмом его из всех щелей и хештегами дурными, и встречаться с двумя парнями. Эд любит, когда можно смотреть мультики, пока рядом занимаются сексом, любит, что можно прыгать по лужам не одному, любит бросаться мукой, пытаясь в готовку. Эд любит Антона и Арсения. Эд засыпает с улыбкой на лице и в надёжных объятьях.