Другой корабль

… … – … СВИСТАТЬ ВСЕХ НАВЕРХ!!! – КОЛОКОЛ!!! БЕЙ В КОЛОКОЛ!!! – САБЛИ!!! БЫСТРО!!! – ТВОЮ МАТЬ!!! Хохоча совершенно так, как кукарекал бы ненавистный утренний петух, скрипуче, звонко и жизнерадостно, Питер Пэн кружил по воздуху над Весёлым Роджером и закидывал нерасторопный пиратский экипаж какими-то особенно сочными плодами из мешка, что услужливо держали у самого воронего гнезда для него феи. Плоды были похожи на переспелую хурму: липучие, толстенькие, брызги от них вместе с мякотью разлетались во все стороны, пираты, измазанные с головы до ног, скользили по палубе, смешно шлёпались на свои пухлые или костлявые зады, в сердцах чертыхались, вставали, опять падали. Вместе с Питером вокруг уставшего пиратского брига парили также семеро Потерянных мальчишек, они, точно птичий клин, устремлялись за своим неугомонным задорным лидером то в одну сторону, то в другую, пели песню про школьную промокашку, в которой переделали слова на сюжет о пиратах-неваляшках, пришедшийся издевательски невпопад, громко свистели и улюлюкали. Капитан Крюк во всей этой ерунде не участвовала. Однажды, очень давно, она предложила Пэну выкрасть пистоль из оружейной или отобрать его у любого увальня из её команды, чтобы пальнуть в бочку с порохом, услужливо ожидающую казни у самого входа в каюту рядом с дверью, где по сей день печально висела наполированная до блеска золотая табличка «капитан Джез Крюк», да оборвать, наконец, её затянувшийся на беду земной путь, и теперь безразлично ждала, когда же несносный мальчуган соизволит вспомнить об этом. Но Питер забыл. Дожди в Нетландии рано или поздно прекратились, всё вернулось на круги своя, мальчишки атаковали Весёлый Роджер, пираты ожидали приказов от капитана, а капитан попивала себе свой херес, безразлично лёжа на диване, и, в общем, и так считала себя давно уже мёртвой. Никакие сражения её не интересовали, никакие громкие звуки не могли вытащить её из забытья. Или могли? На палубе, она услышала, бахнул Длинный Том, пальнули пистолеты. Хороший знак! Видимо, битва стала-таки более ожесточённой, раз в дело пошло огнестрельное, может, сегодня капитану повезёт попрощаться с жизнью? Кто-то заверещал, кто-то ахнул, кто-то выругался, Том бахнул ещё раз, даже как-то слишком быстро для перезарядки, раздался удивительно слаженный грохот и остальных орудий, словно канониры поджигали фитили не как попало, а следовали чьим-то чётким и ёмким указаниям. Послышался разноцветный детский писк. – Мэм!!! Мэм!!! Капитан!!! - в каюту чуть ли не кубарем ввалился изрядно похудевший на нервах костлявый мистер Сми с лицом, выражающим полное недоумение. – Уилл? - равнодушно изогнула на него бровь капитан. – Мэм… там… там… другой корабль… Старенький Уилл, когда говорил это, выглядел так, будто не верил сам себе. Тонкая бровь изогнулась сильнее. – Другой корабль, - Крюк повторила за своим боцманом так, словно в порт Нетландия каждый день заходили всяческие суда, и глотнула из кубка-ракушки. Стараясь отдышаться и привести себя в чувство, Уилл активно побил свои дряхлые щёки, предварительно сняв очки. Битва на палубе, тем временем, кажется, прекратилась, пушки умолкли, крики стихли. – Что прикажете, мэм?.. - неуверенно спросил он, цепляя тонюсенькие очки обратно на несоразмерно большой и круглый нос-картошку. Капитан хмыкнула. Взяла бутыль, кубок протянула Уиллу, и тот преданно его взял: никогда не пил из капитанского кубка, но брал всегда и послушно держал, пока его не увольняли. – Мы же пираты, - хмыкнула Крюк язвительно и потянула хереса из горла, – Идите, возьмите его на абордаж. Развлекитесь. Отберите у них выпивку, деньги, драгоценности. Тебе бы, Уильям, каких-нибудь новых тряпок на себя нацепить, тельняшка твоя совсем разлезлась уже, смотреть жалко. Награбь себе парочку посвежее. Женщин, если они есть на борту, трогать не смейте! Обидите хоть одну, я вам всем… Тут Крюк озвучила такую страшную кару, используя крайне неприличные слова, что Уилл побледнел, покрылся испариной и чуть было не схватился за то самое место, которого капитан пообещала лишить его и остальных под корень в случае неповиновения. – Всё ясно? – Да, мэм… есть, мэм… - поперхнулся Уилл. – Иди, Уилл. Свободен. – Капитан, - боцман сглотнул, поклонился и, почёсывая седую плешь, смылся из каюты, на полпути в коридоре сообразил, что не сказал главного, но дверью уже хлопнул, а возвращаться струсил. Опустевшая бутылка из-под хереса была отставлена на стол, пустой кубок-ракушка тоже. Капитан думала закурить, но вставать за сигарой поленилась, легла на софу, достала из кармана потёртого чёрного сюртука, в который была извечно одета, старый крюк Джеймса, погладила лезвие совсем так же, как если бы он всё ещё продолжал служить безвременно почившему хозяину рукой, положила его себе на грудь. – Другой корабль… - туманно прошептала она и задумалась. Другой корабль. Неужели какие-то новые бедняги угодили сюда по вине злодейки Судьбы? Другой корабль. Сотни лет в Нетландии не бывало ни одного корабля, кроме Весёлого Роджера. Другой корабль. И поделом им, несчастливцам, надо было лучше управляться с течениями, сносящими их к берегам неминуемой смерти. Пушки снова загрохотали, раздался свист и сиплые восклицания – это Верзила выкрикивал экипажу боевые команды. – Ты бы ни капли мной не гордился, мой ангел, – вздохнула Крюк, потирая ошпаренные от ядовитых слёз веки, – Ты бы спросил, как же так. Ты бы сказал, что так нельзя. Сказал бы, что запрещаешь. На палубе тем временем происходило, судя по звукам, что-то нечеловеческое: пираты визжали, взывали к богу, к чёрту, капитану даже казалось, что весь галдёж висит в воздухе где-то прямо у неё над головой. Она вздохнула ещё раз, приложила крюк, у которого имелась рукоять, чтобы капитан могла пользоваться им, как ножом, ко лбу, но спасительная прохлада не оказала ей привычную услугу, крюк нагрелся на груди и был теперь даже ещё теплее лба. – Дьявол, - ругнулась капитан и сунула крюк обратно в карман. И в этот самый момент, как только слово, неосторожно называющее вслух верховного демона зла, сорвалось с капитанских уст, всюду наступила вдруг звенящая, жуткая тишина. На секунду Крюк даже подумала, что оглохла. – Что..? - спросила она сама у себя в замешательстве и отчётливо услышала свой голос. Ощущение было такое, словно весь бриг вдруг замер: никаких возгласов, никакого шума, звуков схватки, перекрикиваний, лязга оружия… Все, как будто бы, застыли, перестали дышать, только старая деревянная обшивка поскрипывала на волнах, да ветер свистел промеж мачт. На квартердеке странно стукнули чьи-то спокойные шаги, кто-то прошёл от руля к боковой лестнице, спустился. Тщательно вслушиваясь в звук этой походки и окружающую его тишину, Крюк простояла на месте пару секунд, потом схватила со спинки стула свой чёрный платок-палантин, привычно спрятала в него длинную косу ниже пояса, замотала его на лице, оставляя лишь глаза, надвинула шляпу с потрёпанным траурным пером и стремительно направилась к выходу из каюты, чтобы лично разобраться, в чём дело и какую кознь на этот раз подстроил её экипажу гадёныш. Она свирепой фурией вылетела на палубу, держа крюк наготове в одной руке, а пистоль в другой. И тоже остановилась, как вкопанная. Весь её экипаж стоял прямо перед ней с открытыми ртами и вылупленными глазами, не шевелясь: кто замер, передавая тяжеленное пушечное ядро, кто с лучиной – уже догоревшей – у фитиля, кто с шомполом, вставленным в дуло наполовину, и все таращились на высокого человека в шляпе почти такой же, как у капитана, тоже чёрной, но новой, с пушистыми страусиными перьями. Человек стоял к капитану спиной, Крюк не видела его лица, одет он был в некое подобие плаща, что развевался на ветру и не позволял разглядеть фигуру, что-то было странное в этом человеке, не то устрашающее, не то величественное, капитан подняла пистоль, прицелилась, понимая, что незваный гость наверняка слышал её шаги за спиной и атакует в любой миг… Однако, высокий человек, как будто, знал, что его держат на мушке. В крайне медленной и уважительной манере он, стоя спиной к капитану, поднял руки в воздух: – Добрый день, сэр. Прошу прощения за вторжение. Я сдаюсь, - проговорил он учтивым тоном, а потом тихо добавил так, чтобы никто его не услышал, – Хм. Не слышу моих привычных «что за чертовщина» и «спички-я…» БАХ!!! Это однозарядный пистоль выпал из руки капитана. Пуля просвистела прямо над головой у старика Уилла, который, кстати, один глазел не на высокого человека в чёрной шляпе, а куда-то выше на квартердек, но боцман её даже не заметил. Сияя смертоносно-изогнутым лезвием, поймал в воздухе несколько солнечных бликов стальной крюк. Но не тот, за который хваталась капитан. Другой. Тот, что заменял высокому человеку правую руку. Человек с крюком стал медлительно разворачиваться, думая, видимо, что предупредительный выстрел предназначался ему, хотя он-то сам даже и не вздрогнул. – Прошу простить великодушно, - начал он, – Я всецело понимаю Ваше неудовольствие, сэр, и сию секунду уберусь с Вашего судна. Я лишь хочу кое-о-чём расска… Он не договорил. Тоже оцепенел, когда понял, что за спиной у него находится не «сэр», как он думал, а явно леди. Замотанная, словно мумия, в чёрные ткани так, что одни глаза виднеются, донельзя утянутая перешитым мужским сюртуком, в огромной шляпе и – с крюком вместо руки… Высокий человек поморгал. Нет! С крюком – в руке! Миниатюрного роста, в ботфортах из до тошноты знакомой крокодиловой кожи, с несоразмерно длинной шпагой, такой же, как у него, с кобурой для пистоля… Капитан стояла, не шевелясь, точно превратилась в изваяние. Её прямо сейчас, открыв рот, рассматривал собственной персоной Джеймс Крюк. Минут пять прошло в гробовом молчании. Потом Джеймс опомнился, потряс головой. – Должно быть, капитан Крюк, – это Вы… мадам..? – Я капитан Крюк, - сиплым шёпотом, непохожим на свой привычный голос, ответила леди-капитан скорее на автомате, чем осознанно. – Э… э… - Джеймс прокачался с носка на пятку, потом встрепенулся, спешно снял шляпу и поклонился, неразборчиво промямлил что-то вроде «небывалое дело, Крюк – женщина… Джейн?.. Джесс?.. впервые вижу…», а громко сказал, – Прошу ещё раз меня извинить, я вломился к Вам, мадам, проявил крайнее неуважение… Пэн Вас атаковал, я решил помочь, отогнал его, затем Ваш экипаж стал нападать на меня… так меня приветствуют впервые, ха-х… обычно наша встреча проходит мирно… с изрядным количеством ошеломления, да, но – без боя… э… я спустился, чтобы предотвратить потери… э-э… Почесав крюком затылок, Джеймс напялил шляпу обратно и стушевался, не зная, что сказать ещё. Однако, леди-капитан вдруг звонко расхохоталась, вызывая у него внезапное головокружение, Джеймс качнулся, схватился рукой за сердце, а Крюк тем временем, смеясь, развернулась, закрыв глаза рукой, и пьяной походкой зашагала в свою каюту. – Эй, Уилл! - крикнула она вспотевшему и трясущемуся с головы до ног боцману уже в проёме, – Зайди! Затем она хлопнула дверью. Уиллу потребовалось время, чтобы прийти в себя, кто-то из пиратов пнул его в бок, он ойкнул, побил себя по щекам, забыв снять очки, оторвал-таки удивлённо-водянистые глаза от квартердека и помчался за капитаном в её личные покои, стараясь подальше обойти Джеймса, который, тяжело дыша, облокотился на грот-мачту. Бедный старенький Уилл, должно быть, только что пережил инфаркт, иначе он никогда, никогда бы не позволил себе оставить дверь капитанских покоев распахнутой за собой, но он пребывал в глубоком шоке, поэтому оставил, и Джеймс поплёлся за ним, с трудом держась на ногах. – Я умираю, Уилл! - распластавшись на кресле-троне и потирая лоб, прикрытый платком, радостно пропела капитан и откинула шляпу на пол, – Представляешь! Я только что побывала на том свете! И видела его! О! Он такой красивый, такой красивый, совершенно такой же, как был! Он даже что-то говорил мне, я не расслышала, правда..! О! Скорее бы уже совсем умереть! Ты, может, поможешь мне, Уилл? Хотя, боже, и зачем я прошу тебя, ты и сам вон всё ждёшь, когда б сгинуть, да? Совсем мы с тобой устали, Уилл. Измучились. Но он ждёт нас там, я видела, ждёт точно! Ох! Я и сейчас его вижу, вон он, за спиной у тебя, идёт к нам по коридору! Неужели это смерть, наконец, надо мной сжалилась и послала моего ангела забрать меня домой? Интересно… а наша малышка… наша девочка… она тоже там… с папой..? Как ты думаешь, Уилл? – Наша девочка… - донёсся сиплый голос из коридора, у Джеймса затряслись ноги и он гулко рухнул на колени. Переживая, судя по всему, второй инфаркт подряд, Уилл обернулся, вскрикнул и тоже упал, так как прямо за Джеймсом в дверной проём кое-кто заглянул, но упал не на колени, а отшатнулся и шлёпнулся на свой тощий зад. Леди-капитан ничего этого не заметила, она смотрела прямо на Джеймса, уловила, что он, как безумец, хрипло повторял: – Имя… мадам… скажите мне Ваше имя… назовитесь… умоляю… скажите, как Вас зовут… молю… мадам… молю… Ваше имя… Серебристо хохоча, Крюк вспорхнула с кресла совсем, как раньше, тогда, когда ей едва ли исполнилось шестнадцать, и подлетела к нему, опускаясь рядом лёгким пёрышком. Лицо её до сих пор было завёрнуто в платок, но глаза светились любовью и лучезарной надеждой, она тронула его скулы и прощебетала: – Разве ты не узнаёшь меня, мой ангел? Это же я, Венди! О! Я так скучала, так скучала! Поддаваясь эмоциям, она хотела обнять его, прильнуть к груди, но Джеймс поймал её за плечо, впился отчаянным взглядом ей в глаза, всмотрелся и… разрыдался. Обнимать отчего-то не посмел, ничего даже сказать не мог особенно, кроме: – Венди… Венди… Венди… Венди… А Венди смеялась, стирала пальчиками слёзы с его щёк, поправляла перьевую шляпу и ласково мурлыкала: – Милый… милый мой ангел… почему ты плачешь? О! Не плачь! Ты ведь не расстроен, что я умираю? Это же ничего страшного! Я же не маленькая уже, я много пожила, мне тридцать четыре, как тебе, а как долго мне уже тридцать четыре – я и не знаю… десятки лет… сотни… Ну, ну… не плачь, милый, не плачь, подожди, сейчас я умру быстренько, и мы снова будем вместе, как раньше, только на этот раз уже по-настоящему навсегда! Там красиво, ангел мой? Там, на небе? – Венди… Венди… – Ты ведь на небе, да? Ты… с ней..? Заботишься о ней? Она там выросла? Ты заберёшь меня на небо? О! Или меня не пустят на небо? Я… ах, мой ангел, я… я… я не заслужила на небо, меня, наверное, отправят в ад, я убийца и пьяница. Прости меня! Я расстроила тебя, да? Но ад и рай, это же всё тот свет, да? Всё – тот, а не этот? Я смогу вас навещать? А вы будете иногда спускаться ко мне? Это гораздо лучше, чем прозябать здесь..! – Венди… – Ах, я так мечтала умереть, так мечтала! Быть на одной стороне с вами, на той стороне!.. Я уже умерла? Или ещё нет? Почему так медленно? Эй, Уилл! Глянь-ка, умерла я? Я сейчас, мой ангел, сейчас… очень стараюсь… что мне сделать, чтобы умереть быстрее? – Венди… Джеймсу пришлось призвать всю свою волю, чтобы собраться, он всхлипнул, отодвинулся от Венди, выставил руку вперёд, когда она задумала подползти к нему. – Венди… э… Венди. Миледи, - тут он сглотнул, – Да. Миледи. Кх-м… подождите… – Мой ангел… - она взглянула вопросительно, осталась сидеть, но уставшие серые глаза продолжали сиять ярче всех солнц, – Что..? Скорее всего, леди-капитан и не поняла, почему Джеймс назвал её «миледи». Джеймса всего трясло. Он то и дело открывал рот, чтобы начать говорить, но никак не мог извлечь из себя нужные слова. – О… - тут капитан Крюк робко опустила взгляд и указала пальцем на свой платок, – Ты… тебе противно, да? И… ты поэтому не узнал меня… ах, прости, прости… Уилл все эти годы безмолвно умолял меня излечить лицо… но мне было всё равно, без тебя ничего не имело значения. Прости! Теперь я умерла и останусь такой насовсем… Скромно наклонив голову, Венди размотала платок, он упал на плечи, открывая безобразные язвы и рыхлую, словно ошпаренную кожу её лица. Нет, Джеймс не разглядел это сразу, звук голоса милой Венди, серебро её смешинки там, на палубе, едва не лишили его рассудка, он не сопоставил тот факт, что не признал свою возлюбленную, решив, будто видит женскую версию самого себя, с очевидным следствием, что у Венди изменилось лицо, а теперь просто таращился на неё, не в силах унять дрожь. – Может, ты сумеешь привыкнуть..? - вдохновлённая мыслью, что умерла, капитан Крюк ни капли не расстроилась и даже осторожно улыбнулась Джеймсу, – Это вряд ли, конечно, ты всегда любил всё изящное… о, мой ангел, даже если ты больше не сможешь любить меня такой, я всё равно самая счастливая! Мучения мои окончены! Теперь я буду рядышком с вами, буду прятаться, чтобы не пугать тебя и нашу крошку, буду наблюдать за вами издалека! О! О чём ещё можно мечтать?.. Это и есть мой рай!.. Потом она повозилась в полах сюртука, достала старый потёртый крюк. – Смотри, - был её глубокий любовный вздох, – смотри, я его сохранила… не расставалась с ним ни на секунду… у тебя теперь новый, блестящий, но этот… ты позволишь мне забрать его с собой? Это тот самый крюк, наш крюк, помнишь, как я вспорола им свою дурацкую шнуровку? Ха-ха-ха-ха! Чувствуя, что не выдержит этого звонкого смеха больше ни секунды, Джеймс взялся за голову и шёпотом попросил Венди прекратить. – Что..? Почему, ангел мой? – Я… я… миледи, я… я – не он, - выдавил, наконец, из себя Джеймс и ощутил, как к горлу подступает тошнота, – Я не он. Вы… неправильно поняли… я… не успел объяснить… и… тысячу лет не слышал… её смеха… Вашего смеха… я… я… Ваш Джеймс погиб, судя по всему… я соболезную… я тоже её потерял… и тысячу лет лечу сквозь миры и параллельные жизни, чтобы предупредить самого себя… сберечь Вас… я… простите, миледи, я не успел объясниться… – Мой ангел, - строго взглянула на него Венди совершенно так же, как тогда, когда он был ещё жив и всё пытался сопротивляться преступной страсти, – Ты несёшь какую-то чушь. Что же, вся эта благородная ерунда о том, что нам нельзя быть вместе, даже на небе не испарилась из твоей буйной головы? Ха-ха! Ох, ты такой глупый, мой ангел! И я так сильно тебя люблю. Прекрати. Давай руку и забери меня уже с этого проклятого острова. Улыбаясь во весь рот, капитан Крюк вытянула кисть навстречу Джеймсу, сжала в кулачок пару раз, и он знал, это означало, что требуется немедленно вложить крюк в её ладонь. Слёзы опять покатились по колючим мужским щекам. Он не ответил на этот жест. Венди с недоверием убрала руку, в глазах её мелькнул испуг. – Я не он, - повторил Джеймс, – Я не на небе. Вы не умерли, миледи. Я из другой реальности. Венди поморгала. Посмотрела непонимающе. – Я был пленником острова. Таким же, как любой другой Крюк, это, видимо, часть нашей общей судьбы, как и то, что крюк во всех мирах прилипал к моему имени прозвищем, а к руке – протезом. Я рождался в разных семьях, в некоторых чаще, я других – реже. Рождался в разные годы, разные эпохи, столетия. Вы же, миледи, всегда бывали в девичестве Дарлинг… и… мы всегда и везде встречались с Вами в тех или иных обстоятельствах. Это я выяснил в своих путешествиях… Вы назвались капитаном Крюк… Вы, следовательно, за мной… то есть, за ним, за Вашим Джеймсом… были… замужем… Боже… Моя Венди тоже называлась миссис Джеймс… Господи Боже. Я… я её потерял. При обстоятельствах, о которых говорить с Вами, миледи, не сумею. Когда мы с ней только встретились, я узнал кое-что. Что-то про параллельные жизни. Вы об этом не слышали, наверное… Я… я… натворил ужасных вещей. Когда остался один. Не хотел жить. И сгинул бы, если бы на Весёлый Роджер не попал один недотёпа… его давно уж нет в живых, но он рассказал мне, что его стёрли, и захватил с собой… – Я ничего не понимаю, - отрезала капитан Крюк и встала, – Хватит, Джеймс, прошу тебя… Джеймс остался сидеть на полу. – Простите, миледи… да, да, я… пытаюсь… если коротко, то я из другой вселенной, коих множество, а путешествовать мне помогает вот эта штука. Покопавшись во внутреннем кармане плаща, Джеймс достал какой-то странный предмет прямоугольной формы, отливающий оранжеватым свечением. – Называется таймпад, - он показал его капитану Крюк на ладони, – Я путешествую с ним по мирам, стараясь предотвратить беды, которые грозят… другим нам… и… ни разу не видел, чтобы одной оставались Вы, а не я… я… э… в общем, мне бы убраться надо… не стреляйте нам в спину, миледи, пожалуйста. Мы тотчас же улетим и не будем Вас больше тревожить. Извините. Возможно, Джеймс и уплёлся бы из каюты капитана Крюк, когда смог встать, возможно, капитан списала бы всё на галлюцинации и нетрезвое состояние, но Уилл, задыхающийся, всё сидел на своём заду, показывая пальцем Джеймсу за спину, а тот человек, на которого он глядел, которого увидел ещё на квартердеке, вечный прилипала любого капитана Крюка, сделал неосторожный шаг, половица скрипнула, и Венди, наконец, тоже заметила его. Это был мистер Сми. Другой мистер Сми. Тучный, румяный, такой, каким она его встретила в свои двенадцать, в шерстяной шапке и грязной тельняшке, в красных шароварах, с бегающими водянистыми глазами и глуповатым выражением лица, с рыхлым круглым носом. Крюк оглянулась. Её Уильям Сми, худосочный и со впалыми глазницами, кряхтел, развалившись на полу. Сми-толстяк скромно шагнул ещё на полшажочка вперёд, неуклюже поклонился и крякнул, обращаясь к Венди: – Здравствуйте, э… капитан Крюк… мэм… В глазах у неё резко потемнело. Джеймс успел вовремя её поймать. * Капитан Крюк очнулась рано утром на следующий день, помнила все вчерашние события ясно, но сомневалась, что не сочинила их спьяну. Параллельные жизни… она, может, и удивилась бы, решила бы, что с катушек съехала, но она так давно уже влачила своё несчастное и жалкое существование на острове, полном чудес, магических созданий, сказочных сюжетов и волшебства, что если бы к ней в каюту постучал сейчас сам Иисус, она безразлично прогнала б его прочь, ссылаясь на головную боль. Другой корабль. Другой Сми. Другой Джеймс. Она закрыла изуродованное лицо подушкой, обращая внимание, что лежит не у себя в спальне, а на софе, и подушка у неё в руке – диванная. Кто-то сопел на полу в уголке рядом. – Уилл, - хрипло со сна буркнула она, и услышала в ответ типичное копошение. – Капитан? – Налей мне выпить. – Капитан… – Воды, Уилл, воды! Налей мне выпить воды. Ленивое копошение превратилось в суетливое, где-то звякнули кубок и кувшин, послышался булькающий звук. Капитан Крюк протянула руку, не вставая, подождала, чтобы старый боцман сунул ей воду, убрала подушку и опрокинула целый кубок себе в лицо. – Дьявол! - ругнулась она, отбрасывая кубок подальше в сторону входа. Уилл помчался за ним, не дожидаясь приказа. – Стой, Уилл. Брось. Иди сюда. Он всё равно поднял кубок, быстренько протёр его. Подошёл. Венди приоткрыла на него один глаз. Выглядел Уилл, как обычно, было даже похоже, что он, старый прохвост, выспался. – Ты их видел? – Видел, мэм, - кивнул боцман, сразу догадавшись, что именно спрашивает капитан. – Значит, они мне не примерещились. – Не примерещились, мэм. – И я не умерла. – Не умерли. – Дьявол. Она глубоко вздохнула. – Дай мне пистоль, Уилл. Я застрелюсь. – Нет, мэм. – Отказываешься исполнить волю своего капитана? – Я уже говорил Вам, капитан… - трусливо затараторил Сми, – говорил неоднократно… я ни за что не исполню ни одного приказа, угрожающего Вашей жизни… я буду защищать Вас до последнего вздоха… готов понести смертную казнь за неисполнение… – Ха-ха! Хитрец. Смертную казнь, как же. Не дождёшься. Капитан уныло замычала, выражая ленивое негодование, встала. Поправила сюртук. – Я в обморок упала вчера? – Да… капитан… – И ты, что же, не соизволил оттащить меня в спальню? – Он… Вас поймал… он… не посмел… и… ушёл сразу же, был огорчён, сконфужен… еле-еле два слова связывал… – Дьявол. Страдальчески застонав, капитан попросила ещё воды, Уилл налил ей, она выпила половину, вторую опять плеснула себе в лицо. – Почему-ты такой спокойный? - она изогнула бровь, глянула на боцмана пытливо, – Тебя, что же, ничего не смущает? Никто не смущает? Уилл пожевал губы, почесал плешивый затылок. Умишком он обладал скудным, но сердце у боцмана было огромное и доброе, так что он простодушно спросил: – Разрешите говорить? Крюк молча изобразила жесть, означающий дозволение. – Я вчера выпил с ним. То есть, не с ним – с ним, с ним я бы никак не смог… слабое сердце… да и он ушёл наверх к себе… я выпил с ним – со мной… с Вилли… я хороший малый, оказывается… и жирный такой! Вы никогда мне не говорили… я сейчас совсем скелет, но жирный – это просто страх… мы разговорились… он рассказал про другие жизни… мне теперь кажется, что я тоже что-то такое помню. Я никогда не говорил Вам, как попал на остров? Размяв затёкшую шею и стянув с себя потрёпанный перешитый сюртук капитана Крюка, Венди отрицательно помотала головой и принялась распускать длинную косу. Уилл почти никогда не видел, как капитан распускает волосы, но если становился случайным свидетелем, то всегда наблюдал завороженно. Прекрасные волны русых волос – то немногое, что осталось ещё у капитана Крюк от маленькой лучезарной Венди. – Говори, Уилл. Хватит лупоглазить. – Ай… простите, мэм, извиняюсь… да… раньше я помнил свой первый день здесь… день, в который я встретил Джеза… он был ранен, я помог… ну… Вы знаете… – Встретил Джеза, - повторила за ним Венди любовно, как загипнотизированная. Уилл тяжело сглотнул. – Ага… я… никогда не спрашивал себя… что было до этого… думал, моя жизни и началась в тот день… – Но ты же старик, Уилл! Ты же был когда-то молодым? Маленьким? Разве тебе не приходило это в голову? – В эту голову? - искренне гоготнул боцман и постучал по своей лысине, приоткрыв рот, чтобы звук получился пустой и звонкий, – Что Вы! Я же глупенький! Крюк тепло ему улыбнулась: Уилл говорил с такой интонацией, что было более, чем ясно, он не шутит, а вполне отдаёт себе отчёт в этом унизительном заявлении. – Ты, может, и глупенький, Уильям, но без тебя я… я… я не знаю. Утопилась бы. Я ненавижу тебя за то, что ты меня бережёшь и продлеваешь мои мучения. Но и высоко это ценю тоже. Он бы ценил. И я ценю. Ты добр ко мне. Ты один. Остальные шарахаются от меня, как от огня, даже мой собственный экипаж меня боится. А ты… ты один ко мне добр. – Это потому, что Вы мне, как любимая внучка! - выпалил Уилл, глаза его увлажнились, он тут же испугался, что не по рангу ему было восклицать подобное, но эмоции было уже никак не сдержать, и он продолжил, – У меня была внучка, мэм! Там, в мире! Давно! Настоящая принцесса! Я её помню десятилетней, такой же почти, как Вас! Ай, простите! Да! Я её забыл… а теперь вспомнил! Лиззи! Её звали Лиззи! У меня был сын, и жена была, я развёлся с ней, правда, кому нужен муж и папаша-алкаш? Но мой Вилли-младший всегда бывал снисходителен ко мне, звал меня в гости, познакомил с дочерью, я привозил ей всяческие гостинчики из плаваний, пока меня не стёрли! Вас я всё это время любил, как её! Ай, простите..! Просто не знал об этом..! Венди нахмурилась, потёрла виски. – Уилл. Мне жаль, что ты потерял семью. Это страшное горе… но… теперь и ты городишь какую-то ахинею. Что значит, стёрли? Что ещё за чертовщина?.. – Чертовщина, капитан, полная чертовщина. Уилл активно закивал головой. – Вроде как я нарушил там что-то. Какой-то сценарий. Создал неправильную временную линию. И меня стёрли из моей реальности, отправили сюда. То есть… э… них, у тех, кто за этим следит, вроде как есть специальное место, куда таких, как я отправляют… не Нетландия… с Нетландией как-то замешан Пэн… это я недопонял… короче говоря, мы все совершили преступление против времени. И были наказаны. – …и поэтому гниём здесь, не имея возможности состариться и испустить дух? Что ж, это похоже на правду. – Кроме Вас, капитан! - быстро добавил Уилл, – Кроме Вас! Вы никакая не преступница! Вы прилетели с феей! И… ну… выбрали остаться. Привязались… сердцем… и тоже застряли… я так понял… Потирая переносицу, капитан Крюк подумала, что ситуация никак не прояснилась, хотя звучало всё даже из уст недалёкого Уилла вполне ладно. Ещё недолго посидев на софе в тишине, капитан в третий раз попросила воды, выпила кубок целиком и уволила боцмана, попросив её не беспокоить. Уилл откланялся, выскочил за дверь, но уже через минуту раздался тихий стук. – Что именно непонятного в просьбе не беспокоить ме.. - недовольно зарычала капитан, но осеклась, когда увидела, кто заглянул в щёлочку. – Прошу простить меня, миледи… Ваш Сми… Вы называете его по имени, да… Уилл… имел неосторожность сказать, что Вы будете не против принять меня… наверное, он Вас некорректно услышал, не вините его, пожалуйста. Я лишь хотел справиться, как Ваше самочувствие. Приношу извинения. Всего Вам доброго. Слёзы при звуке этого голоса сами подкатили к глазам, но капитан Крюк геройски сдержала их. Подняла с пола сюртук, влезла в рукава. Джеймс не торопился скрыться, то ли надеялся, что его примут, то ли ждал ответного прощания… – Не уходите, Джеймс, - холодно ответила ему капитан Крюк, – Зайдите. Стараясь не смотреть ему в лицо, капитан подвинула для него стул, поставила пару кубков, плеснула хереса себе – до краёв, а незваному гостю с крюком вместо руки – половинку. – Я не хочу на Вас смотреть и мне тяжело Вас слушать, - предупредила она, держась очень отстранённо, – И я вчера называла Вас… по-всякому. Была не в себе. Но у меня есть вопросы. Я желаю их задать. – Я… понимаю, миледи… звук Вашего голоса… рвёт моё сердце на части… но я… я… я хочу Вас слушать. Смотреть на Вас… мне больно… но смотреть я хочу тоже. Однако, я вполне в силах отвернуться, если Вам так будет комфортнее. – Как хотите, - сказала Венди как можно более безразлично и села. Джеймс тоже сел. Капитан Крюк устроилась к нему боком, посчитала, что спиной – неэтично, Джеймс, она чувствовала, из кожи вон лез, чтобы соблюдать этикет, хотя ему, по всей видимости, было так же невыносимо больно, как и ей, и он стал тайком рассматривать её плотно затянутый в сюртук другого капитана Крюка силуэт. Она была точно такой же. Каждая крошечная деталь, вроде поворота и наклона головы, изгиба шеи, аристократичного мизинчика той руки, в которой леди-капитан держала кубок, оттенка волос, глаз цвета лезвия славной шпаги, всё выдавало в ней маленькую мисс Венди Дарлинг, красавицу-девочку с тяжёлой судьбой. Но были и другие детали, на которые Джеймс теперь сумел обратить внимание: губы сжаты, брови вздёрнуты, уши проколоты, в них красуются потёртые золотые дублоны, до боли похожие на его собственные, нога закинута на ногу в дерзком и самоуверенном стиле, на столе пепельница – значит, леди курит… так, очевидно, говорил в Венди капитан Крюк. – Не более десяти минут назад бедолага Уилл наплёл мне той же самой ерунды, что и Вы вчера. Я вам обоим верю. Тем не менее, мне бы хотелось услышать Вашу версию ещё раз. Она будет более связна, я надеюсь. Постарайтесь, пожалуйста, просветить меня коротко и без… без… Она умолкла, но Джеймс прекрасно её понял. – Да, миледи, - кивнул он и стал на всякий случай рассматривать не ошпаренный профиль капитана Крюк, а свои манжеты, чтобы не поддаться эмоциям, – я… постараюсь. Странная прямоугольная вещица с оранжевым свечением снова оказалась в его ладони, Джеймс положил её на стол, подвинул к Венди, предполагая, что она захочет её рассмотреть, но капитан не повернулась. – Таймпад, - отчитался Джеймс, – он позволяет открывать в пространстве двери в другие миры. Существует линия времени, которая, скажем так, считается «правильной». Любое отклонение от сценария порождает новую реальность. Тех, кто нарушает сценарий своей реальности – отлавливают и наказывают. Некоторых «стирают». Стереть – значит отправить в небытие. Нетландия – это в некотором роде и есть Небытие, остров, которого нет. Он был придуман для детей-непосед. Пэн здесь главный. Ему несколько тысяч лет, и он всё забыл. Прежде чем он попал сюда, он сломал одну из этих штук, которыми стирают преступников, и некоторые взрослые по его милости тоже попадают сюда, чтобы Пэну было не скучно. Вот так, пожалуй. Крюк подумала некоторое время. – Почему я не вижу здесь сотню Уильямов из всех остальных миров? – Каждая реальность имеет свою Нетландию. – И Пэн везде свой? – Везде свой, миледи. – Значит… этому Пэну, что здесь, может быть и не несколько тысяч лет? – Хм… - Джеймс почесал крюком затылок, а Венди тем временем взяла со стола таймпад, покрутила в руках, – Ну… может и так, полагаю. Миры отличаются между собой. – Сильно? – Не все. Какие-то сильно. Какие-то похожи, как две капли воды. – Вы… общались с другими… другими… Вами..? – Да. Я… в основном я консервативен и упрям. Мне приходилось изрядно попотеть, чтобы вытащить тех Крюков, каких я видел, из одержимости местью и обратить их внимание… на другое. Венди почувствовала, что Джеймс немного увиливает от ответа, но дальше расспрашивать не стала, решила, что для неё это неважно. – Кто пишет сценарий? Как узнать, какое действие правильное? Если я уже на проклятом острове, кто-то следит за мной или нет? Джеймс снова почесал крюком затылок. Ни один из Джеймсов этих вопросов ему не задавал. – Я не знаю, миледи, - честно ответил он, – Но мне известно, что в Нетландии можно творить что угодно. За островом должен присматривать Пэн. А он… ну, Вы знаете. Венди отложила таймпад. Пожала плечами. Заметила, как Джеймс смотрит на её лицо, и он не успел отвести взгляд. – Извините, миледи… - пробормотал он, – Я… я… я хотел бы, но не посмею спрашивать, что с Вами случилось… не стану совать нос не в своё дело… Если вопросов у Вас больше нет, мне лучше уйти. Мы улетим завтра на рассвете. Раньше не можем, местный адрес в каждой жизни одинаков: вторая звезда направо и прямо до утра… вход в Нетландию открыт только утром. Вы позволите… Джеймс приподнялся, чтобы покинуть каюту капитана Крюк, но Венди глянула на него мельком, и он остался стоять. – Миледи?.. – Скажите, Джеймс… давно Вы путешествуете? И… зачем..? Есть в этом какой-то смысл..? Удалось Вам… что-то… предотвратить..? Чтобы звучать спокойнее, капитан достала из кармана старый крюк, стала приглаживать его, пытаясь найти какую-то опору, но голос у неё всё равно немного дрожал. – Я… не знаю, - Джеймс постарался ответить как можно мягче, – время во всех мирах течёт по-разному… где-то я опоздал, где-то прибывал сильно заранее… Смысл… смысл в том, что я… я… я пытаюсь таким образом… замолить свои грехи, наверное… Я неверующий, молиться мне бессмысленно, но делать… действия… я умею… и у меня есть всё время в мире… – Что Вы сделали? - вопрос сорвался с губ прежде, чем капитан успела бы заткнуть своё вдруг пробудившееся любопытство куда подальше, – Простите. Можете не отвечать. – Я убил всех. Не ожидая услышать ничего подобного, капитан Крюк повернулась на Джеймса в замешательстве. Он не выдержал её взгляда. – Я убил всех, - тихо и хладнокровно повторил он, – Всех, миледи. Я убил Пэна. Убил всех мальчиков. И весь свой экипаж. Все они были виноваты… так я рассудил… гнев поглотил меня… я… я был в отчаянии. Не ведал, что творил. Когда красная пелена ярости спала… я… ужаснулся… С тяжёлым вздохом Джеймс стёр проступившую испарину со лба. – И я трус, - виновато скривился он, – Не сумел пустить себе пулю в лоб. Вспомнил про таймпад… Хотел бежать из Нетландии, думал попасть в шторм, в ураган, в конец света… но попал в Нетландию. Другую. И встретил там Сми. Того, которого Вы видели. И спас его от себя. Так началось моё путешествие. Джеймс замолчал. Допил херес, Венди налила ему ещё. Себе не стала. Минут десять прошло в тишине. – Я соболезную, - прошептала она, и Джеймс заметил, что голос у неё стал совсем слабым, – Если бы у меня была возможность спасти Старки… Куксона… Майлза… Щепку… Билли… Лапшу… Полли… Рыжего… Чекко… Дохляка… Хоуви… Луи… Вряд ли бы Джеймс задал этот вопрос, если бы понял, что именно имеет ввиду Венди, но он – не понял, хотя, фактически, она уже заявила об этом вчера. Он спросил: – Что с ними случилось? Венди издевательски хмыкнула. – С ними случилась капитан Крюк. С ними, и ещё с несколькими десятками несчастливцев. Ни один из них не сопротивлялся. Нынче под моим началом осталось человек двадцать. И каждый из них, я знаю, тайно мечтает, чтобы с ними тоже случилась капитан Крюк. Джеймс чуть было не зажал рот рукой, сдержался в последний момент, чтобы не охнуть, не броситься утешать леди-капитана, которая в утешении, как будто, и не нуждалась, и не схватиться за голову по пути, сочувственно вздыхая. Пользуясь тем, что испытывала сейчас к себе максимальное презрение, затмевающее все остальные эмоции, Крюк обняла себя за живот и задала единственный по-настоящему интересующий её вопрос: – Джеймс… Вы вчера сказали… я слышала… я… не ослышалась… Вы сказали… про неё… Вы… Вы видели её хоть разок? Где-то… в каком-то мире… она… живёт..? Какая она? Одного лишь хвата за старый крюк с рукоятью было недостаточно, так что капитан положила его рядом с таймпадом и тяжело облокотилась руками на стол. Чувствовавший себя так, будто его застали врасплох, Джеймс взялся-таки за голову. Ему потребовалась минута, чтобы сказать более или менее спокойно: – Её зовут Кристин. У неё мои волосы. И глаза мои. В остальном она – копия Венди… красавица… я видел её один раз… ничего не знаю больше… Пожалуйста, не спрашивайте меня… Солнце над Весёлым Роджером давно уже стояло в зените, но ни толстый Сми, ни костлявый Уилл не решались тревожить своих капитанов, предлагать обед и, вообще, подходить близко к каюте. Венди разглядывала новенький блестящий крюк Джеймса и руку, которой он его прикрывал. Приметила одно из колец, то, что было надето на безымянный палец. – У Вас крюк, - сказала Венди, и Джеймс поднял на неё глаза, – У меня кисть, но я тоже ношу на левой руке. Нет сил переодеть. Капитан положила на стол левую руку, демонстрируя кольцо, Джеймс как-то по инерции устроил свою ладонь рядом на расстоянии. Оба перстня, мужской и женский, были идентичны, с одним единственным отличием. Поглядев на них некоторое время, и Венди и Джеймс одинаково грустно хмыкнули. Вопросительно взглянули друг на друга. Пояснили одновременно: – Я хотела красный камень. Джеймс настоял на голубом, сказал, что желает носить кольцо с камнем, символизирующим нашу первую встречу, я была тогда в голубой ночнушке… - вздохнула Венди. – Я хотел голубой камень. Венди настояла на красном, сказала, что желает носить кольцо с камнем моего цвета, и щепетильно подбирала оттенок под цвет камзола… - вздохнул Джеймс. Обе этих фразы начинались так же, как и проходил весь разговор, с размеренной интонацией безысходности, но слились в беззвучном шёпоте под конец. Джеймс и Венди умолкли, смотрели друг другу в глаза ещё несколько секунд, а потом вдвоём беззвучно заплакали. – Я знаю, что я – не он, - тихо, но уверенно произнёс Джеймс, когда немного пришёл в себя, – Но я, это я, а Вы, капитан, леди, и Вы… опечалены. Я предложу Вам платок. Судя по тому, во что Вы облачены, у Вас имеется и свой, но это просто вежливо с моей стороны. Возьмите, пожалуйста. Он достал платок, протянул. – Или не берите, если не… - Джеймс хотел было дополнить, что примет отказ, если леди-капитан посчитает его жест неуместным, но вдруг заметил что-то, что не разглядел сразу. У капитана Крюк дымились щёки. Едва ли заметно, и шипели почти неуловимо, но Джеймс, внимательный к деталям, увидел, расслышал и – похолодел. Не успев отдать себе отчёта в действиях бросился к Венди с болезненным «о, нет…», намереваясь стереть с её ошпаренных щёк ядовитые слёзы, но капитан сию же секунду отскочила от него, как от чумного, в один прыжок преодолев расстояние в половину каюты, Джеймс упал на колени, выронил платок, зажал рот рукой и замер. Только качнул головой из стороны в сторону. – Нет… - захлебнулся он в собственную ладонь, – Нет… Венди… как же так… как так… зачем же… так нельзя… У Венди задрожали губы, щёки зашипели сильнее, брови взлетели на секунду, а потом резко нахмурились. Некогда прекрасное женское лицо, изъеденное ядом, исказила свирепая гримаса, глаза зажглись белым блеском глубокой, ледяной ненависти. Двигаясь быстрее, чем могла бы вспыхнуть молния под куполом проклятого нетландского неба, леди-капитан невесть откуда выхватила пистоль и направила его прямо Джеймсу в лоб. – Убирайся, - с леденящим душу змеиным свистом выплюнула она, – Пошёл вон с моего корабля. И Джеймс ушёл вон. Кисть у него дрожала, брови тоже, нитки губ сжались до мертвенной бледности, но он ничего не сказал, никак не воспротивился, молча встал, с трудом собирая подкашивающиеся ноги и, подняв руки в знак беспрекословного подчинения и коротко кивнув, покинул личные покои капитана Крюк. Платок остался валяться на полу. Уилл стучал, звал капитана, предлагал обед, молил перестать курить, на коленях просил прекратить бушевать, но Венди, точно глухая, никак не реагировала и не выходила из каюты до ночи. Побила все бутылки, какие попались под руки, вспорола крюком все подушки, разорвала шторы, орала, как полоумная, билась в рыданиях и неистовствовала. Запрещать ей… какое право он имел… этот… самозванец… незваный гость с его лицом… его голосом… его именем… его крюком… ДЗЫНЬ!!! Это кувшин, тот, из которого Уилл утром наливал капитану Крюк воду, вылетел в кормовое окно. Осколки разлетелись по полу, попали под ноги, капитан каблуками раздавила каждый со злости, несколько острых колотых стёкол выбила из оконной рамы руками. Вся изранилась, но даже не обратила внимания. Только поздно-поздно ночью, раздавленная, предприняв, должно быть, тысячную попытку утопиться в собственной ванне и не преуспев, вышла на палубу с мыслью, что, может быть, ей удастся подговорить хоть одну русалку подплыть поближе и утянуть её на дно. Вообще-то, Крюк уже испытывала и этот способ много раз, и, хоть все впечатлительные и пугливые жители морских глубин, так же, как и феи, не приближались к пиратскому бригу и на милю, капитан всё равно надеялась. Однако, стоило ей, разочарованной, слезть с бушприта и развернуться с намерением запереться в личных покоях и выпить всё, что уцелело, как грустные мысли на мгновение исчезли из головы. Над квартердеком Весёлого Роджера парил высоко в небе… Весёлый Роджер. Крюк так и замерла на месте. Крепко привязанный швартовами к вороньему гнезду и фок-мачте её собственного корабля Весёлый Роджер самозванца буквально висел в воздухе, покачиваясь на ветру совсем так же, как уставший бриг капитана Крюк – на волнах. Судно было наполировано до блеска, под узким килем ни одного моллюска, ни одной трещинки, якорный клюз с одной стороны подбит пушечным ядром, но уже умело заштопан плотниками, рея для крепления носового паруса сломана и беспечно оставлена висеть, как есть. Белёсая нетландская луна мутно подсвечивала парящий корабль, окаймляя его острый, похожий на скелет, силуэт, размытым свечением, и создавалось впечатление, что над Весёлым Роджером капитана Крюк летит, оторвавшаяся от водной глади, его призрачная тень. От воронего гнезда на борт вела толстая верёвочная лестница. Сми, как обычно, спал в дозоре. Каждый раз искренне старался зорко нести вахту, как положено, и каждый раз не мог с собой совладать. Влезь на корабль даже кто-то такой огромный, как, например, Верзила, Сми ни за что не услышал бы его, так крепко он спал, пуская слюни, но сегодня он вдруг проснулся посреди ночи оттого, что почувствовал: кто-то пристально на него смотрит. Он перепугался, дёрнулся, случайно стукнулся седым затылком об мачту, глухо айкнул, сразу же извинился, видимо, по привычке, а потом только протёр заспанные глаза, понял, кто перед ним стоит, и перестал дышать. На всякий случай поднял руки. – Льам Дюнавир, - беззвучно и благоговейно пикнул он, тут же опомнился, айкнул снова, горько нахмурился и сказал громче, торопливо вставая, – Э… леди… капитан Крюк… э… добрый вечер. Он, кряхтя, поклонился. Крюк смотрела на него молча. – Разрешите говорить… - промямлил он, и Венди пришлось проморгаться, чтобы сбросить с себя ощущение, будто она попала в зазеркалье. – Говорите, мистер Сми, - сказала она, – Вам я не капитан, Вы не обязаны спрашивать моего разрешения. – Нет, нет… обязан… Вы леди… и капитан Крюк… а я… я человек маленький… глупенький… Венди ещё поморгала. – Вы… к нему пришли… - едва ли разборчиво пробормотал Сми и посмотрел на Венди умоляющим взглядом, – Не ходите. Не ходите. Капитан не вынесет больше разговоров. Он плакал весь день. Не ходите, не тревожьте его сердца. С Вами… что-то страшное случилось… - он дрожащим пальцем указал на её лицо, – но Вы всё равно такая же. Вы – она. Не ходите к нему, пожалуйста. Дайте нам мирно уйти с рассветом. Сми, бедняжка, весь аж в комочек сжался, ожидая, что его пнут за своеволие, но капитан Крюк стояла неподвижно. – Вы назвали меня душой корабля, - проговорила она туманно. – Назвал. Извиняюсь. – Что значит «душа корабля»..? – Чин, - ответил Сми так, будто это было самим собой разумеющимся. – Чин? - переспросила капитан, а потом, Сми показалось, уголки её рта дёрнулись в сдержанной мимолётной улыбке, – Чин… да… это… в его стиле… придумать… такой чин… Заскрипели канаты – это судно понесло ветром по воздуху в другую сторону, Сми комично пошатнулся, но капитан Крюк крепко стояла на ногах. – Пустите меня, мистер Сми, - она вздохнула, – Я пришла извиниться. Придерживаясь за мачту, тучный боцман ещё раз поклонился Венди, залопотал что-то о том, что он – никто, чтобы не пускать, и волен лишь просить… – Не обижайте его, пожалуйста, - быстро добавил в итоге он, густо покраснел, сморщился горестно и отошёл от капитана Крюк к фальшборту. Капитан вошла беззвучно. Хотела постучать, но дверь оказалась приоткрыта, она заглянула, никого не увидела, шагнула внутрь. Джеймс был в спальне. Он дремал, скрючившись в какой-то до жути неудобной позиции, скорее всего, просто сидел на кровати, огорчённый, а потом не заметил, как провалился в сон, и сполз по стенке головой к изножью своего царского ложа. Одетый в молочного цвета пиратскую блузу, с дикими кудрями, растрёпанными и свалявшимися, с опухшими веками и плотно сжатыми губами, Джеймс был копия Джеймс, тот, который уснул у Венди в ногах, тот, который женился на ней, пока спал, тот, который с сомнением и надеждой в незабудках глаз спрашивал шёпотом, разрешит ли ему милая Венди ночевать в его собственной постели… Щёки тихонечко зашипели. Джеймс что-то простонал во сне. На спинке кровати висел его красный камзол, одна кудрявая прядь намоталась на золотую пуговицу. Венди всхлипнула. Села на краешек кровати и Джеймс вздрогнул, встрепенулся. – Не шевелись, - шепнула ему капитан, и он замер, забыл даже впускать воздух в лёгкие, – Ты зацепился. Осторожными пальчиками она взяла витую чёрную прядь, щёки зашипели сильнее, задымились, но Венди не бросила его волосы, не отдёрнула рук, не сбежала. Бережно распутала вредный узел, перевесила камзол пуговицами вниз. – Ты не он, - капитан тронула теперь лицо Джеймса, принялась стирать с острых скул его слёзы и приглаживать красные воспалённые веки, – Но и я не она, да? Я так скучаю за тобой, Джеймс, так скучаю. Посмотри, что со мной стало без тебя. Посмотри, во что я без тебя превратилась. Зачем ты прилетел? Зачем улетаешь? Как мне жить дальше? Я много лет задаюсь этим вопросом и как-то живу… у меня нет цели, как у тебя, нет воли, нет никаких желаний. Меня нет. И тебя нет. И ты… ты… ты есть… вот он ты… – Венди… не плачьте… молю… – Ты мне запрещаешь? Венди приподнялась на руках, заглянула в глаза-незабудки, и с уст её сорвалась неуверенная, но отчётливая, даже немного лукавая, хитрая смешинка. У Джеймса затряслись губы, он весь задрожал, постарался сдержать рыдание, но оно всё равно вырвалась. – Запрещаю, - вымолвил он и, никак не сумев проконтролировать ситуацию, прижал хрупкую леди к своей груди. Венди свернулась у него в объятии котёнком, прильнула ухом к плечу, растворяясь в странном ощущении, будто видит хмельной сон и теряется в нём, как в омуте, вдохнула запах Джеймса – запах её Джеймса – и засмеялась. Одна ядовитая слеза капнула с подбородка и прожгла в пиратской блузе крохотную дырочку. Реальность размылась, превратилась в цветные краски, перепутанные и смазанные в чужой палитре, в болезненный пульс у висков, в запах английского одеколона, неосторожно пролитого на новый персидский ковёр непременно кровавого цвета. – Ты больше меня не бросишь? Не испаришься с утренними лучами, как всегда? Или, может, ты возьмёшь меня с собой? Смотри, мы уже на небе. – Венди… всё, что хотите… хотите, я останусь… хотите, летим со мной… не плачьте… Венди… На блузе появилась ещё пара дырочек. – Ах, мой ангел, гляди, я тебя поранила, - хихикнула капитан и влезла в одну дырочку пальцем, – Ты меня простишь? Сглотнув ком в горле, Джеймс осторожно приподнялся и, не обращая на свою блузу никакого внимания, тревожно заглянул капитану Крюк в испорченное ядом лицо. Она ласково и томно ему улыбалась. – Венди..? – Ах! Ты так красив, ангел мой! Так красив..! Ты ещё лучше, чем я помню. Поцелуй меня? В губы? – Венди… - Джеймс нахмурился, хотел протереть дымящиеся щёчки уголком одеяла, но капитан, мило склонив голову, достала свой собственный платок и протянула ему. Указала на свои губы. – Вот здесь промокни, - она постучала пальчиком по уголку улыбки, – чтобы ты не обжёгся… – Венди, - скрепя сердце глядя на её губы и отерев дымящиеся слёзы, Джеймс немного встряхнул капитана Крюк, – Венди. Вы понимаете, где Вы? Понимаете, кто я? Невыносимые смешинки снова спрыгнули одна за одной с её уст: – Конечно, милый! Мы на небе. Ты мой небесный ангел. – Венди. Венди, - Джеймс сжал одно её плечико, ещё разок тряхнул, – Это… нет. Я… нет, нет. Вы… Вы хорошо себя чувствуете? Хотите воды? Я… давайте я принесу воды. Побудьте здесь. Сдержав порыв укутать капитана Крюк в одеяло, стиснуть в объятиях и гладить её изумительно длинные волосы, пока сам не сойдёт с ума, уверовав в иллюзию, или не умрёт от горя, Джеймс аккуратно выбрался с постели, сходил за водой, вернулся с большим стаканом. Венди ждала его, как послушная девочка, подогнула ножки, ручки сложила в замочек, улыбалась и хлопала ресничками. – Вот… - он протянул ей стакан. – Спасибо! Крюк выпила, отдала стакан, постучала ладошкой по одеялу, приглашая Джеймса сесть рядом, но Джеймс выбрал пристроиться на самом уголке кровати. – Ты боишься меня? - мило прозвенела она. – Нет, Венди, - Джеймс глубоко вздохнул, – я Вас не боюсь. Я хочу Вас разглядывать, хочу потрогать Ваши волосы, хочу Вас обнимать, утешить Вас. Хочу излечить Ваше лицо, я знаю рецепт… Я боюсь, что сойду с ума. Боюсь, что запутаюсь, как Вы. Боюсь, что у меня сердце разорвётся. Нет, вернее, этого я не боюсь, это стало бы избавлением, но я боюсь, что это случится при Вас. – Я тоже знаю рецепт, ха-ха! Не хочу ничего лечить. Обними меня? – Венди… - Джеймс пожевал губы, – Я… да, я Вас обниму. Я не волен Вам отказать. Он подвинулся, думал положить руку капитану Крюк на плечи, но Венди вдруг взяла и улеглась ему на колени, подкладывая изувеченное запястье себе под ухо в качестве подушки, скрутилась в калачик. Джеймс минут пять сидел, застыв, будто в изваяние превратился, а потом не выдержал и пригладил-таки длинные волосы, расправил их, чтобы не помялись. Прошептал: – Извините, - но руку не убрал, закопался пальцами в русые волны и оставил так. Венди некоторое время приглаживала запястье, потом нащупала на нём длинный шрам. Приподнялась, чтобы рассмотреть. – Джеймс? - голос прозвучал как-то отстранённо, отсутствующе. – Да? - спросил он тревожно. – Это не ты, да? - капитан повертела его запястье в руках, указала на шрам, – У тебя шов был с другой стороны. Джеймс сглотнул. Ответил: – Не я. – Если это не ты, тогда кто ты? – Я… я Джеймс… я тоже Джеймс. – Капитан Крюк? – Капитан Крюк. – Если ты, это не ты, то кто тогда я? Я – это не я? Или я? – Вы, Венди, это Вы. – Я капитан Крюк? – Вы капитан Крюк. – Джеймс. Ты можешь звать меня на ты? – Не уверен… уже зову по имени, хотя не должен… – Кому не должен? – Венди. Вы… э-э. Как Вы себя чувствуете? – Мне очень плохо. Что сказать ещё, Джеймс не знал. Попробовал погладить Венди, осторожно, чуть касаясь. Когда понял, что не умирает от разрыва сердца, стал гладить ещё. – Можно я побуду с тобой? До утра? - она легла обратно, приластилась к тому месту, где должен был быть шов Джемса, щекой, – Как ты думаешь, я сейчас предаю тебя? Я поклялась сама себе, что никогда больше не притронусь ни к одному мужчине. Я любила и люблю тебя одного. Я предаю тебя, если обнимаю твою руку? – Не знаю… нет, наверное Вы его не предаёте… он бы точно хотел, чтобы Вам было… хорошо… я бы хотел… если Вам – так – получше, то, наверное, это ничего… – А тебе получше так? – Получше. Как будто я не совсем никчёмен. Как будто нужен. – Джеймс. – Да..? – Ты нужен. Ты всегда сомневался в своей ценности. И ты тоже сомневаешься, да? Ты нужен. Я точно знаю. Смотри, сколько хорошего ты сделал. Скажи, есть у тебя в экипаже Куксон? Щепка? Плешивый Луи? Мейсон? Маллинз? – Есть. – Ну вот. Ты всех спас. – Я не спас Венди. – Я Венди. Спаси меня. – Как Вас спасти, Венди? – Не знаю. Дай мне яду. Договорись с русалкой, чтоб утянула меня на дно. – Венди… Венди пролежала у Джеймса на коленях до утра. К рассвету уснула, несколько раз вздрагивала, просыпалась, шептала что-то вроде «о, это ты, мой ангел… не улетай, сейчас я обратно усну, и мы ещё побудем вместе…», оставляла на покалеченной руке нежный поцелуй и снова проваливалась в забытьё. Не смея лишний раз шелохнуться, Джеймс покорно сидел на одном месте, заснуть не смог, раскладывал вендины волосы то с одной стороны от себя, то с другой. Когда в спальню через окошко в потолке стали заглядывать дерзкие солнечные лучи, прикрывал ладонью глаза капитана Крюк, чтобы она ещё поспала, и не заметил, как она проснулась. – Вы не улетели, - сказала она, и Джеймс вздрогнул, когда его руку окатило горячее дыхание, – Здравствуйте, Джеймс. – О..! Э… Здравствуйте… миледи… – Говорите «Венди», пожалуйста. – Э… Венди… Венди. – Я пришла извиниться перед Вами, Джеймс. Простите меня, я повела себя негостеприимно, угрожала Вам пистолем. – Что..? А… да… э… не стоит… Вам лучше? Я… в растерянности. Не знаю, как себя вести. Предложить Вам… завтрак..? Или… проводить Вас на Ваше судно… Или не провожать, а сделать вид, что… – А как Вам бы хотелось? - перебила его капитан, продолжая лежать неподвижно, только кисть Джеймса вернула к своему лицу, чтобы защищала её от солнца. – Хотелось бы о Вас как-то позаботиться. Хотелось бы, чтобы Вы мне это разрешили. Я… это я. Я всегда буду мной. Вы снова зовёте меня на «Вы». Значит, Вы осознаёте, кто я. Если Вы… готовы смириться с этим… я буду рад позаботиться о Вас, как я. Вы меня понимаете? – Да, кажется. – Вы разрешите мне? – Джеймс. Как Вам хватает… сил… быть… таким? – Мне не хватает. Я притворяюсь. На самом деле мне очень больно. Больно, что Вы – это она, и что Вам выпала такая страшная доля. Больно, что Вы – это не она, я никогда её не верну. – Хотите тоже полежать у меня на коленях? Это помогает. В голове творится странное, и всё смешивается, мысли путаются, но сердце немного успокаивается. – Хочу. – Ложитесь. Обнимите меня, если хотите, можете подержать мою руку. Я могу погладить Ваши волосы. Это ужасно тяжело, но я постараюсь помнить о том, что Вы – это Вы, и думать о Вас, как о Вас. Венди села, выпрямила ноги, размяла шею. Приглашающе постучала ладошками по бёдрам, даже как-то тепло улыбнулась, но выражение её лица при этом осталось осознанным, понимающим. Джеймс тоже ответил ей улыбкой, грустной. Лёг. Полежал скромно, потом аккуратно запустил одну руку Венди под колени, как под подушку, и капитан не стала возражать, согнула их, чтобы пропустить Джеймса, убрала с его красивого лица пару хулиганских прядей. – Можно я посплю? - спросил Джеймс осторожно. – Пожалуйста, Джеймс. – Спасибо. Я недолго. – Я задам Вам один вопрос? – Да. – Как Вы думаете, Джеймс, как бы повёл себя Джеймс, окажись в той пасти я, а не он, и встреть он однажды… другую Венди? Такую, как я. Одинокую. Измученную. – Сделал бы всё, что в его силах, и больше, чтобы её жизнь стала хоть немного лучше. – Он остался бы с ней или… не смог бы? – Он бы всё смог. Всё. Если бы Венди захотела, чтобы он остался, он бы остался. – А он сам захотел бы? – Захотел бы. – А Вы, Джеймс? Вы улетите? – Нет. Только если Вы меня прогоните. Прогоните? – Не прогоню. Венди прикрыла его глаза ладонью, чтобы защитить от солнца, однако, поспать Джеймсу так и не удалось. Волшебная пыльца выветрилась, Весёлый Роджер Джеймса за ночь постепенно опустился на воду, являя собой точную, но более новую и красивую копию Весёлого Роджера капитана Крюк, и качался на волнах синхронно со своим уставшим братом. Первыми его заметили русалки. Подслушали, впервые за три столетия, о чём говорит команда капитана Крюк. Испугались, попрятались по своим подводным норам, но какое-то сильное, непреодолимое чувство толкнуло их шепнуть феям пару слов. Феи рассказали индейцам. А индейцы – никому не рассказали, их молодая предводительница много лет уже не жаловала Пэна и запрещала племени Пиканини иметь с ним и с Потерянными мальчишками какие бы то ни было дела. Едва Джеймс сомкнул глаза, как у двери в его каюту вопросительно дзынькнул колокольчик. Это был просто махонький «дзынь», условный сигнал, которым пользовался Сми в те моменты, когда ему требовалось обратиться к капитану, но заходить в покои было запрещено… однако, Венди этого не знала. На Весёлом Роджере капитана Крюк колокол ещё с тех самых пор, как она отменила запрет на атаку брига, означал только одно. Джеймс не успел даже опомниться: хрупкая леди, чьи ножки он беспечно обнимал, выпрыгнула из-под него в мгновение ока, как пантера, схватила его собственную шпагу, что висела на стене, и его же крюк, открученный от гильзы, и приняла позицию столь угрожающую, что Джеймс, если честно, сам испугался. Потом он понял, что леди-капитан стоит спиной вплотную к кровати, бешено озираясь по сторонам, чтобы своим тоненьким телом укрыть от неизвестной опасности – его, Джеймса. Венди за эту секунду уже успела сунуть крюк в зубы, а освободившейся рукой беззвучно взяла пистоль, что валялся на тумбе рядом с гильзой от протеза, подняла глаза к окошку в потолке, на всякий случай прицелилась. Палить не стала, застыла и выжидала. Джеймс чуть было не упал перед Венди на колени, разрываемый на части желанием вымаливать у неё, у хрупкой леди, прощения за то, что он, кретин, сглупил и умер, а она – стала такой. Бесстрашной. Отважной. Самоотверженной. Пока он, как последний идиот, собирался с мыслями, Венди, тщательно вслушивающаяся в тишину, немного расслабилась, опустила пистоль. Вернула на место шпагу, отложила крюк. – Я неправильно поняла ситуацию, да? - спросила она с утвердительной интонацией, – Извините, Джеймс. Я напугала Вас, наверное. Что означает один короткий звонок на Вашем судне? – Венди… я… дайте мне минутку. Аккуратно положив пистоль на тумбу в положение совершенно такое же, в каком он и лежал, даже щепетильно сохранив угол, капитан Крюк села. Спокойно выдохнула. – У меня нет слов, - честно пробормотал Джеймс, – Вы… Вы… – Бросилась Вас защищать? - продолжила она, хмыкнув, - Конечно бросилась. В этом нет ничего удивительного. Джеймс покачал головой. Что ответить – не нашёлся. – Так и..? Что означает колокол? – Это Сми… хочет обратиться… – Вы его пустите? Можете пустить. – Нет. Я к нему выйду. Венди помолчала. Достала из своего кармана старый крюк с рукоятью. Погладила любовно. Джеймс закусил губу. – Я скажу Вам кое-что, можно? - как-то осторожно предложила она, и Джеймс кивнул, – Вы… Я не знаю, это обидит Вас, может… как будто я сравниваю. Это было бы неэтично с моей стороны. Но Вы, я вижу, испытываете те же затруднения. Вы, Джеймс… я путаюсь, да, и мне иногда кажется, что я вернулась в прошлое, я буквально чувствую, как схожу с ума и верю в то, что вижу его, а не Вас… но… Вы… Вы не – не он. Понимаете? Вы он. То есть, как бы, как будто не совсем он. Как будто он, но с другой жизненной дорогой… Так и есть, наверное? Если мы из параллельных жизней? Вы он. У Вас шов в другом месте, и усы вверх не подкручены, и кольцо с другим камнем, но это ведь всё внешнее. Вы пахнете, как он. Говорите, как он. Ваши кудри… дьявол! Ваши кудри совершенно такие же, как у него, завитки идеально ложатся вокруг моего пальца. И Вы… я знаю, знаю точно, если бы мой светлый ангел спустился с небес и увидел, во что я превратилась, какой стала, он поступил бы точно так, как Вы, бросился бы ловить платком каждую мою слезу, запретил бы мне плакать и калечиться больше. Я поэтому и путаюсь. Мне… надо бросить пить, наверное… я не хочу обижать Вас, Джеймс, честное слово, всё это звучит ужасно, Вы ведь живой человек, другой человек. Тот же самый человек – но другой. Я как будто Вас обесцениваю. С каким-то фатальным и, одновременно, спокойным выражением лица, Венди крепко взялась за лезвие старого крюка одной рукой, а за рукоять – другой. Потянула. С неприятным скрежетом металл расшатался и выскочил, обнажая резьбу. Венди потянулась за гильзой Джеймса и вставила в неё потёртый крюк капитана Крюка. Щёлк! Резьба подошла. Венди вздохнула. Помолчала. Открутила. Заменила крюк на хозяйский, тот, что и должен был быть на этом месте. – Знаете, я бросилась защищать Вас. Не его. Я понимаю, что его уже нет. Я бросилась защищать – Вас. Не думаю, что захочу, скажем, поцеловать Вас, но защищать если Вы останетесь в наших краях, хочу и буду. Обнимать хочу и буду. Искать утешения на Вашем плече, или подставлять своё – хочу и буду. Беседовать с Вами, как-то радовать Вас, чем-то помогать. Делать Вашу жизнь лучше. Хочу и буду, если Вам от этого станет легче. Если Вы решите, что легче – остаться здесь. И… я постараюсь не забывать, что Вы, это, всё-таки, Вы. Постараюсь… не путаться. Много слов, извините. Я, кажется, опять не в себе. Предложите мне, пожалуйста, закурить. Или принесите воды. С трудом – и со странной лёгкостью – укладывая в голове всё, что открыто и искренне проговорила ему Венди, Джеймс спешно сбегал за водой, проигнорировал ещё один «дзынь» колокольчика, водрузил на стол большой хрустальный кувшин, пригласил леди сесть за стол, налил ей полный стакан, подвинул ракушку-жемчужницу, служившую блюдом для винограда. Поджёг сигару. Крюк пустила пару дымных колечек. – Я согласен с каждым словом, - тихо сказал ей Джеймс, – я понимаю всё, о чём Вы говорите. Мне легче помнить, что Вы – это Вы… по очевидным причинам… извините… – Меня это ни капли не обижает, Джеймс, - вставила Венди, – Я вполне отдаю себе отчёт в том, как выгляжу. – Да… э… ну… да, в общем, да, я – не путаюсь… но… в том, что Вы – это она, у меня нет сомнений… я узнаю Вас в каждой детали. Я всё то же самое сказал бы Вам. Я буду служить Вам, Венди. Не чтобы замолить грехи. А потому, что сам хочу. Венди хотела ответить, что находит Джеймса благородным и удивляется стойкости его духа, но колокольчик у двери снова дзинькнул, и леди-капитан вздрогнула. Извинилась, пообещала, что привыкнет. Джеймс сказал, что уж лучше он заменит условный сигнал, попросил разрешения отлучится проверить, в чём дело, сообщил, что Сми никогда не звонит более двух раз. – Я выйду с Вами, Джеймс. Спасибо Вам за гостеприимство и… великодушие. Мы увидимся вечером. Следуя за Джеймсом и стараясь не вдыхать слишком глубоко запах красного камзола, который он надел, Венди вышла из каюты и чуть не начала заикаться от настигшего её ощущения дежавю. С удивлением соображая, что на палубе замерли, оцепеневшие, не только пираты Джеймса, но и её собственный экипаж, она огляделась: бриг спустился на воду и стоял в бухте по соседству с её кораблём, приветственно обменявшись прокинутыми к бортам досками, как рукопожатиями, два Сми, до жути одинаковых и также до жути разных, тёрли глаза и били себя по щекам, удерживая очки зубами, рядом открыли рты Хоуви, Луи, Куксон. Венди увидела и Чекко, сидящего на бочке, и Мейсона у одной из пушек, и Лапшу с неизменной колодой карт в руках наоборот. Все пираты, как заколдованные, смотрели, не моргая, куда-то в сторону острова. Джеймс широкой походкой направился к фальшборту. Венди шагнула за ним. Сердце упало в пятки, она не смогла даже ахнуть. Внизу на воде стояла целая индейская флотилия из на скорую руку связанных плотов и одной узенькой лодочки. В лодочке восседала Тигровая Лилия, прямо за её спиной – лучший воин краснокожего племени, Болотный Змей, её муж, а перед ней – корзины с провизией, тканями, украшениями. Такими же корзинами был переполнен каждый плот Пиканини. На бортиках лодочки, и на плотах тоже, а также на плечах у некоторых индейцев сложили крылышки в огромном количестве феи и эльфы, они не порхали, не сновали вокруг, создавая впечатление, что Пиканини доставили их к бригу по воде, в ручках у них тоже что-то было, но что – разглядеть издалека никак не представлялось возможным. А в воде… Венди не сразу увидела, ахнула-таки, зажала рот рукой… синие нетландские волны были полны морского народа! Бледные личики русалок и тритонов виднелись в толще воды, переливающиеся чешуйками, некоторые представители подводного царства вынырнули, чтобы увидеть отчётливее, и снова каждый держал в перепончатых руках с плавниками… не корзины, нет! Ракушки! Ракушки-жемчужницы огромных размеров, открытые, с россыпью жемчуга и потонувших сокровищ, золотых монет, драгоценных камней. С минуту каждый из прибывших смотрел на Джеймса. А потом каждый молча поклонился. Венди плакала. Стояла такая тишина, что Джеймс расслышал уже знакомое едва уловимое шипение, он повернулся на неё в растерянности, она подошла, тронула ласково его плечо, прошептала, еле дыша: – Они пришли почтить твою память, капитан Крюк. Глядя ещё некоторое время по очереди то на Венди, то на всю водную процессию, Джеймс в ошеломлении тоже низко поклонился гостям. Кто-то из наиболее расторопных пиратов засуетился, на воду спустили самую большую шлюпку, все дары были молча погружены в неё, потом индейцы, феи и русалки поклонились ещё раз и медленно отошли от Весёлого Роджера. В течение дня то Сми, то Уилл, передавали своим капитанам разные донесения: то эльфы шепнули, то тритоны подсказали… – На острове возобновили запрет на атаку пиратского брига… - докладывал Уилл. – Пиратских бригов… - добавлял Сми. – И запрет на битвы не по расписанию… – Запрет на похищения… – Запрет на объявление войны по выходным… – Запрет на нападение с тыла… – Запрет на… – Что всё это значит? - спрашивал Джеймс у Венди, стоя на квартердеке её корабля, пока капитан наблюдала, как пираты делят дары между собой: Джеймс, конечно, проявил благородство и раздал поднесения обоим экипажам, наказал пилить строго поровну, – Я никогда не видел ничего подобного… – Что они признают Вас. Или, что они думают, будто Вы – это он, и спустились с того света. Я не знаю, Джеймс. Я… в шоке… и в смятении. И в восхищении тоже. Это то, чего заслуживает капитан Крюк. Уважение. Благоговение. Почёт. Жаль, что он этого не видит. Он бы не поверил своим глазам, сказал бы, что не достоин… Но Вы – видите. Эти почести – Ваши по праву. Вы – капитан Крюк. – Вы – капитан Крюк, - напомнил ей Джеймс, стараясь как то скрасить печаль, нет-нет, да и срывающуюся одинокой слезой с вендиной реснички. – Я капитан Крюк. В меньшей степени. В худшем проявлении. Догадываясь, что спорить и переубеждать капитана Крюк бесполезно, Джеймс попробовал ей улыбнуться, и она грустно улыбнулась в ответ. Она пришла к нему ночью через два дня. Виделась с ним вечерами, беседовала, приглашала на бокал вина, сама пила воду. Заходила к нему в каюту, с интересом разглядывала некоторые предметы декора, нажала на одну клавишу на его клавесине, растрогалась, сразу ушла. Хотела выпить, не стала. Но ночью она пришла к нему в отчаянии. Было уже очень поздно, однако Джеймс не спал, как будто ждал её, как будто, сам с ума сходил, хотя уже лёг и искренне пытался уснуть, что-то даже считал про себя. Венди не постучала. Просто вошла. Просто сняла сюртук, оставаясь в простеньком нижнем белье, просто легла рядом, влезла под одеяло, устроилась на плече, запустила руку под поясницу, крепко обнимая обнажённый мужественный торс. Услышала, как у Джеймса сердце из груди выпрыгивает, накрыла его рукой. – Я сказала, что вряд ли захочу поцеловать Вас, Джеймс, - прошептала она и сглотнула, – Я соврала. Я только об этом и думаю. Я хочу целовать Вас, хочу так сильно, что у меня в глазах темнеет. Вы мне разрешите? Джеймс тоже сглотнул, ответил глухо, голос дрогнул от волнения: – Я сдерживаю себя, чтобы не… не… если Вы меня поцелуете, Венди, я натворю с Вами глупостей. Боюсь, что Вы пожалеете. Я привык быть один, я тысячу лет один. Я… если мы… я потом не смогу без Вас. – Я уже не могу без Вас. – Венди… Он перевернулся, навис над ней касаясь носом кончика носа, и хрупкая леди вся задрожала. Осторожно обняла его, потянула. Наверное, Джеймс думал что-то ещё спросить, но не стал. Закрыл глаза и слился с Венди губами в поцелуе глубоком но медленном, немного боязливом. Вопросительном. Очень быстро ставшим восклицательным, горячим, диким и громким. Со вскриками. С коготками, впившимися в спину. С «а-а-аргх, Венди!» и укусом плеча. С намотанными на кулак волосами и с вожделенно изогнувшейся поясницей. Порох, давным давно позабытый и заброшенный, вспыхнул за секунду, разгорелся неконтролируемо, Венди оторвала пуговицу на шёлковых пижамных брюках, Джеймс зубами лишил её белья. – Как… как Вы хотите..? Чтобы я… сделал это..? - рычал он, до умопомрачения желая быстрее соединиться с сумасбродной леди в самом восхитительном из всех возможных контактов, – Как… как Вы любите… – Люблю тебя… Люблю всё, что ты со мной сделаешь… - пропела Венди, размыкая ножки и приподнимая бёдра, приглашая Джеймса взять её так или перевернуть, если он возжелает. У Джеймса голова шла кругом, но он резко остановился и отстранился. Вгляделся в томные серые глаза. – Нет, Венди, нет, - сказал он вдруг, сел и поднял руки. – Что..? Что? - она чуть не задохнулась. – Я не трону Вас. Вы… Вы запутались. Я Вас не трону. Или Вы меня потом не простите. Я… давайте я просто Вас обниму… извините меня… – Что… почему… вернись… а-а! Ах… - тут только, похоже, капитан Крюк поняла, в чём дело. Она стыдливо завернулась в одеяло, но привстала и села лицом к Джеймсу на колени в такую позицию, села так смело, будто это было её законное место, что Джеймс заскулил и был вынужден отодвинуть леди подальше от себя на всякий случай. – Прости, - виновато мяукнула она, – я и сама уж забыла, какая я… импульсивная. Надо было предупредить, что я в здравом уме, прежде чем переходить на «ты», да? Я в сознании, Джеймс. Любить тебя на «Вы» это… нечестно. И это неправда. Я люблю тебя на «ты». И… я, да, люблю тебя. Ты же тоже меня любишь, да? – Да… - Джеймс был чуть живой. – И ты понимаешь, что я – это я? Ты почти не знаешь меня. Мы встретились несколько дней назад. – Понимаю… – Почему это происходит с нами? Как такое возможно? – Я не знаю… – Я тоже. Я поцелую тебя, Джеймс. Тебя. На «ты». Но Венди не поцеловала. Она подвинулась к нему вплотную, одеяло сползло, обнажило грудь, которой капитан поспешила прислониться к Джеймсу, бёдра открылись шире, контакт, полный сумасшедшего вожделения, случился, Венди вскрикнула… – О, господи, - задохнулся Джеймс и с силой опустил леди-капитана на себя. То, что случилось между Венди и Джеймсом, что бывало когда-то нежным, осторожным и медленным, можно было бы описать, как чистую первобытную страсть, бесконтрольную и необузданную. Венди чертыхалась, тянула Джеймса за кудри, то поддавалась ему, сдавалась, то нападала сама, кусала, царапала и исцеловывала, Джеймс, изголодавшийся, хотел что-то говорить, но не мог извлечь из себя ни слова, только рычал, кричал, стонал и жадно хватал Венди за всё, что попадалось под руку. Потом благодарил, пытался отдышаться, не успевал, кидался, как полоумный, на неё ещё, а она смеялась под ним, хныкала и умоляла не останавливаться. Только на рассвете Джеймсу удалось договориться, наконец, со своим неугомонным пылом, чтобы любить стройную и обмякшую леди так, как она была того достойна, бережно, неторопливо и с большой нежностью. – Джеймс, – скажет ему однажды Венди далеко в будущем, когда они после такой же точно ночи, умаянные, будут валяться в обнимку среди сбившихся горячих одеял. Лицо у Венди останется испорченным, она откажется лечить его, откажется снимать кольцо с безымянного пальца, но на него же наденет другое, с красным камнем, а Джеймс будет носить такое же, как у неё, с голубым. Волосы у неё останутся ниже поясницы и перестанут расти. Мальчик по имени Джез, её сын, будет обожать заплетать их в неумелые косички, а девочка, дочка, Венди-младшая, полюбит украшать их цветочками с букетов, которые папа приносит с острова. Джез и Венди-младшая никогда не подружатся с Питером Пэном потому, что никогда не потеряются, хотя играть вместе время от времени, конечно, будут, к тому же, папа-Крюк, разобравшийся в другой жизни со своим наваждением и одержавший над Пэном победу, ухитрится наладить с ним отношения, чтобы не подвергать опасности семью. – Джеймс, - скажет Венди, – я люблю тебя. – И я люблю тебя, маленькая отважная капитан. Ты моя Крюк-Крюк. Джеймс обнимет её, пригласит полежать на плече, как всегда, но Венди улыбнётся, откажется. – Милая? – Я хочу сказать, что я люблю тебя. Тебя, понимаешь? То есть, я и любила тебя всегда, любила сразу, чувство моё, наверное, распространяется на всех капитанов Крюков во всех мирах… но я люблю и тебя – как тебя. Люблю, какой ты. Ты понимаешь? – Венди… о… ну… да, понимаю. Я, когда говорю, что люблю тебя, я имею ввиду тебя. Всё это сложно. И, как будто бы, очень просто, да? Очень… понятно. Предначертано. Я скорблю по моей Венди, но и ты – моя Венди. И ты его Венди. Ты тоже скорбишь, и я это уважаю потому, что если ты была его Венди, значит, ты была моя Венди. Всегда была моя Венди. Как мы оба с тобой ещё не свихнулись, я не представляю. Наверное, наши ангелы-хранители присматривают за нами. Венди пустит слезу любви и умиления, поцелует Джеймса, Джеймс вглядится в её лицо и… заобнимает Венди чуть не до хруста костей, так как это будет первая слеза, оставляющая за собой не дымящуюся язвочками, а – гладкую и бархатистую дорожку нежной, исцелённой кожи. Но то всё далеко в будущем, а сейчас Венди лежала в рассветных лучах, впервые пребывая в любовных объятиях Джеймса, гладила его кудри и не находилась, что сказать. – Венди, - прервал тишину Джеймс. – М..? – Я буду звать на «ты», да? – Ха-ха! Да. – Я… пф-ф. Чёрт. Я устал. И хочу ещё. И люблю тебя. Но мне надо поспать. Как ты себя чувствуешь? Если я сейчас усну, обнимая тебя, ты… ты поспишь со мной? Не уходи к себе, пожалуйста. Останься у меня. Я… буду рад… я… я хочу, чтобы ты осталась со мной. – Джеймс. Мы знакомы несколько дней… и я уже пришла к тебе, позабыв обо всём на свете, как побитая собака, которая отчаянно нуждается в ласке… Ты… ты хочешь… дальше..? Ты ведь не просто вздремнуть меня приглашаешь, да? Я вздремну с тобой. Тоже устала и тоже хочу ещё. Но… остаться… остаться с тобой Джеймс… – Ты бы хотела? – Больше всего на свете. А ты? – Я бы хотел. Я искал тебя тысячу лет.