«Навеки твой Лиам»

Лиам около часа неподвижно стоял у окна и наблюдал за тем, как на округу опускается ночь. Густые тёмные облака сбились в огромные кучи, отчего становилось ясно, что это вовсе не облака, а грозовые тучи. Тучи были мрачны и унылы, Лиаму почему-то хотелось разделить с ними и их, и свою боль. Он смотрел, как они надвигаются на Тотспел, готовясь обрушить на город бурю. И Лиаму казалось, что эта буря будет справедливой по отношению к жителям Тотспела, что зло должно быть наказуемо. Лиам раньше не смотрел так на мир вокруг себя, но после смерти Лилит, которая без капли сожаления была убита, он изменил свои взгляды. Теперь почти все вокруг ему казались бездушными монстрами, что только и ждут момент для нападения. Он ненавидил людей и призирал их. Единственным человеком, что более менее симпатизировал ему, являлся Берт, но они не были настолько близки, чтобы часто видится и общаться, потому Лиам оказался не только нелюдим, но и страшно одинок. Он никому не доверял, ни с кем не желал видеться, а всё из-за того, что его доверие к людям пропало по вине «дорогой» сестрицы. Так больше не могло продолжаться. Так не могло быть дальше… По щеке Лиама прокатилась тихая слеза, оставив после себя мокрый след и на миг замерев на его подбородке. Лиам не видел смысла жизни и не видел смысла в своём существовании. Если бы Лилит была бы с ним, то он бы смог жить. Но она мертва, и он мёртв тоже. Только физически он ещё являлся живым. Он мог дышать, и в его груди билось сердце. Но зачем ему это всё, если вокруг одни подлецы и подонки?! Зачем ему жизнь, если его любимого и по-настоящему родного человека нет в этом мире?! Лиам тяжело вздыхает, и из его груди вырывается хрип. Он подходит к зеркалу, висевшему недалеко от окна, и пустым взглядом смотрит на своё отражение. Бледное лицо, пересохшие губы, впалые скулы, застывшие слёзы, круги под глазами и белобрысые растрёпанные волосы — таков был внешний вид Лиама на данный момент. В одном облике юноши ощущалась вся боль, отчего становилось дурно. И глядя на себя самого, Лиаму хотелось вообразить, что вот сейчас Лилит подойдёт к нему со спины и, как прежде, обнимет его за плечи, любяще целуя в щёку. Но этого не случалось. Этого не могло случиться. Внезапно в Лиаме начинает вскипать вулкан эмоций: ярость, боль, отчаяние, одиночество, страх, обречённость — всё смешивается воедино, слёзы безудержно стекают по обеим щекам, и Лиам, не щедя сил и не жалея себя, ударяет в зеркало кулаком. От удара зеркало покрывается трещинами, а после осколки от него со звонком летят на пол. На пальцах Лиама закровоточили раны, но Солсбери не обращает на них никакого внимания. Кроме душевной боли он не ощущает никакую другую. Ему совершенно плевать на алую кровь, стекающую по его ладони и капающую затем на пол. Он поднимает повреждённую руку перед своим лицом и разглядывает её с обеих сторон, будто образец искусства. Затем его взгляд опускается вниз, и его внимание привлекает один из осколков от зеркала. Плавно присев на корточки, Лиам поднимает предмет с пола и смотрит в блестящее отражение. На миг ему кажется, что вместо своих своих печальных и пустых глаз он видит счастливые искренние глаза Лилит. Но покачав головой, он возвращается в реальность, и одна слеза Лиама ударяется об зеркальное стекло, что держал Солсбери. Нет, это выше его сил! Этот мир гнилой до основания, а лучиком света для Лиама была лишь Лилит. Без неё его здесь ничего и никто не держит. Он не хочет больше испытывать чувств и эмоций, не хочет больше радоваться иль печалиться — ему нужен только покой. И Лиам сгибает локоть, где ниже были изуродованные ранее от удара пальцы, берёт осколок в свободную ладонь и опускает рукав. Прерывистое дыхание Лиама нарушает оглушительную тишину комнаты, его тело бьёт дрожь. Он оборачивается через плечо и кидает взгляд на свою постель, где оставил письмо с невысказанными переживаниями, которое написал более часа назад. Его губы трогает печальная полуулыбка, а после Лиам резким, но точным движением распарывает себе вены на запястье. Фонтан красной крови вырывается наружу. Лиам ощущает боль, но он сам этого хотел и добился своего; он заносит осколок над своей рукой второй раз, но на этот раз задерживается и сильнее втыкает его себе под кожу. «Прости меня, Лилит, — мелькает напоследок в мыслях Лиама, — но я не могу без тебя, ибо слишком сильно люблю». Смерть наступает быстро, и уже через несколько минут Лиам лежит на полу с закрытыми глазами, раскиданными в стороны волосами и полуоткрытыми губами, а рядом растекается кровавая лужа. Комнату окончательно окутывает тишина, а по окну ударяют первые дождинки, превращающиеся со временем в ливень. Последнее, что остаётся после Лиама, это письмо, оставшееся на его постели. Лиам написал его, пытаясь облегчить свои страдания, но они только усилились. Тем не менее письмо было дописано и осталось лежать на незаправленной кровати. Солсбери старался писать его аккуратно и искренне, посвещая его той, что слишком рано ушла из жизни, как и он сам: «Моя милая Лилит, Мой мир разрушен. Я не вижу больше света. Всё для меня потускнело и перестало иметь какой-либо смысл. Я даже пытался забыть тебя, но я не смог, ибо тебя забыть невозможно. В каждом случайном прохожем мне хочется увидеть твой силуэт, а как только я закрываю глаза я вижу твою улыбку, слышу твой смех. Но открывая их, ты исчезаешь, ведь ты осталась лишь в моей памяти… А всё из-за Жозефины! Из-за неё ты мертва! Из-за неё ты лежишь в сырой земле! Но я ничего не могу сделать, ведь она, увы, моя сестра… А бессилие убивает ещё больше. Долгое время я находился в шоке, не имея сил прийти в себя, но потом трезвый рассудок ко мне более менее вернулся. Только когда это случилось, я уже был не тем, кем являлся раньше: в тот день Жозефина убила не только тебя, но и меня. Теперь все для меня вокруг враги, в том числе и моя сестра, которую я ненавижу всей душой. Она пытается проявлять ко мне заботу и ласку; делает вид, словно она ни причём да и вовсе ничего не происходило, но всё и без того давно ясно. Ты была права на её счёт, моя милая Лилит, — Жозефина лицемерна, как никто другой. Хотя это достаточно спорный вопрос, поскольку на деле я не знаю ни одного по истине честного человека, кроме тебя. Прошло больше полугода, но моё сердце так и не успокоилось — оно по-прежнему болит, отзываясь физической жгучей болью в теле. Жозефина пыталась пихать в меня разные лекарства, но я ей не позволил: мне не нужна её показушная «любовь». Хм, сомневаюсь, что она хотя бы знает такое слово. И тем не менее я полностью отдалился и закрылся от неё. Впрочем, как и от всех. Роберт Штицхен давно уехал, и отель окончательно опустел, как и моя душа. Только обречённые призраки бродят туда и сюда по ночам, отчего становится холодно и ещё больше одиноко. Особенно одиночество ощущается тогда, когда призраки плачут. Ты снова оказалась права, моя милая Лилит, и я решил последовать твоему совету: мучения призраков окончены. Я сжёг все картины до единой, что когда-то висели при входе в отель. Жозефина долго кричала и истерила, но я совершенно её не слышал. Мне было на неё всё равно. Их души свободны, а вот моя по-прежнему бьётся в дикой агонии, не находя покоя. Жозефина меня пыталась вытащить в свет, но мне то совершенно не понравилось. Мы были в гостях у Мэри, и у неё в гостях мне стало ещё более тошно. Сплошное лицемерие и равнодушие. Я заметил это почти сразу, когда Мэри обратилась ко мне со словами и фальшивой улыбкой на лице: «Лиам, чудесно выглядишь!» Но мы оба понимали и понимаем, что это не так. Единственным действительно честным человеком я тогда посчитал Берта, и, посмотрев на него, мне стало его жаль; он тоже тяжело пережил твою потерю и судя по всему, как и я, переживает до сих пор, ибо давно уже не рисует. Я снова не выдержал и рассказал Берту, что Мэри не лечит его мигрени, а отравляет его. В общем, из-за меня начался скандал. Вернее из-за того, что Мэри как бы «случайно» услышала мой разговор с Бертом. Зато теперь он в безопасности. Какой я сделал вывод для себя? Цели светского общества: найти как можно больше связей; всегда улыбаться до ушей; завести как можно больше полезных знакомств; обманом получать высокий авторитет и подлизывать задницу тем, кто стоит выше по статусу. Словом, ничего нового. Как противно. И как паршиво… Я никому не могу доверять. Никому! Только себе. Раньше у меня была ты, но сейчас я один. И это одиночество медленно сводит меня с ума. Вчера я ни разу не вышел из своей комнаты, как и позавчера, как и два дня назад, как и весь чёртов месяц… Я никого не хочу видеть. Да и зачем мне видеть эти фальшивые маски людей? Я начал путать дни, ко мне всё чаще приходят воспоминания о тебе. Я не могу без тебя, моя милая Лилит. И, наверное, не смогу никогда, поэтому я обещаю, что мы с тобой скоро увидимся. Навеки твой Лиам».