Контрреволюция не пройдёт!

Назначение Арно звеньевым утвердили не сомневаясь, что он отнесется к своим обязанностям со всей серьезностью. Арно пообещал сам себе, что не подведет, и рьяно принялся за дело. Режим дня в коммуне установили суровый. К тому же Арно старался не просто выполнить, а перевыполнить план. — Пааадьем! — орал он в шесть утра и первым делом сдергивал с соседа одеяло. Холод — самый надежный будильник. Чистым удовольствием было наблюдать, как Валентин медленно моргает — и через мгновение, стряхнув сон, уже смотрит на Арно злым взглядом. Полюбовавшись, как он ежится и садится на постели, Арно отправлялся будить остальных. Обычно к этому времени Йоганн и Норберт начинали лениво потягиваться, а Дик уже заправлял постель. Главным соней в комнате оказался Паоло: вот уж кому кричи, не кричи… Бывший беспризорник, он умудрялся дрыхнуть при любом шуме. Но его Арно жалел, будил осторожно, трогая за плечо. Одежда за ночь только что в лед не превращалась, сущая мука надевать такую на согретое сном тело. Но штаны и рубахи натягивали наперегонки: быстрее застегнешься, быстрее согреешься! Ледяная вода смывала остатки сна, и Арно принимался командовать еще бодрее: — Вперед, бойцы! Товарищ Валентин, горячей не подадут, умываемся чем есть! Крруу-гом! На зарядку — паабежали! Зарядку поначалу проводили во дворе, но когда за одну ночь снега навалило по колено, перенесли в зал. Звеньевые негласно соревновались между собой, чьи подопечные соберутся первыми — и Арно почти всегда побеждал. Иногда, пока подтягивались опоздавшие, Паоло умудрялся снова заснуть, привалившись к надежному, как скала, Йоганну. — Раз-два! Раз-два! Зарядку обычно вел завхоз Райнштайнер, по-армейски четко выкрикивая команды. И даже всяким лентяям, вроде Валентина, не приходило в голову халтурить: к этому времени всеми владело только одно желание: согреться. При каждом выдохе изо рта вырывался пар, окна в зале обросли сосульками. Потом коммунары дружными рядами отправлялись в столовую. Наступало любимое время Арно — линейка перед завтраком. Торжественная барабанная дробь, перекличка звеньевых, напутствие от Ариго: — Доброе утро, товарищи! Сегодня нам вновь предстоит потрудиться на благо ССГТ и нашей коммуны. Работайте усердно и дружно. Вам выпала удивительная возможность уже в юном возрасте увидеть зарю нового мира, и более того — строить этот мир своими руками. Гордитесь, товарищи коммунары! — Урраа! — подхватывали коммунары в сотню глоток. Арно и гимн ССГТ бы не отказался спеть — просто поглядеть, как Валентин корячится, повторяя ненавистные слова, но гимн полагался только по праздникам. А дежурное звено уже спешило с ведрами, раздавать утреннюю кашу. Каша оказывалась то склизкой, то слишком сухой, а то и вовсе подгоревшей. Вспоминались теплые булочки с корицей, за которыми Арно каждое утро спускался в кооперативный универмаг. Но Валентину наверняка приходилось тяжелее — эта мысль помогала бороться с ностальгией. — Как завтрак, товарищ Валентин? — с притворной заботой осведомлялся Арно. — Непривычны такие разносолы? А повара, между прочим, старались. Их труд стоит оценить. Валентин делал вид, что не слышит. Он придавал каше форму бруска и потом отрезал от нее маленькие кусочки — насколько позволяла грубая деревянная ложка. Другое дело — Норберт с Йоганном, эти расправлялись со своими порциями в мгновение ока, да и от добавки не отказывались. Дик и Паоло тоже особо не привередничали, наголодались, видать. И только Валентин упрямо тянул время. — В каше — сила, товарищ, — укорял Арно. — Работать-то наравне с товарищами будем, а? Ворон считать никому не дам. Он всё не мог определиться, как обращаться к Валентину. Называть на «ты», как друга — не заслужил! Но и выкать глупо, не эории какие. Во время завтраков, обедов и ужинов Арно следил особенно зорко: не сыпанет ли вредитель мышьяку своим товарищам? Чего проще: спер крысиного яду на складе, да и добавил кому-то в тарелку. А то и в ведро, если дежурный отвлекся. И это их звено на кухню еще не ставили, а то пришлось бы самому диверсию устраивать — например, уронить Валентину на ногу колоду для рубки дров. Травма — единственный повод прогнать коммунара с работы. Не объясняться же снова с Ариго, тот наверняка не согласится, что Валентина ни в коем случае нельзя подпускать к котлам. К счастью, желающих получить наряд на кухню хватало и без них. Или дрова рубить, работа — не бей лежачего. Топоров-то два всего, двое машут — четверо пляшут. Арно выбирал для своего звена дело посерьезнее. Например, уборку навоза в коровнике. Главным спецом в этой науке оказался Дик. Он вырос в деревне, в отличие от всех остальных. Он объяснял, как поухватистее браться за вилы, как удобнее зачерпывать навоз и что к корове нельзя подходить сзади. Последнее — после того, как Норберт заработал синяк в форме копыта. Навоз в армейских конюшнях, в которые Арно нередко ходил с Эмилем, почти не пах, если сравнивать с коровьим. Тут вонь стояла такая, что слезились глаза. Зато — у всех одинаково. В первый раз, когда они зашли в коровник, Валентин прикрыл ладонью рот, как будто его тошнило. — Не завезли нынче морисских благовоний, а? — пошутил Арно, чрезвычайно довольный собой. Но посмеяться над блюющим эорием не удалось — Валентин справился с дурнотой и честно взялся за лопату. Сдуру выбрав ту, у которой был хуже всего обструган черенок. Потом пришлось вести его к фельдшеру — перевязывать лопнувшие мозоли. — Труд сделал из обезьяны человека, — сказал ему Арно по дороге. — Увы, некоторым не помогает и труд. Валентину явно хотелось огрызнуться, но он только скрипнул зубами и промолчал. Мозоли заживали плохо — вот уж эорий-белоручка! Но на следующий день Арно все равно поставил его возить тачку. — Отпусков по болезни не положено. Паоло довольно хихикал, сидя на тюках с соломой. Он был самый мелкий и слабый, оттого работу получал легкую — хоть те же тюки пересчитать. Сам Арно вкалывал наравне с остальными. К обеду все были голодны, как ызарги. К тому же, повара успевали напечь хлеба, такого ароматного, что с ним можно было проглотить даже суп из гнилой капусты. — Уж простите, — разводил руками Ариго. — Сами знаете, какое положение. Товарищ Райнштайнер старается изо всех сил, добывая нам провиант, но паровозы не умеет водить и он. — Машинистов всех того, постреляли в гражданскую, — со знанием дела подтверждал Паоло. — А новые когда еще насобачатся. Йоганн бил себя кулаком в грудь. — Мы учиться! Закончить школу — верно идти в машинисты. С дело знакомы. Учителей в коммуну пока не прислали. Арно и рад был бы помочь, обучить кого-нибудь грамоте, но самим этим предложением выдал бы себя с головой. Наверняка и Валентин мог бы не только лопатой махать (все равно получалось из рук вон плохо), да и Дик вроде читать умел… Но для начала стоило привести в порядок поместье. За годы революции его несколько раз брали штурмом, то одна, то другая сторона. А как заколотят все дыры и выбитые окна, станет потеплее, тогда можно и за книжки браться. С ремонтом обычно возились после обеда. Или вырезали ложки, которых вечно не хватало. В обязанности Арно входило сопровождать это занятие чтением газеты. Он всегда выбирал статьи об успехах армии ССГТ. Особенно в Эпине. Пусть Валентин даже не надеется, что старый строй вернется! Хотя обычно к этому времени Валентину уже было не до контрреволюционных планов. Он, поди, и слова «контрреволюция» выговорить бы не смог. Арно внимательно следил, когда начнут опускаться темные ресницы, а скребок (или кисть, или нож) почти выпадут из ослабевших рук, чтобы от души рявкнуть: — Не спать, товар-рищи! Валентин заметно вздрагивал и перехватывал инструмент. Давать ему нож, конечно, было рискованно, даже ту тупую дрянь, которой строгали ложки. Арно, впрочем, проверял, чтобы все сдавали инструменты, и даже лично относил их Райнштайнеру. — Посчитал? — всякий раз спрашивал Паоло. — Считай, считай, у кого надо — все равно выкидуха есть. Арно только отмахивался. Главное, чтоб не у Валентина. Что ему до других звеньев, когда у самого контра под носом? Ужинали все той же кашей, и, подогретая, она ничуть не становилась вкуснее. Разве что завхоз расщедрится и выделит по малюсенькому кусочку масла. Иногда давали пюре из мерзлой картошки. Под это дело разговоры об огороде, который коммунары непременно засадят весной, обретали особую привлекательность. Чтобы огурцов — от пуза, и помидоров, и морковки свежей погрызть! А на заднем дворе яблони, и смородина растет у берега. И с удочкой сиди хоть каждый день! В итоге каша незаметно исчезала из мисок, и спать расходились с полными желудками. В коммуне ложились рано — экономили свечи. Прежние хозяева провели в поместье электричество, но все столбы повалились, тянуть провода нужно было заново. По весне как раз собирались заняться. Дик по вечерам уходил ненадолго — на женской половине у него жила сестра. Паоло удирал к приятелям играть в тонто. Таким образом, ничего не мешало Арно — под богатырский храп близнецов — наблюдать, как Валентин готовится ко сну. Тот всегда очень тщательно расправлял постель, складывал одежду. Даже трепанные жизнью сапоги, и те ставил носок к носку. Минуты две он просто сидел на кровати — молился, что ли? Потом ложился, тщательно заворачивался в одеяло и мгновенно засыпал. Арно наблюдал из-под ресниц, как разглаживается вечно напряженное лицо. Исчезает морщинка между бровей, приоткрываются губы. В лунном свете спящий Валентин казался беззащитным и даже трогательным. Проваливаясь в сон, Арно каждый раз давал себе клятву: бдительность и еще раз бдительность. В тихом омуте кошки водятся — и не будь он Савиньяк, если не переловит всех!