Название мира

К тому времени, как Азирафаэль добирается до города, армия уже прошла через него. У них был приказ никого не убивать, но они забрали большинство здоровых мужчин и почти всю еду, так что на самом деле это одно и то же. Город может пережить многое, но голод - не одно из них. Азирафаэлю было сказано обеспечивать моральное руководство и помогать верующим. Но он полагает, что если он не спрашивает, кто из них "верный", а просто помогает всем, чем может, то он все еще выполняет свою миссию и может отправить свой отчет без какой-либо вины вообще. Голос в его голове, который звучит тревожно, как у Кроули, указывает, что это довольно гибкое определение послушания. Он изо всех сил старается игнорировать это. Проходит еще несколько дней, прежде чем он замечает знакомую фигуру, взгромоздившуюся на одну из низких стен, сразу за городом. Кроули трудно не заметить, даже когда Азирафаэль не ищет его рассеянно, не всегда наполовину ожидает найти его, когда он переезжает с места на место. Характерные рыжие волосы демона спутаны и наполовину собраны на затылке тонким шнурком, а его черные брюки и туника по краям запылены. В руке у него половина грозди сочного красного винограда, а перевязь на груди кажется слишком тяжелой, что наводит на мысль о том, что он воспользовался возможностью украсть ценности из города. Что кажется идеальным оправданием для Азирафаэля, чтобы пойти и помешать его, без сомнения, дьявольским намерениям. Азирафаэль направляется в его сторону, по пути изображая разочарованную хмурость, чтобы скрыть неожиданное удовольствие, которое всегда испытывает при виде него. Кроули пользуется возможностью, чтобы доесть виноград, а затем вытирает пальцы о брюки. В обычной растянутости Кроули ощущается странное напряжение, как будто он полностью ожидает, что Азирафаэль обвинит его в вопиющем воровстве, в том, что он воспользовался этими людьми, которые уже достаточно настрадались и, несомненно, будут страдать еще больше в ближайшие дни. Он удобно расположился здесь, навес над его головой почти идеально расположен, чтобы укрыть его от яркого летнего солнца, когда оно светит во второй половине дня. Хотя его очки достаточно малы, чтобы Азирафаэль мог видеть поверх линз, где глаза Кроули неловко прищурены, его зрачки выделяются едва заметными черными линиями на желтом фоне. - Конечно, ты был бы здесь, - говорит Азирафаэль, - прошло три дня после армии, а население в отчаянии. Я должен был знать, что ты появишься здесь, чтобы практиковать свои искушения, ты... Кроули хмурится, как только достигает края стены, и подносит палец ко рту во вселенском жесте "тихо". Другую руку он поднимает и осторожно отодвигает ткань, обернутую вокруг его торса. К груди прижаты не ценные вещи, а свернувшийся калачиком спящий младенец. Он невероятно маленький, одна щека прижата к теплу тонкой нижней туники Кроули, давление приоткрывает его крошечный рот, подбородок влажно блестит. - ...мерзкий дьявол, - заканчивает Азирафаэль шепотом. - О, - любые другие слова, которые он мог бы произнести, застревают у него в горле от неожиданности. - Я здесь не по делу, ангел. Просто проезжал мимо, - в словах есть легкость, которая наводит на мысль, что они не совсем правдивы, но он достает из-за спины новую гроздь винограда и предлагает ее Азирафаэлю, кивая в сторону стены рядом с ним. Кроули, вероятно, будет настаивать, что предложенный фрукт - это нечестивая взятка, но Азирафаэль вместо этого сочтет это восхитительным подарком. Таким образом, их обязанности выполнены, и они могут немного расслабиться. Азирафаэль берет виноградины с улыбкой, отмечая, какими восхитительно сочными и свежими они выглядят. Затем он устраивается на стене рядом с ним и отрывает немного от их колючих стеблей. Они такие же сочные, как и выглядят. - Я видел тебя вчера, как ты чудесным образом складывал еще еды в тележку того торговца, - тихо говорит Кроули. - Да, ну, мне показалось немного бессмысленным убеждать людей совершать добрые дела, в то же время позволяя им медленно умирать с голоду, - предлагает Азирафаэль тем же спокойным тоном. - Мы оба знаем, что этого будет недостаточно, - в этих словах нет удовлетворения, несмотря на всю его досаду на человечество, Кроули никогда не наслаждался их страданиями. Азирафаэль снова оглядывает его, ничего не может с собой поделать, потому что ребенок - это своего рода тема для разговора. Азирафаэль рассудил, что было бы вежливо позволить этой теме возникнуть естественным образом. Но Кроули, похоже, не склонен объяснять, он просто наблюдает, как Азирафаэль ест виноград с выражением нежного веселья. Спина ребенка тяжело дышит во сне, и маленькая ручка ерзает там, где она наполовину высунулась из темной обертки из мягкой ткани, ритмично поглаживая темную тунику Кроули. Он - воплощение невинности, крепко спящий на груди демона. Виноград, в конце концов, съеден, а Азирафаэль по-прежнему ничего не сказал. Малыш тихонько вздыхает и извивается от прикосновения, толкается лицом, а затем трется, оставляя мокрые полосы на черном белье. Азирафаэль не может не вспомнить о Ковчеге, который был более трех тысяч лет назад, о кучке двенадцати маленьких грязных детей, которых он обнаружил в недрах лодки. В воздухе стоял густой запах сырости и экскрементов животных. Когда он отодвинул в сторону толстую звериную шкуру, он обнаружил их, спрятанными в узком пространстве, грубое дерево было набито мехом и шерстью ламы, а также полуночно-черными перьями, пахнущими серой и корицей. Дети сбились в кучу, жались друг к другу, защищая друг друга, со слезящимися глазами и слишком худыми, сплошь ручки и ножки и испуганные лица. Азирафаэль притворился, что не видел их, и пошел дальше. Но позже он оставил еду, завернутую в ткань, на нижних уровнях, одеяла, спрятанные между деревянными балками. Он отказался признавать Кроули, те несколько раз, когда он видел, как тот крался поблизости. Это было слишком похоже на неподчинение приказам, на то, чтобы задавать вопросы. Но альтернатива была немыслима. Однако ни один из этих детей не был таким маленьким, ни один из них не был младенцами. Этому на вид самое большее несколько месяцев, конечности все еще новые и неуклюжие, спина мягкая, изгибающаяся, едва ли больше его растопыренной ладони. Он должен спросить, конечно, он спрашивает, он не может просто сидеть здесь и игнорировать очевидное. - У тебя есть ребенок, - слова вырываются вместе с раздраженным вздохом, - Кроули, почему у тебя есть ребенок? Кроули хмуро смотрит на него, как будто Азирафаэль был ужасно груб, упомянув это, но затем он, кажется, понимает, насколько нелепо он себя ведет, конечно, Азирафаэль должен спросить. - Мое искушение оказалось немного сложным, - он останавливается, скривив рот так, что можно предположить, что это мягко сказано. Выражение его лица становится напряженным, пока Азирафаэль смотрит, раздражение перетекает во что-то более противоречивое, наслоенное тем, что кажется разочарованием. Азирафаэль надеется, что его молчание ненавязчиво подтолкнет к получению дополнительной информации, хотя он уже подозревает, что это то, о чем Кроули не подумал. Что, возможно, это решение, которое он принял опрометчиво, и все еще пытается оправдать его перед самим собой. Кроули хмурится на него, как будто он полностью ожидал суждения Азирафаэля. Но в конце концов это отпадает со вздохом, и он опускает взгляд на спящего ребенка. - Она была танцовщицей. Я не знал, что у нее был ребенок, документы Ада не всегда актуальны. Я должен был заставить ее соблазнить какого-нибудь жирного генерала, убедить ее, что он может заполучить ее, утопающую в драгоценностях. Мне не пришлось особо стараться, она была более чем готова увешиваться драгоценностями и быть содержанкой генерала. Она была менее готова взять с собой ребенка. Наверное, трудно быть непостижимой соблазнительницей, когда ты таскаешь за собой новорожденного, это обычно отпугивает мужчин. - Итак, ты предложил... - Азирафаэль указывает на ребенка. - Я предложил присмотреть за ним, пока она не вернется, - говорит Кроули таким натянутым тоном, который, как они оба знают, является ложью, но ни один из них не желает привлекать к этому внимание, - не то чтобы он доставлял много хлопот, он в основном ест, спит и гадит. Иногда он поднимает свою шатающуюся голову и смотрит на вещи или поднимает чертов шум. Ножка ребенка вытягивается, выскальзывает из обернутого материала и болтается на солнце. Кроули обхватывает его рукой, не глядя, а затем аккуратно складывает обратно внутрь, прячет туда, где он в безопасности от непогоды. - Честно говоря, я половину времени забываю, что он вообще там. Азирафаэль бросает многозначительный взгляд на то, как рука Кроули, защищая, обхватывает изгиб спины ребенка, и выражение лица демона побуждает его прокомментировать это. - Как его зовут? - вместо этого спрашивает Азирафаэль. - Она его никак не назвала, - фыркает Кроули. - Ах, - Азирафаэль предполагает, что это немного усложняет ситуацию, - ты собираешься... Кроули издает недовольный звук, прежде чем заканчивает вопрос. - Это большое давление, называть что-то. Азирафаэль, конечно, понимает, что он имеет в виду. Называть вещи для людей легко и ожидаемо, это просто описание, слово, звук, выбранный для того, чтобы узнать кого-то или что-то. Но оба они намного старше и сложнее этого. В начале, когда вы давали чему-то название, вы брали на себя ответственность за это, вы утверждали это, произнося его название вслух, называя вещи, привязывающие вас к ним навсегда. И знание истинного имени чего-то дало вам власть над этим. Имена вообще были могущественными вещами, к которым нельзя относиться легкомысленно. Изменить свое имя было невозможно - немыслимо, вам пришлось бы сломать себя и создать заново, чтобы сделать это. Единственными, кто когда-либо делал это, были Падшие. - У них так не работает, - мягко напоминает ему Азирафаэль. Люди были другими, они были созданы, чтобы быть другими. Кроули раздраженно ворчит что-то, как бы говоря, что он это знает, и это не имеет значения, легче от этого не становится. - Это правда? - он наклоняет голову, чтобы посмотреть на Азирафаэля через затемненные линзы, - отлично, тогда сделай это, назови маленького бобика, если это так просто. Азирафаэль смотрит вниз на спящего младенца, сплетение маленьких конечностей, учащенное, тихое дыхание, лицо прижато к влажному участку туники Кроули. Он обнаруживает, что странно потрясен идеей этого. Предложением просто выбрать набор звуков, значение и передать его этому ребенку. - О, нет, я не мог... - он останавливается, потому что внезапно понимает дилемму Кроули. - Почему бы и нет? - давит Кроули, - они все время дают названия вещам, не так ли? Назовите их, а затем откажитесь от них, раздайте их, сломайте их. Или, может быть, они решают, что они просто не соответствуют требованиям, в конце концов, это не то, чего они хотели, оставляют их на произвол судьбы и никогда больше не вспоминают о них. Возможно, имя, которое вам дают первым, вообще не имеет значения. Азирафаэль уверен, что Кроули больше не говорит о человеческих существах. - Имена по-прежнему важны, - мягко говорит он. Кроули кивает в знак согласия, но ясно, что он думает, что выиграл спор. Они некоторое время сидят вместе, пока солнце медленно садится, делясь любопытными моментами за десятилетия, прошедшие с их последней встречи. То, как были уничтожены или оставлены гнить чудеса Рима. Хотя человечество продолжает распространяться и процветать. Они едят виноград и липкие финики, пьют из фляжки, которая стоит рядом с Кроули, передавая ее взад и вперед. Это какая-то странная, пряная, согревающая смесь, с которой Азирафаэль еще не сталкивался, и которая кажется ему невероятно вкусной. Он надеется, что она приживется. То, что ему нравится, обычно срабатывает, по крайней мере, какое-то время. Он подозревает, что Кроули может иметь к этому какое-то отношение. Он не совсем знает, как благодарить его за это. Кроули может быть таким колючим по этому поводу. Ребенок просыпается, недовольно извиваясь и поскуливая, пока Кроули не снимает обертку и не сдвигает его маленькое тельце вертикально. Он все еще слишком мал, чтобы полностью обеспечивать себя, но, кажется, довольствуется тем, что опирается на опущенную руку Кроули, пытаясь одним кулаком потереть глаз, и в основном просто наносит неприятные удары по собственному лицу. Это заканчивается у него во рту, но Азирафаэль заметил, что когда дело касается детей, рано или поздно все заканчивается. Пухлый кулак обильно покрывается слюной, прежде чем его вытаскивают и встряхивают. Ребенок выглядит достаточно здоровым, у него пушистые темные волосы и большие глаза, рот розовый, щеки теплые после сна. Он издает шум, небольшую вибрацию, вопрошающий или, возможно, голодный, у Азирафаэля нет такого опыта, чтобы рассказать. Но Кроули фыркает на него, как бы говоря, чтобы он перестал жаловаться. - Он ужасный собеседник, - рассеянно говорит Кроули, хватая рукой размахивающий кулак и позволяя пальцам скручиваться и царапать его странным, навязчивым образом, - я, вероятно, не добьюсь от него достойного разговора в течение двадцати или более лет. Что в некотором роде шокирует в том смысле, в каком первоначальное присутствие ребенка отсутствовало. Азирафаэль открывает рот, чтобы напомнить Кроули, что он демон и, очевидно, он не может удержать его. Если бы Ад узнал, что он ухаживал за младенцем... Но Азирафаэль видит искривление рта, тихую, разочарованную покорность выражению его лица. Есть что-то странно потерянное в том, как Кроули смотрит вниз на хрупкий человеческий вес ребенка в его руках. Кроули уже знает, и внезапно кажется невероятно жестоким озвучивать это вслух. - Ты явно очень хорошо заботился о нем, - вместо этого предлагает Азирафаэль. Он ожидает уничтожающего взгляда и того, как Кроули издает звук смутного отвращения. Но затем Кроули, кажется, не может удержаться, чтобы не пригладить волосы ребенка, поправить его маленькую, чистую, тщательно сшитую тунику. - Не то чтобы это было сложно, - бормочет он. Но затем он вздыхает и поворачивается к стене, чтобы Азирафаэля было легче разглядеть, он кладет большой палец под подбородок ребенка, пока его шатающаяся головка не стабилизируется. Это такой простой жест, как будто он делал это десятки раз до этого. Азирафаэль улыбается и представляется, и малыш на мгновение смотрит на него широко раскрытыми от удивления глазами, прежде чем его рот растягивается, и он издает тихие икающие звуки восторга в его сторону. Он достаточно молод, чтобы чувствовать Азирафаэля больше, чем большинство людей, чувствовать что-то от его сущности. Азирафаэлю нравится думать, что он кажется им местом любви. Кроули издает низкий, недовольный вздох и закатывает глаза, как будто он не ожидал ничего меньшего. Но Азирафаэль не упускает из виду, как крошечные ручки продолжают поглаживать тунику Кроули, довольствуясь тем, что остаются в его объятиях, вместо того, чтобы повернуться и дотянуться до туники Азирафаэля. Кроули - тот, кто полностью меняет его, его пухлые детские ножки свисают с узкого бедра Кроули, пальцы поджимаются, когда он шаркает босыми ступнями вверх-вниз с легким ворчанием нетерпения. - Ну, тогда продолжай, - говорит Кроули, как бы с большой неохотой отвечая на невысказанную просьбу, - коснись его, он не укусит. Ребенок протягивает руку, и Кроули немного наклоняется вбок, чтобы руки ребенка могли исследовать пальцы Азирафаэля, широкие рукава его туники, влажные ладони, сжимающиеся с неуклюжей решимостью, влажный рот, сосредоточенно открытый. Ребенок открыт и любопытен, он очарован, дергает себя за рукав и произносит странные звуки, которые ничего не значат, но, кажется, доставляют ему удовольствие. Его внимание разрывается между лицом Азирафаэля и белой тканью его туники, и он, кажется, хочет приблизиться к обоим. Он наклоняется вперед в руках Кроули, пока Азирафаэль инстинктивно не протягивает руку и не удерживает его между ними обоими, чувствуя его теплый, живой вес. То, как его руки движутся к руке Азирафаэля, хватая и царапая волосы крошечными, странно острыми ногтями. Азирафаэль совершенно очарован. Хотя ему внезапно приходит в голову, насколько они с Кроули сейчас очень близки. Их долгая история состояла из тщательного позиционирования, пробных передач кубков с вином и посуды и осторожных, социально приемлемых приветствий. Это самое большее, чего они когда-либо касались, самое близкое, что они когда-либо были друг к другу. Азирафаэль может чувствовать нагретую солнцем длину руки демона и давление узкого бедра, его худощавый, угловатый вес, прислоненный к его боку, почти удобно. Азирафаэль позволил себе прижаться к Кроули, чтобы поддержать его, не задумываясь, как будто у них не было причин опасаться друг друга, как будто они оба не были связаны с противоборствующими силами. Их волосы достаточно близки, чтобы смешаться, в темно-рыжих и бледно-белых завитках. Слишком близки для наследственных врагов. Все это неожиданно интимно, таким образом, что Азирафаэль внезапно чувствует себя взволнованным и виноватым. Он отстраняется одним испуганным движением, неловко прочищает горло и наблюдает, как процессия торговцев из города проходит через ворота и направляется к дороге. Кроули медленно выпрямляется, покидая пространство, которое они ненадолго разделили, поправляет очки. К тому времени, как Азирафаэль поворачивается, чтобы снова посмотреть на него, выражение его лица тщательно скрывается. - Я мог бы помочь тебе найти место для него, кого-то для него, - тихо говорит Азирафаэль, подбирая слова, которые не подтверждались моментом ранее, - если хочешь. Кроули молчит долгую минуту. На его лице застыло выражение гнева, который, кажется, готов к протесту, к резкому отказу. Но затем это проходит, оставляя после себя что-то усталое и смиренное. - Но не здесь, - просто говорит он. Азирафаэль качает головой. - Нет, не здесь, боюсь, это всего лишь вопрос времени. Возможно, где-то на севере? - Там холодно, - протестует Кроули. Азирафаэль кивает. Север подвержен шокирующе холодным зимам. - На востоке есть город. - Полный преступников, - немедленно говорит Кроули. Азирафаэль подозревает, что здесь есть какая-то тема. Но он с надеждой продолжает. - Небольшое поселение вверх по реке, там относительно спокойно. - Это быстротекущая река, ангел. В нем легко может утонуть ребенок, - Кроули больше не смотрит на него, плечи напряжены, как будто он ожидает, что Азирафаэль раздраженно спросит, будет ли какое-либо из его предложений серьезно рассмотрено, или Кроули планирует опротестовать их все. Но он этого не делает. Азирафаэль никогда ничего не мог почувствовать от Кроули. Хотя прошло много времени с тех пор, как он сомневался, что демон чувствует все, что только возможно чувствовать. Он задавался вопросом, возможно, это было самым жестоким наказанием за Грехопадение. Оставить их точно знающими, что они потеряли, все еще чувствующими так много, без передышки от этого, без утешения, без возможности возвращения, в постоянном крике без ответа. Но Азирафаэль может чувствовать ребенка. Он такой очень маленький, но Кроули для него - это тепло, безопасность и защищенность. Кроули для него - это целый мир. - Нам нужно время, чтобы подумать об этом, - тихо успокаивает его Азирафаэль, - найди место, где он будет в безопасности, нет необходимости спешить. Кроули ворчит что-то раздраженное, как будто это будет ужасная рутинная работа. Но Азирафаэль знает его достаточно хорошо, чтобы воспринять это как неохотную благодарность, как отказ признать что-либо, что сделает его уязвимым, но признавая, что Азирафаэль все равно знает. Кроули разворачивает ребенка, позволяет ему сидеть, раскинувшись, у него на коленях лицом наружу, чтобы увидеть красочные навесы, медленный поток людей из города и нескольких запыленных лошадей. Одна из рук Кроули охватывает всю его грудь, чтобы надежно удерживать его там, длинные пальцы мокрые от тонких струек детской слюны. Азирафаэль наблюдает, как мальчик пытается встать на ноги, с тихим ворчанием от усилий. - Дарион, - тихо бормочет Кроули. Азирафаэль ничего не говорит, никак не комментирует выбор Кроули имени, которое означает просто "дар". Он просто на мгновение оставляет это в мире, позволяет имени ребенка обвиться вокруг него и стать им, прежде чем одобрительно кивнуть.