Льётся смерть...

- Мы едем петь в Тель-Авив! Глеб! Слышишь?! Глебыч, ты где? Блять! Ты что? Опять объёбаный! ну что ты будешь делать... Готический принц сидел на красном кожаном диване, вокруг поэтично клубился дым. Из приоткрытого рта торчала затухшая, слегка чадящая гламурная длинная сигарета. На полу между ног стояла почти пустая бутылка брэнди. А справа на диване лежал ещё не открытый шприц в стерильной упвковке. -Глебыч?! Ты чего? Снейк присмотрелся к этой нуарной картине и пришёл к неутешительным выводам. "Получается, не объёбаный...Если бухой, то должен очухаться" Он потряс Глеба за плечо. Ноль эмоций, фунт презрения. Дима стал трясти его так, что, казалось, сейчас сломает шею.Только цинарик вывалился из пересохшего рта и продолжил дымить прожигая красную кожу дивана. Снейк ударил Глеба по щеке, на что тот только завалился набок. "Ну нет..." Снейк взял руку, которая, конечно, не сопротивлялась, и приложил пальцы к тонкой коже на запятье, под каким-то браслетом из металла и чернёной свиной шкуры. "Бля, ну нет!" Другая рука переместилась к шее, чуть выше чёрного воротника. Тот же результат. Все мысли сбились в кучу. Отрывки из так хорошо знакомых песен... О смерти, о любви, опять о смерти, о сексе. В ушах сердце стучало бас-бочкой, отбивая ритм новой песни, текст для которой ещё не был написан, и не будет написан уже никогда."Во всём надо видеть только плюсы."/"Я ужасный человек"/"Льётся смерть..."/"А я и не человек вовсе"/"В открытый рот..."/"Нет, это уже надоело"/"И кто тебе сказал, что здесь никто не умрёт"/"Но я же всегда об этом мечтал!"/"И если я скажу, то я совру"/"ха-ха, цинизма мне ещё нена такое хватит"/"Парам-пам-паба-уу!" В руке Снейка появился нож-бабочка, он был неуловимо покож на его владельца, он стал продолжением его руки. Стремительным движением Дима разрезал брюки с бесчисленными карманами и черную рубашку. Ещё что-то неуловимое, и эти сгустки тьмы переметнулись в противоположный угол. Снейк осмотрел тело безумным взглядом, теперь на нём остались только ботинки, любимые ботинки Глеба, на толстой подошве и с пряжками, и аксессуары, похожие теперь на вериги и наручники одновременно. Ещё мгновение и Снейк оквзался одет только в свои татуировки и браслеты. Как же холодно. И Глеб уже холодный. Снейк прикурил сигарету, взял Глеба за волосы и откинул его голову назад, так что челюсть осталась внизу, затянулся и выдохнул дым в открытый рот. Вслед за дымом в рот вошёл член. Страх и восторг. Недоукренная сигарета полетела вслед за хабариком Глеба. Поддерживая голову в нужном положении Снейк начал поступательные движения. Отвращение и наслаждение. Вскоре это наскучило. Но переворачивать тело так долго и неоригинально. Он пырнул коченеющий труп в правый бок. Тёмная густая кровь, не хлынула из раны рекой, а осталась чёрными каплями по краям пореза. "Хуй в печень, никто не вечен". Снейк так и сделал. Снова начиная поступательные движения и извиваясь всем телом, он стал вырезать логотип группы на груди мёртвого поэта. До изнеможения. "Кончить надо в рот". Он переместился к голове Глеба. "Быстрее! Быстрее!" Ноги начали сводить судороги. "Да!" Семя полилось в открытый онемевший рот. "Да!" Эйфория прошла, поле зрения расширилось. Оказалось, что справа столбом поднимается дым. Курение убивает разными способами. "Я ничем не могу ему помочь"/"Да и со мной всё кончено"/"Синие, добрые цветы". Эйфория прошла и хотелось сделать что-то ещё, что-то сексуальное и отвратительное. Он допил содержимое бутылки, стоявшей на полу. Алкоголь сразу ударил в голову давно уже голодному музыканту. "Да я же настоящий маньяк!" Опять в темноте блеснул ножик, а "настоящий маньяк" переместился одним змеиным изгибом. Опять бас-бочка в ушах. Лёгкое движение и половой орган Глеба остался в руках мучителя. Твёрдый, будто эрегированный, даже твёрже. Преодолевая трупное окоченение, Снейк ввёл его в задних проход мёртвеца. "Бабочка", продолжение правой руки, попыталась отсечь левую. Яркая алая кровь потоком полилась тело, прибивая кудрявые волосы и багровая раны, разливаясь по и так красному дивану. Дым поднимался уже со всех сторон. Снейк повалился в лужу своей крови.