Без сучка и задоринки

      — У тебя есть час до того, как ты умрёшь, — произнёс он, глядя в окно на ночное небо. Он щёлкнул тонкими пальцами, и перед ним появились часы. — Вернее, у тебя остался один час, пять минут и тридцать две секунды.       — Подумать только! Не так уж и много, — отметила мэр Мэйр, закутавшись в тёплое одеяло на кровати. Она вопросительно посмотрела на него: — А кто вы?..       Гость улыбнулся.       — Смерть, — ответил он, не желая в третий раз давать тот же ответ на вновь заданный вопрос. Конечно, смертью он не был, но судьба обрекла его расу на знание чужого смертного часа.       Не это ли делало его столь безумным, порою думал он?..       — Смерть, — повторила она и оглядела комнату пустым, отсутствующим, будто бы стеклянным взором. Кобыла вновь посмотрела на него. — Я что, умираю?       — Так и есть.       — И сколько мне осталось?       Он мельком взглянул на неё, перевёл взгляд на часы и ответил:       — Час.       — Подумать только! Не так уж и много, — произнесла она. Разум её был словно окутан пеленой — точно так же, как и тело одеялом. Она взглянула на свои тощие копытца, а затем снова на собеседника. — Надо же. А кто вы?..       Печально. Очень печально знать, что некогда существовала кобыла, считавшая себя столь важной, что была способна повлиять на его поведение.       — Дискорд, — ответил он.       — Дискорд! — воскликнула кобыла, и искра узнавания промелькнула в её глазах. Он позволил себе улыбнуться в ответ. Она же нахмурилась и уставилась на него сквозь толстые линзы очков. — А ты хорошо себя вёл?       — Да за кого ты меня держишь? За Селестию, что ли? — спросил он, притворно оскорбясь. — Нет, конечно.       Повинуясь щелчку его пальцев, перед кобылой появилась чашечка чая, ложечка в которой баюкала её мелодией из детства. Буквально. И хотя ложечка эта немного фальшивила, мелодия всё равно была очаровательна.       — Спасибо, — поблагодарила она ложечку, когда та закончила, после чего размешала ею два кубика сахара, положенные в чашку. Сделав большой глоток, она произнесла: — А кто-нибудь ещё придёт?       Он поднялся с дивана, подлетел к окну и посмотрел на праздничные огни фестиваля за ним. Понивилль, его жители и принцесса со своими друзьями праздновали какой-то очередной фестиваль, пока их мэр умирала. Не то, чтобы это как-то сильно терзало Дискорда, но сама мысль об этом не покидала его голову.       Смерть в одиночестве.       — Дискорд?       Он повернулся к кобыле и улыбнулся.       — Никто не придёт, — это могло бы прозвучать жестоко, если бы он потом не склонил голову и не добавил: — Как ты и просила.       Он действительно почувствовал себя жестоким, когда её глаза наполнились страхом.       — Я так сказала? А где же все тогда?       — На фестивале Осенней ночи, — ответил он.       — О! Славно! И как они проводят время?       — По обычаям пони, очень даже. Но как по мне, немного не хватает криков, воплей и фейерверков. Я говорил Твайлайт, что могу ей помочь с этим, но, по всей видимости, ей не очень нравятся горящие дома, — он хмыкнул. — Обломщица.       Кобыла улыбнулась.       — Обычаи пони мне больше понравились бы, — она на мгновение замолкла и, прежде чем он подумал, что кобыла всё позабыла, она тепло рассмеялась. — Ты помнишь, как бедный дядюшка Трэти победил в прошлогоднем состязании по поеданию пирогов? Бедняга неделю потом животом мучился.       Дискорд улыбнулся и вновь устроился на диване.       — Конечно! А напомни мне, кто это был?       — Дедушкин брат, — произнесла престарелая кобыла, как будто для Дискорда это было важно — впрочем, оно действительно было важно, в особенности в эту ночь.       — Ты не видел его там, случайно? — спросила она.       — Видел. Дядюшка Трэти вновь решил попытать удачу в состязании.       Она рассмеялась, точно маленькая кобылка, и ему стало от этого неловко.       — Мне следовало бы позвать кого-нибудь, — произнёс он, вновь вставая с дивана. — Наверное, Флаттершай.       — Ты помнишь, как сильно отец ненавидел сорняки? — спросила она.       — Конечно, — соврал он, заставив себя вновь усесться. — А что?       — Так сильно их ненавидел! Каждый раз, когда он просыпался и видел их в саду, весь день потом злой ходил. Однажды к нам на несколько недель приехали родственники, и он хотел впечатлить их нашим садом, так он изобрёл свой собственный истребитель сорняков!       — И как? Сработало? — спросил Дискорд, и кобыла, прикрыв рот копытом, рассмеялась.       — Нет, от этого они только начали расти быстрее. А потом он однажды проснулся, и сорняков как ни бывало! Прям как по волшебству!       Он покачал головой и улыбнулся.       — Это же не истребитель сорняков сработал, получается?       — Да, ты прав, — заявила она. — Он поднимался каждое утро и обрабатывал своей смесью весь сад. А я тем временем, будучи маленькой кобылкой, вставала в пять утра и полола сорняки, чтобы он мог впечатлить родственников!       — В пять утра? — ахнул Дискорд. — Ничего себе!       — Ага, но счастливее, чем в тот раз, когда родственники перед отъездом сказали ему, какой у него прекрасный сад, я его не видела. Собственно, это и вдохновило меня решиться стать мэром Понивилля, чтобы делать всех остальных такими же счастливыми!       Он нахмурился.       — А я думал, что это оттого, что тебя так зовут.       — На самом деле, не последнюю роль здесь сыграла зарплата и почёт, но также мне нравится, когда всё идёт без сучка и задоринки.       Дискорд улыбнулся.       — В том числе и фестиваль Осенней ночи, — пробормотал он себе под нос. Ведь смерть, несомненно, омрачит этот праздник...       — Фестиваль Осенней ночи? — удивилась она. — Он что, сегодня?       — Да, — он махнул в её сторону лапой. — А ты болеешь и не можешь пойти...       Она принялась рассматривать свои копыта, в то время как Дискорд сосредоточенно наблюдал за ней, и когда она вновь подняла на него взгляд, он уже предугадал её вопрос:       — Я, что, умираю?       — Да, умираешь, — констатировал он.       — И сколько мне осталось?       Он взглянул на часы, парящие неподалёку, потом повернулся к ней и ответил:       — Столько, сколько ты захочешь.       — Ого, это более, чем, — она тепло ему улыбнулась. — А кто вы?       — Друг, — ответил Дискорд. Он поднялся и скрестил за спиной лапы, подлетел к окну, наслаждаясь видом. — Я здесь, чтобы всё прошло без сучка и задоринки.       — Ох! Чудесно! И как там пони проводят время?       — Именно, что чудесно, — кратко ответил он.       — Ах, хотелось бы мне быть там, с ними, — призналась она. — Мой любимый праздник!       Он кивнул, не отрывая взгляда от окна.       — Ты помнишь, как бедный дядюшка Трэти победил в прошлогоднем состязании по поеданию пирогов? — спросил он и, услышав смех кобылы, улыбнулся в ответ.       — Да, да! Бедняга неделю потом животом мучился! — воскликнула она, слегка вздрогнув от сквозняка, когда Дискорд открыл окно. — Тебе жарко?       — Вовсе нет. Мне хотелось бы, чтобы ты в полной мере насладилась видом этой ночи.       — Почему? — спросила она.       Он присел на диван и, не ответив ни слова, щёлкнул пальцами и увидел, как загорелись её глаза, когда ночное небо взорвалось фейерверками всех цветов, форм и размеров.       — Не знала, что этой ночью фейерверки! Как думаешь, сколько им осталось?       Он взглянул на часы и устроился поудобнее: впереди ожидала долгая ночь.       — Столько, сколько ты захочешь, — ответил Дискорд.       — Ого, — на миг задумалась она, — это более, чем.