***
Есть ли смысл в безграничной власти, если ты так стабильно бессилен перед поступками недалеких людей? О том, что позволил ФИФА выбрать Англию страной-хозяйкой чемпионата мира по футболу Майкрофт Холмс пожалел, едва стали обнародованы результаты голосования. Ещё позднее выяснилось, что затраты на проведение турнира и обеспечение безопасности превышают суммарный ежегодный бюджет министерств обороны и иностранных дел. Но после затяжного кризиса, в тумане которого пребывала страна последние несколько лет по его же милости, настоятельные рекомендации новоиспеченнного монарха любой ценой поднять дух нации — руководство к действию. Что же сплотит футбольную державу крепче, чем мировой турнир на родной земле? Стоя в девятибальной пробке из-за наплыва туристов и болельщиков, спешащих на матч то ли четвертьфинала, то ли полуфинала (Майкрофт не следил, и не планирует), он в мыслях проклинал проявленную ранее сговорчивость. Не из-за заторов на главных улицах, и не из-за чемпионата в целом, а потому что теряя драгоценные минуты и из-за того, и из-за другого не может сейчас быть с теми, кто его ждёт. «Думаю, не имеет значения, молоды мы или стары. Важно смотреть вперед с уверенностью, а назад оглядываться с гордостью», — последнее, что он услышал от Нее. В тот дождливый вечер седьмого сентября. Двумя годами ранее. Она действительно их покинула — Майкрофта Холмса и весь грешным мир. Оставила многочисленным потомкам вековое наследие, чья хрупкость так остро ощутима в неуверенной хватке молодого монарха. Но эти слова врезались в память Ее верного слуги. Гордость — не самое точное определение чувств Майкрофта к собственному прошлому. Уж его-то грехи подлежат расплате ещё многими поколениями после. Но глядя на созданное их семьёй будущее, уверенность прорывалась в сознание Холмса как-то сама собой. А вот вера в то, что это самое будущее он во что бы то ни стало способен защитить, гасла с каждым прожитым днем. И пусть его решения — лишь косвенная причина произошедшего на Speedbird 8 British Airways, оправдать себя в своих же глазах Холмс так и не смог. Облегчить возложенную на Майкрофта миссию родственники его не спешили. И скольких трудов стоило скрывать от Эвр приход Изабелль в жизнь остальных Холмсов, ему тоже совсем не хочется вспоминать. И ещё меньше хочется воссоздавать в памяти череду мрачных событий — от настоятельных просьб Шерлока до хладнокровных угроз самого Майкрофта в сумраке больничной палаты — заставивших наконец дочь последнего проститься с безрассудной идеей завести знакомство с мисс Холмс. Дабы не провоцировать пробуждение тех шальных мыслей в голове Белль, имя Эвр и о ней упоминания теперь навсегда заключены в диалогах её братьев. Шерлок в том вопросе безапелляционо занял позицию Майкрофта. Понять брата оказалось куда проще, когда судьба предложила премерить на себе одну из его ролей. Как именно младшая Холмс распорядилась бы знанием о Уильяме рассуждать как-то не хочется. Да, его назвали Уильям. Уильям Хемиш Эндрю Виктор Холмс. Первое имя мальчика на фоне многочисленных вторых — возведенный эгоцентричности его отца памятник. Желание Холмса-младшего назвать Холмса-самого-младщего в честь самого себя удивления не вызвал. А вот имя Эндрю как признание важности Майкрофта в жизни их обоих действительно было неожиданным. Он был польщён. И это ненадолго отсрочило неизбежное высмеивание сентиментальности Шерлока в угоду собственному тщеславию. К удивлению своему, после Майкрофт был себе за то благодарен. Воспаленное подсознание брата к имени Виктор, как оказалось, не причастно. Им мальчишка обязан памяти своей матери о её бесславно почившем отце. С этим фактом Майкрофту было проще примириться. Как и поверить: первое имя мисс Адлер также взяла на себя смелость выбрать сама. В качестве отступного за фамилию. Уильям был Холмсом. И только. Без компромиссов. И если бы не ясные глаза, угольные кудри и хороший аппетит, то у Майкрофта были бы все основания сомневаться в их с Шерлоком родстве. Потому что характер у мальчика с неземной внешностью был по истине ангельский. Едва стало известно о его приближающемся рождении, Холмс-старший возложил на младенца ответственную миссию: стать оружием возмездия в собственных руках. Как славно, если бы своим несносным характером Уильям вернул отцу все причитающееся за долгие годы издевательства над окружающими. Над Майкрофтом. Но у природы были иные планы. Глядя на жизнерадостного, энергичного и смышленного мальчугана, его вредному дяде не оставалось ничего кроме как отдать все на откуп времени. И ждать, что переходный возраст сделает свое дело, уничтожив добрую часть неверных клеток обоих его родителей. Пока же выбирая самые людные места для прогулок с сыном, чтобы люди брата чаще теряли их из виду, Шерлок как и прежде подрывал душевное здоровье старшего. Тот в ответе не оставался. Хотя, к подаренному дядей набору колокольчиков Уильям потерял интерес через минут сорок после вручения. А вот перезвон их запечатлился на барабанных перепонках Шерлока и Ирэн ещё очень надолго. Другое дело — экран отцовского ноутбука. Пока Холмс-самый-младший сидел на коленях Шерлока и завороженно следил за мелькающими иллюстрациями, тот мог расскрыть парочку дел онлайн, мысленно прикидывая, как скоро удастся привлекать к расследованиям своего не обделенного умом потомка. Долго смотреть в монитор Уильяму не позволялось. Детектив к сыну относился с трепетом и вниманием, в какие-то моменты граничащими с маниакальностью. Он следил за его рационом, качеством его одежды, режимом сна… всем тем, что было под жестким контролем матери. Вечно разнящиеся мнение родителей относительно всего: будь то первый прикорм или продолжительность дневного сна. Все подлежало обсуждению, а решения принимались с непомерным трудом. Надо отдать дань уважения трудам доктора Ватсона. Он, свернув в охапку многолетний опыт отцовства, выдвинул свою кандидадуру в качестве переговорщика. Но несмотря на заботу и внимание, нежность свою Шерлок редко к сыну проявлял открыто. Он буквально с его рождения решил, что Уильям — маленький человек. Не ребёнок. Говорил с ним чётко, ясно и достаточно много. Видимо, поэтому малыш и заговорил очень рано и довольно хорошо. Это Майкрофт использовал в своих целях. Заученной малышом трудами дяди фразе: «Макоть — самы кутой» ещё долго трегерить, выводя из равновесия и Шерлока, и Женщину одновременно. Мисс Адлер от своего избранника не отставала. Женщина, с трудом выносившая общество детей, сделала исключение для своего собственного. И следуя иррациональной природе материнских чувств и желанию защитить Уильяма любой ценой, только за этот год сменила четырёх нянь по самым разным причинам: от несоблюдения безглютеновой диеты мальчика до забытого открытым настеж окна в детской февральским утром. Кажется сейчас на этой должности юная неаполитанка. Принята недавно, и вербовкой её заняться Холмсу-старшему нужно незамедлительно. По правде говоря, Майкрофт видел Уильяма редко. Не потому что детектив минимализировал их общение, оберегая сына от своей участи и сохраняя его здоровую самооценку. Хотя это и могло иметь место. Но занятость Большого Брата безжалостно уничтожала драгоценное время, что предназначалось для нового члена семьи. Тем более с началом осени. Открытие сессии парламента буквально завтра. И служба безопасности в полной боевой готовности. На кого-то достать компромат, чтобы с легостью выдворить из кабинета министров. А у кого-то отыскать болевые точки, чтобы склонить к необходимым решениям. На семью времени оставалось все меньше. Именно поэтому, стоя в пробке Майкрофт прикидывал, как многое потерял. Уильям сейчас у Эдит. И у Белль. Куда делись его эксцентричные родители уже ни у кого вопросов, похоже, не вызывает. Хотя, возможно, никуда. Просто по малышу соскучились менее загруженные родственники. Но, главное, что Эдит Майкрофту написала. И сказала, что ждёт. А как быстрее добраться при полном отсутствии возможности применить сигнализацию и мигающие фонари? Да, нет никакого смысла в безграничной власти, если ты так стабильно бессилен перед поступками недалеких людей.***
— Ма-коть и-сёл, — Уильям сидел на коленях сестры и, оторвавшись от банана в руке, протянул крошечный указательный палец мужчине в дверях. Пройдя в светлую гостиную и одарив кивками-приветственным взглядом Эдит и Изабелль, Майкрофт встал у окна рядом с первой и по примеру брата завел «взрослый» диалог со «взрослым» малышом: — Нет, Уильям, Майкрофт не пришёл. Майкрофт приехал. О чем очень жалеет. Пешком было бы куда быстрее. Минутной оценки способностей мальчика в разделывании и поедании бананов хватило, чтобы Майкрофт пришел к выводу: окуни Уильяма в банановое пюре лицом, он все равно выглядел бы чище. Но кусочки фрукта, превратившиеся в мякоть трудами пухленьких ладошек, нисколько не смущали сияющего немногочисленными зубами Холмса. Он был рад видеть Майкрофта. Он ему нравился. И в знак приветствия, протянул один из оставшихся кусков десерта в левой руке, прощебетав: — На. Гость на тот жест отреагировал нетривиально. Откинул брезгливым взглядом останки банана и, забирая чашку свежего чая из рук Эдит, прокомментировал: — Кажется, у него и правда амбидекстрия. Шерлок будет счастлив несказанно. Только у одного процента… — Ты не на то внимания обращаешь, мистер Холмс. — Такое обращение прижилось в отношениях Майкрофта и Белль спустя несколько месяцев знакомства. — Он тебе еду свою отдает. Делится последними кусочками. Не возьмешь его? — Нет. — Холмс-старший свёл брови и вернул взгляд к дочери. — Он и соску свою пытался мне сплавить. — Самое дорогое для младенца. И эти слова Эдит были истиной. Уильям делился многими вещами с теми, кто был ему важен. Майкрофт Холмс — в первых рядах таковых. Почему так случилось, он не знает и более всего, не может понять. Но ценит. — Ты ему нравишься. На вашу мать, например, он сычем смотрит. — Эдит пожала плечами, протягивая пудинг человеку по левое плечо. Искушая сладким. Пудинг не банан. — Его мозг уже разделил всех на своих и чужих. — Во-первых, если бы со мной так обращались, как она с ним, мой взгляд едва ли чем-то отличался бы. — Майкрофт отказался от выпечки также бессловно, как и от смятого фрукта мгновение назад. — Во-вторых, Джордж сказал, что я не нравлюсь никому. И третьих, я пока в числе своих. — Все меняется, — не без удовольствия констатировала рыжеволосая красавица, кивнув в сторону недовольно кряхтящего Уильяма. — Я в целом комфортно себя чувствую, когда он — на значительном расстоянии. — Только ему это доставляет дискомфорт. Недолго Уильям транслировал свое недовольство. Резко прервал ерзанье и нытье. И со сведенными бровями одарил Майкрофта удивленным взглядом. Любой другой малыш пустился бы в истерику, или как минимум начал капризначать на невербальный отказ взять его на руки. Исполнить любую его просьбу. Но Уильям был не просто Холмсом. Он был сыном Ирэн Адлер. Было бы странно, если бы отличительные качества родителей не проявлялись время от времени в характере послушного дитя. — А Шок — самы кутой. — Слова прозвучали со скрываемыми влажными глазами и дрожащей губой. Ни злости, ни ярости. Только искреннее разочарование. Что-то пошло не по его. И не важно, какими средствами это исправлять. Обидчивость от отца. Склонность к манипулированию от матери. А у Майкрофта иммунитет на оба этих пункта. Когда дело касается их. Но не Уильяма. — Не дави на меня. Уильяма не поставить в один ряд с остальными. Перед ним ещё не было не взятых крепостей. И айсбергов. Оставив чашку чая остывать на краю стола, Холмс-старший вытащил платок из нагрудного кармана и со свойственной лишь ему педантичностью, медленно отодвинул стул, и поочерёдно освободил себя от пиджака и жалета, тем самым обрекая новую рубашку на печальную участь. — Ты тратишь миллионы в год на обеспечение их с Белль безопасности, но не в состоянии принести в жертву один костюм? — У Эдит сегодня игривый настрой. — Не все сразу. С этим Майкрофт очистил ладошки сияющего мальчугана, а спустя мгновение протянул руки и заключил его в свою крепкую хватку. — Макоть-Макоть, — Уильям, прижался щечкой к груди мужчины и обнял его обеими руками, чем все же наградил парочкой маленьких пятен на галстуке и рубашке. Майкрофт закатил глаза. — Все твои прихоти исполняются, да? — Он выловил Чиза — единственного любимого тобой живого существа — чтобы погладить. А ты и глазом не повёл. Чиза! — Белль встала, отряхнулась, разгоняя кровь по затекшим ногам. — Так что вопросики к тебе, мистер Холмс. — Что там с этой итальянкой? — Слова дочери Холмс проигнорировал без угрызений. — Ты узнала, где Женщина нашла её? Почему так скоро… — Я бесплатно не работаю. — Дурной пример заразителен. Белль, однако, уже очень многому набралась от Шерлока. — С каким счётом мы сегодня разнесем немцев? Шерлок, конечно, провел ретроспективный анализ и вывел несколько закономерностей в составе команд, качестве газона и даже времени проведения матча. Но мы с Коллином решили перестраховаться. — Вы ведь понимаете, что несмотря на значительные возможности, траектория полета мяча и сила гравитации все еще вне моей власти. — Ты ведь понимаешь, что в это уже никто в этой стране не поверит. — Нет, у Эдит сегодня определённо, приподнятое настроение. — Так что даже если что-то тебе неподвласно, не подавай виду. — Здравая мысль. — Майкрофт задумчиво покачал головой, пока ребёнок в его руках с упоением разглядывал платиновые запонки, коих не встретить на рубашках отца. — Но сегодня без спойлеров. Не хочу, чтобы вы с Шерлоком обрушили букмекерскую систему. — И словно невзначай добавил: — Так… что там, говоришь, с новой няней?***
Уже вечером, после длительных переговоров с полутрогодовалым бойцом, и несостовшихся компромиссов, когда наконец прозвучало заветное: «Купаца и пать», смывая с него остатки то ли ужина, то ли десерта, Майкрофт набрался смелости освободить на долю секунды имя той, что как и прежде была заточена в стерильной камере одинокого острова: — Эдит, она больше не говорила об ... о — Об Эвр? Нет, — кутая мальчика в махровый халат, ответила та, — словно ... словно о ней забыла. — Изабелль не забыла о ней. Просто ... не может вспомнить. Когда спустя полчаса, мальчик на руках у Майкрофта, уткнувшись в его плечо, погрузился в грубокий сон, а ресницы на розовых щечках начали поддрагивать от увлекательных сновидений, мужчина, глядя на свое отражение в зеркале, мысленно был благодарен за то, что они с Эдит однажды сочли не лишним оставить у нее несколько его чистых рубашек. И ещё большую благодарность он испытывал за то, что об этом до сих пор не подозревала Изабелль.