Бинты в цветах любви

      Выплёвывая очередные лепестки с примесью крови, Максимов в очередной раз чуть не задыхается. Душится, харкает, и всё больше окровавленных лепестков падают на его ладонь. Тяжело дыша, мужчина вскидывает голову и прикрывает глаза на несколько минут, прежде чем снова их раскрыть.       Сев на диван, внештатный сотрудник полиции прислоняется к спинке дивана и вздыхает, сложив руки замочком. Тишина и давила, и успокаивала.       Переведя взгляд на свои руки, Макс заметил ещё несколько глубоких царапин, которые возникли на его указательном пальце. Слегка нахмурившись, он взял со стола бинт, ножницы и принялся бинтовать, попутно сортируя мысли.       Гнездилов... Его имя и фамилия вызывали отвращение и ненависть. Этот придурок всегда пытался из себя кого-то строить, хвастался тем, что якобы лучше всех и что если бы не он, отделу был бы конец. Что такого Максимов нашёл в нём? Что заставило влюбиться в него? Казалось, ответ лежал где-то на поверхности, но когда ты пытаешься к нему подобраться, он тут же испаряется, словно его признаков жизни и не было.       Задавая себе один и тот же вопрос каждый раз, когда он выплёвывал лепестки и кровь, мужчина пытался вспомнить и понять, что именно послужило толчком к влюблённости. Его внешность, его характер, его глупость... Слишком просто и банально. Максимову кажется, что причина в другом. Но где она? Ответа нет.       Закончив бинтовать, оперативник взял телефон в руки. Тут же позвонил Леонидов. Нехотя подняв трубку, Макс в своей привычной манере начал:       — Да Лёш? Что на этот раз?       — У нас очередное убийство. Лучше бы тебе сейчас же приехать, пока Гнездилов не облапал все улики.       Алексей звучит раздражённый, и это веселит Максима. На лице всплывает ухмылка и он слегка усмехается. Ещё больше ухмылка разрастается, когда по ту сторону, где-то недалеко от Лёши, слышен возмущённый комичный голос Игоря, утверждающего, что он никого не облапал.       — Я уже в пути. Можешь не беспокоиться.       Собираясь, Максимов не шибко торопиться. Будучи за рулём, Макс думал о том, что за подробности дела его ждут, куда придётся ехать, с кем придётся столкнуться, сколько лиц придётся поразбивать, и как в этот раз Гнездилов будет чудить, мешать и возмущаться. Макс думает о том, насколько комичным и глуповатым будет лицо капитана сегодня.       — Япона мать! Опять...– Максимов недовольно шипит и слегка ударяет себя ладонью по лицу. Выкинуть Гнездо из головы невозможно. Он продолжает думать о нём, продолжает вести себя слегка мечтательно. Раздражает.       Чтобы попытаться вновь отвлечься от мыслей, Максимов пытается думать о Лене. Только теперь это срабатывает, ему попросту стало плевать на неё. Раньше она была самой идеальной женщиной в его мире, а теперь Жарова стала таким же фоном, как остальные. Никто ему не был всерьёз интересен, кроме капитана.       Как-то он пытался влюбиться в кого-то другого, но никогда не получалось. Говорят, что влюбившись однажды, ты уже не сможешь кого-то другого любить. Пожалуй, стоило признать правдивость этих слов. От одного упоминания этого горе-капитана внутри разрастаются цветы, лепестки которых приходилось выплёвывать.       Приехав на место преступления, Максимов вёл себя как обычно: изучал место совершения убийства, разговаривал с Леонидовым и при помощи пса находил какие-то улики. Было необычно то, что Игорь не приехал. Возможно, тот разговор с Громовым действительно что-то вбил в его голову.       Возвращаясь обратно наружу, чтобы поговорить с Лёшей, майор всматривается в руку коллеги и замечает свежий бинт. Максимов слегка нервничает, мысленно хочет, чтобы он не спросил про это, просто промолчал. Ах, только жизнь никогда не слышит просьб и хотений.       — Макс, что на этот раз с твоей рукой? Точнее, с твоим пальцем.– слабая ухмылка возникает на лице Максимова. Слышать негодование в голосе Леонидова отчего-то позабавило оперативника. Макс, в своём привычном тоне, опять что-то отвечает, выставляя ложь за правду. Однако эти глаза догадываются, что услышанное ложь, но рот молчит. Кивнув, шатен поделился информацией о жертве, которую удалось раздобыть на месте.       Погружение в работу помогало не думать о не взаимной любви и о самом Гнездилове в целом. Даже видя самого Игоря и будучи вынужденным взаимодействовать с ним, мысли больше отдавались в решение преступления, нежели чувствам. Это и есть объяснение тому, почему лепестки начинают вырываться только по прибытию в квартиру. Макс понимает – долго это не может продолжаться. А есть ли у него выбор? Ему не хочется, чтобы кто-то беспокоился о его здоровье, не хочет увидеть эти странные, не понимающие взгляды, которую могут обернуться отвращением или усмешками.       Но Игорь Гнездилов... идиот в лисьей шкуре .       Капитан быть может и страдает болезнью Пика, но он не такой уж и глупец. Гнездо в курсе про то, что Макс питает к нему чувства, и единственное, чего он не знает, так это того, насколько всё серьёзно и губительно.       Быть может, если бы горе-капитан знал о том, что у внештатного сотрудника полиции ханахаки и то, насколько это убийственная болезнь, всё было бы по-другому. Но Игорь дал понять, что он ещё не настолько вышел из ума, чтобы из натурала переобуться в гея, ну или бисексуала.       Максимов мог бы его зауважать за это, если бы влюблённость была у кого-то другого. Макс его ненавидел за это... когда-то, а может и до сих пор ненавидит, просто в более пассивной форме. Оперативник уже смирился с тем, что о взаимности и речи быть не может: Гнездилов скотина, не сказал напрямую, а отравляет, словно насекомого. Максимов мог ожидать чего угодно, даже того, что Игорёня воспользуется этими чувствами, однако он поступил так, как нельзя было и подумать.       Идя по следу преступника, антагонист был на мушке. Почти был бы пойман, если бы не Гнездилов, который решил вновь побороться за лучшего следователя уголовного отдела. Время и след потеряны, оперативник был ни с чем.       — Япона мать, Гнездилов!– выругнулся Макс, нахмурившись и покидая заброшенное здание. Капитан сидел на капоте своего чёрного мерседеса и смотрел на коллегу.— Почему ты хоть раз не можешь не срывать поимки преступника? Ну почему ты не можешь хоть когда-нибудь полезным?       Эта откровенность... Максимов помнит, как под действием сыворотки правды сказал это. Это было менее обидным (по его меркам), чем дебил, но капитана это задело. На удивление, Игорь тогда не возмущался, наоборот, в его глазах впервые было некое понимание. Никаких тупых оправданий или попыток постоять за себя, Гнездо молчал.       — Я знаю.– сказал тогда он, звуча спокойно и необычайно негромко.— Но разве ты не привык?       Эти слова врезались в голову и не выходили длительное время. После этого Максимов повторял это снова и снова, вспоминая лицо Гнездилова, его голос в тот момент.       «Я знаю».       «Но разве ты не привык?»       Возможно, именно это стало толчком к запуску необратимого механизма влюблённости? Тот самый уникальный случай, когда Гнездилов сам на себя не похож. Возможно, вспоминая его так долго, его голос и взгляд, выкинуть сам образ капитана из головы стало невозможным.       — А что я сразу-то? Это ты мне мешаешь, я как раз собирался его взять!– возмущение и громкая попытка оправдаться, выставить себя невиновным, даже когда это давно перестало работать.       Максимов ничего не отвечает, лишь махнул рукой, что-то пробормотал и сел в машину, чтобы вернуться в отдел. У Лены или Вахтанга определённо будет какая-то информация.       Макс бы всё отдал, чтобы тот момент повторился снова и снова. Ему хотелось, чтобы тот момент длился бесконечность. Хотелось понять это.       Его слова – неужели Игорь смирился со своей болезнью? Точно также, как Макс и не взаимной любовью?       В голове недовольные мысли о Гнездилове и о том, как он всё испортил. В сердце становится больно, разочарованность распространяются по телу. В лёгких тяжелеет, раны на руках слегка пульсируют. Мужчина понимает, что ему срочно нужно отвлечься на другую тему, иначе придётся выплёвывать лепестки и кровь в туалете.       — То здание было слишком открытым и очевидным местом. И на кой хрен Евдокимов решил скрыться там?– негромко оперативник озвучил мысль вслух, что способствовало полному переключению на другую тему. Тело расслабилось, дискомфорт постепенно спадал, вскоре вовсе стих.       Приехав в отдел, Максимов зашёл к Лене в лабораторию...