***
В воздухе пахло чем-то тёплым и определённо съедобным. Вейлон застонал, пытаясь разлепить глаза. Эдди Глускин сидел напротив, с улыбкой наблюдая за ним. — Ты, наконец, проснулась, моя любовь, — нараспев протянул он. Вейлон испуганно шарахнулся прочь, чуть не перевернувшись вместе со стулом, к которому был прикован. — Тише, тише, ты опять навредишь себе! — всполошился Глускин и потянулся к Вейлону, чтобы усадить его ровно. Сражаясь до последнего, Вейлон отчаянно дёргался, а потом пораженно замер, когда чужие руки накрыли его предплечья. Эдди был тёплым. Нет, Эдди был горячим, как раскалённая печка. Вейлон только сейчас осознал, насколько он окоченел за все эти последние месяцы, скрываясь от психов в холодной больнице. Заметив его мурашки, Эдди ласково улыбнулся, провёл ладонями вверх, оглаживая ледяную кожу. — Дорогая, да ты вся дрожишь! Сейчас, подожди минутку, — он поднялся на ноги и обошёл стол. Сервированный на двоих. «Какого хрена?» — успело пролететь в голове, а потом Эдди легко поднял его вместе со стулом и подтащил ближе к горящему камину. Кажется, влияние Эдди стало таким большим, что он занял комнаты отдыха для персонала. Установив Вейлона как можно ближе к огню, Эдди сел перед ним на корточки, снова обаятельно улыбнувшись. От его рук на коленях Вейлона исходило гораздо больше тепла, чем от чертового камина. — Вот так, согрейся, дорогая. Нас ждёт рождественский ужин и, конечно же, подарки! Вейлон глубоко вздохнул, поражаясь своему смирению. Страх давно его покинул, оставив лишь какое-то отчаянное желание выжить любой ценой, но и оно уже умерло под натиском холода и одиночества. А Эдди был тёплым... — У меня нет подарка для тебя, — тихо прошептал Вейлон. Эдди улыбнулся шире, хотя казалось, что это невозможно. — Конечно есть, дорогая! Всё, чего отчаянно желает моё сердце, — это твоя любовь! Но об этом позже. Сначала ужин! Поднявшись на ноги, Эдди пододвинул ближе свой стул и взял со стола тарелку. — Мне очень жаль, что я был вынужден приковать тебя, я просто боюсь, что ты навредишь себе. Но не волнуйся, я позабочусь о тебе. Вот, — он уселся рядом и протянул Вейлону нанизанный на вилку кусочек мяса. Это была еда, приготовленная на огне еда, после всех этих месяцев... Не думая о последствиях, и о том, откуда это мясо, Вейлон быстро съел то, что ему предлагали. Воодушевлённый Эдди дал ему ещё кусочек и ещё... Так он скормил своей пленённой Невесте всю её порцию, а потом поделился и своей. — Твой аппетит просто потрясающий, дорогая. Ты сможешь выносить нам крепких и здоровых детей, — мурлыкал он. Когда жаркое было съедено, Эдди накормил Вейлона горячим супом, воркуя над каждой ложкой. От еды и тепла Вейлона очень быстро разморило. Тело, уставшее от спартанских условий и постоянного страха, блаженно расслабилось. Вейлон подумал, что сейчас, если Глускин достанет свою смертоносную пилу и отрежет ему яйца, он не сможет пошевелить и пальцем, чтобы защититься. Устало вздохнув, он сам не заметил, как опустил голову на плечо человека, сидящего рядом. Эдди давно убрал все тарелки и теперь что-то бормотал себе под нос, обнимая Вейлона одной рукой со спины, убаюкивая его своим голосом. И Вейлон послушно провалился в сытый сон.***
Второй раз он очнулся в мягкой постели. Эдди Глускин спал рядом, перекинув свою большую, тяжёлую, безумно горячую руку через его живот. Моментально покрывшись холодным потом, Вейлон попытался выбраться, как можно тише и быстрее, чтобы не разбудить спящего маньяка. Но прежде чем он успел хотя бы сдвинуть с себя руку, Эдди лениво пробормотал: — Ну, куда же ты, дорогая? Рождественская ночь ещё не окончена. Вейлон даже пикнуть не успел, как Эдди набросился на него и спеленал, будто младенца. — Я ведь хотел, чтобы тебе было лучше. Тебе же так неудобно было спать в наручниках. А ты снова убегаешь от меня! Зажмурившись, Вейлон отчаянно дёрнулся пару раз, пытаясь выползти из-под Эдди и вырвать запястья из захвата его раскалённых рук, но ослабевшее от постоянного страха и голода тело и в лучшие дни не могло дать сдачи, а сейчас и подавно. — Ну тшшш, тшш, — увещевал Эдди, с комфортом устроившись сверху, шепча в ухо как змей-искуситель. — Я знаю, что неправильно брать честную женщину до свадьбы, но, видит Волрайдер, я жду тебя уже очень долго, дорогая. Сердце забилось где-то в глотке. Вейлон отстранённо подумал, что, наверное, умереть после сытного ужина и сна в тёплой постели (в холодной постели, но с безумно тёплым мужчиной), гораздо лучше, чем сдохнуть где-то в канализации от того, что захлебнулся дерьмом этой больницы. Облегчение, что скоро всё закончится, оказалось таким ослепительным, что Вейлон почти пропустил мимо ушей всю ласковую речь Эдди. — ...поэтому я решил, что хочу сделать тебе подарок, дорогая. Знаешь какой? Вейлон немного пришёл в себя и покачал головой, не уверенный, стоит ли вообще открывать рот, когда он уже смирился с неминуемой смертью. — Нет, не знаю. Эдди уткнулся в ухо Вейлона и шумно выдохнул. Его рука медленно скользнула под живот, невесомо погладила пах. — Я решил, что подарю тебе твоё непотребство и буду принимать тебя такой, какой тебя создала для меня природа. Мы должны ценить её дары. И ты ведь будешь ценить мой дар тоже, верно? Член под тёплыми пальцами осторожно дёрнулся, будто не чувствуя нависшей угрозы. Вейлон так долго был в этом безумном одиночестве, что совершенно забыл, как ощущаются объятия, каков на вкус поцелуй жены, насколько крепкими бывают рукопожатия... Эдди первый за долгое время прикоснулся к нему, и замёрзшее, истосковавшееся тело отозвалось. Жалобно всхлипнув, Вейлон тихонько проскулил: — Да, да... Я приму твой подарок, я благодарен за него, — и толкнулся бёдрами в чужую ладонь. Эдди с него как ветром сдуло. Подождав пару мгновений, Вейлон осторожно оглянулся через плечо. Сидя на краю кровати Эдди брезгливо смотрел на свою руку. — Дорогая, — вкрадчиво начал он, — я... буду вынужден попросить тебя... не трогать меня этим. Иначе, я всё таки не могу гарантировать безопасность твоего непотребства. В горле Вейлона заклокотал какой-то истерический смех. Начавшийся с хихиканья, он перерос в хриплые, каркающие звуки, напополам с рыданиями. С любопытством первооткрывателя Эдди наблюдал, как он задыхается от слёз. В конце концов Вейлон устал смеяться и плакать. Раскрывшись из простыни, которой Эдди его спеленал, он распластался на кровати, раскинув руки. На душе стало как-то совершенно легко. Эта больница заразила Вейлона своим безумием. Он не выдержал и умер. И остался другой, новый Вейлон, Вейлон, который выживает. Вейлон, которому суждено стать Невестой, судя по всему. И Жених, даже кажется, пообещал не кастрировать его. Организовал тут... свидание для них? Вейлон снова захихикал, а затем повернулся к Глускину. Тёплому, тёплому Глускину. — Ты хотя бы знаешь, что делаешь? Тот склонил голову внимательно вслушиваясь в вопрос. — Я умею делать своим жёнам детей. Если ты об этом. Старый Вейлон был бы в ужасе от перспективы потрахаться с этим . Но... Новый Вейлон устал и замёрз. А в Рождество, обычно происходят чудеса. Так что... почему бы и нет? А ещё Новый Вейлон вдруг осознал, что может влиять на Жениха, если будет с ним разговаривать. Неизвестно, чем это обернётся в долгосрочной перспективе, но ему давно нечего терять. — Все твои жёны так и не выдержали твоей «любви». Если ты не хочешь чтобы я сдох, тебе нужно делать как я скажу. Глускин моментально вскинулся: — Не говори так! Я буду заботиться о тебе! Если ты не будешь себе вредить, то всё будет хорошо! — Угу-м, — дурея от своей храбрости проворчал Вейлон, оглядевшись. — Мне нужно что-то жирное. Масло, крем, мазь — что угодно, ты знаешь, что это такое? — Конечно я знаю, что такое крем, я ведь не дикарь! — воскликнул Эдди, поднимаясь с кровати. Он дошёл до какого-то шкафа, зашуршал вещами. Вейлон вздохнул, глядя на его широкую спину. Такую большую и уязвимую… Один удар… и они оба уже не жильцы. Когда Эдди обернулся обратно, Вейлон стаскивал с себя остатки обносков, в которые ещё был одет. Бережно вытащив камеру из кармана, он спрятал её под подушкой, чтобы быстро схватить при необходимости. — Что... ты делаешь, дорогая? Вейлон стянул с головы то, что когда-то было футболкой. — Готовлюсь отдать тебе твой Рождественский подарок. Ты ведь этого хотел? Его тощие бледные плечи, покрытые синяками, светились на фоне грязных простыней. Эдди сглотнул густую слюну, чувствуя, как его непотребство крепнет, набухает и хочет... Протянув своей Невесте какой-то старый крем, Эдди попытался накрыть её собой и взять свой подарок, но Вейлон упёрся ладонью в его грудь. — Нет. Стой. Это ведь я дарю подарок. Позволь мне... подготовить всё, как надо. Недовольный заминкой, Эдди хотел сломить его сопротивление, но в таком случае его Невеста снова будет рыдать и истекать кровью на простыни. К тому же ещё никто не ложился под Эдди... добровольно. Это интриговало. Это было настоящим Рождественским чудом. Кивнув, Эдди устроился на краю кровати и принялся наблюдать. Под взглядом нормального и изуродованного глаз по коже Вейлона пробежали мурашки. Не веря в то, что делает, он стянул с себя трусы, повернувшись к Глускину задом, стараясь скрыть от него свой член. Атаки не последовало. Это обнадеживало. Глубоко вздохнув, Вейлон смазал руку кремом, завёл её за спину, невольно стараясь двигаться так, чтобы Эдди было как можно лучше видно. Холодный, скользкий палец проскользнул в задницу, как слизняк. Вейлон подавил дрожь, толкаясь глубже, слыша, как тяжело задышал Эдди. После нескольких толчков, Вейлон добавил второй палец, стараясь растянуть себя как можно быстрее. Неизвестно, насколько хватит терпения Глускина, а судя по его габаритам, Вейлону лучше поспешить. От холодного крема и ледяных пальцев, задница почти сразу замёрзла. Вейлон двигался механически, на автомате, растягивая себя уже тремя пальцами и нихрена не понимал, зачем он всё это делает. Пока его ладони не накрыли раскалённые руки. Вейлон потрясенно застонал от контраста. Проскользнув внутрь к его пальцам, Глускин начал толкаться в том же ритме, с интересом наблюдая, как его рука скрывается внутри чужого тела. Без крови. — Я... я знал, что ты идеальна для меня, дорогая, — прошептал Эдди, с восторгом чувствуя, как Вейлон расслабляется навстречу его пальцам, стонет от удовольствия. Подумать только! Эдди никогда не знал, что может заставить кого-то так стонать! Накрыв одну ягодицу ладонью, Эдди отвёл её в сторону, чтобы лучше видеть, как движутся их переплетённые пальцы. Ох, он видел столько внутренностей, но никогда не видел так. — Это потрясающе... Потрясающе, — увлёкшись, Эдди совершенно не чувствовал, как его непотребство рвётся из тесных штанов, истекает смазкой на нижнее бельё, отчаянно желая это тощее, прекрасное тело. Только когда Вейлон осторожно вытащил их пальцы и взглянул через плечо, Эдди понял, насколько сильно он хочет быть внутри. Чуть приподняв задницу, Вейлон выдохнул, почти всхлипнул: — Давай , — и уткнулся носом в подушку. Забыв про штаны, Эдди рванулся вперёд, прижимаясь членом между ягодиц. Вейлон выгнулся в ответ, даже через одежду чувствуя, насколько горячий этот член. Зарычав от разочарования, Эдди быстро сорвал с себя все тряпки, не заботясь о их сохранности, накрыл замёрзшее, ожидающее тело собой. — А-а-а-а-а-ах!!! — взвыл Вейлон, поддаваясь навстречу. Член Эдди дёрнулся, капнул раскалённой смазкой на сжимающуюся дырку, проскользнул внутрь, растягивая мышцы. Вейлон снова взвыл, чувствуя, как задницу печёт от слишком большого и слишком горячего члена, который, кажется разрывает его надвое. — Вот так, дорогая... Так хорошо, в тебе, потерпи немного, потеря девственности — это всегда больно, но я уверен, что сейчас это приятная боль, я держу тебя, дорогая, всё хорошо, — без остановки частил Эдди куда-то во взмокший затылок Вейлона, то и дело прерываясь на поцелуи в грязные русые волосы. — В... Вейлон, — всхлипнул он, когда гигантский член, кажется, достал до глотки. — Меня зовут Вейлон. Глускин совершенно не придал значения мужскому имени, продолжив болтовню: — Вейлон, дорогая, ты такая идеальная, мне так хорошо, я не знал, что бывает так хорошо, Вейлон, это лучший подарок в моей жизни, ты так сжимаешься на мне, что я не могу двигаться, в тебе так потрясающе, что я хочу остаться здесь навсегда. Толкнувшись ещё глубже, он прижался поцелуем между лопаток Вейлона, сжимая огромными ладонями его бока. — Двигайся. Проклятье, двигайся! — взмолился Вейлон, чувствуя сводящий с ума зуд где-то внутри. Эдди послушно скользнул наружу, а затем толкнулся обратно, выбив из них обоих весь дух. — Ох, дорогая, Вейлон, ты стискиваешь меня, ах! Приспособившись, Эдди начал раскачивать их, бормоча какие-то пошлости. Вейлон давно перестал слушать, сосредоточившись лишь на том, как ему невероятно жарко, впервые за полгода; как хорошо от рук другого человека, что держит его крепко и бережно, будто сокровище. Скользнув рукой к своему члену, Вейлон задвигался в том же ритме, подстраиваясь под движения Эдди. — Что это, дорогая, что ты делаешь? — прохрипел тот. Ведомый любопытством, не прекращая движений, Эдди нашёл ладонь Вейлона и накрыл её своей. В пальцы толкнулась влажная головка, Вейлон застонал громче, дурея от раскалённой руки. Эдди сбился с движения, замер на секунду, разрываемый бурей эмоций, среди которых главенствовал восторг. Непотребство его дорогой Вейлон тоже приветствовало его и жаждало его прикосновений. Потрясающе. — Я люблю тебя, дорогая, люблю всю тебя и хочу трогать твоё непотребство, хочу чтобы ты кончила подо мной, ты ведь сможешь сделать это для меня, Вейлон? Эдди стиснул чужой член в кулаке и задвигался с новой силой. — Да, да... Да-а-а! — рыдал Вейлон, отчаянно толкаясь вперёд, в тесный кулак, и назад, на раскалённый член. Казалось, будто Эдди вбивает в него всё своё тепло, делится им так, чтобы оно осталось внутри и снаружи, после того, как всё кончится. — Я... сейчас... — Да, дорогая, я тоже близок, ох ... Скоро в тебе будет моë семя, а потом из него вырастут наши дети. А даже если нет, то я готов до конца жизни быть с тобой вот так, когда нам обоим хорошо. — М-м-м, — Вейлон уткнулся лицом в мокрую от слез и слюны подушку, отчаянно толкнулся в последний раз, сотрясаясь в оргазме, растекаясь семенем по большой ладони. Эдди стиснул его бёдра двумя руками и Вейлон почувствовал, внутри его тепло. Горячее семя, которое будет греть Вейлона холодными, безумными ночами. Рухнув на его спину, Эдди почти сразу сграбастал Вейлона в объятия, всё ещё находясь в нём своим обмякающим членом. — Это было лучшее Рождество, дорогая. — Угу-м, — сонно отозвался Вейлон. — А следующее будет ещё лучше, когда мы поженимся и сможем заниматься этим на абсолютно законных основаниях. — Угу-м. — Ты ведь выйдешь за меня? Я лишил тебя девственности, теперь я, как честный человек, обязан на тебе жениться, ты не имеешь права, отказать мне! — Угу-м... — Ох, это прекрасно, — Эдди поцеловал Вейлона в висок и радостно засмеялся. — Ты сделала меня самым счастливым человеком в мире, Вейлон. — Угу-м... — сонный разум Вейлона запоздало услышал слова Эдди, поэтому он нахмурился, пытаясь выбраться из дрёмы. — Подожди... что? Эдди выскользнул из Вейлона, а затем накрыл их обоих тёплым одеялом. — Ничего, дорогой. Спи пожалуйста. С рождеством тебя, Вейлон. — ...и тебя, Эдди.