Синяя свечка

      Отставной солдат шагал по пыльной дороге уже много часов. Маршировать таким образом ему было не привыкать, конечно – в армии он прослужил два десятка лет и участвовал в бесчисленных походах. Вот только в них он получил столько ран, что начальству стал не нужен и был отправлен в отставку. В придачу к шрамам никакой пенсии ему не выдали и прогнали взашей. Так что теперь он маршировал без цели и, что важнее, безо всякого довольствия, а это куда как менее увлекательно. А потому, приметив домик-развалюху под разлапистыми вязами, солдат свернул с дороги и, пройдя по изрядно заросшей стёжке, постучал в рассохшиеся ворота.       В ответ на стук из покосившегося домишки высунулась согбенная сморщенная старуха в грязных потемневших от времени одеждах, немногим отличающихся от тряпок.       — Бабушка, пусти переночевать!       — Э, солдатик, – усмехнулась старуха, – ты, я вижу, не с квартирьерами пришёл, так с чего пускать тебя за бесплатно? Вот если завтра поутру окажешь мне услугу, так и быть, проведи ночь под крышей. Да и еды тебе кой-какой найду.       К работе солдату было не привыкать, так что он радостно отсалютовал и вошёл в скрипящие воротца. Поужинав жидкой гороховой кашей, луковицей да зачерствевшим хлебом, он лёг на лавку, скинул сапоги, накрылся поношенной, многожды латанной после ударов штыков шинелью и через мгновение звучно захрапел.       Наутро старуха, накормив солдата ещё более жидкой кашицей, отправила его сперва нарубить дров, а затем вскопать запущенный огород. Управился с этим солдат, а старуха тут как тут.       — Покуда не ушёл, окажи ещё одну пустяшную услугу, солдатик. Есть у меня за домом старый пустой колодец; упала в него моя свечка, горит она синим пламенем и не гаснет, - вот ты и должен будешь мне ее оттуда достать.       Почесал солдат в затылке, но решил уважить старушку. Спустила она его в колодец в корзине – откуда только в сухоньком теле силы взялись. Нашёл солдат синюю свечку и махнул рукой – поднимай, мол! Подтянула его старуха да за свечкой потянулась. Не понравилось солдату, как хищно блестят её глаза и жадно кривится беззубый рот. Он отставил руку со свечкой подальше.       — Сперва вытащи меня, бабушка! А уж наверху я тебе её отдам.       Лицо старухи скривилось от злости. В одно мгновение она стала такой страшной, что солдат тотчас смекнул: перед ним ведьма.       — Так пропади же ты пропадом! – завопила она, брызгая слюной, и выпустила верёвку, на которой держалась корзина.       Солдат сверзился вниз, но дно колодца не было каменистым, а прутья корзины смягчили его падение. Однако что в этом было толку – выбраться наружу по гладким стенкам он бы не смог, а верёвка лежала тут же, и прицепить её было не к чему.       Сидит солдат в колодце грустный, и сунул он случайно руку в карман и нашел там свою трубку, а набита она была до половины табаком. Отчего бы и не покурить напоследок, решил он и прикурил от синей свечки, которая неведомо каким чудом продолжала гореть.       Разошелся дымок по дну колодца, и явился вдруг перед ним черный человечек и спрашивает:       — Что, хозяин, прикажешь?       — Что ж мне тебе приказать? – ответил ему солдат в изумлении.       — Я обязан выполнять все, – сказал человечек, – что потребуешь.       — Ладно, – сказал солдат, – помоги мне сначала выбраться из колодца.       Тотчас же человечек взял его за руку, земля перед ними расступилась, и вышли они в подземный ход. Показал человечек ему по пути богатства, собранные и запрятанные ведьмой, и набрал солдат золота столько, сколько нести мог. Поднялся он наверх и говорит человечку:       — А теперь схвати ведьму да задай её такую трёпку, чтоб ввек не забыла!       Через мгновение человечек вытащил вопящую ведьму из домика, срывая с неё по пути грязные тряпки, и привязал к козлам для пиления дров. Тотчас же из почти вросшего в землю сарая вылетел длинный плетёный кнут и начал охаживать ведьму по спине и заду. Полюбовался солдат на вспухающие на её коже рубцы, хмыкнул да повернулся к человечку.       — Ну, больше мне ничего сейчас не нужно. А коли понадобится, я тебя позову.       — Звать меня не надо, – сказал человечек, – только зажги свою трубку синей свечой, и я тотчас явлюсь перед тобой.       Тотчас же он исчез, будто его и не было. А солдат зашагал в город. Направился в самую лучшую гостиницу, велел сшить себе красивый камзол и приказал хозяину убрать свою комнату как можно красивей и богаче. Когда комната была готова, солдат поселился в ней, кликнул черного человечка и говорит:       — Служил я королю верой и правдой, а он меня прогнал да еще голодать заставил, хочу я ему теперь за это отомстить.       — Что же должен я сделать? – спросил человечек.       — Поздно вечером, когда королевна будет в постели, принеси ее сюда спящей, пусть поработает она у меня служанкой.       Ровно в полночь распахнулась дверь, и вошёл человечек, неся на руках королевну. Была она молода и прелестна, её длинные золотые волосы были распущены, а ночная сорочка сшита из такого тонкого шёлка, что сквозь неё проглядывали и бугорки грудей с розовыми сосками, и очертания длинных ног, и выпуклый зад. Солдат только крякнул и потёр заросший жёсткой седоватой щетиной подбородок.       — Ага, вот ты и здесь! – крикнул он. – Ну, живей принимайся за работу. Ступай принеси метлу да подмети мне комнату.       Королевна безропотно взялась за метлу, а солдат в кресле наблюдал, как качаются её перси в такт движениям и как натягивается ткань на ягодицах, когда девушка наклонялась, чтоб вымести сор из-под стола и шкафа. Когда златовласка закончила, он позвал её к своему креслу и протянул ноги:       — Снимай с меня сапоги.       Сняла она с него поношенные растрескавшиеся сапоги, а солдат кинул их королевне в лицо, и должна она была их поднять, почистить и глянец на них навести. А он тем временем положил девушке на спину ноги в дырявых носках да смотрел на неё свысока. Наконец королевна закончила полировать вонючие солдатские сапоги. Тогда он взял её за ухо и уложил себе поперёк колен. Задрал солдат королевскую ночную сорочку и увидел стройные длинные ноги и попу, белую как молоко и пышную как пара свежих булок.       Ну солдат и принялся охаживать зад королевны крепкой мозолистой рукой. А за двадцать лет битв за фортификации рука эта стала тяжёлой, и бледные ягодицы быстро покрывались румянцем и непрестанно дрожали, будто студень. Девушка неловко брыкалась розовыми пяточками, ойкала и хныкала, но лежала смирно. А солдат знай обрабатывал её зад, и по всей комнате раздавались звонкие шлепки. Наконец, когда небо уже начало сереть в преддверии рассвета, он утомился и отпустил девушку. Когда её ночная сорочка скользнула вниз, августейшая попа всё равно краснела сквозь ткань.       Чёрный человечек в мгновение ока отнёс королевну в её опочивальню, где она и проснулась так, будто всю ночь провела на своей перине. А за завтраком она рассказала отцу, что видела удивительный сон:       — Будто несло меня с быстротой молнии по улицам, и попала я в комнату к одному солдату, должна была прислуживать ему, как служанка, и исполнять всякую черную работу, подметать комнату и сапоги чистить. А потом отшлёпал меня, будто непослушную маленькую девочку. Это был сон, но, однако, я так устала, будто было это все на самом деле, и, простите, папенька, сейчас едва сижу!       Король встревоженно нахмурился.       — Всё это звучит весьма подозрительно. Вот что, дочка, насыпь-ка ты себе в карман гороха этой ночью. Так, если ты покинешь свою спальню, мы будем знать, где ты оказалась, по следу из горошин.       Так она и сделала. Этой ночью солдат снова приказал человечку принести ему королевну. По пути горох сыпался из её кармана, но человечек разбросал горошины тут и там по всему городу, так что никак нельзя было узнать, где же он нёс девушку.       И снова солдат приказал ей полировать мебель и драть пол, а пока она ползала с тряпкой, любовался её задранным задком. Затем он велел прекрасной девушке почистить его сапоги собственным языком. Королевна покорно склонилась перед его креслом и принялась вылизывать старые солдатские сапожищи так, будто это были вкуснейшие на свете леденцы.       Насытившись этим зрелищем, солдат бросил её на свою кровать, задрал ночную сорочку и вынул свой верный ремень. Сегодня попа королевны была чуть розоватой после вчерашней шлёпки, но стоило ремню свистнуть в воздухе, как на ней расцвела пунцовая полоса. Солдат сёк златовласку безжалостно и умело, жёсткая кожа так и плясала на нежных ягодицах, а королевна барабанила изящными ножками по постели, кричала и взвизгивала, но не делала и попытки прикрыться или увернуться.       Оставив напоследок по отпечатку своей бляхи на каждой ягодице наследницы престола солдат велел вернуть её в её опочивальню. Проснувшись, девушка принялась растирать свой зад, оказавшийся и вспухшим, и горячим. Королевна рассказала отцу об этом сне и о его последствиях. Король послал стражу разыскать на улицах горох, но нищие детишки собирали горошины и тут, и там, от дворца до городских трущоб. Призадумался монарх.       — Вот что, этой ночью ложись-ка в постель, не разуваясь, а перед сном подрежь слегка шнуровку на них.       Так она и сделала. Той же ночью снова явился за королевной чёрный человечек и, как и раньше, отнёс её в гостиницу к солдату. Тот вновь принудил златовласку вылизать его сапоги. Затем он перегнул её через спинку стула и заставил держаться за его сидение, привстав на цыпочки. Солдат поднял подол её сорочки, оценив прекрасные округлые ягодицы. Усмехаясь, он помял до сих пор румяные после прошлой ночи половинки.       Затем солдат взялся за тонкую длинную розгу, которую заранее приготовил. Прут с визгом рассёк воздух, а затем впился в мягкий зад. Королевна пронзительно взвизгнула, а солдат вновь занёс розгу. Он старательно сёк наследницу престола, а та вопила и лягалась, но держалась за стул. Подрезанные шнурки на её туфле от этого порвались, и она слетела да завалилась под кровать. Солдат того и не заметил, любуясь на алые полосы, расчертившие августейший зад.       Перед самым рассветом чёрный человечек отнёс королевну назад во дворец, а по пути с неё свалилась и вторая туфля. Проснулась красавица на мягкой перине, да тут же за попу схватилась – уж так она болела! Прибежали на её крики мамки да няньки. А король, как услышал плач из дочкиной опочивальни, призвал своих псарей и велел отправить лучших ищеек по следу, а дал им для этого её туфельку.       Побежали собаки во все стороны, по разным улицам да закоулкам, и одна из них вынюхала след слетевшей с королевны по пути туфли. На её лай сбежались прочие и, рыская в округе, сошлись у гостиницы, где поселился солдат. Услыхав лай и увидев сбегающихся к гостинице псарей, тот вспомнил правила ретирады и провёл тактическое отступление через чёрный ход. В спешке солдат позабыл синюю свечку, которая так и осталась гореть на столе.       Но по приказу короля все городские ворота уже закрыли. Там-то солдата и схватила стража. Пинками и тычками его провели ко дворцу, где королевна, узнав мужчину из своих кошмарных снов, залилась краской и разрыдалась. Тут солдата и бросили в темницу – не надолго, лишь на время, нужное, чтоб соорудить эшафот. Пригорюнился солдат, но делать нечего. На службе он привык, что всякий день может сложить голову, и в конце концов заснул на холодных камнях.       С первыми лучами рассвета солдата в тяжелых кандалах выволокли из темницы и повели на главную площадь, где его уже ждали палач и толпа зевак. Проходя сквозь ворота казематов, увидел солдат в карауле старого товарища по службе. Нащупал он завалившийся за подкладку золотой и, проходя, сунул приятелю да шепнул: «Принеси мне из такой-то гостиницы синюю свечку».       Уже у эшафота нагнал отставного солдата его прежний сослуживец, да сквозь толпу свечку протянул. Тут поклонился солдат королю, который вместе с дочерью, судьями и генералами восседал на высоком помосте, чтоб хорошенько рассмотреть его казнь.       — Ваше величество, дозвольте напоследок трубку выкурить.       — Кури, так и быть. Всё же служил ты короне, хоть и опозорил нынче эту шинель, – милостиво разрешил король.       Взошёл солдат на эшафот, вынул из кармана трубку, набил табачком да прикурил от синей свечки. Тотчас же из дыма явился чёрный человечек.       — Что прикажешь, хозяин?       — Возьми короля, королевишну, судей, генералов, да и плача в придачу, и задай им трёпку, какой свет не видывал!       Тотчас же человечек полетел над площадью так, что и не углядишь, срывая с монарха и его вельмож одежды. Собравшаяся толпа только ахнуть успела, а потом начала хохотать. А тем временем на площадь со всего города слетались кнуты, сами собой оторвавшиеся от берёз и орешника прутья да ремни из лучших кожевенных мастерских. Человечек топнул ногой в воздухе, и тотчас же они начали лупцевать короля, его дочку, генералов и судей. Те пытались бежать, но хохочущие подданные не давали прохода. Вельможи истошно вопили, пока ожившие ремни и розги выписывали на их задах и спинах пунцовые вензеля, обнажённая королевна рыдала, тщетно пытаясь прикрыть и без того испоротую попу, а король заполз под трон, но торчащий оттуда филей продолжали обрабатывать разом два ремня и длинная трость.       — Солдатик!! Пощади!!! Помилуй!!! – заорал, наконец, самодержец.       Солдат же неспешно пускал дымок из трубки, сидя на предназначенной для него плахе.       — А если, проложим, помилую – ты мне что дашь?       — Бери, что хочешь!! Ой-ой-ой!! Медалью награжу, орден пожалую!! – видя, что на солдата уговоры не действуют, король сдался. – Забирай полкоролевства и дочь мою в жёны!!!       Солдат хмыкнул, докурил трубку и хлопнул себя по колену.       — Ну, хватит с них, – объявил он, и тотчас же розги попадали наземь, а ремни да кнуты разлетелись по своим местам.       Вскоре и свадьбу сыграли. Солдат, хоть и получил корону, но продолжал носить шинель чаще мантии, разве что велел портным её подлатать. Супруга каждый вечер снимала с него новые, блестящие сапоги, а если забывалась и перечила в чём мужу, из королевской опочивальни долго раздавались вопли, и все придворные знали – в дело пущен королевский ремень.