я вас убью, лишь оттого, что до безумия люблю, я вас сожгу, лишь для того, чтоб насладиться болью, чтоб насладиться криками и муками вашего тела, ведь нежными руками я от любви больной горела. я умирала и стенала, любовь души своей кляла, вы умираете - так мало всей своей боли вам дала. и жар костра, и дым ветвей лишь спичка в том пожаре, что разгорелся от огней, что принесли вы, как в кошмаре. я вас убью, лишь оттого, что до безумия люблю, я вас сожгу, лишь оттого, что нас двоих я погублю.
Римус ненавидел то, как его друзья могут видеть его насквозь. точнее нет. не все они, а именно один. Римус ненавидел то, что Сириус видит его насквозь, но не видит самого главного. не видит чувств, спрятанных так глубоко, что даже сам Римус не разглядел их сразу. сможет ли он когда-нибудь сказать о своей любви? хоть кому-нибудь, кроме отражения зеркала, хоть кому-нибудь, кто мог бы его выслушать и поддержать, а не рычать в голове о том, что Римус недостоин ни любви, ни взаимности, ни понимания. ком в горле вставал у Римуса каждый раз, когда он понимал, что слишком долго смотрит на Сириуса. пялится. нет, он не смел. ему было нельзя. Сириус был другом. не самым хорошим и понимающим, но другом. не больше. уж точно не для самого Сириуса. Римус любил Джеймса, любил Питера и Лили, любил Мэри и Марлин, боже, даже Регулуса и Пандору он любил. но Сириус. Сириус был язвой на его сердце, разъедающей не только само сердце, но и всю грудь, все внутренности, все тело Римуса. он не мог бороться с этой заразой, как ни хотел. сколько бы он не пытался заменить Блэка другими, сколько бы он не целовался с Барти в коморках, никогда запах дорого табака не сравнится с вонью дешёвых сигарет. прямо сейчас именно эта вонь окружала его, пока он прижимал Крауча к пыльному столу заброшенного кабинета. черт возьми, сколько их таких в Хогвартсе? Барти стонал, сжимая его плечи, умоляя Римуса двинуться ниже. — Мэрлин, Люпин, не будь так жесток ко мне, — Барти разорвал поцелуй, прижимаясь губами к шее Римуса, чтобы оставить несколько быстропроходящих следов. — у нас нет столько времени, чтобы ты тянул мозгошмыга за яйца, — Римус фыркнул, расстегивая чужую рубашку. понаберется выражений от Пандоры.. — м-м, хочешь, чтобы за яйца тянули тебя? — это он произнес прямо перед тем, как коснуться языком соска. Барти хотел съязвить что-то в ответ, но смог только застонать, раздвигая ноги шире. — Мэрлин, блять, было бы славно, — все-таки протараторил он, прежде чем опять откинуть голову со стоном назад, когда губы Римуса начали спускаться ниже. — ты нетерпелив, — Люпин расстегнул ширинку зубами. ноги Барти неумолимо дрожали, он не знал, как ещё стоит на них. — а ты медлителе-ах! — он не договорил, почти оседая на пол, когда Римус облизал его сквозь белье. — блять, да, давай уже, пожалуйста, Рим-м...***
Римус дал Барти отдышаться на полу, куда тот осел, когда кончил. он сидел прямо перед ним, уже давно позаботившись о своём возбуждении и их чистоте. — кто из нас теперь медлительный, Крауч, если ты все ещё не можешь прийти в себя? — хвастаешься тем, как быстро кончил? — Барти протянул к Римусу руки, обнимая за шею. тот в свою чередь скользнул руками по чужой спине и положил голову на плечо. — говорю о том, как медленно ты приходишь в себя. — Барти всегда был мягким и податливым, как сладкая вата, каждый раз после секса, и Римусу это нравилось. — хуевый подкол, — Римус цокнул и укусил Крауча за плечо в наказание. тот взвизнул, чуть не упав с чужих коленей. — ты ужасен. — когда я сосал тебе, ты так не думал. — после этой фразы ты стал ещё более ужасным, — они какое-то время молчали. Барти так настойчиво его торопил, но сейчас, кажется, никуда не спешил. молчание прервало что-то отвратительное: — как у тебя дела? — что за дерьмовый вопрос? — с фырканьем ответил Римус. — ты сам не свой. Блэк опять творил дерьмо? — Римус поджал губы. — похвастался мне, как трахнул какую-то пуффендуйку. — Барти издал звук блевоты. — он отвратителен. — он отвратителен, — согласился Римус. — мне пора идти, Бар-р, — Крауч заскулил, не желая двигаться, но все же слез с чужих коленей и помахал рукой, конечно же, не забыв отправить воздушный поцелуй. секс с Барти был удобен. небольшие разговоры перед и после тоже. переглядки и ухмылки. притягивание за синий галстук было удобным. не таким желанным, как притягивание за красный галстук, но приятным. доступным. ни Барти, ни Римус не любили друг друга. они просто спали, просто отсасывали, просто целовались, забивая на шрамы и следы на чужих телах. плевать.***
Римус лежал на своей кровати, читая какую-то магловскую книгу, которую ему передала Лили. комната была пустой до того момента, как Сириус в неё вломился. Римус сразу понял, что что-то случилось: Блэк был зол. при чем не просто зол, а в ярости. Римус не повернул головы, он привык, что ему мало что докладывалось из дел Сириуса, кроме разве что любовных похождений. это было ошибкой. — где. ты. был. — не слова - яростное рычание. Римус удивленно поднял голову. черт возьми. он забыл забрать с собой карту мародеров. Римус похолодел изнутри. нет... нет, Сириус не должен был узнать об этом. — я прогулялся по Хогвартсу, а что? — голос Римуса даже не дрогнул, хотя тело, казалось, неистово дрожало. — лжёшь, — Сириус, кажется, тоже дрожал, но уже от неконтролируемой злости. — что ты, блять, делал с ублюдком Краучем? Римус поджал губы, продолжая делать вид, что читает книгу. листы мялись от того, как сильно он сжимал края. — ответь, блять, мне! — крик Сириуса разбил что-то в груди Римуса, и он обернулся, резко садясь. сейчас они были лицом к лицу. смотрели прямо друг другу в глаза, дышали почти друг другу в губы. Сириус нависал над ним, его дыхание было учащенным, а руки сжимались в кулаки. тёмные глаза бегали, оглядывая Римуса почти с ненавистью. — ты предал нас?.. ты вступил в Пожера-?.. — взгляд Блэка зацепился за что-то, оборвав вопрос. он отшатнулся, ударившись о тумбочку Питера. — что это за чертовщина, Лунатик? — это уже не крик и не ярость. пустота. голос Сириуса стал пустым, потеряв любую окраску. он не сводил взгляда с шеи Римуса, и Люпин знал, что он там увидел. — засос, — холодно проговорил Римус, что стало почти пощёчиной для Сириуса. — так ты хочешь знать, что я делал с "ублюдком Краучем"? тебе расписать все в подробностях? — сейчас рычал уже Римус. давняя и далёкая обида вылилась в эти слова. — Римус... — но Римус не хотел ничего слышать, он не хотел слышать боли в голосе его друга и чувствовать за это вину. пошёл он! пошёл этот ебучий Сириус Блэк нахуй! — отъебись. от. меня. — Римус оттолкнул Сириуса, когда тот попытался прикоснуться. — ты трахаешься с Краучем? — отвращение, сквозившее в словах, приносила Римусу физическую боль. он хотел выть, разрывая грудь в кровь, хотел кричать, срывая голос, хотел, чтобы его услышали, хотел, чтобы поняли. но нет. Сириус никогда не поймёт, никогда не услышит. — тебя это ебать не должно, я не хвастаюсь каждой выебанной дыркой. — Римус хлопнул дверью так громко, как мог, слыша, как скрипят доски. он хотел, чтобы эта дверь не только отрезала Сириуса от Римуса, но и отрезала эту нить чувств, тянущаяся прямо от сердца Люпина. нить, не рвущаяся никакими средствами, нить, причиняющая только боль.