Зыбучий песок

Кто бы ни был знаком со Штокхаузеном, все знают, что у него до жути красивые волосы, за которыми тот ухаживает. Все эти маски, бальзамы и шампуни оправданы густотой и опрятностью волос немца, и каждый кто видит их, хочет потрогать. Зарыть ладонь в кудри как в баранью шерсть, чувствовать как пряди обволакивают пальцы рук, нежно щекочут ладони и проскальзывают меж ногтей, все больше позволяя насладиться этим ощущением вьющихся локонов в своих руках. И никто был не прочь лишний раз прикоснуться к этому чуду света, даже Нечаев, постоянно дергающий Михаэля за волосы, зарывая свои грубые руки ,с множеством шрамов, в чужую шевелюру. Дмитрий же такой роскоши себе позволить не мог, уж слишком уважал личное пространство своего зама. Видя как эти прикосновения раздражают Михаэля, Дмитрий и не надеялся когда-то прикоснуться к этим чудным волосам, которые манили своей красотой, опрятностью и запахом, отдалено напоминая запах свежего манго, сочного и сладкого. В тайне волшебник мечтал зарыться лицом в эти кудри, целовать макушку и загривок, оставляя игривые отметины на шее ген.директора, прикусывать мочки ушей и целовать в нос с чудной горбинкой. Мечтал поцеловать каждую морщинку, на уже не молодом лице, чмокнуть каждый шрам, будь он от великой травмы или от когтей бездомного кота на главной площади. Касаться тела, немного тощего, со своими изъянами, но такими прекрасными и живыми. Целовать живот, ключицы, плечи, кисти рук и каждую выпирающую на них венку. Смотреть в эти чудные глаза, что на свету горели как самая яркая звезда в ночном небе, подобная Сириусу, было до невозможности сладко, но в тоже время больно. Больно от осознания, что эти глаза никогда не будут смотреть на тебя с любовью и нежностью, а зрачок никогда не расширится, закрывая ореховую радужную оболочку черной мглой. Больнее всего от осознания того, что понять чужих чувств невозможно. Любит он тебя, дорожит тобой как товарищем, или вовсе презирает и пускает за твоей спиной слухи, полные яда и желчи, прожигающие органы каждому встречному. Но даже если Фриц имел возможность распространять слухи, как последняя крыса, засевшая в его сердце, Дмитрий бы никогда не перестал мечтать зарыться в этот зыбучий песок кудрявой макушки, которая так и тянет прикоснуться, как тянет Сеченова коснуться звезд… ореховых звезд, мерцающих болотистым отливом в свете солнечных лучей.