...
— лёва! — окликает его валентин сергеевич и хлопов быстро натягивает стрелу арбалета. взгляд быстро падает на цель и... он здесь. он возвращается, и мир хлопова рушится. это ощущение ни с чем несравнимо. будто бы ты маленький ребёнок, который назло самому себе отказался от сладкого. держишься неделю, вторую, третью и вот, почти месяц. а потом родители покупают тебе шоколад. больно. все усилия перечёркнуты, потому что ты маленький и смотреть на эту шоколадку невыносимо, знаешь же, что сорвёшься. ты плачешь "я же просил, мама! почти месяц!" сквозь рыдания пытаешься донести до этой женщины то, насколько это было важно для тебя. она лишь треплет по волосам и утирает слёзы. "прости, малыш, я забыла. хотели с папой поднять тебе настроение". грустная снисходительная улыбка. чувствуешь из-за этого себя ещё хуже, как будто теперь ты обязан эту злосчастную алёнку себе в рот затолкать против собственной воли. у лёвы ноги подкашиваются, он старается не смотреть, будто бы лагунова тут и нет. пусть он поторопится оставить хлопова в покое. рядом с ним дышать трудно. а ведь уверял себя, что его сердце надёжно защищено. заколочено костяными досками-рёбрами, как окна в заброшенных больницах. прибежал игорь, развязал стратилата, за ним увязалась пара пиявцев. с ними быстро справились. лёва выдохнул. скинул всё на страх. невнимательно слушал, как бывший вожатый пытается всё объяснять валентину сергеевичу только теперь лёва позволил себе взглянуть на валеру. голубые, как лёд, глаза, тёмные растрёпанные волосы. лагунов вырос, да и лёва, наверное, тоже. интересно, как он отреагировал? узнал ли его? несмотря на все внешние изменения валера всё такой же красивый. сердце пробило удар, как тогда, три года назад. тогда, он вроде как умер, сердце не должно было биться вовсе, но рядом с лагуновым оно будто бы в висках колотило. и валеру рядом с ним колотит. — чем три года питался? — из раздумий выдёргивает вопрос лагерного врача. хлопов слишком привык, что все вопросы были адресованы ему, вот и опомнился. — ничем. — игорь разводит руками. — лёва, подойди. — валентину сергеевичу повторять дважды не приходится, хлопов приближается на несколько шагов. лагунову моментально плохеет. — вон как его от дурной крови трясёт. лёва - дурная кровь. лагунова так трясёт от него. осознание ударило камнем по затылку. впринципе, хлопов понимал, что реакция валеры на него будет такой же, как у него на бабу нюру в буревестнике, но в глубине души надеялся, что юный стратилат сильнее, чем сам лёва и сможет как-то противостоять этому ощущению. есть же наверняка какие-то вампирские штучки....
команда разделилась также быстро, как и собралась. хлопов с игорем прочесали всю школу, ища риту. слишком быстро лёва сдался, позволил своим мыслям растерзать его изнутри. рассеянно отвечая на вопросы корзухина, лёва пытался строить новые стены. запрещал себе разговаривать, смотреть, думать о нём. хлопов не теряет надежды, хотя знал на что идёт, он знал куда и с какой целью приехал сюда с валентином сергеевичем. но всё равно был не готов. недостаточно ограничивал себя, не до конца забыл, позволил себе заострить внимание на каких-то воспоминаниях о нём. игорь открывает дверь, где их уже ждут лагунов и валентин сергеевич. у лёвы снова всё ломается. он не может не смотреть. слишком долго он думал о валере. но всё зря: к нему не подступиться, не подойти, за руку не взять. по сути, даже не поговорить нормально. но хлопов и не претендует. ему лишь бы не захлебнуться в этом холодном озере чужих глаз. лагунов его взгляды на себе ловит и тоже смотрит по мере возможности. глядит без презрения, но с явным непониманием и усталостью. лёве его до невозможности жалко становится сразу после первой переглядки. они молчат. нужно ехать, риту увезли. а хлопов всю поездку отвести глаз не может от чужого затылка. он не может рассмотреть лагунова ближе, чем с расстояния в пять метров, он слишком далеко. снова. валера всегда оказывается каким-то недосягаемым. но лёвины руки помнят ту лагерную ночь, когда ему было позволено подержать чужое запястье. тонкое, как стрелки часов. укусить не смог. то ли игорь подоспел, то ли совесть взыграла. иногда лёве думается, что была у него своя воля. но только рядом в определённым человеком. у вероники тоже так было, но сколько сил приложил корзухин ради этого. а лёва сам. сам преодолел себя. он не понимал зачем. просто не кусал, потому что уважал валеру безмерно. уважал его волю, смелость и ответственность. ценил его по-своему: каждую ночь приходил к чужой кровати, накрытой какой-то лёгкой простынкой. сидел, смотрел на человека, который всем своим существом показывал, что он поступил неправильно. что хлопов весь неправильный. одним своим взглядом говорил:" лёв, ты безвольный и слабый." а он всё равно сидел рядом, охранял, наверное. и сейчас, когда стрела арбалета направлена точно в лоб военрука, хлопов не сомневается, что поступает правильно. он всего лишь защищает то, что ему дорого. лёва будет на расстоянии столько, сколько понадобится, главное, чтобы валера просто знал, что ему есть на кого положиться. (а лагунов знает, но не пользуется. он не хочет быть обязанным и подвергать опасности.) только вот, это лёва ему по гроб жизни обязан. и его выбором было возложить на себя это обязательство. хлопов наслаждается, смакует каждое словечко, которое отмечает то, что он может решить что-то сам, даже если этот выбор ему в сердце гвозди вбивает. лёва глаз не отводит, ни на секунду. боится, наверное, что чужой образ не отпечатается в сознании полностью. или, что валера посмотрит, а он и не заметит. но лагунов слишком увлечён вернувшейся ритой. лёва их не слушает, топит себя мыслями. но всё ещё смотрит. надежда умирает последней. они приезжают к отцу глебу. валерке в руки суют оберег от дурной крови. серые глаза сверкают, но этого никто не видит. хлопов протягивает руку в обычном пацанском рукопожатии. но тело пробивает ток, стоит только чужому холодному запястью коснуться кончиков тощих пальцев. лёва чувствует такую же ледяную, как и вся чужая ладонь, выпирающую ладьевидную косточку. его запястья всё такие же тонкие. лёве кажется, что их можно обхватить большим и указательным. у лёвы пальцы длинные, с такими только в пианисты. они уходят, чтобы поговорить. хлопову хочется в этом моменте утонуть. прочувствовать его полностью. кажется, он даже не дышит, лишь бы запомнить всё как можно чётче. он не знает, что говорить, вернее, диалог продуман заранее, но не хочется губить всё словами. радость глупа и безмолвна....
— я же всегда хотел быть... — лёва мешкается в поиске подходящих слов. он хочет быть рядом, значить для валеры что-то. — твоим другом. по-настоящему — всё остальное было слишком слащавым, неподходящим к ситуации. хлопов не может быть ближе, чем просто товарищ, знакомый и помощник, пока другой стратилат убивает, забирает чужую волю. — может, в этот раз получится? — вопрос риторический. у лёвы то подойти получилось только благодаря оберегу. — может. — вроде приятная новость, но валера хмурится отчего-то. — но это ненадолго. — и всё разбивается. снова. лагунов всё хлопово счастье в моменте рушит. он как обратный отсчёт на бомбе, словно бы отсчитывает, сколько лёве ещё отведено на этой бренной земле. но валере просто страшно и больно. он больше не хочет никому светить, обнадёживать и строить совместные планы. лагунов из тех, кто на ошибках быстро учится. он просто не допустит ещё одной смерти. лёва это осознаёт, но эта мысль так, всего лишь фоном звучит, а поверх неё это валеркино "ненадолго" и это мерзкое "а вдруг", "а вдруг он всё понял?", "а вдруг не простил?" снова мысли путаются, сложно сконцентрироваться на реальном мире. лёва хочет мотнуть головой, отогнать весь этот бред, но не позволяет себе. лишь задаёт, наверное, самый тупой вопрос. по крайней мере, так ему кажется. но всё-таки хлопов должен проверить, верны ли его догадки или всё, что он за эти несчастные секунды надумал - правда, и валера его искренне ненавидит. — почему? — прилагает усилия, чтобы ни одна дрожащая нотка в голосе не прозвучала. — потому что, я буду тем, кого вы будете искать. — лагунов снова не смотрит. но лёве это и не надо, теперь гомон в голове успокоился. но хлопову снова до ужаса больно думать о том, что переживает его визави. валерку жалко, как бездомного котёнка. тоже ничего не сделать, просто быть рядом и ждать. попробовать пристроить к кому-то. почему-то хлопов сам для себя решил, что лагунов с ним не будет, а теперь мучается от этих умозаключений. а ведь так хочется схватить валеру за руку, разделить его страдания. показать, что смысл жизни есть. но лагунов слишком сильный и никто, наверное, не знает каково ему в действительности. он ведь тоже молчит. думает слишком много. зачем? лёва же рядом. они молчат. хочется отвлечь валеру от всех проблем, существующих в его голове. они находят какое-то спиленное дерево. умещаются на нём плечо к плечу. так становится спокойнее. — валер, — лёва тихо подзывает, хотя названный итак максимально близко. смотрит на чужую руку, что устроилась на коленке из-за того, что места между ними практически нет. — можно? лагунов, хоть и не понял вопрос, кивает, прикрыв глаза, видимо, сил не осталось: ни моргать, ни думать. хлопов аккуратно обхватывает валеркино запястье пальцами, проверяя свою причудливую догадку. и правда, руку лагунова можно удержать колечком из указательного и большого, даже место остаётся. стратилат от ощущения чужих пальцев не на ладони, а ниже, на выпирающих косточках, широко раскрывает глаза, уставляет взгляд непонимающе-удивлённый на лёву. — у тебя пальцы такие длинные. — снова прикрывает глаза, пока хлопов позволяет себе наглость и сцепляет их руки в замок. и пока валера не видит, улыбается себе нелепо под нос, надеясь, что лагунов забудет обо всём или хотя бы отдохнёт от саморазрушения. а ему думается о лёвиных длинных красивых пальцах: о том, почему валера раньше не замечал, почему они такие длинные, и умеет ли хлопов играть на музыкальных инструментах. ведь обычно именно виртуозам полагается иметь тощие длинные персты. но слишком тяжело сейчас задавать все эти вопросы, поэтому лагунов потирает левый глаз свободной рукой, а из-за интереса сна уже ни в одном глазу (хоть это и ненадолго), и принимается рассматривать "замочек" из рук. пока может, валера отмечает, что несмотря на внешнюю аккуратность, кожа на пальцах грубая. вроде очевидно, лёва же точит осиновые колы, работает, не покладая рук, помогает валентину сергеевичу, как может. но ладони у хлопова всё равно красивые, вытянутые, необычные, с выпирающими венками. постепенно усталость одерживает над лагуновым, и он опускает тяжёлую, забитую мыслями голову на плечо друга. валеркино запястье остаётся в лёвиной руке. так их и находит шарова, перепуганная, запыхавшаяся. сообщает, что потеряла мальчиков, переживала и вообще, пора бы возвращаться.