Отдай мне всего себя

В первый день после Рейшифта Хиджиката Тошидзо не мог пошевелиться или оглянуться, потому что его лицо было растерзано и изуродовано ламиями. Мягкие ткани его прекрасного лица пришлись им по вкусу, и если бы не пришедший на помощь Мори, обглодали бы его лицо под чистую. Но вид все равно был неприятный. Кроме того, обе ноги его были сломаны, а правая рука съедена до плеча. Мори, принесший его потом в Халдею, с ног до головы был в крови и змеиных внутренностях, если они вообще принадлежали им. На третий день после прибытия в Халдею Хиджиката Тошидзо не мог шевелиться вовсе. Демон Мусаши наблюдал за ним каждый день, и в голове его однажды пронеслась мысль, что он точно похож на куклу. Берсеркеру была оказана срочная медицинская помощь, за ним круглосуточно наблюдали Асклепий с Найтингейл, они же меняли капельницы, пришивали ему новую руку, следили, чтобы поток энергии восстановился в его теле. И Мори, когда смотрел на него, лежавшего в больничной койке, не верил, что вот такой сильный Берсеркер, с которым он ежедневно бился чуть ли не до полусмерти, был обглодан монстрами. Он подносил руку к его забинтованному лицу и аккуратно проводил пальцами по очертаниям его лица. Мори действовал неосознанно. Однако в разговоре с господином он говорил что-то вроде: «Хочу убедиться, что он идет на поправку». На седьмой день после прибытия в Халдею Хиджиката Тошидзо уже пришел в себя и мог привстать с кровати, но бинты снимать разрешалось только лечащим врачам. И единственным человеком, кто увидел, что находилось под ними, была Окита. То, что она была в ужасе — легко сказано. Нагаёши завидовал ей. Он тоже хотел посмотреть, но не потому что беспокоился о здоровье Хиджикаты. На двенадцатый день, как подтвердил Асклепий, уже остальным можно было оказывать помощь Берсеркеру, и Мори не стал медлить. — Долго пришлось тебя ждать, — с усмешкой говорил Хиджиката, после чего от легкой боли скривил лицо и схватился за перебинтованную сторону лица. В комнате находились только он и Нагаёши. — Господин и Мастер запретили мне вмешиваться, говорили, что тебе нужно отдыхать. — Я не об этом. Нагаёши вопросительно наклонил голову. Его взгляд застыл на том, как Тошизо, несмотря на слабость в теле, пытался развязать крепко зафиксированные бинты. Получалось плохо. Мужчина был настолько ослаблен, что его пальцы лишь гладили поверхность ткани, хотя он старался изо всех сил. Речь его была медленной. — Ты же хотел увидеть, а, щенок?.. Небось, завидовал, когда стоял перед дверью в мою комнату? Мори почувствовал, как у него начала выделяться слюна. — Сними их. Ах, как же чешется, как же чешется… Руки Берсеркера сами потянулись к лицу мужчины. Он начал снимать. Один слой бинтов падал за другим. Возбуждающий портрет — разодранная розоватая щека, голая линия зубов и залитый кровью, чудом уцелевший глаз, — он возбудил в сознании Мори сперва мысль, каким он беспомощным и одновременно красивым предстал мужчина, но после его слов, произнесенной с издевательской полуулыбкой: — Вчера было намного хуже. …Мори вновь возненавидел это лицо. Демон Мусаши терпеть не мог Хиджикату. Два Берсеркера, похожие друг на друга примерно одинаковой глубиной безумия и, кстати, в равной же степени известные своей жестокостью, не могли находиться в одной комнате, потому что любой их разговор переходил в перепалку и последующими попытками убить друг друга. Но что касается самого Мусаши, в одной из драк он так откусил ухо Тошидзо. Вкус крови того оказалась не такой, какой ему приходилось испробовать в бою случайно, но горячей, прямо как у него. И что привело его сейчас в ярость, когда он сразу после фразы Берсеркера последовательно повалил на кровать, так то, что он сам хотел взглянуть на разодранное в клочья лицо его соперника. Возможно, он был посмеялся над его нелегкой судьбой и вновь попробовать этой крови, которая наверняка под влиянием ужаса быть съеденным была бы намного горячее, чем в тот раз. Но Тошидзо сейчас сам смеется над ним. Так не лучше ли будет сейчас принести тому боль? — Кх… Агх…! Хиджикате не может нанести столько же боли, как он сам. И только Мори смеет забрать его жизнь. — Глотай. Не пророни ни капли. Мори возбудился быстро. Быстрыми толчками он входил в невосстановившийся рот Хиджикаты, несмотря на боль от смыкающимися зубами вокруг члена. И не то чтобы тот сопротивлялся. Обхватив бедра парня и закатив глаза, Тошидзо, как и приказал ему Нагаёши, полностью принял в рот горячую телесную жидкость. Мори под конец легко встряхнул бедрами и отпустил голову мужчины. Подняв того на колени и взяв за волосы, Нагаёши посмотрел Тошидзо в глаза. И тот с издевкой открыл рот. Сперма потекла по губам и капала с подбородка, а вместе с ней пошла кровь с раны. Но это не помешало Мори впервые за их долгое соперничество впиться в него губами. — Ты просто ужасен, — произнес Хиджиката через поцелуй. Вперемешку соленой сперме на губах мужчин чувствовался привкус железа, а на языке Мори, когда они разъединили поцелуй, даже остались кусочки кожи Хиджикаты. — Кто пошел на это первым, а, ублюдок? Вина на тебе одном, Демон Замкомандующий. Мори зарычал нечеловеческим голосом: — Как бы мне хотелось откусить твой грязный язык! Мужчина расплылся в полуулыбке и рассмеялся, когда партнёр сорвал с него больничный халат. — Демон Мусаши… Надо же так сблизиться нам, таким безумцам. Больше ни тот, ни другой не помнил, кроме того опьяняющего вкуса крови, который свел их окончательно из ума. И тем более боли, успевшей поглотить обоих только за одну ночь.